Кукла

Кайл сидел у себя в комнате и переписывал лекции из черновой тетради — ему казалось очень важным хранить все записи в аккуратном, упорядоченном виде. Он уже клевал носом — не помогал даже кофе, — но все равно писал, решив закончить с этим сегодня. Следующая неделя была расписана буквально по минутам, так что дать себе поблажку он не мог. За окном было темно, небо затянули тучи, и в воздухе пахло приближающейся грозой. В последнее время они случались часто, Кенни даже шутил, что это Тор запал на кого-то из их девчонок. — Ну все, осталась последняя страница, и можно будет идти ложиться спать, — довольно сказал Кайл и потянулся. За окном сверкнула молния, так близко, что глазам стало больно от этой яркой вспышки. Кайл поежился — он читал в интернете, что к кому-то из соседей залетела шаровая молния и несколько людей сгорели в собственном доме, даже не успев понять, что случилось — от разряда у них остановилось сердце. Пошел дождь, и сон навалился с удвоенной силой, в какой-то момент Кайл поймал себя на том, что клюет носом, а лист тетради перечеркнут жирной кривой линией. Чертыхнувшись, он потряс головой, отгоняя дремоту, но организм объявил ему бойкот. Пришлось все-таки отложить остаток лекции на завтра — в таком состоянии он мог наделать ошибок и даже не заметить этого. Кровать приняла его в свои объятия, мягко укутав пуховым одеялом. Кайл вытянулся, потерся щекой об подушку и сладко зевнул. Как бы он ни сопротивлялся, все же сон оставался наиприятнейшим занятием, особенно после тяжелого учебного дня. Очнулся он посреди ночи — за окном громыхал гром и молнии сверкали, практически не переставая. Дождь шумел, стучал о карниз, и уже не навевал сон, а пугал — так и до урагана было недалеко. За буйством природы Кайл даже не сразу понял, что именно его разбудило. Крик — громкий, пронзительный, он звучал откуда-то снизу на одной высокой ноте. Нечеловеческие интонации, звериные и панические — невозможно было определить, кто именно кричал. Кайл подскочил на кровати и ринулся к выходу раньше, чем успел обдумать ситуацию. Только когда уже повернул ручку двери, задумался и вернулся за битой — если к ним явились грабители, то оружие не помешает. Крик раздался снова, но Кайл заставил себя не спешить, чтобы не попасть в ловушку. Дверь в комнату родителей была открыта, но внутри никого не было, разворошенная постель напоминала поле боя — подушки валялись на полу, одеяло свисало неаккуратной кучей, словно под ним кто-то затаился. Кайл сглотнул, собираясь с силами. — Мама, папа, — хриплым шепотом позвал он, сделав шаг за порог, но никто не откликнулся. От раскатов грома заложило уши. В комнате Айка горел свет, и замок тихо щелкал — подойдя ближе, Кайл понял почему. Дверь была неплотно прикрыта и шаталась под порывами ветра из открытого окна. У Кайла скрутило живот, и сердце ухнуло куда-то в пятки — пустая комната не сулила ничего хорошего. Айка могли похитить, родителям могли угрожать — в любом случае, происходило что-то нехорошее. Вдруг Кайл краем уха услышал, что крик снизу перешел в плач. Тоскливый, с подвываниями, от него внутри все похолодело — какое-то безумие творилось в доме, а Кайл не знал, куда бежать в первую очередь. Все-таки, рассудив здраво, он решил сначала вызвать полицию — что бы там ни было, а в доме действительно происходила какая-то чертовщина. В телефонной трубке стояла глухая тишина — Кайл даже попробовал понажимать на кнопки, надеясь, что это какой-то сбой, но телефон никак не реагировал. Либо из-за грозы где-то пропала сеть, либо им перерезали провода. Кайл молился, чтобы дело было в грозе. Он спустился на первый этаж, держа биту перед собой и стараясь двигаться