Друг, что выдуман мною

Из последних сил наполняя лёгкие очередной порцией воздуха, я на всех порах вбежала в класс и спряталась под самой последней партой третьего ряда. Обхватила ноги руками и, прижимая их как можно сильнее к груди, облегчённо вздохнула. Совсем глупая, раз за разом удивляюсь своей глупости. Зачем прятаться от того, кто даже на расстоянии сотен километров может указать твоё точное местоположение? Зачем я задерживаю дыхание, стараюсь не издавать звуков, если даже наши сердца всегда стучали в унисон? Почему?.. Я могу перечислять эти «почему» до самого конца дня, без перерывов бегая по совершенно пустой школе. Могу бить окна и кричать во весь голос, но вместо такой предоставленной мне свободы я играю в прятки под крышей ещё час назад опустевшего здания. Что-что, а прятки-то точно игра не для одного игрока, но я не одна, просто вы никогда не услышите и не увидите его, моего водящего в этой совсем детской забаве. – Нашёл! – услышала я голос, заставивший сотню мурашек пробежаться по моей коже. Из-под парты я не вылезала, даже ещё сильнее зажала нос рукой, чтобы уж наверняка создать иллюзию отсутствия человека под этим предметом мебели. Так я сидела ещё секунд пять, пока второй игрок не перевесился через парту, и его голова не оказалась прямо перед моей. Увидеть в данный момент перевёрнутый вариант физиономии моего друга я никак не ожидала, так что еле слышно вскрикнула, благо руки, всё ещё перекрывающие поступление воздуха, не дали мне завизжать на всю аудиторию и опозориться. Немного отдышавшись, я всё-таки решила признать поражение: – Да-да, снова проиграла, – протянула я, отводя взгляд от головы, улыбающейся во все тридцать два. После этот человек исчез с моих глаз, и прямо над макушкой раздались громкие звуки, слышимые только мне. Видимо, он встал на стол, словно показывая своё превосходство в этой игре. Я - под столом, он - на столе. Проигравший продолжает прятаться в позоре – победителя видят все, он взобрался на самый Олимп. Несмотря на то, что победителя всё-таки никто не видел, такой поворот событий меня не устраивал, и я начала понемногу выползать из-под своего уже совсем бесполезного убежища. Вытирая недавно помытый пол новыми колготками, я на четвереньках покидала нагретое место под партой, то и дело поглядывая на победителя, с той же улыбкой наблюдающего за человеком, превратившемся в какое-то домашнее животное. Кошек он, к сожалению, не любит, потому мне придётся признать себя собакой. Я поднялась с колен и отряхнулась в попытке придать себе свежий вид, но по одежде было и так видно, что ни о какой свежести не могло идти и речи, а все эти манипуляции руками лишь позволили мне избавиться от пары-тройки пыльных пятен из пары-тройки десятков таких же. После я села на край той же парты у ног самого победителя. Естественно, в его бесстыжие глаза мне смотреть ой как не хотелось, потому я отвернулась к стене напротив. Жаль, что на ней не оказалось ни плакатов, ни стендов, так что отвлечься от своего очередного поражения мне было не на что. Похоже, я скучала не одна: мой друг так же спустился с Олимпа и сел за мной. – А как ты думаешь, что бы случилось, не будь меня в этом мире? – неожиданно спросил он, ещё неожиданней положив свои ладони мне на щёки. И опять он просто ледяной. Такой холодный… но я ведь сама его создала, значит, и это моя вина. – Не хочешь проверить? – Нет, – ответила я так же холодно, как и его прикосновения. Я откинула голову назад, надеясь не застать на лице друга ту же свойственную только ему улыбку. Зря: он без неё как и без самой головы. – Но я же вечно ищу тебя, пусть это и бесполезная трата времени. Делаю это просто ради твоего удовольствия, так почему бы не поменяться местами? Никогда не хотела поискать меня? – не удивившись отсутствию эмоций на моём лице, он убрал ладони, после чего щёки охватило непривычное тепло. – Вижу, ты не против. Не успела я и моргнуть глазом, как его силуэт растворился в лучах