Благие намерения

Прием затянулся, и все гости без исключения с нетерпением ждали бала, который должен был последовать за ним, чтобы поскорее окунуться в радостную атмосферу танцев, вина и ненавязчивого общения. Только король недовольно хмурился и, проследовав в празднично украшенную залу, опрокидывал в себя один бокал за другим. Он надеялся расслабиться после непростого допроса, но его сразу же оккупировали все, кому требовалась от него хоть самая незначительная мелочь. И в этом гуле голосов, просьб и обращений наиболее ярко выделялись его жена и сестра. Клод буквально вешалась на него, то умоляя быть помягче с матерью, то наоборот приговаривая, что она полностью заслужила столь прохладное отношение, играя жизнями своих детей в угоду амбициям. Принцесса явно перебрала с алкоголем, и Франциску совсем не нравились ее пьяные признания и объятия. В них чувствовалось нечто… противоестественное. В угаре его сестра обычно творила неслыханные бесстыдства, и ему не хотелось даже пытаться выяснить, какой хаос творился в ее голове на этот раз. Не единожды он сбрасывал руку Клод со своего плеча, прося прекратить компрометирующее их всех поведение, но она никогда не умела вовремя остановиться, и тогда, улучив момент, Франциск приказал одному из стражников просто увести Клод с праздника. Тот проделал все достаточно ловко и быстро − никто не стал свидетелем вытаскивания нетрезвой принцессы Франции за ноги с роскошного и людного бала. Король вздохнул с облегчением, но совсем ненадолго: теперь его вниманием завладела радостно спешащая навстречу жена. Он терпеливо покружил ее несколько танцев подряд, надеясь, что угодил Марии достаточно. Она же не упустила случая обговорить с ним возможный брак его матери. − Я думаю, мой дядя действительно будет ей лучшим мужем, − прощебетала молодая королева, кивком указывая на оглядывающегося по сторонам герцога. На мгновение его глаза нашли Екатерину, и королю показалось, что только любимая племянница могла не заметить в них жадной свирепости, − он благороден, знатен и богат. − Мария, он ее ненавидит. Как и она его. Ты представляешь, каким будет их брак? − Франциск ухватил новый бокал, отмечая недовольное лицо жены. − И потом, Гизы уже достаточно связаны с троном через тебя. Я не хочу давать им еще больше власти. Кроме того, они яростные католики, славящиеся своей жестокостью. Одного из них даже зовут Меченым, и это не только из-за его жуткого шрама. Нет, никто из них не женится на моей матери, − он сделал несколько аккуратных глотков, пока Мария тоже выбирала из предложенных ей слугой напитков. Несмотря на любовь к ней, он бы никогда не выдал мать замуж за кого-то из ее дядей. Любой из них с наибольшей вероятностью мог воплотить в жизнь те кошмары, которые так настойчиво стучались теперь в его сознание. − Только поэтому? Или потому, что ты держишь ее для себя и своей постели? − заявила Мария, и он чуть было не выплюнул вино, в достаточном количестве набранное в рот. Она всегда умела улучить самый неожиданный момент для подобного рода предположений. Казалось, жена не верила в его измену и одновременно силой выколачивала признание в ней. Это раздражало и вызывало неприязнь − Франциск не знал, какое именно ее пожелание исполнить. − Мария, у меня был очень тяжелый день, и я не хочу выяснять отношения сейчас, − предупредил он, снова подзывая слугу с вином. − Я обещаю подумать и объявить свое решение как можно скорее, − она обиженно поджала губы, постукивая ногтями по ножке бокала и явно не одобряя поведение мужа. − Даже если это так, даже если ты испытываешь к ней… − Мария замялась на секунду, подбирая слово, − страсть, найди ей мужа, Франциск. Пусть она будет где угодно, только не здесь, − она развернулась и отошла к своим заскучавшим фрейлинам, а король вспомнил слова Нарцисса − Мария действительно пыталась избавиться от соперницы и делала это все более открыто. Праздник продолжился, становясь все более шумным и неуправляемым: присутствующие роились в зале подобно мухам, навязчиво жужжа и с возрастающей регулярностью разражаясь пьяными выкриками. В какой-то степени это даже радовало: по крайней мере, католики и протестанты не хватались за ножи, чтобы прикончить друг друга. Шутки, смех и танцы были определенно лучше рек