Love at Third Sight

Это случилось в ночь с воскресенья на понедельник, в самый разгар репетиции – его накрыло истиной, ранее доступной лишь сердцу. В голове будто щёлкнуло – и мир на секунду застыл статичной картинкой. Он знал, что это – любовь отнюдь не с первого взгляда, но понять, когда именно всё началось было не так уж просто. Возможно, это началось, когда Уэда только–только контрастно перекрасился – из белого в чёрный. А может быть и в рыжий; когда перестал быть колючкой и стал чуть более человечным. У Каме и раньше было очень выразительное лицо, но сейчас выражения сменялись на нём с удивительной скоростью – от сосредоточенно–хмурого «у нас же ничего общего!», через досадливое «и вообще он похож на девушку…», вплоть до тоскливого – «попал!»… Каме попытался взять себя в руки, но озарение было таким ошеломляющим, что на репетицию впору было махнуть рукой. Перебирая в голове фрагменты прошлого, он никак не мог сообразить – как же его угораздило… Единственное, на что можно было опереться – это их стычки, которые всегда были очень шумными и эмоциональными. К тому же стоило принять во внимание, пусть и редкий, но – флирт с Уэдой на сцене. Он, в отличие от дежурного фансервисного заигрывания с Коки, всегда имел двойное дно. Казуя знал тщетность самообмана, поэтому чувства свои принял безоговорочно. Он понимал – контролировать себя можно только тогда, когда знаешь суть своих желаний… И поэтому, встретившись взглядом с уставшим, но сияющим Уэдой, он позволил себе лишь подбадривающее махнуть ему рукой. А потом снова уставился куда–то в пространство; как бы не трепетало сердце при взгляде на Уэду, сейчас его должна была интересовать только сцена. *** Любить Уэду оказалось на удивление легко. Благодаря чувствам, на репетиции Каме шёл с улыбкой – и вообще работал с удвоенной энергией, желая показать себя с наилучшей стороны. И развлекался тем, что пытался понять, как долго можно пялиться на Тацую, прослеживая взглядом острую линию его подбородка, пока это кто–нибудь заметит. Словно испытывал себя на прочность, тщательно скрывая от окружающих любые намёки на суть происходящего. За день до концерта на Окинаве Каме прошёл в хвост салона автобуса и минут пять пытался понять – спит Уэда на самом деле, или притворяется. Услышав своё имя, Тацуя лениво повернул голову и на умоляющий взгляд Казуи молча кивнул; вздохнув с облегчением, тот присел рядом. Коки и Джунно храпели на два голоса, а Мару коротал дорогу в наушниках. Джин должен был прилететь только завтра, так что можно было говорить спокойно – никто не мешал и не подслушивал. Если намечалась долгая поездка, Каме всегда старался устроиться рядом с Уэдой – привычка, которая выработалась у них на второй год совместных поездок. Они в принципе редко разговаривали, но Казуя ценил в Тацуе слушателя. Несмотря на репутацию колючки, с Уэдой было легко – он никогда никого не судил. Ему можно было поплакаться в жилетку; пожаловаться на работу, на одержимых папарацци, хронический недосып – снять на мгновение маску айдола и побыть немного собой, то есть обычным, уставшим от жизни человеком. Уэда выслушивал не перебивая, с молчаливым пониманием, а потом позволял уснуть на своём плече… Но на этот раз кое–что изменилось. Несмотря на словесный поток, Каме знал – Уэда не дурак – и наверняка заметил, что с ним делятся чем угодно, но только не действительно наболевшим. Но старательно гнал от себя эти мысли. Уж лучше он будет вешать ему лапшу на уши, чем парой неосторожных слов поставит под удар их хрупкую дружбу. Не хватало ещё и всю группу протащить через ад, имя которому – последствия. Поэтому выговорившись, Казуя тяжёло вздохнул – и уронил голову Тацуе на плечо. Тот в очередной раз разрешил использовать себя в качестве подушки. Проснулся Казуя с первыми лучами солнца, с тяжёлой головой и затёкшей