бесшумно, однако предательские ступеньки поскрипывали, выдавая его приближение. Плач раздавался из гостиной, и Кайл, пытаясь унять бешено бьющееся сердце, на цыпочках подошел к двери. Та была прикрыта, но было видно, что света в комнате нет. Выдохнув, Кайл с силой пнул дверь и ворвался внутрь. Картина, представшая перед его глазами, заставила бессильно опустить руки и уставиться перед собой невидящим взглядом — вся его семья лежала на полу в самом центре комнаты. Никого постороннего рядом не было, но это было уже не важно — бита выпала из ослабевших пальцев, стукнулась об ковер и укатилась под тумбу. — Как? — голос не слушался его, и Кайл сделал шаг вперед, пытаясь сдержать подступившую к горлу тошноту. Плакала его мама, прижимая руки к вспоротому животу — внутренности лежали вокруг нее, кишки, влажно поблескивая, обвивались вокруг шеи, словно удавка, и лицо её, посиневшее, напоминало восковую маску. Она все еще дышала, и с каждым вздохом ребра расступались все шире, выпуская наружу то, что еще оставалось в ней: сердце, легкие, поджелудочная. Странно, что она еще была жива. Её взгляд остановился на Кайле, и тут она резко посерьезнела. Пересохшие фиолетовые губы разомкнулись: — Это все твоя вина, — страшно прохрипела она, едва ворочая распухшим языком. Страшный оскал еще больше обезобразил её лицо, и Кайл отвернулся, не в силах больше вынести это зрелище, согнулся пополам, держась за живот. Его стошнило прямо на любимый папин ковер. Точнее, бывший любимый. Отец лежал рядом и держал мать за руку. Его пальцы все еще слабо подергивались, но он уже был мертв — его глаза торчали у него изо рта, и нервы свисали на подбородок, словно какие-то щупальца. Кайл заорал бы, но голос пропал — он не мог ни сдвинуться с места, не сказать что-нибудь. Глаза отца обличительно смотрели на него, явно тоже осуждая. Дальше всех от входа лежал Айк. Его руки были сложены на груди, и он ни на кого не смотрел, не говорил. По бокам от него в луже крови, распростертые словно крылья, лежали легкие, поддерживаемые кожей. Этакая пародия на невинного ангела — Кайла повело, он переступил с ноги на ногу и рухнул на пол, прямо в лужу собственной рвоты. Ему уже не было противно или страшно, ему было никак. Это было похоже на страшный сон, отвратительный кошмар, от которого можно очнуться, только хорошенько ущипнув себя. У Кайла не осталось на это сил. Внезапно Айк открыл глаза и посмотрел на него, улыбнувшись и сверкнув белоснежными зубами. — Иди к нам, Кайл, мы очень соскучились, — его голос был булькающим, и когда он закончил говорить, из уголка рта потекла тоненькая струйка крови. Он улыбался, давясь собственной кровью. Между ними, словно в круге, лежал нож — Кайл заметил его последним. Не раздумывая, он шагнул в этот дикий круг и поднял, уперев лезвие в собственную грудь. Ему показалось, что мать схватила его за ногу, но времени на то, чтобы посмотреть и проверить это, у него не осталось. Нож вошел в грудь, словно в подтаявшее масло, и Кайл улыбнулся почти счастливо — он не сошел с ума, нет, просто это был всего лишь дурацкий сон, а он хотел проснуться. *** Картман приходил в больницу точно по расписанию — каждый день с шести до девяти. Иногда он встречался там со Стэном или Кенни, и они вместе сидели у кровати Кайла, но были дни, когда посетителей не было. Такие дни Картман любил больше всего — в палате было тихо, спокойно, а самое главное — Кайл принадлежал только ему. Обездвиженный, парализованный после аварии, в которой погибли все его родственники, он не говорил, только иногда приходил в себя и смотрел вокруг, словно все еще находясь в забытьи. Вот и сегодня — они остались вдвоем, и Картман закрыл дверь, чтобы