заходящего солнца. Теперь я не удержала равновесие и грохнулась на парту, в голове зазвенела слабая боль, а спина, наконец, за весь день смогла принять прямое положение. Недолго я так полежала, встала и, осмотрев невзрачный класс, разочарованно вздохнула: – Вот вечно он так... *** Я всегда находилась в окружении близких друзей и родителей, не знала, что такое одиночество, не помнила, как это – грустить. Да и он мне был совсем не нужен: устраивал скандалы, заставлял делать то, что хочет он, сбивал с мысли в самые ответственные минуты. Как таракан, который завёлся в моей квартире. Даже не так. Я сама его сюда принесла, а избавиться никак не могу, не могу прихлопнуть газетой или отравить ядом. Я всегда была готова внезапно напасть на это вредное насекомое, однако, уже вооружившись тапочками, теряла запал, этот таракан превращался в прекраснейшего принца, которого можно было только погладить, а все его выходки принимали вид невиннейших проказ. А вот теперь, когда я ума не приложу, где он может находиться, готова придушить собственными руками! Почему? И правда, почему же теперь, лёжа в кровати, я никак не могу уснуть? Как-то не хватает этой глупой болтовни, этого противного голоса, который ни на секунду не давал мне сомкнуть глаз словами: «А ну не спать!», его изречений о жизни будущей и прошедшей, его споров с самим собой, и снова «не спать». Даже недавно совсем тесная кровать, на которой из-за нехватки места он прижимал меня к холодной стенке, стала не меньше аэродрома. Даже заваленная до потолка игрушками, она была какой-то пустой, словно комната без окон: как ни повернись, солнца не увидишь. Я крепко обхватываю одеяло, прижимаю всё ближе и ближе. Что-то не то. Оно становится тёплым, принимая тепло моего тела и превращая уже в своё. Ещё секунда - и совсем горячее. Нет, всё-таки не то. Никогда ещё он не был таким согревающим, его тело можно поставить в сравнение только с поверхностью холодильника. Руки, губы, язык – всё холоднее стали. Мёртв? Нет, он даже не жил. Пустой плод фантазии, моей тупой фантазии, желающей поразвлечься. А я не знала, что она на самом деле так сильна – сила мысли. Теперь мне повсюду мерещится его запах: на его любимой подушке, в моих волосах, на моих руках – не было ни сантиметра, куда бы ни пробрались эти маленькие частички пыли, где бы они не смогли притаиться, время от времени напоминая о нём. А он-то сейчас наверняка пристально следит за мной невесть откуда, улыбается, временами ржёт. А утром будет сидеть вот тут, рядом со мной, на кровати или на этом стуле, будет рассказывать, как же весело было за мной наблюдать этой ночью. Снова строит из себя экстрасенса, хотя я итак отлично знаю, что он просто не может не знать, чем я занимаюсь. «Дурак», – крикну я ему, а может, даже запущу подушкой - давно ведь не виделись, и он тем более заслужил. Увернётся или не станет этого делать, но всё равно обязательно скажет эту любимую его фразу: «Так избавься же от меня…» Такой же противный, как и всегда. Одним словом может вывести человека из себя. Одним словом может разрушить мечты и уничтожить веру в счастливое будущее. «Да никогда ты не сможешь сделать эту работу на «отлично», даже не надейся», – дудит он вечно над ухом в школе. Конечно, - нет, чтоб встать, подойти к умному однокласснику или, того лучше, к учителю и подсмотреть правильный ответ. Нет, он же будет стоять надо мной, заставляя совершать ещё большее количество ошибок. Но не думаю, что делает это просто от своей противности. Всё потому, что… …он не знает больше, чем знаю я… Вечно он играл со мной, дразнил, действовал на нервы. Но в то же время от него невозможно ничего скрыть: ни злости, ни страсти. Он вечно лез во все мои самые изощрённые фантазии, озвучивал их - пусть никто, кроме меня, и не мог этого слышать. А я что? Вот именно, что мне даже нечего было ему противопоставить, просто терпела, бросала недовольный взгляд, отворачивалась. Не понимаю ведь, о чём может думать этот