You are my reason for living

      Питер смотрит на свои часы и прикидывает сколько времени он уже тупо бродит по улицам Нью-Йорка, потому что в квартиру идти нет абсолютно никакого желания.       Он хмурится и опускает голову вниз, утыкаясь острым подбородком в меховой воротник зимней куртки.       В городе, наверное, впервые за долгое время не происходит ничего из ряда вон выходящего: никто не пытается ничего подорвать, никто не пытается поработить весь мир, да даже обычные преступники будто сквозь землю провалились, и, разумеется, это очень хорошо, но, когда Питер защищает город, в его голову не лезут идиотские мысли о том, куда, черт возьми, мог запропаститься Уэйд.       Дэдпул первоклассный наемник, которого невозможно убить, Питер это понимает, но еще он понимает, что, в конце концов, способ все-таки найти могут. Если уже не нашли.       И, черт, он совсем не хочет казаться переживающим идиотом, но все-таки не может отвергать того факта, что нервничает. В конце концов, Уэйд говорил ему, что вернется через два дня, а прошла уже неделя, и вестей от него до сих пор нет.       В ЩИТе на его вопросы отвечают либо ехидными смешками, либо пожимают плечами, потому что никого, по сути, и не волнует, где Уэйд и что там с ним может случиться.       — Мудак безответственный, мать его, — выдыхает Питер. Изо рта идет пар, и он думает, что пора бы уже пойти домой. Небо было совсем черным, ни луны, ни единой звезды.       Разумеется Уэйд не впервые пропадает черт знает на сколько и хрен знает куда, но обычно он находит способ предупредить, что с ним все в порядке, а в этот раз ничего, и Питер пытается хотя бы себя убедить в том, что он не волнуется, но это не так. Впрочем, врать себе он никогда не умел.       Он вообще не понимает, когда успел начать волноваться за Уэйда. Причем, это от него даже не зависит, он просто не может перестать думать о нем.       Прогулявшись еще около часа и поняв, что часы уже давно перевалили за двенадцать, Питер решает пойти домой. В квартире стало намного чище, и не то чтобы сам Питер был чистюлей или что-то вроде того, просто это надо еще умудриться разводить такой срач, какой устраивает Уэйд просто сидя на диване.       Питер так и не убрал пистолет, что Уэйд оставил на журнальном столике после своего ухода, потому что, когда тот не может найти хоть что-нибудь из своих многочисленных «игрушек», ему сносит крышу еще сильнее обычного, а у Питера и так дохрена забот, чтобы еще следить за безумным Дэдпулом.       Питер снимает с себя куртку, бросая ее на небольшой столик, а потом и кроссовки. Он цепляет паутиной пульт, и тот через всю комнату летит к нему в руку.       На экране телевизора появляется какой-то фильм, и Питер заваливается на диван. Делать нечего, и в квартире непривычно тихо, а это жутко раздражает, потому что он привык, что Уэйд шумит 95% времени. И он хочет ударить себя за то, что, черт возьми, позволил себе привыкнуть к присутствию мужчины. И это вообще от него не зависело, потому что Уэйд просто взял и ворвался в его жизнь без спроса и заполонил её своей абсолютной безбашенностью и непредсказуемостью без которой Питер теперь не может жить.       Он смотрит сквозь телевизор и, сам того не замечая, трет большим пальцем руки свою ладонь.       — Вернись уже, псих гребаный, — говорит Питер и прикусывает губу. Он понимает, что если Уэйд не вернется завтра, то он все-таки выпытает у Фьюри информацию и отправится на поиски с разрешения или без.       Он нажимает на кнопку пульта, пожалуй, сильнее, чем надо бы, и из-за этого она вдавливается внутрь и не выходит обратно. Питер раздраженно выдыхает и встает с дивана, кидая на него пульт. Черт с ним, зато телек выключился.       Питер идет в спальню и попутно снимает с себя одежду, не заморачиваясь и кидая ее прям на пол. Сегодня ему опять придется спать одному и это тоже раздражает, и его раздражает все в этой квартире, потому что без Уэйда она кажется какой-то неживой.       Он привык к тому, что на заднем плане всегда звучит голос Уэйда, привык к выстрелам из новых пистолетов, привык к разговорам с самим собой, привык к тому, что до него в наглую домогаются и наконец привык к тому, что спать ему приходится не одному.       Не хватает даже самых раздражающих вещей, например, как перетягивание одеяла, закидывания всех частей тела на него, разговоров во сне и прочее-прочее-прочее, о чем Питер уже просто устал думать.       