никто из санитаров случайно не заглянул к ним. Это было похоже на одержимость, на болезнь, пожиравшую его изнутри, но это было единственным, что все еще приносило удовольствие. У Картмана был свой бизнес, у него в подчинении находились сотни людей, но единственным, кто знал все о его желаниях, оставался Кайл. — Короче, я выгнал этого говнюка. Конечно, сейчас уже ничего не докажешь, но я абсолютно уверен, что он положил в мой кофе две ложки сахара! Две, представляешь? Хотя в договоре прямо написано — три. Если этот мудак косоглазый даже договор нормально прочесть не смог, что бы он натворил с моими документами? — Картман улыбался, держа Кайла за руку и прижимаясь к ней щекой. Холодные пальцы нежно гладили разгоряченную кожу. Это была прелюдия — неторопливая, размеренная, Картман обнажал собственную душу, а Кайл — тело. Его руки исхудали за время, проведенное в больнице, а ноги напоминали сухие веточки, и Картман казался себе огромным рядом с ним, могущественным и непобедимым. Аж зубы сводило от удовольствия — хотелось вгрызться в отощавшее тело, вывернуть его наизнанку и разорвать на куски. Но он не мог позволить себе оставить слишком заметные следы, поэтому только сжимал пальцы до хруста и дышал отвратительным больничным запахом — запахом, теперь четко ассоциирующимся с Кайлом. Стянув простыню на пол, Картман забрался на койку и сел в ногах, взял правую ногу в руки и провел пальцами вдоль стопы — аккуратно, сдвигая косточки, каждую на миллиметр. Если бы Кайл был в сознании, то уже орал бы в голос и отпинывался, но он не мог пошевелиться, не мог сказать, вообще ничего не мог. А потом он открыл свои зеленые глазищи и уставился прямо на Картмана, будто узнал. — Ох, — от его взгляда возбуждение накатилось душной волной, и жар вспыхнул внизу живота, тут же заставив член напряженно встать, вжимаясь в тонкую брючную ткань. В глазах Кайла была паника — чуть ли не первая осмысленная реакция за пару лет. Картман наклонился и лизнул большой палец на ноге, вобрал его в рот и укусил, с силой сжимая челюсть — еще немного и тонкая кость хрустнула бы, не выдержав напора, но Картман остановился, слизнул выступившую капельку крови и зажмурился довольно, словно кот. Он давно не пробовал ничего вкуснее этой гадской жидовской крови, чуть солоноватой и терпкой, застывшей на языке нестираемым металлическим привкусом. — Я сегодня принес тебе подарок, — Картман улыбнулся, сверкнув всеми тридцатью двумя зубами, и достал из кармана смазку и хирургические перчатки. — Решил, что давно тебя никто не баловал, и что это надо как-то исправить. Он натянул перчатки и, выдавив смазку, раздвинул ноги Кайла, склонился и мазнул пальцами между ягодиц. — Ты знаешь, у тебя внутри должно быть чертовски узко! Так узко, что любой извращенец отдал бы бешеные бабки, лишь бы трахнуть тебя. А я, оцени мою доброту, хочу всего лишь доставить тебе удовольствие! — голос его начал подрагивать от возбуждения. Голову крыло, словно от наркоты, даже лучше, чем от наркоты, мозги полностью очистились, и голову заполнил белый пульсирующий туман. Выставив средний палец, Картман надавил на анус и с трудом, проталкиваясь сквозь одеревеневшие мышцы, ввел его по первую фалангу. Кайл не двигался, и это было несомненным плюсом — вряд ли он смог бы проделать подобные вещи, будь тот в сознании. Согнув палец, он повернул руку и вытащил его, наблюдая, как размыкаются непослушные стенки кишечника под его напором. — Видишь, как хорошо? Видишь, — Картман резко выдохнул и чуть не кончил в штаны, когда анус так и не закрылся после того, как он полностью вынул палец. Это было волшебное зрелище, и Картман не сдержался, пихнул внутрь сразу два — резко, грубо, насилуя тело Кайла со всей накопившейся злостью. Он сжал зубы, скрипнув ими друг о друга, и пересел на колени, чтобы лучше видеть задницу Кайла. Он с трудом развел пальцы в стороны и вытащил их. Сантиметра два — и стенки не смыкались. Картман готов был взвыть от восторга, он выдавил побольше смазки и толкнул внутрь сразу целую кисть — четыре плотно сомкнутых пальца. Сначала они двигались туго, тело Кайла сопротивлялось и не пускало его, выталкивая обратно, но Картман был настойчив — он почувствовал, как рвется под напором тонкая кожа, и его самого чуть не разорвало. Сердце билось в груди с бешеной скоростью, перескакивало с ребра на ребро и выбивало чечетку. Картман ерзал на простынях, сбивая их в комок, но не мог остановиться — пальцы полностью скрылись в анусе Кайла. И тут Картман заметил катетер. Он никогда раньше не обращал на него внимания — ну трубочка и трубочка, тянется от уретры под кровать, а тут его словно током ударило, он потянул за трубочку, и член потянулся следом — вялый, сморщенный, он дрогнул, когда Картман потянул сильнее и с тихим чпоканьем вытащил трубку. Сглотнув, Картман взял член Кайла в руки и помассировал его, погладил головку большим пальцем, а потом вытащил руку из ануса — совершенно забыв, что собирался запихнуть её полностью, по самую кисть, схватил катетер и приставил к отверстию, надавил чуть сильнее, не в силах отвести взгляд от того, как гладко так входит внутрь, погружается в бесчувственный член Кайла — вот тут-то Картман и не выдержал, навалился сверху, придавив собой обездвиженное тело, заглянул в полные паники глаза и, расстегнув ширинку, всунул собственный стоящий и истекающий смазкой член между ягодиц. Было туго и горячо — только весь жар исходил от него самого, он вталкивался в сопротивляющееся тело Кайла с извращенной жестокостью, койка под ними ходила ходуном, жалобно поскрипывая, но Картман уже не мог остановиться, он трахал Кайла, словно одержимый, кусал его за плечи и вдавливал хилое тельце в матрас. Ему потребовалось не больше двух минут, чтобы кончить — все тело свело предоргазменной судорогой, и он бы заорал в голос, если бы это не привлекло слишком много внимания. Кажется, после этого он на пару секунд потерял сознание, потому что когда открыл глаза, то обнаружил себя лежащим сверху, член все еще вяло пульсировал, внизу было влажно и так хорошо, что, будь его воля, он бы остался так лежать вечно. Но время посещений заканчивалось, и пришлось поднять себя усилием воли, оттолкнуться от кушетки и застегнуть штаны. По бедрам Кайла стекала сперма, простыня была скомкана, и мокрая лужица влажно поблескивала между ног. Картман облизнулся, чувствуя, как возвращается возбуждение — член, еще не до конца опавший, вновь начал напрягаться. Пришлось закрыть глаза и сделать пару глубоких вздохов, чтобы успокоиться — у него осталось не так много времени, а еще надо было привести себя в порядок, перестелить постель и подмыть Кайла. Если бы у него не сложился бизнес, он пошел бы работать в больницу личной сиделкой Кайла — настолько легко и привычно стало ухаживать за ним, хотя, вероятно, дело было в другом. Каждый раз, когда он поднимал Кайла с кровати, то закидывал его руки себе на плечи, в неком подобии объятий. — Ты такой холодный, тебе стоит больше двигаться. — Картман уже сменил постельное белье, и теперь стоял, держа Кайла на руках, убаюкивал его и прощался. У них была целая вечность, чтобы провести её вместе, и Картман уже почти добился в суде, чтобы ему доверили опеку над оставшимся без средств Кайлом — он и так оплачивал его содержание в больнице. В планах у него было где-то через месяц забрать Кайла к себе домой — он уже и комнату