человек. Даже не знаю, это простая несправедливость или… …мне просто лень придумывать то, что творится у него в голове… А почему же он появился? И вообще, когда? Да, мы с ним встретились очень давно, слишком давно, чтобы быть правдой. А пришёл он… …чтобы изменить мою слишком скучную и однообразную жизнь… Тогда я ещё не знала, какую роль он займёт в этой рутине, какими красками окрасит каждый прожитый день, какие стороны этого мира откроет и что заберёт, когда оставит мою квартиру хоть на несколько часов. Кажется, ещё вчера он был мне совсем не нужен, а уже сегодня я смогла понять, что… …без него я была одинока даже в кругу друзей… *** Не помню, как смогла заснуть одна. Возможно, я слишком сильно привыкла к его компании, ворочалась, пока сон всё-таки не взял надо мной верх. Но солнце ещё в пять утра постаралось разрушить все фантазии, в которых я жила день за днём. В нос опять забрался этот надоевший, но уже совсем слабый запах. Яркие лучи восхода осветили мою комнату, которая ещё вчера выглядела как-то иначе, как-то захламлённее, интереснее, привычнее. Она совсем изменилась, даже эти яркие рисунки, которыми я уже несколько лет подряд завешиваю стены, меняя положение и направление, потухли, исказились. А не зря ему они никогда не нравились: пустые, бессмысленные, бездарные, пусть и дико яркие. Но я никогда не забуду его запал, когда я всё-таки решилась нарисовать его. «Здесь не так, тут не этак, тут у меня нос большой, а тут волос мало», – за три-четыре часа мы и успели только что карандашный набросок. Таким он и остался: незаконченным, неаккуратным, с большим количеством лишних линий и остатков былого эскиза, который мы правили и перетирали сотни раз. Похоже, я начинаю сходить с ума. Захожу в ванную и вижу его отражение в зеркале рядом со своим, оборачиваюсь... …пусто… Прохожу на кухню, он сидит за моим стулом… …неправда… Набираю воды в чайник, ставлю на плиту, зажигаю конфорку. «О-о, а я и не думал, что ты газ зажигать умеешь!»… …послышалось… Кружка, стол, чай, подоконник, стекло, улица, солнце – всё в этом мире напоминает о нём, причиняет боль, воскрешает даже совсем забытое, хорошенько запиханное в самые укромные уголки сознания. И всё-таки я сошла с ума… Горячий чай, который только что стал противен своим теплом, уже вряд ли дождётся меня сегодня. Он так и останется стоять на столе, пока не проснётся мама и не обнаружит пропажу своей дочери. Возможно, уже остывший напиток даст расслабиться её нервной системе, и мама решит, что я просто отправилась в школу пораньше, забежала к однокласснику, собралась помочь какому-нибудь учителю. Пускай думает, что хочет. Главное, чтобы не узнала, как её дочь окончательно сошла с ума, играя в прятки тем, кого никогда не существовало… Так приятно ощущать резкие ледяные порывы ветра на коже. Они пронизывают насквозь, заставляют колотиться, покрываться мурашками. Неприятно, совсем неприятно, я знаю, просто сейчас мне как раз этого и не хватает – холода, его холода. Поэтому я и бегу сломя голову, в одной куртке, наброшенной на пижаму, в небрежно натянутых наспех сапогах, ещё не до конца проснувшаяся, но отлично понимающая, что уже давно схожу с ума, однако этот зловещий процесс не остановить. Куда я бегу? Вперёд. Куда глаза глядят, как в поговорке. Вот только глаза не желают никуда смотреть. Качели, магазин, переулок, скамейка, дерево – и снова тысячи вещей, окружающих меня повсюду, напоминают о нём. Куда он мог пойти? У него никогда не было любимого места. Он бы везде и в то же время нигде. Сейчас шесть, может, чуть больше. Людей немного, да они никуда и не спешат: размеренно шагают по полупустым широким улицам. Кто-то выгуливает собаку, кто-то тянет ребёнка в детсад. Малыш кричит, бьётся в слезах, разрывая утреннюю тишину своим звонким голосом, глотает ртом холодный воздух и заводится уже с новой силой, словно заново настроенное фортепиано. Мать прекращает шаг, садится на корточки наравне с малышом, нежно гладит его