Он раздевается до боксерок и ложится в холодную постель, укрываясь одеялом, как, вдруг, из другой комнаты слышится отчетливый грохот. Резко встрепенувшись, он тут же выскакивает с кровати, и в следующий миг оказывается перед входной дверью, куда почти вваливается Уэйд, громко ругаясь матом.       — Охереть можно, блядь, ну наконец я добрался до этой долбаной квартиры! — громко говорит он, а Питер в шоке смотрит на его плечо, из которого торчит кость и капает кровь.       — Где твоя рука?! — шокировано спрашивает Питер, помогая Уэйду удержать равновесие. Катаны летят на пол так же, как и пушки.       — Где-то в Ист-Ривер, откуда я знаю? Чертов Логан отхерачил мне руку, когда я прикрывал его адамантиеву задницу!       — Выглядит отвратительно! — Питер хочет отстраниться от Уэйда, чтобы принести аптечку, но тот хватает его за запястье второй рукой и притягивает к себе, оставляя на его губах поцелуй через маску. Питер видит, что тот ухмыляется и закатывает глаза. — Черт, это надо обработать, тут теперь все в крови!       — Она отрастет через пару часиков, иди лучше сюда, я тебя хрен знает сколько не видел, а ты еще и без одежды, признай, меня ждал, паучок? Ну давай, скажи, — он говорит это специально высоким голосом, и Питеру хочется врезать ему.       Его сердце предательски ускоряет ритм, и он чувствует облегчение, с его плеч будто груз упал, потому что с Уэйдом все в порядке. Ну относительно, если не считать руку, и он все такой же идиот.       Уэйд кладет вторую руку на его талию, а Питер сводит брови, когда тот наклоняет голову.       — Я сейчас сдохну от боли, — говорит Уэйд, а Питер вздыхает.       — Это вряд ли, от тебя так просто не избавишься, — улыбается Питер и подхватывает его под плечо, помогая добраться до спальни. Завтра придется отмывать пол от крови, потом придется выкинуть очередные простыни, но Питера это беспокоит в последнюю очередь.       — О, да не гони, представляю, какой ты кипишь здесь устроил, пока меня не было, — говорит Уэйд, а когда хочет упасть на кровать, Питер тянет его на себя. — Даже так? Тебя возбуждает вид моей оторванной руки? — Питер уверен, что Уэйд сейчас играет бровями.       — Надо одежду твою снять, с кровью я еще смириться могу, но не с грязью, — говорит Питер и первым делом тянет руки к маске Уэйда.       После недавнего времени Уэйд стал легче снимать ее, но все равно большую часть времени проводит именно в ней. Питер и этому рад, раньше тот и вовсе лицо отказывался показать.       Он откидывает маску и заглядывает в светлые глаза Уэйда. На лице того широкая ухмылка.       — Ну давай, скажи, что ты скучал, паучок, — подтрунивает его Дэдпул, и Питер не сдерживает улыбки. Правда же скучал, что уж скрывать. — Я надену белое свадебное платье и у меня будет прозрачная фата!       — Чего?       — Больно, блядь! — громко кричит Уэйд, когда Питер снимает с него костюм.       — Терпи, может будешь осторожней со своими конечностями обращаться.       — Из-за ебучего Логана я даже не могу помацать тебя за задницу, — уныло говорит Уэйд, а Питер смеется и качает головой.       Уэйд валится на кровать, когда остается в одних боксерах, а Питер садится возле его бедер. — Я вот только не понял, где крики о том, что я безалаберный мудак, не предупредивший тебя о том, что жив-здоров?       — Ты мудак, и я до сих пор зол на тебя, — говорит Питер, продолжая смотреть на его лицо. Ему кажется, что он выучил каждый шрам и рубец. Уэйд хмыкает, а когда хочет приподняться, Питер кладет руку ему на грудь, не позволяя этого сделать.       — Ты чего так смотришь? — спрашивает Уэйд, а на его губах появляется ухмылка. — Неужто мой паучок наконец признал, что втюрился в меня? Ну же, ну же, признавай! Ты втюрился в Пула! — Питер поднимается с кровати и закатывает глаза, хотя на его губах все равно играет широкая улыбка.       — Пошел нахуй.       — Я сочту это за «Я тебя люблю, Уэйд», — отвечает Уэйд, а Питер обходит кровать и тоже ложится.       — Постарайся не шевелиться, по-моему эта штука начала отрастать, — говорит Питер, брезгливо осматривая место, где была рука Уэйда.       — Эта штука завтра будет тебе дрочить, паучок, так что не надо с ней так грубо, — недовольно говорит Уэйд, а Питер смеется.       — Жду-не дождусь. Питер не стал ругаться с Уэйдом, он также не хочет предъявлять ему что-то или строить из себя обиженную особу. Просто, как-то раз Уэйд уже обещал, что что бы не случилось, он будет возвращаться к нему, и Питер, как ни странно, верит в это. Верит Уэйду.       Просто не может не верить.