Искусство веры

Опустив голову под струю ледяной воды, Леон резко вздыхает, содрогаясь от ощущения холодных капель на шее. Он стоит так, согнувшись над раковиной, пока кровь не начинает глухо стучать в ушах. От холода все немеет, зато та ноющая головная боль, с которой Леон проснулся, хоть немного, но отступает. Не глядя, он хватает полотенце с вешалки и набрасывает себе на шею. На свое отражение в зеркале он тоже не смотрит; и так знает, как выглядит. Так, как выглядит всякий, кому не помешает неделя крепкого сна. — Блядские кошмары... — бормочет, вытирая краем полотенца мокрое лицо. — Знаешь, от бессонницы есть специальные таблетки. — Опять ты, — опираясь спиной о стену ванной, стоит человек, которого Леон пытается игнорировать так же, как игнорирует свое отражение в зеркале. Не получается. Никогда не получается. Луис увлеченно изучает собственные ногти — коротко стриженые и аккуратные. — Опять я, — отвечает он и бросает на Леона взгляд исподлобья. — Признай, скучал по мне? Испугался, что уж в этот раз я пропаду навсегда? Леон коротко хмыкает и щелкает выключателем, выходя из ванной. Верно. Все, что Луис говорит, — правда, но Леон не собирается признавать это вслух. Ему даже спится лучше, когда сукин сын шатается по квартире. — Ты хуже, чем бывшая девушка. — Почему? Потому что меня тебе тоже не удалось трахнуть? В ответ Леон смеется, кидая полотенце на спинку стула, с которой и так свисает порядочно ненужной одежды. — Думаешь, я хотел? — со вздохом он ложится на кровать и закрывает уставшие глаза, не заботясь о том, где в этот раз решит усесться Луис. Да только — подмечает про себя Леон — тот выбирает самое худшее место: совсем рядом матрас прогибается под весом чужого тела. Таблетки, как же. Последнее, что ему сейчас нужно, это доза химикатов в организме. — Я знаю, что хотел, — говорит Луис. — Или, по крайней мере, думал об этом. В этот раз ублюдок звучит еще убедительней, чем в прошлый, чтоб его. — Да уж, твое амплуа героя-любовника и покорителя женских сердец еще тогда трещало по швам, — тихо бормочет Леон. Он представляет, как Луис нависает над ним, как стройное тело льнет к его собственному. Приятная мысль, пока снова не накатывает воспоминание о влажном звуке, с которым огромный коготь прошил грудь Луиса насквозь. Леон помнит, как теплая кровь и внутренности вытекали из сквозной раны. Выдернутый из полусна, он сглатывает разочарование. Что толку от того, что спится лучше, если кошмар преследует его наяву. За всю свою жизнь Леон нахватал порядочно плохих воспоминаний, и никакая лоботомия не поможет от них избавиться. Пора бы привыкнуть. — Ты все еще здесь? — не открывая глаз (он слишком устал даже для этого), задает он вопрос в темноту. — Здесь. Простым игнорированием ни разу не получилось заставить Луиса уйти скорее... или остаться на дольше. Леон переворачивается на бок и широко зевает, до хруста в челюсти: — Так почему ты тогда помог нам... мне? — Хотел сделать как лучше. Знаешь, хоть раз? Старая история, — отвечает Луис, слышно, как он взъерошивает волосы рукой и тихо фыркает. — А еще ты спас мне жизнь, ни много, ни мало. — Рыцарь в сияющих доспехах, всегда к вашим услугам. Луис хмыкает, и Леон дергается, когда чувствует руку на своей ноге. Такое реальное ощущение, слишком реальное. — Меньшее, что я мог сделать, чтобы вернуть должок, а? — И смотри, куда тебя завели твои благие намерения, — тихо отвечает Леон, чувствуя, как длинные пальцы касаются бедра, как они медленно разводят его ноги в сторону. Он даже слышит, как шуршат простыни. Он должен прекратить это, хоть как-то. Должен найти способ. Закусив губу, Леон приспускает шорты. — Я пытался раньше, знаешь, — теплое дыхание Луиса касается кожи, он ведет губами вдоль члена, дразня и заставляя плоть наливаться кровью. — Когда стал копом, я имею в виду. Есть что-то в манере Луиса произносить это слово, «коп», из-за чего мышцы на животе Леона поджимаются от нетерпения. Это так глупо — западать на непривычное звучание слова с языка иностранца. — Откуда мне знать, не лжешь ли ты сейчас? — временами Леон не знает, во что вообще можно верить. — Зачем покойнику лгать? Леон не уверен, что смерть что-то меняет. В большинстве историй мертвецы злопамятны. Всегда чинят козни, всегда кусают кормящую руку. Или, скорее, если применить метафору, откусят тебе яйца сразу после того, как оближут. И он чувствует, чувствует прикосновение зубов к мошонке, чувствует, как те длинные пальцы массируют кожу прямо под ней. Леон задерживает дыхание. — Кроме того, я ведь не реален, не так ли? — шепчет Луис; его горячее дыхание, горячий язык кружит вокруг головки, горячий рот вбирает член в себя. И, черт возьми, если бы только все это было реально, если бы только было возможно, Леон кончил бы только от одних прикосновений. — Если только ты не веришь в призраков, Кеннеди. Накрывая пальцами свой член, Леон думает, что временами не уверен, во что вообще хотел бы поверить.