по голове, утирая слёзы, шепчет что-то на ухо и бережно натягивает тёплый шарф на покрасневшие личико сына, полностью скрывая за этой толстой вязки тканью губы и нос былого крикуна. А я молча стою и наблюдаю за той ничего, по сути, и не значившей картиной. Осенний лёгкий морозец щиплет незащищённые руки и щёки, но взгляд никак не соглашается отпускать эту парочку, десятки других которых можно увидеть здесь каждое утро. И кажется: он — этот крикливый малыш, я — заботливая мать, способная утихомирить это дитя одним словом или даже взглядом. Хотя у нас не всегда всё шло так гладко - временами буквально стены сносили криками. Возможно, это делала только я, ведь его голоса никто не услышит, несмотря на то, что кричать он точно любил. Дулся, не разговаривал со мной, а потом лип, будто ни в чём не бывало. А ему ведь точно одиноко. Со мной поссорился — равно остался один до даты примирения. А что, если он ушёл не просто так, шутки ради? Может, я ему на самом деле надоела? И что тогда? Вернуться домой? Самый простой вариант решения проблемы. Правильно, я всегда выбираю именно этот путь. Пусть всё останется так, как есть, ведь если водящий слишком долго ищет игрока, не проще ли этому водящему просто-напросто сдаться? Может, и проще, но только не для моего водящего, если он не потерял своё упрямство где-нибудь на улицах нашего города... ...Стоило мне только открыть входную дверь, как знакомый запах снова заставил голову вскружиться. Этот немного противный голос с наигранной обидой так привычно протянул: «Да неужто?». Это уже чуть позабывшееся лицо высунулось из-за угла и озарило тёмный коридор своей широкой улыбкой. Она меня всегда бесила, но только не сейчас, когда я не видела этого идиота почти день. Что? День? Всего лишь день? Да я постарела на десять лет за эти пару десятков часов! Убила бы, честное слово. Вот был бы он настоящий - его бы уже не было, поверьте. — Мне стало скучно, — было его оправданием, — И я решил вернуться, так как сыщик из тебя никакой, ты даже и не искала. Соскучилась хоть? — Нет, совсем. Что с тобой, что без — всё одно и то же, — отмахнулась я. Словно играю чужую роль, причём очень плохо, как мне казалось. Но собственная гордость прижимала все внутренние переживания к стенке самолюбия, так что я продолжила играть дальше. — Даже не знаю, зачем ты мне сдался? — Так и обидеть можно, — буркнул он и подошёл ближе, видимо, чтобы посмотреть в бесстыжие глаза своего обидчика, которые он всё сильнее и сильнее отводил в сторону. Не зря, ведь вокруг помутнело от наступивших слёз, сдержать которые было уже крайне сложно. Он заметил это, конечно, но это не тот человек, который в ту же минуту начнёт утешать и гладить по головке. Он заставит слёзы пролиться большим ручьём, а уже только потом продемонстрирует всем свои способности в качестве успокоительного. Но не сказать, что это получалось у него плохо. Он делал это лучше всех. — Хотя, мне как-то всё равно, теперь ведь я могу быть полностью свободен, и ты, наконец, избавишься от меня, да? — Сейчас на самом деле обижу, — выдавила я через силу, так как пока ещё не теряла надежды подавить слёзы, а вот они уже давно сдались, а может, даже и не пытались сопротивляться. Да, я разревелась. Громко, пронзительно, навзрыд, словно младенец, потерявший маму. А вот и мама. Подбежала, обняла. Похоже, она уже всё знает. Знает, как я сошла с ума. Он тоже обнял. Я закрыла глаза, глубоко вдохнула запах его волос, почувствовала его тепло. Конечно, он вечно холоден, но только в эту секунду он может по-настоящему согревать. Пусть это тепло вовсе не его, пусть его руки никогда не будут касаться меня так, как руки матери. Пусть его жизнь будет поддельной, вымышленной какой-то школьницей. Пусть его характер будет таким, как всегда. Пусть он просто останется самим собой. Пусть будет и дальше холоднее стали, но только сейчас погреет меня теплом. Дайте мне ещё немного помечтать. Позвольте мне ещё немножко посходить с ума...