крови на дорогом паркете королевского замка. Поэтому Франциск уговаривал себя не раздражаться из-за слишком громкой атмосферы веселья, а просто отвлечься, развеяться. В конце концов, он выполнил непростую задачу − нашел предателя, потешавшегося над королевой-матерью. Да и переговоры с Англией пока шли успешно: конечно, все знали, что мир сейчас достигнут не будет, но и угроза войны ослабла на то время, пока две враждующие страны изливали друг на друга потоки лести, тайно восстанавливаясь для решающего сражения. Он выпил еще один бокал, пытаясь подсчитать, сколько уже перевел вина из холодных погребов. Немало, но зато музыка и смех больше не раздражали так сильно. Король покрутил в руке тонкую серебряную ножку, вспоминая, как нашел оприходовавшую целый кувшин вина мать спящей на полу. Эта женщина снова настойчиво стучалась в его сознание, хотя он не смотрел на нее ни секунды. Франциск отстраненно подумал, что не зря запретил приносить ей хмельные напитки в большом количестве − предсказать ее действия, диктуемые отчаянием, становилось все сложнее. Он окружил мать запретами − прогулки в определенных местах, непременная стража, строго регламентированное посещение мероприятий… это казалось необходимым и в то же время подлым. Действительно, честнее было выдать ее замуж, но он никак не мог принять окончательное решение. Навязанный брак не сделает счастливым ни его, ни мать. Злоба на нее снова поднималась в сердце Франциска. Зачем она поставила его перед таким выбором? И то, что он увидел, осознал сегодня причиненные ей физические страдания, сначала вызвало желание поскорее прибежать к ней, обнять и попросить прощения, а потом неожиданно перетекло в ярость из-за того, в кого она превратила его своим предательством. Он упорно гнал чувство вины, опустошал бокал снова и снова и злился… злился на нее, на самого себя, на эту чертову музыку и словоохотливых дворян, на откровенно заигрывавших с ним девушек и коловшую неприязненным взглядом жену. − Можно тебя на пару слов? − Франциск с нескрываемым удовольствием использовал обратившегося к нему брата в качестве предлога для окончания разговора и отвернулся от давно надоевших собеседников. − Речь о твоей матери, − напряженно замерший рядом с ним Баш мельком посмотрел на королеву, притаившуюся в самом конце зала. Екатерина забилась в угол с бокалом вина, то и дело нервно посматривая по сторонам. Бастард видел, что за этот вечер она успела отвергнуть настойчивые ухаживания как минимум двух мужчин. − Я слышал, Нарцисс просил ее руки... − Это тебя не касается, − тут же прервал его король, делая очередной глоток из своего бокала. Раздражение отчетливо уродовало Франциска, делая глаза непомерно большими, а кожу пятнистой. − Ты должен знать, я против этого брака, но, возможно, тебе стоит выдать ее замуж за кого-нибудь еще. Не столь опасного, но надежного, − осмелился продолжить Баш, несмотря на явное недовольство короля. Бастард никогда не питал теплых чувств к своей мачехе, но то, что сейчас происходило, вызывало опасения у всех, кто входил в ближний круг короля. Престиж королевской семьи падал, Франциск же в чужих глазах виделся теперь либо безвольным мальчишкой, не сумевшим разобраться с матерью и собственными желаниями, либо глупцом, сознательно разжигавшим рознь с ее помощью. Все это подрывало его власть, но он не слушал ни советников, ни друзей, и те решили подослать к нему брата, когда-то слывшего для короля авторитетом. На самом деле, Баш очень сомневался, что младший брат согласится с ним − после того случая с Марией и попыткой изменения линии престолонаследия Франциск не очень-то принимал от него советы по поводу своей семьи, пусть во многом другом и интересовался мнением бастарда. И все же поговорить с ним стоило, ведь помимо знати и вельмож к Башу обратилась Клод, на удивление переживавшая за мать. Конечно, когда не впадала в свойственные ей истерики. − Я не хочу это обсуждать, − вскинулся король, возвращая Баша в реальность. − И откуда такая забота о ней? − с легкой угрозой в голосе спросил он. − Клод попросила меня побеседовать с тобой… когда еще не перебрала лишнего, − рискнул воспользоваться именем сводной сестры Баш и подошел ближе, чтобы никто не смог услышать намечавшийся разговор. − Франциск, это