шеей. Продрав глаза, он на секунду застыл, чувствуя, как сердце сжалось от нехорошего предчувствия… Но кажется, обошлось – Уэда крепко спал, и лицо его было безмятежно–счастливым, как у младенца. Во сне он притянул Казую к себе за талию, чем вызвал на губах последнего счастливую улыбку и волну неконтролируемой нежности. Не поверив своей удаче, Казуя, тем не менее, мгновенно сориентировался и сообразив, что в ближайшее время Уэда не проснётся, с облегчением уронил голову обратно; пусть не очень удобно, зато тепло. …И когда рыжие прядки коснулись его щеки, сердце Каме сладко сжалось… *** – Казу–чан, расскажи секрет, – неожиданно потребовал Учи, делая глоток из своего бокала. – Э-э-э? – Каме непонимающе нахмурился. – Хорошо, давай сначала я, – состроил задумчивую мину Учи. – О! На гастролях мы с Рё отрывались по полной и получали за это… как вспомнишь, так вздрогнешь! Хироки довольно зажмурился и Каме подумал, что тот заблудился в воспоминаниях. Но, судя по удивительно ясным глазам, Учи был не настолько пьян, как хотел показаться. – Тоже мне тайна, – алкоголь подействовал, теперь Казуя чувствовал себя приятно расслабленным. Настолько, что слова сами сорвались с языка. Задним умом он понимал, что, протрезвев, обязательно пожалеет о сказанном, но уж очень хотелось поделиться хоть с кем–нибудь. – Я люблю Уэду, – выпалил он. Собственный голос показался ему каким–то чужим и далёким. Казуя впервые сказал о своих чувствах вслух. Учи улыбнулся, махнул бармену, чтобы тот повторил заказ и посмотрел на Каме в лёгком обалдении. – Чего молчишь? – Казуя поёжился – он ожидал совсем иной реакции. – Я догадывался, что ты влюбился, но не думал, что речь об Уэде. Я грешил на Коки или Аканиши, – хихикнул Учи. – Без комментариев, – процедил Каме, которого изрядно перекосило от таких откровений. Ему было неприятно, что его личную жизнь мгновенно попытались встроить в текущий фансервис. – Ты признался? – Хироки больше не шутил и спрашивал на полном серьёзе. – Конечно, нет, – Казуя оскорбился, что его посчитали столь недалёким. – Могу я узнать, почему? – Учи сделал вид, что не заметил гневного взгляда. – Можешь. Я не идиот, чтобы ставить под удар группу; сам же знаешь, какие у нас отношения. Любые сложности – и да здравствует непонимание и раскол, – поморщился Каме всем своим видом показывая, что не желает продолжать обсуждение. Но Учи прикинулся дурачком. – Слушай, а ты хоть раз в жизни действовал спонтанно, не подумав? – Нет, – отрезал Каме. Немного подумав, Хироки вновь наполнил бокалы и обнял Казую за плечи. – Тогда выпьем за это – и пусть весь мир подождёт! – Учи икнул, но Каме не понравился его взгляд – слишком понимающий для пьяного в хлам. Чуть позже – Казуя и сам не заметил, как рассказал о том, что ему нравится длинная серебряная серёжка Уэды, особенно если они с Тацуей стоят рядом и серёжка касается его щеки… Учи расхохотался и обозвал его сопливым романтиком, но захваченный воспоминаниями Каме не обиделся. Он до сих пор не отошёл от недавних объятий с Уэдой на сцене, после шуточного поединка с Джином. Тацуя в его руках был таким тёплым, что он с трудом разжал руки. Вернувшись домой и устроившись под одеялом, Казуя понадеялся, что, доверившись Учи, поступил верно. Тот, конечно, не болтун, но когда ему везло? *** Спустя пару месяцев Каме показалось, что он сильно переоценил свои силы. Потому, что сколько бы не убеждал себя, что хватит с него и дружбы, хотел большего. Ладно, на работе сохранять нейтралитет было несложно, здесь они с Уэдой были постоянно окружены людьми. Но в редкие моменты, когда они оставались наедине, Казуя с трудом держал себя в руках. А потом они случайно столкнулись в ресторанчике «Асакуса». Ничего удивительного – именно Уэда однажды разрекламировал ему это место. КАТ–ТУН, тогда как раз закончили сниматься в новом клипе и искали