Неизбежности

*** Слезы осени оседали на ресницах. На темном небе больше не осталось ни единой звезды, а ледяные пальцы сплелись вместе, но не могли согреть, так как холод промозглых листьев словно окутал тела от долгого лежания на стылой земле. Они смотрели друг другу в глаза. Пристально. Долго. Стараясь не моргать. Ветер трепал волосы, и запах сырой травы щекотал ноздри. Холодные капли дождя все так же заменяли атрофированные эмоции, скатываясь по щекам болью непережитых потерь. Редкие прохожие, спрятанные под зонтом, бросали лишь презрительные взгляды на пару, считая, вероятно, что они были больны. Неизлечимо. Неисправимо. Неизбежно. Больны своей глупостью. Возможно, так и было. Они болели. Страдали и медленно умирали, растворяясь в свете уличных фонарей. Исчезали, но судорожно цеплялись друг за друга, оставляя на коже отметины и теплое дыхание на обветренных губах. *** Их слепая любовь должна была жить вечность. Но в бежевом доме на углу улицы с обветшалыми парадными ступеньками, грязными окнами, потертой мебелью и старым радиоприемником, улавливающим лишь помехи, больше не было места любви. Она умерла. Запылилась и задохнулась паралитическим газом. А ветер рассеял ее остатки по книжным полкам, углам и подоконникам. И все старания были тщетны — они перегорели. И не за что было больше бороться. И некому. В гостиной стоял легкий аромат лесного ореха и пряной корицы — странное сочетание, как и те двое, что вечерами танцевали в пустой спальне, медленно перемещаясь по помещению и ловя теплые губы друг друга через каждые четыре шага. Пепел колыхался под ногами, но любовь не возрождалась. И все было неправильно. Не так. И они оба осознавали это, когда до крови прикусывали алые губы и до синяков сжимали запястья. Соседи, сонные и усталые, возвращаясь домой с работы, знали, что в странном бежевом доме больше нет солнца, и неизвестный вирус поразил двоих, что сейчас судорожно вдыхали в себя старую пыль и цеплялись друг за друга, мягко оседая на деревянный пол. *** Рассвет разбивал их на мелкие осколки. Мокрая от утренней росы трава приятно холодила ступни, а прохладный воздух заставлял кончики пальцев леденеть, почти полностью теряя чувствительность. Самокрутка переходила из рук в руки, мысли путались, заставляя глупо смеяться и хотеть обсуждать самые абсурдные вещи. Гарри выдыхал дым Зейну прямо в губы, заставляя брюнета недобро щурить глаза и случайно сжимать руку на запястье зеленоглазого сильнее, считая редкие сердечные удары и пропуская их через себя. Малик не любил, когда Гарри его провоцировал, и когда обманывался на его счет. Они — разлитые слезы неба. Не солнечные зайчики. Не радужные лучи. И ничего не смогло бы соединить воедино разбитые осколки льда. Привязанность — удел слабых. А если потребность в человеке описывать, как любовь, то это все равно не перестанет быть лишь твоей слабостью. И Зейн понимал это, только Гарри все равно не слушал. *** И каждое утро они теряли что-то невероятно важное. Выдыхали друг друга из легких и плотно закрывали бордовые шторы, чтобы никто не смог увидеть, как рушится чей-то обреченный мир. Яркие зеленые омуты и звонкий смех колыхали прошлые близкие моменты, цветными картинками вспыхивающие перед глазами, вызывающие аритмию и дрожь во всем теле от осознания того, что это не повторится, что все давно залито осенними дождями, и уже не спасти того, что было... А оставшиеся глупые воспоминания — ретроспективные кадры старой киноленты, уже никому не нужны, и их будет хранить в себе лишь дом с зеленой крышей и остатками пепла любви... "Мое сердце бьется для тебя, знаешь? Всегда только для тебя." "Твои ресницы такие невероятно длинные, ты знаешь это? Они сводят меня с ума." "Не трогай меня! Я видел, что ты делал с ним там! Перестань, Гарри, хватит, ну почему, когда я злюсь, ты всегда...ты...ты...а я...ох..." "Сам пей свой кислый чай, придурок! Я не просил тебя все портить!" "Твои волосы пахнут карамелью, я задыхаюсь тобой." "Нет, Гарри, уйди от меня, нет, ты сумасшедший, что ты делаешь? Стой, нет...да..." "Я всегда буду любить тебя, всегда, всегда, всегда..." *** Das ende.