слишком. Ты обесчестил мать, бросил и даже не хочешь прикрыть ее позор браком, − он кивнул в сторону королевы, и брат проследил за ним взглядом. − По двору ходят слухи − один отвратительнее другого. Ты не позволяешь ей присутствовать даже на тех мероприятиях, которые ей положено посещать по статусу... − осторожно начал прощупывать почву Баш. − Значит, у меня есть на это причины, − голубые глаза короля сверкнули такой яростью, какой он никогда в нем не видел. − Может, и так. Но она королева-мать, и этого не изменить, − он не мог поверить, что сейчас пытался защитить честь женщины, которую когда-то приказал заковать в цепи, но Франциск ведь сам сделал его советником, и Баш должен был заботиться обо всех важных вопросах государства. И вопрос отношений короля с матерью неожиданно стал едва ли не самым острым. В том числе и потому, что оказался сопряженным с вопросом религиозным. − Над ней смеются... − Неужели? − Франциск высоко задрал подбородок, словно бросая вызов. − Она должна была предвидеть это, когда едва не сделала так, чтобы смеялись надо мной, − заявил он ничего не понимающему Башу. − И она сговорилась с этим ублюдком. Не удивлюсь, если он уже уложил ее в постель, − неожиданно спокойно закончил Франциск, допивая вино. − Постель? − удивился Баш слепоте брата, с трудом догадавшись, что речь шла о Нарциссе, столь ненавидимом ими обоими. − Посмотри на нее. Она не знает, куда деваться от уверенных в твоем презрении к ней, − он махнул рукой, и Франциск снова взглянул на мать. На этот раз в его взгляде мелькнули вина и сочувствие. − Я люблю ее. Так люблю, − почти неслышно признался король, наблюдая, как она с отчаянием, замершим на лице маской, пытается не обращать внимания на ядовитые смешки придворных дам и масляные взгляды слишком смелых кавалеров. − Тогда вновь сделай ее королевой. Настоящей королевой, обладающей властью. Огради своей волей, − решился предложить то, что совершенно не одобрял, Баш. Даже новое возвышение Екатерины будет лучше и безопаснее официального унижения одного из главных членов королевской семьи. − Нет, − помотав головой, отказался Франциск, с трудом отворачиваясь от матери. Нежность в его глазах сменилась холодностью и усталостью. − Либо это, либо брак. Я могу помочь тебе подобрать ей хорошего мужа, − Баш ощущал все большее раздражение от упрямства брата и от тщетных попыток понять, что им двигало. Ведь Франциск явно не разлюбил мать. − Она не выйдет замуж. Ни за Нарцисса, ни за кого-либо еще, − превращаясь на глазах из любящего сына в исходящего злобой короля, пообещал тот. − Никогда. − Франциск, это неразумно! − тоже выходя из себя, повысил голос Баш. − И подло! Одно то, что ты спал с ней... − И это говорит мне мой брат, который спал с нашей сестрой! − рассмеялся король, меняя очередной пустой бокал на полный. − Мне не нужны твои советы, братец. Это моя мать, и я буду поступать с ней так, как считаю нужным, − Франциск огляделся вокруг, будто ища кого-то. − Не перечь мне, иначе я напомню тебе, кто − король, а кто − бастард, − Баш замер, уязвленный его словами, а потом молча поклонился и отошел, наблюдая, как брат приглашает на танец какую-то страшно размалеванную фрейлину, и обещая себе больше никогда не вмешиваться в королевские семейные отношения. − Вам лучше уйти, Ваше Величество. Ничего важного уже не случится, а те двое подозрительно переговариваются между собой, не отрывая от вас глаз, − почти добравшись до двери, он все же остановился на несколько мгновений рядом с мачехой. Рядом с ней крутился не один сомнительный тип, а из ближайшего угла слышалась отборная брань − не громкая, но сам факт того, что кто-то не стеснялся в выражениях в непосредственной близости от королевы Франции, говорил о многом. Баш развернулся на каблуках и скрылся в толпе, оставляя Екатерину с ощущением замешательства и липкого страха. Она взглянула на тех, кто, по мнению бастарда, представлял для нее опасность, и похолодела. Это были те самые дворяне, что не так давно напали на нее в коридоре. Она вспомнила, как они сразу вдвоем зажимали ей рот, тискали грудь, оглаживали бедра и шарили бесстыдными ладонями под юбкой, сопровождая свои действия непристойными комментариями. Внутри что-то неприятно зашевелилось. Вне всякого