бар, клуб или ресторан, в котором можно было спокойно отпраздновать, скрывшись от вездесущих фанатов и папарацци. Присоединившись к Уэде, Каме чувствовал себя до странности неловко. КАТ–ТУН редко собирались вместе вне работы, но сейчас у них с Уэдой выбора не было. Приходилось соответствовать. К удивлению Каме, Тацуя был уже немного пьян, что здорово удивляло; обычно они действовали по другому сценарию – либо напивались вместе, либо не прикасались к алкоголю вообще. Выпивший Уэда много улыбался, много говорил и вёл себя настолько раскрепощено, что Каме никак не мог отделаться от иллюзорности происходящего. Наверное именно поэтому он не заметил, как накачался до такой же кондиции. Сквозь алкогольные пары вечер перестал казаться абсурдным, общаться стало лёгко и приятно. Из ресторана они вышли обнявшись, ибо едва держались на ногах. Что, впрочем, не мешало им в две глотки распевать пьяные песенки. Каме постоянно путал слова, сбивался, но судя по счастливому смеху Уэды, его всё устраивало. Поймав такси, новоявленные собутыльники поехали к Тацуе. В гостях у Уэды Каме был впервые. И поэтому, сидя на уютном кожаном диване, чувствовал себя весьма неловко. – М–да–а, – многозначительно протянул Уэда. Казуя согласно кивнул. Ситуация действительно была из ряда вон. – Обычно я привожу сюда только тех с кем сплю. И ещё Рё, – последнее Уэда добавил абсолютно автоматически. Каме привычно подавил вспышку жгучей ревности, которая поднимала свою змеиную голову всякий раз, стоило услышать из уст Уэды это имя. У Тацуи с Рё были ну очень странные отношения. Насколько Казуя знал, они не дружили, но он считал себя достаточно проницательным, чтобы сложить два и два. И потом, однажды Уэда проболтался, что они с Нишикидо встречались в основном затем, чтобы всласть друг на друга поорать. Дикость, конечно, но у каждого свои способы снять стресс. Каме такие отношения не понимал, но не исключал, что в них тоже был определённый смысл. – И с чего же ты начинал? Исключая, Рё конечно, – любопытство Каме было не наигранным, он на самом деле не представлял Тацую на свидании, скорее не удивился бы тому, что родители давно нашли ему жену, и официальное заявление – всего лишь вопрос времени. – С поцелуев, – не растерялся Уэда. Каме сглотнул; похоже, когда некоторые пьяны, у них не только развязывается язык, но ещё и напрочь слетают ограничители. – Хорошее начало, – пробормотал он, смутившись от чересчур пристального взгляда. Уэда разгадывал его, словно в микроскоп. Это напрягало. Из прострации Казую вывело горячее дыхание и мягкие губы, скользящие по щеке. На поцелуй он ответил так, будто умирал; вырвавшиеся, наконец, на свободу эмоции сметали всё на своём пути... Он смотрел на эту сцену, словно со стороны – вот рука Уэды зарылась ему в волосы, не давая пошевелиться, вот он сам обнял Тацую за шею, заскользив руками по спине; чувствуя, как кончики пальцев покалывает от нетерпения. Дыхание перехватило, но Казуя сжал волю в кулак и поднял глаза. Он так боялся увидеть в глазах Уэды недоверие или понимание, переходящее в брезгливое разочарование. Но в глаза Тацуи бушевала исключительно жажда. И ничего больше. А потом время снова сорвалось в бесконечный бег. Каме так захватили ощущения, что он даже не заметил, как его опрокинули на спину. Он пришёл в себя, только почувствовав прикосновение между ягодиц. Неприятное поначалу жжение быстро сменилось предвкушением. От долгой, обстоятельной прелюдии у Каме кружилась голова. Тацуя покрывал поцелуями его шею, ключицы; отвлекал так искусно, что когда вошёл, Казуя лишь покрепче прижал его к себе… И на некоторое время комната наполнилась лишь их прерывистым дыханием и тихими стонами. Смущаться после произошедшего было глупо, но Каме всё равно покраснел, когда Тацуя вдруг нежно погладил его по щеке; ласковое, почти невесомое