подготовил, закупил медицинские приборы и нанял сиделку, которая должна была бы в его отсутсвие следить за состоянием пациента. — А вообще, я выгнал этого идиота, потому что он узнал о наших с тобой планах, я слышал, как он говорил менеджеру по поставкам, что я конченый псих. Кстати, менеджера по поставкам тоже пришлось убрать, так что у меня в саду теперь есть целых два огромных куста роз. Я думаю, тебе понравится — их запах просто невероятно дурманит голову! Кайл все еще лежал с открытыми глазами и обезличенно смотрел куда-то в стену. Это немного раздражало, но Картман решил не портить хороший вечер подобными мелочами — в конце концов, осталось потерпеть всего лишь один месяц. Тридцать дней, и Кайл уже никогда не будет смотреть ни на кого, кроме Картмана. *** В редкие моменты сознания Кайл лежал, глядя в потолок, и думал о том, как он ненавидел свою жизнь. Его преследовали кошмары во сне и наяву, он остался совершенно один на всем белом свете, и единственным посетителем, которого он видел, был Картман. Обезумевший, окончательно потерявший рассудок, Картман. Самое обидное было в том, что Кайл догадывался о том, что его навещали Кенни и Стэн, но он ни разу не пришел в себя, когда они были в палате, иначе он смог бы, придумал, как намекнуть им, чтобы те запретили Картману посещение. В самом деле, если больничные работники закрывали на это глаза, потому что Картман отстегивал им кругленькую сумму, то друзья молчать бы не стали. Совершенно точно не стали бы — Кайл ни на секунду не сомневался в этом. Самым страшным было, когда он чувствовал, как уплывает сознание — он боялся своих снов, ненавидел их, но не мог ничего поделать — каждый раз, как его мозг погружался в сон, он видел смерть своей семьи. Он знал уже более семисот способов, как могут умереть люди. Его подсознание ненавидело его и пытало с той же жестокостью, что и Картман. Вот и сейчас, стоило только закрыть глаза, как его тут же повело, накрыло словно пуховой подушкой, и он провалился в сон. Они с отцом собирались съездить в Денвер, а по пути должны были забросить маму с Айком на аэробику. Не сказать, что Айк любил аэробику, но мама была непреклонна, считая, что аэробика — лучшая профилактика искривления позвоночника. Это звучало бредово, но спорить с ней было просто бесполезно. На улице шел дождь, и Кайл недовольно морщился — в такой ливень, да еще и в грозу, на дороге была плохая видимость. Гадкое предчувствие сосало под ложечкой и ворочалось комом в груди. Погода была ужасная, и выезжать на дорогу было опасно, но переубедить отца не было никакой возможности — тот уперся, словно баран. Хотя, вероятно, у него были какие-то свои планы, о которых не знал Кайл. И, если честно, не хотел бы знать. Он подрос, и знал, что между родителями не все гладко, но зацикливаться на этом не хотел — пока они жили вместе, он имел полное право не думать о том, что его отец ходит налево, а мать надирается дешевым виски у себя в комнате и потом орет на Кайла из-за невымытых полов, недоеденного ужина или по любой другой причине, что приходила ей на ум. Единственной светлой мыслью было то, что через несколько месяцев Кайл собирался свалить из дома в Вашингтон: ему предложили там стажировку в престижной адвокатской конторе, где можно было сделать улетную карьеру и забрать к себе Айка. В Вашингтоне им было бы совершенно похер, как, где и чем занимались родители. Пока Кайл представлял себя известным адвокатом, услугами которого пользовались бы даже знаменитости, отец уже успел подогнать машину почти к самой двери. Он посигналил три раза, чтобы и остальные выходили. Мать повязала на шее шарф и, повернувшись к Кайлу, дыхнула на него дешевым запахом