сомнения, они собирались изнасиловать ее, чтобы кто-то из них потом безнаказанно женился на ней. Она сглотнула и на ватных ногах поплелась к выходу, только на середине пути вернув себе королевскую походку. Волосы на затылке Екатерины стали дыбом, стоило ей понять − те двое шли следом. − Куда вы так торопитесь, Ваше Величество? Эта ночь может стать особенной, − кто-то из осмелевших от выпитого алкоголя дворян поймал королеву за руку, настойчиво стиснув пальцы на ее запястье. Королевская лилия, украшавшая браслет, впилась в кожу, и она болезненно охнула. − Вы самый прекрасный цветок на этом празднике, − сильнее вдавливая браслет в руку Екатерины, добавил мужчина, пытаясь притянуть королеву за талию. Преследователи теперь недовольно поглядывали на осмелевшего соперника. − Позвольте составить вам компанию. − Не стоит, − процедила Екатерина, с облегчением замечая спешившую ей на выручку стражу. Со стороны все выглядело вполне прилично, но у них были четкие и подробные инструкции насчет любого мужского внимания к королеве. Корыстные воздыхатели разочарованно расползлись в стороны, а она в сопровождении едва ли не дюжины человек прошествовала к своим покоям, и, оказавшись там, сразу же бросилась сдирать с себя платье. Оно тряпкой опустилось на пол, и Екатерина подошла к зеркалу. В последнее время она часто глядела в него, ища ответы на не дававшие покоя вопросы. Сейчас ей казалось, что она выбрала слишком вызывающее платье, хотя в действительности оно имело ничем не примечательный покрой и когда-то любимый ею зеленый, совсем не яркий, цвет. Легкий макияж теперь смотрелся малеванной гримасой потаскухи из борделя, духи лезли в нос отвратительным терпко-сладким ароматом. Королева понимала, что все это − фантазии, но ей так тяжело было примириться с тем, насколько низко стала оцениваться ее честь. В ней видели одновременно кусок мяса и путь к власти. Подобное отношение угнетало, давило, вызывало тошноту. Она сбросила с себя нательную сорочку сразу же, как только фрейлины стянули с нее слабо зашнурованный корсет − даже таким он причинял дискомфорт изуродованной спине, но уже в который раз Екатерина подумала, что почти перестала чувствовать слабую боль. Она заметила это пару недель назад: случайный удар локтем о стол, легкая мигрень, тянущий спутавшиеся волосы гребень − она почти не обращала на них внимания. Екатерина и раньше неплохо переносила боль, закаленная десятком родов и несколькими тяжелыми недугами, но сейчас она будто не замечала ее. Это было странно и немного страшно. Судя по всему, клеймо принесло ей совершенно неожиданные последствия. Фрейлины помогли ей переодеться в ночную сорочку − слишком нарядную, на взгляд Екатерины, слишком нелепо кремовую. Впрочем, сегодня она уже не могла трезво оценивать собственный внешний вид и сосредоточилась на том, чтобы поскорее очистить лицо от косметики. Справившись с задачей, королева отметила, что все же выглядела неплохо − хотя бы не было синяков под глазами, морщины не выделялись от усталости, волосы приятно золотились, вернув природный блеск, пропавший на время затянувшегося лежания. Не красавица, но и не страшна. Раньше о ней часто говорили так, и почему-то она задалась подобными мыслями сейчас. Наверное, от скуки и желания отвлечься. Лучше было думать о блеске своих волос, чем о том, что в этот самый миг король подбирал ей мужа. На душе стало совсем плохо, и из глаз сами по себе брызнули слезы. Сначала она наблюдала за тем, как они стекают по абсурдно бесстрастному лицу, а потом решила пересесть на кровать, не желая больше видеть убогое зрелище. Слезы помогали ей снять чудовищное напряжение, и лишь поэтому она не давила их в зародыше, просто стараясь не думать о соленых прозрачных каплях. Всего несколько минут мирного плача, и станет немного легче. Даже не слабость − средство от безумия. Она не ждала гостей, выпроводив фрейлин и служанок, но дверь вдруг открылась и снова закрылась − без стука. Екатерина остервенело протерла слезящиеся глаза и поднялась с кровати. Конечно, в такой час и подобным образом ее мог навестить только один человек. Лицо сына не выражало никаких эмоций, и, несмотря на весь свой жизненный опыт, она не смогла бы сказать, зачем он пришел: назвать имя ее будущего мужа, выразить