прикосновение так не вязалось с недавней страстью, что Казуя с трудом проглотил подступивший к горлу комок. И когда Уэда исчез за дверью ванной, он сбежал. Но даже придя домой, Каме помнил, что переступил черту. *** На следующее утро Казуя сделал всё, чтобы не встретиться с Уэдой даже взглядом. На работе это было нетрудно. Он всего–навсего вёл себя чуть более требовательно чем обычно, но подозрений это не вызвало. Репутация перфекциониста в кои–то веки сыграла ему на руку. Одногруппники если что–то и замечали, то никак не комментировали; у каждого хватало своих проблем. Но больше всего успокаивало то, что Тацуя тоже не стремился расставить точки над «i». С одной стороны Казую это радовало, позволяя вздохнуть с облегчением, а с другой обижало – он всё–таки на что–то надеялся. В результате ему приходилось постоянно себя одергивать, напоминая, что нервные клетки не восстанавливаются. Он с головой погружался в работу, отрывался на танцполе, а под утро от досады бил кулаком в подушку, не в силах забыть и просыпался от изматывающей душу надежды, что всё могло сложиться иначе. Роль в новой дораме, стала спасением; Казуя окунулся в съёмки с таким рвением, будто исполнилась мечта всей его жизни. А на самом деле пытался лишь отключить мозги и не думать, не думать, не думать… День рождений Каме решил отпраздновать в одиночестве, наглухо закрывшись в квартире и отключив телефон. Он знал, что наверняка обидится Учи, но ему было так тошно, что хотелось побыть одному. *** Спустя пару недель тотального игнора Каме заметил, что Тацуя смотрит на него со странной задумчивостью и всячески пытается поймать его взгляд. Игра под названием «отстань от меня, я в домике» продолжалась на протяжение двух недель. И всё это время Казуя гнал подступающую тревогу; ему казалось, что произошло что–то очень важное, но ему это заранее не нравилось. Поэтому все разговоры с Уэдой он ограничил до минимума, тщательно подбирая слова и не давая ему никакой возможности перейти с рабочих вопросов на личные. В перерыве очередной фотосессии, в конце ещё одного суматошного дня, Каме мечтал только о том, как бы быстрее вернуться домой. Но, встретившись глазами с Уэдой, понял – всё. Правда которую он так усердно не замечал, читалась в глазах Уэды бегущей строкой. Вздохнув, Каме решил держаться до конца. И поэтому заговорил раньше, чем Тацуя успел открыть рот. – Ты знаешь? – удивительно, но Казуя не чувствовал неловкости, лишь безграничную усталость. – Знаю, – кивнул Тацуя, разрушив последнюю надежду Каме на то, что ему показалось. – Откуда? – с тоскливой обречённостью уточнил Казуя. – Нишикидо… – ровным тоном ответил Тацуя. – Придушу гада! – прошипел Каме. – Ты не должен был знать. – Об этом меня тоже предупредили. Разговор зашёл в тупик; Каме молчал, потому, что не знал что сказать, а Уэда, казалось, чего–то ждал. Казуя чувствовал себя героем слезливой дорамы; в голове крутились соответствующие реплики, но, как ни странно, хотелось быть честным. Он любил, любил всем сердцем и знал, что от слов ничего не изменится. – Что ж… давай договоримся? Ты делаешь вид, что ничего не знаешь, а я – что никогда тебя не любил, – слова давались с трудом, застревая в горле. – Извини, но мне пора, – он бежал, потому, что боялся сорваться и потому, что от молчания Уэды хотелось курить, а, значит, он на пределе... Тацуя не стал его догонять; это вполне можно было принять за ответ… И Казуе ни капли не больно – от безответной любви ещё никто не умирал. Ничего… Он же сильный. Он справится… *** – Ты похудел, – Коки ткнул его локтём в бок и присел рядом. Каме машинально вернул тычок и попытался сослаться на занятость. Но если Танака хотел поговорить, то шёл напролом. – Работа, недосып… – улыбнулся Казуя, чувствуя, что от него теперь долго не отвяжутся. – Ну, конечно, чуть что – сразу работа, – Коки