перегара. — Выходи, твой ненаглядный папочка тебя заждался уже. — Она скорчила отвратительную гримасу и, подхватив сумку, направилась к двери. Из-за её спины Айк повертел пальцем у виска и весело подмигнул Кайлу — вот кого до сих пор не волновали родительские разногласия. Видимо, в силу возраста он мог легко абстрагироваться от них. Они выехали на трассу, и отец включил радио. То работало с помехами, звук постоянно пропадал, и Шейла на заднем сидении злилась, пиная сиденье, в котором сидел Кайл. — Давай переключим или еще лучше поставим диск? — Кайл потянулся к бардачку, но отец, отвлекшись от дороги, схватил его за руку. — Там ничего нет, сейчас. — Он отогнул козырек и достал оттуда компакт-диск. “AC/DC. Лучшее” — гласила надпись. Отец сунул его прорезь дисковода и добавил громкость. “High way to hell” — донеслось из динамиков, и отвратительное предчувствие вновь навалилось на Кайла, кто-то словно предостерегал его, предупреждал о чем-то. Они неслись по трассе, и дождь снижал видимость настолько, что даже фонари казались просто мутными белыми пятнами. Возможно, начался всемирный потоп — Кайл подумал, что в такую погоду выходить из дома могли только преступники или идиоты. Так как закон никто в его семье не нарушал, напрашивался неутешительный вывод. Внезапно впереди показался яркий свет — гораздо ярче, чем должны бы светить фары, и Кайл прикрыл глаза рукой, кажется, отец его зажмурился — потому что машина резко вильнула вбок, завизжали шины, закричала Шейла, какофония звуков накрыла Кайла с головой, и он провалился в черноту. Когда он пришел в себя, кто-то плакал. Кайл с трудом смог открыть глаза и нащупать ремень безопасности — тот не поддавался, на лицо давила подушка безопасности, не давая сделать ни вздоха. — Твою мать! — выругался Кайл и потянул ремень сильнее. Кажется, он плакал, хотя, может, это была кровь — что-то мокрое щекотило кончик носа. Наконец, раздался спасительны щелчок, и он смог пошевелиться, отодвинул от лица мягкую ткань, и огляделся. До него не сразу дошло, что пригвозденный к сиденью мужчина с вытекающими глазами — это его собственный отец. Кайл прижал руку ко рту, сдерживая рвотные позывы, оглянулся назад, чтобы проверить, как там Айк и мама. Наверное, именно в тот момент он окончательно потерял связь с реальностью — Айка разрезало пополам какой-то балкой, он лежал на сиденьи, раскинув руки, а кожа со спины пластами свисала вниз, кусочки легких налипли на кожаную обивку в гротескном подобии ангельских крыльев. С мамой было хуже всего — пружины из его собственного сиденья, выскочили и проткнули её насквозь. Кажется, она еще дергалась и пыталась вырваться, но лишь наносила себе еще более глубокие раны — из живота у неё уже вываливались кишки серо-зелеными змеями, сползали под сиденье. Кайл отвернулся и закрыл глаза. Он хотел бы заплакать, но у него не осталось на это сил. Он не мог шевелиться, не мог думать, не мог говорить. А потом кто-то постучал в окно, и когда Кайл повернул голову, то увидел снаружи лицо Картмана. Тот стоял, прижавшись носом к стеклу, и со странным выражением на лице разглядывал тех, кто находился в машине. Кайлу даже показалась, что у него с губ на подбородок стекают слюни. Зрелище было настолько отвратительное, что Кайл заорал и ударил кулаком в стекло. Картман отшатнулся, но уходить не стал. Он ухмыльнулся и резко дернул дверь на себя. Кайл, не удержав равновесие, рухнул ему под ноги. Картман схватил его за руку и вытащил из машины. — Там еще моя мама, Айк и отец, — бормотал Кайл, когда Картман тащил его куда-то по земле. — Они уже сдохли. Все по моему плану, только ты еще почему-то дергаешься. У Кайла не было сил сопротивляться, и