Прикосновения

«Сладкие сны сотканы из тебя» Сквозь годы мы выработали взаимопонимание, были в негласной договорённости друг с другом. Он мог спать у меня в постели, когда хотел, я ни к чему его не обязывал и ничего от него не требовал. Ах, с каким томлением я ждал тех редких ночей, когда место рядом не пустовало! Наша дружба однажды быстро распустилась, как цветок – тугой и хрупкий бутон расцвёл удивительно и чудесно – настоящий сад наслаждений. Проявилась странная тяга, как только плоды созрели. Я жаждал таких вещей, которых раньше бы не возжелал. Вещей, находящихся у меня перед глазами, легко достижимых – в том случае, если не считать их непристойными. Разрушила бы эта попытка привычный порядок дел? Или наша связь стала бы ещё крепче, особенней с удовольствиями, превосходящими все сладости на свете? В какой-то момент вчера в полночь я огляделся и увидел его. Моё искушение. Как обычно, он прокрался в мою спальню, так как стеснялся попросить об этом. Он лежал ко мне спиной, свернувшись калачиком. Я бы с удовольствием устроился у него под боком, но привык терпеть, иначе это бы его отпугнуло. А я не хотел этого. Я с трудом сдерживал желание, но и рушить нашу дружбу мне не хотелось. Я не мог так поступить. Честно говоря, хотя я признаю это со смущением, я изловчился иногда удовлетворять себя с помощью одного лишь его присутствия. Что является одним из преимуществ богатого воображения, как я считаю. Если он знал, то, вероятнее всего, не возражал, я сдерживал стон, даже если удовольствие было очень острым. О его мечтах я мог только догадываться. Мне казалось, что он одинок в этом огромном мире, чувствует груз ответственности и хочет, чтобы с ним был кто-то более близкий, чем домашние. Но как же я мечтал, чтобы этим человеком был именно я… Его лицо было ангельским. Он источал конфетный аромат. Мне так и хотелось ринуться к нему. Но я был счастлив просто тому, что он был рядом. Я благодарен за всё, что мы разделили, пусть втайне я и грезил о большем. С его появлением моя жизнь резко изменилась. Я погрузился в сон. Проснулся я, почувствовав прикосновение от головы к груди, а затем к плечу. Смелое, но наверняка не нежеланное. Награда за моё терпение. Оно было сравнимо с электрическим зарядом. Никто больше не пробуждает во мне таких чувств. Он довольно хмыкнул, когда я приблизил его к себе. Этой ночью его тоже терзает любопытство? Всё ещё прижимаясь к нему, смакуя интимное чувство наших тел под спальной одеждой, я потёрся о его щёку: мягче первокласснейших взбитых сливок, и это ощущение было так же нежно в своей сладости. Нисходя, я протолкнулся, осмеливаясь прижаться губами к его шее ниже челюсти. Так я поцеловал его во второй раз. Он затих в моих руках. Я зашёл слишком далеко? Я снова подкрался к его лицу, и наши глаза на секунду встретились, прежде чем он отвёл взгляд. Мы находились так близко друг к другу, по крайней мере, он, и как это было прекрасно… Я склонился и рискнул дотронуться до его губ своими. Меня не оттолкнули. Поцелуй был лёгким, неглубоким, но от этого не менее эротичным. Я должен был быть осторожным и медленным, его возможное беспокойство побуждало меня смаковать любой момент близости. Соприкосновение кончиков наших языков, каждый изгиб его тела, который мне было позволено ласкать. Возбуждение во мне нарастало, но я всё ещё сохранял самообладание. Губы, коснувшиеся моей груди, повторяли совершённые мной движения… с одним дополнением. Рука расположилась на моём паху. Этой ночью его терзает любопытство. Никто из нас не был уверен в том, что мы делаем, но мы оба хотели большего. Я простонал в знак поддержки. Неопытные, неуверенные, но увлечённые прикосновения пальцев распалили меня ещё больше. Я начал изучать его тело в ответ, а поцелуй стал глубже, восхищённые, отчаянные стоны вырывались из наших губ, будто нам не хватало воздуха, наши ласки были за гранью дозволенного. Сердцебиение, жар, разгорячённая плоть... Мы – столкнувшиеся в ночи звёзды. Он чувствовал мою неуверенность, а я – его, но мы оба всё равно пошли на риск – продвинулись дальше объятий. Вот в чём на самом деле смысл прикосновений, и вот где кроется страх. В то же самое время я понимал, что не только я испытываю вожделение, мы оба горим желанием. Снова и снова оглаживая с головы до пят, скручивая, поворачивая, скользя в поисках новых точек наслаждения. Лаская друг друга, забыв о смущении. Наши движения были нежны и резки, наше участие направляло нас к пониманию, когда мы ощутим разницу. Движения ускорялись – время, звук, всё, что нас окружало, ушло на второй план. Существовали лишь наши прикосновения. А потом это произошло. Мы вознесли друг друга на вершины, достигнув степени наслаждения, сравнимой с полётом. На самом деле это всего лишь сокращение и расслабление мышц, интенсивное – как изнутри, так и снаружи. Я изучал механику этого явления, но на практике все оказалось качественно другим. Когда ты испытываешь такие сильные чувства к человеку, что его удовольствие доставляет тебе удовольствие, когда ты знаешь, что он для тебя особенный, как и ты для него –всё это исключительно…ты попал в рай, но всё продолжается. Больше никто не прикасается к нему так, как я, никто не прикасается ко мне так, как он, мы перемещаемся вперёд и назад, двигаемся изнутри и снаружи, в этом вся природа занятий любовью. Вот что я решил. Запыхавшийся, охваченный страстью, он издаёт лёгкий смешок, его глаза смотрят в никуда, но явно видят многое. Я нависаю над ним с гордой улыбкой и наши взгляды встречаются, прежде чем мы закрываем глаза и нежно целуемся. Он снова смеётся. Очаровательным смехом ребёнка, показывающим, что щекотка охватила всё его тело, а не только те части, которых я касался языком. Его обнажённая кожа так притягательна, что я никогда не смогу насытиться им. Скажу вам, что на самом деле смешно. Если бы меня поймали, то он был бы преследуемым. Но на самом деле, я считаю, это их нужно было бы обвинить в назойливости. Даже если бы нас обвинили, всё это так правильно – ведь наши чувства взаимны. Вот почему он сопротивлялся себе, почему старался не приходить в мою спальню, чтобы не искушать меня. Даже учитывая то, что именно он был за то, чтобы у меня была собственная комната. Он не раскрывал своих намерений, как и не выдавал многие другие тайны: общечеловеческие или сердечные, не важно. Ничего не было разрушено, вопреки нашим многократным страхам. Страхам, с которыми каждый раз был как первый раз. Это тоже захватывающая эмоция, которую он выделял и с которой научил меня совладать. Для меня не может быть ничего чудеснее, чем жить вот так всю жизнь, в этом тихом, вечном, связавшем нас, предназначенном нам, удовольствии. Мы специализируемся на фантазиях, но это, это по-настоящему реально.