аккуратно распутывал цепочку на шее. – Поговори уже с кем–нибудь. Улыбка Казуи потускнела. – Не выход. – Уверен? – Танака запнулся. Но ирония заключалась в том, что Каме действительно так считал. – Абсолютно, всё будет только хуже. – А если подумать? – Не лезь, это касается только меня и… – Каме прикусил язык. Чёрт! Чуть не проговорился… – Я с ним разберусь, – в гримёрку вошёл Тацуя. Каме вздрогнул. Сейчас он ненавидел Уэду всей душой – ни за что и за всё одновременно. – Тебе не кажется, что с нас достаточно? Они не виделись почти две недели; всё это время Казуя пропадал на съёмках и теперь с жадностью впитывал в себя облик любимого. Попал, – Казуя понял это так ясно, что хотелось выть. – Не думаю, – Тацуя, упрямо сложил руки на груди. Игра в гляделки прекратилась только, когда Танака, что–то неловко пробормотав, покинул гримёрку. Пройдя в центр комнаты, Уэда нервно разминал кулаки и Каме показалось, что тот готовится к драке. Мысль, конечно, любопытная, но в их ситуации несколько неуместная. – Говори, что хотел, день не резиновый, – он решил, что лучше не тянуть кота за хвост. Если Уэда до этого мялся, то после слов Казуи вспыхнул от злости. Преодолев расстояние между ними в два шага, Тацуя схватил его за руку. – Каменаши, чтоб тебя..! Будь человеком! – Ты первый начал, – отрезал Казуя. – Хватит вести себя так, словно я конченый мудак! К твоему сведению, я не такой! Каме начал подозревать, что где–то ошибся в выводах, но только не понял – где. – Знаю, просто мне было нужно время... – Не тебе одному. Уэда развернулся и молча вышел. Рухнув на диван, Казуя, к своему удивлению, почувствовал облегчение. Тацуя ничего не обещал, но, кажется, подарил надежду. *** До начала марта они честно пытались вернуться к тому, с чего начали. И у них это даже получилось; пускай Казуя не всегда понимал, как реагировать на улыбки Уэды, на его присутствие, но в целом оба очень старались. И всецело сосредоточились на узнавании. Отношения на самом деле во многом напоминали дружбу, но точно ею не были. И сколько Каме не пытался подобрать название к их теперешним отношениям, ничего не получалось. *** На съёмочной площадке остались только он и Учи, остальные уже давно разбежались по домам. Но Каме всё равно удивился, когда дверь в гримёрку распахнулась и перед ними возник никто иной, как Нишикидо. Каме нахмурился; Учи его, конечно, предупреждал, что Рё за ним заедет, но встрече отнюдь не обрадовался. Особенно, когда заметил за его спиной Уэду. Хироки же, наоборот, радостно улыбнулся и заметался по комнате в поисках своих вещей. Тем временем, парочка в дверях о чём–то тихонько разговаривала, но, судя по лицам, беседа грозила перейти на повышенные тона. Нишикидо улыбался и что–то цедил сквозь зубы, а Уэда шипел и кажется посылал его лесом. – …Смотри не налажай, – наставительно произнёс Рё, обняв Тацую за плечи. Уэда улыбнулся и в следующую секунду вытолкал его за дверь. Каме хмыкнул – концерт окончен. – Привет, – он махнул до сих пор застывшему на пороге Уэде. Тацуя улыбнулся в ответ и почему–то стушевался. Но уже через мгновение решительно подошёл к Каме. – Как ты..? – услышав его голос, Каме снова захотелось быть откровенным. – Нормально, – лучше не наступать на неизвестные мины. Уэда сжал руки в замок, будто удерживался от желания прикоснуться. – Можно я кое–что попробую? – Каме нервно облизнул губы. Тацуя шагнул вперёд и крепко прижал его к себе. – Что..? – опешил Казуя, но вырываться не стал. – Хотел узнать, каково это без фанатов и камер. Каме расслабился, закрыл глаза – и обнял в ответ. Он согласился бы провести в этих руках ближайшую вечность. И если ему не мерещилось, Уэда был совсем не против… – Ну и как? – шепнул он Тацуе на ухо. Но тот лишь сильнее сжал руки. … А потом они целовались, так словно делали это впервые. Ответ Казую вполне устроил. Конец