Праздник фонарей

Смерть — путь воина. Из нас двоих воином был я, но смерть выбрала ее. У нее на голове корона из полевых цветов, а в руке спелый баклажан, фиолетовый и теплый. Она смеется музыкой, она красива так, как красива книга без читателя. И когда за ней пришла смерть, цветы рассыпались, баклажан покатился по полу, музыка смолкла, безжизненные тела полевых цветочков укрыли холмик. С тех пор я люблю вьюнок и не люблю холмы. Между живыми и мертвыми нет разницы. Все мы гости на празднике Бон. Я хожу по земле и собираю головы живых мертвецов. Одному я отрезал голову веревкой, другому я отрезал голову после того, как утопил его в формалине, третьему я воткнул под подбородок танто, четвертому я изгрыз лицо, а голову пятого я отослал по почте. Одна голова мне не досталась: он умер по воле бога смерти, не по моей. Бог смерти ходит по земле и собирает жатву, а я хожу параллельно с ним. Я вижу в жатве бога смерти какую-то особенную красоту, а он видит, что мало для каждого из них одной смерти. Мы встречаемся с ним на празднике Бон. С ним и с той, чья цветочная корона похоронена на холме вместе с головой и молочными зубами. И я не знаю, кто из нас мертвее — я или она. В «Хагакурэ» сказано, что человек, которому отсекли голову, может совершить одно последнее действие. Действием может быть и мысль или какое-то воспоминание. Ты молчишь, когда мы встречаемся на празднике Бон, но я знаю, о чем ты думала: я был тем последним воспоминанием, и ты можешь быть уверена, что стала воспоминанием для всех тех, кого я убил во имя твое. Мне жаль, я не могу воскресить тебя, чтобы ты выросла рядом со мной, и узнала много интересных вещей, увидела бы красоту мира, стала бы воином или осталась бы смертным ангелом. Мне жаль, я не могу воскресить их, чтобы убить снова. Я убивал бы их вечно, если бы мог. Но я могу только убивать себя, день за днем, пока стрела бога смерти не достигнет цели.