какое-либо недовольство или воспользоваться материнским телом. Екатерина надеялась на последнее, пусть это было до омерзения неправильно, но только его страсть могла спасти ее. Конечно, она ошиблась. − Я недоволен твоим поведением, − холодно пояснил цель визита Франциск, и она поёжилась от его тона. − Ты постоянно пропадаешь в своих покоях, а когда появляешься на людях, строишь из себя невинную жертву. Ты пытаешься выставить меня тираном, и мне это не нравится. − Ты сам запретил мне появляться где-либо, кроме обеденного зала и бессмысленных праздничных приемов, − Екатерина покрепче завязала пояс халата, подавив желание обхватить себя за плечи. Жестокость сына не знала границ. − И даже там я слышу исключительно издевки и смех. − И кто в этом виноват? − Франциск вопросительно приподнял бровь. − Если бы ты захотела, сейчас у тебя было бы все. − Ты говоришь мне это так часто, но можно подумать, моя репутация была бы лучше, − она посмотрела ему в глаза, угадывая в них отголоски эмоций, отличных от ненависти и укора. − Обо мне думали бы то же самое, только молчали бы, боясь твоего гнева. − Ты предала меня, − настораживающе тихо напомнил Франциск, и королева испугалась, не придумал ли он для нее нового наказания. Неужели в нем вновь взыграла жажда причинить ей боль? Неужели это никогда не закончится? − Ты сказала, что ненавидишь меня. − Ты мой ребенок, я не могу тебя ненавидеть, − он подошел ближе, и Екатерина попятилась. Она помнила те слова, брошенные в горячке. Она всегда знала, что они задели Франциска, но он впервые выдавал, как сильно. − Я сказала это, потому что мне было больно. Ты не представляешь, насколько. − Я наказал тебя справедливо, − Франциск отвернулся на мгновение, и королеве показалось, что привело его сюда вовсе не недовольство её поведением, и признание в невыносимых страданиях словно пристыдили его, пусть и поверить в подобное было сложно. − Зачем ты продолжаешь наказывать меня сейчас? − она позволила обиде просочиться в голос. − Разве я не отплатила за свое преступление сполна? Или тебе все-таки нравится унижать меня, зная, что я ничего не могу с этим сделать? − по выражению лица сына Екатерина сразу поняла: она перегнула палку. Стоило хотя бы сейчас, когда он впервые за долгое время сам пришел к ней, оставаться с ним мягкой и покорной, давить на жалость, заманивать в постель, но желанный визит пробудил в ней слишком много чувств. Обида, отчаяние, ощущение бессилия и упрямая, не подвластная никаким препятствиям материнская любовь клокотали внутри, грозясь разорвать на части. − Еще одно слово, и завтра ты начнешь примерять свадебное платье, − мгновенно разозлившись, Франциск с необычайной для него силой схватил ее за руку. − Хочешь меня напугать? − с вызовом спросила королева, все больше уступая гневу. Он не должен видеть ее страх, ее самое уязвимое на данный момент место. − Ты никогда не отдашь меня другому. Ты выгнал нас с Нарциссом, стоило ему заикнуться о браке. Замужество мне не грозит, − вовсе не чувствуя уверенности в этом, заявила Екатерина. − Похоже, ты так и не поняла, − выворачивая её руку под неестественным углом, усилил неуверенность Франциск. − Я король. И если я захочу, ты выйдешь за самого ненавидящего тебя дворянина; если я захочу, ты приползешь в мою кровать; если я захочу, ты сделаешь и то, и другое, − Екатерина дернулась вперед, инстинктивно пытаясь уйти от боли в заломленной руке и вдруг различила яркий, неожиданно сильный запах вина. − Ты пьян, − неверяще прошептала она. Екатерина никогда не видела своего сына пьяным − он и сейчас таким не казался. Но этот запах... этот запах лучше всего объяснял, почему, после столь долгого отсутствия, король вдруг объявился в ее покоях под совершенно глупым предлогом. − Судя по всему, мои советники все же правы. Я должен избавиться от тебя. Выдать замуж и отослать куда-нибудь подальше. Иначе ты найдешь способ извести меня. Один взгляд на тебя лишает меня рассудка и способности мыслить здраво, − он резко отпустил ее запястье и оттолкнул − совсем легко, но этого хватило, чтобы Екатерина не устояла на ногах и упала, ударившись головой о темное дерево кровати. − Извести тебя? − королева прижала ноющую руку к столь же сильно пульсирующему затылку. Боль казалась почти