он позволил втащить себя в какой-то фургон, словно мешок картошки. Картман кинул его на пол и присел напротив, заглянул в глаза и жадно ощерился. — Но, знаешь, возможно это и к лучшему. Теперь ты никуда не уедешь, Кайл, ты навсегда останешься со мной. — Картман протянул руку и погладил его по волосам, а потом достал из кармана шприц и воткнул его Кайлу в ногу. — Это лекарство поможет тебе не шевелиться, а то ты можешь еще больше навредить себе! Голос Картмана сочился, словно патока, проникал в уши и забивался в нос. Кайл чувствовал, как реальность ускользает от него, и вытянул руки, чтобы схватиться, удержаться на поверхности, но его с головой накрыла черная пелена. Когда он в следующий раз открыл глаза, то увидел только белый больничный потолок и довольную улыбающуюся рожу Картмана. — Завтра всем скажут, что терапия не помогла, и ты умер на операционном столе, а мы с тобой пока переедем ко мне домой. Честное слово, тебе должно понравиться! Я даже развесил по всей комнате портреты твоих жидовских родственников. Ну что, Кайл, ты благодарен мне? Скажи же, что любишь меня. *** Комната действительно была просторной, свет проникал сквозь раскрытые окна, а на стенах были развешены портреты матери, отца и Айка. Видимо, Картман спиздил их где-то, другого объяснения у Кайла не было. С ним творилось что-то странное: после того как Картман перестал колоть ему лекарство, подвижность постепенно возвращалась к телу, каждую клеточку покалывало от боли, и Кайл чувствовал себя, будто наркоман во время ломки — если честно, он не хотел приходить в себя, потому что тогда пришлось бы смириться с реальностью. Картман — это был Картман, именно он убил всю его семью в той аварии, это он подстроил все так, чтоб Кайл целых два года провалялся, обездвиженный, в больничной койке, это Картман сломал его настолько, что теперь Кайл почти любил его — это было единственной причиной, почему он до сих пор не убил его, не размазал по стенам, не стер в порошок. Это и еще то, что подвижность пока не до конца вернулась к телу. Картман приходил каждый день после работы, прогонял глухонемую сиделку и оставался с Кайлом наедине — они не трахались с тех пор, как Картман забрал его из больницы, и Кайл боялся даже подумать, почему так. Во взгляде Картмана была все та же одержимость, он был безумен настолько, насколько только может быть безумен человек, возглавляющий огромную корпорацию. У Картмана были сотни подчиненных, а он каждый день приходил к Кайлу, потому что тот был единственным, кто знал все о его желаниях. — Короче, я выгнал этого говнюка. Конечно, сейчас уже ничего не докажешь, но я абсолютно уверен, что он сдал бы тебя — рассказал полиции, что они убили на операционном столе другого рыжего еврейского парня! Этот идиот пошел в полицию, представляешь? Хотя в договоре прямо написано: сдашь меня — и ты труп. Если этот мудак косоглазый даже договор нормально прочесть не смог, что бы он натворил со всем остальным? — Картман улыбался, держа Кайла за руку и прижимаясь к ней щекой. Холодные пальцы нежно гладили разгоряченную кожу. Это была прелюдия — неторопливая, размеренная, Картман обнажал собственную душу, а Кайл — тело. И страшнее всего было то, что Кайлу это нравилось. Он готов был уже обнажить и душу, лишь бы Картман исполнил его желание — снял со стен фотографии его семьи, разделся и лег с ним в постель. Тело было слишком пустым и никому не нужным. Тело было сломанным. Мозг был искорежен. Настоящий Кайл погиб в той автомобильной катастрофе, а то, что лежало сейчас на кровати в доме Картмана, было всего лишь жалкой подделкой — фарфоровой куклой, созданной для того, чтобы доставлять своему хозяину удовольствие.