приятной. По крайней мере, она отрезвляла и помогала собрать мысли воедино. − Я признала свою вину, я ответила за свой поступок сполна. Разве нет? − Екатерина приподнялась на коленях, глядя на не сдвинувшегося с места сына. Глаза снова слезились − ее нервы стали совсем никудышными. Она боялась слов сына, которые могли последовать уже в следующую секунду. Что бы он ни решил, это не принесет ей ничего хорошего − либо и дальше насмешки и издевательства от все больше смелеющего в своей ненависти двора, либо замужество, в котором ее ждут только испытания, если еще она не умрет в родах, наверняка затребуемых новым супругом. − Сколько дней я пролежала в агонии, теряя сознание от боли? Сколько дней не могла встать с кровати? Сколько дней провела в четырех стенах в полном одиночестве? И это было моим наказанием. Не меньшим, чем само клеймо, − наблюдая, как он сжимает и разжимает кулаки, Екатерина выпускала наружу все, что терзало её так долго. − Как со мной будет обращаться муж, увидев его, даже если он окажется хорошим человеком? Шлюха короля с его меткой на пояснице... Она прервалась на полуслове и ахнула, когда он в одно мгновение преодолел разделявшее их расстояние и, схватив за волосы, бросил на кровать. Екатерина вжала лицо в перину, почувствовав, как сын задирает её халат и сорочку, и решив, что, разозлившись, он возьмет её еще более грубо, чем в прошлый раз, но Франциск только провел пальцами по затянувшемуся свежей кожей клейму и лег на нее сверху, горячо дыша в ухо. Его дыхание быстро превратилось в мирное сопение, и она поерзала под весом сына. Было тяжело, но королева терпела. Если он заснет, если проведет всю ночь в ее постели, она сможет этим воспользоваться. Пусть между ними ничего не случится, она подаст визит Франциска под нужным соусом. Двор посчитает, что у него вновь проснулся интерес к матери, и если он не прикажет вести ее к алтарю завтра же, она потянет время, получит небольшую передышку в борьбе с разного рода ухаживаниями. − Мне нужно идти, − невнятно пробормотал король, когда она привыкла к ощущению сдавленных легких и живота. Он приподнялся на локте и снова опустился, не совладав с плененным алкоголем телом. − Ты пьян, Франциск, и не дойдешь. Не страже ведь тебя тащить. Останься здесь. Моя репутация хуже не станет, − призвав на помощь всю свою выдержку, спокойно предложила Екатерина, едва не хватая сына за руки, стоило ему скатиться с нее и улечься на самый край постели. − Нет, − даже в таком состоянии заподозрив неладное, король попытался сесть и повалился обратно из-за вцепившихся в его плечи рук матери. − Куда ты так торопишься? − обхватывая голову сына неуверенными пальцами, спросила Екатерина и сама улеглась на него сверху. − Останься, Франциск. Тебе ведь хорошо со мной, как бы ты ни отрицал это, − ее голые ноги заскользили по его прикрытым слоями одежды бедрам, и он дернулся, избегая прикосновений. Екатерина огорченно выдохнула: она не хотела становиться настоящей шлюхой и соблазнять его открыто, но он сопротивлялся, и, похоже, ей все-таки придется раздеться. − Не смей делать этого. Даже не думай, − он вдруг посмотрел на нее совершенно ясными глазами, словно прочитав мысли. − Не разочаровывай меня. Ты должна остаться королевой, − он погладил ее опустившуюся на его грудь ладонь и притянул к себе. − Я и без того больше не королева, − неожиданно вновь ощутив полное бессилие, Екатерина смирилась и легла рядом, так и не вытянув руку из его пальцев. − Если ты все-таки решил выдать меня замуж, пусть это будет Нарцисс. Он не причинит мне вреда. Я больше не выдержу − мой предел наступил, − устало призналась она, больше всего желая, чтобы страдания наконец закончились. Может быть, ей действительно суждено выйти замуж еще раз. Жаль, она не имела возможности спросить Нострадамуса. Впрочем, подлый мерзавец умолчал о том, что ее ждала судьба любовницы сына. Кто знал, о чем еще он не сказал? Она посмотрела на Франциска, ожидая ответа, издевок или оскорблений, но король спал, так и не услышав ее слова. Королева улыбнулась, радуясь нежданному везению, и откинулась на подушки, не разорвав странного сцепления их рук. После очередного трудного дня ее тоже клонило в сон, и она позволила себе заснуть, погрузившись в тревожные видения.