Письмо

<Обрывок листа, сначала почерк ровный, хоть и немного надломанный. Под конец на бумаге разводы от воды, почерк стал почти неузнаваем, буквы поползли…> ...опускаю ладонь в банку со счетами. За газ, за свет. Ни одного счета за счастье. Значит, еще не все кончено, значит, Судьба еще придет за долгами? Значит, у нас с тобой еще есть право на счастье? Ночами беседуем с Бессонницей, пьем кофе по твоему рецепту, едим подсохшие бутерброды. Я часто смотрю в окно, надеясь, что мелькнет знакомая кожаная куртка, но, нет, не мелькает. Так и живу надеждами и подгоревшим утренним кофе, все вместе или отдельно – неважно. Промозглыми вечерами, когда гуляю с Зариф, спускаюсь к Босфору. Пытаюсь обойти стороной нашу лавочку. Помнишь, сколько на ней было сказано? Помнишь, сколько грез появилось на ней? Помнишь, как мы встретились на ней? Помнишь, как ты курил возле нее, дожидаясь меня? Нервно дергал рукой, твой взгляд скакал по волнам. А Босфор утешающе хлопал пеной и кричал чайками. Помнишь, как мы запирались от всего мира, отгородившись сиренево-серым туманом твоего «Кента»? Всегда думала, что исцеляет не только любовь, но и слова о ней. Хотела даже написать о нашей с тобой любви. Ведь она не содержала вычурных фраз, не была какой-то возвышенной. Это была самая обычная любовь двух отчаявшихся сердец, совершенно случайно столкнувшихся на промозглой осенней набережной. И в этой обыденности была ее необычность. Любовь, как она есть. Без прошлого, зато с четким настоящим и смутно вырисовывающимся будущим. Но будущим таким же радостным и счастливым, как и наши утра, когда ты сидел у окна и курил, задумчиво смотрел на просыпающиеся улицы. А я садилась в кровати и любовалась тобой. Признаться, довольно часто ревновала тебя к мыслям. Наверное потому, что никогда не была над ними властна. Точно так же, как и над тем, что ты куришь. Хотела отучить тебя, но ты слушаешь только свой разум, живешь своим умом. Ты похож на стареющего хищника. То же сухое тело, те же спокойно-проницательные глаза, те же повадки. И весь ты пропитан запахом сигарет, он настолько смешался с твоим собственным, что раздельно вас представить я не могу. Год назад ты ушел. Не смейся, я помню этот день, будто это было вчера. Я пришла домой пораньше, сняла туфли, зашла в спальню и увидела беззубо скалящийся полупустой шкаф. Отсутствие вещей и моего сердца – вот и все, что говорило о твоем уходе. Я бросилась звонить тебе, на десятом равнодушном «Абонент – не абонент», зашвырнула мобильный за диван, через минуту сама же оттуда его доставала. Принялась звонить твоему брату, тот отмалчивался. Будто бы не знал, где ты. Следующее, что я помню, как очнулась на полу, в окружении наших черно-белых фотографий. Ты всегда делал их черно-белыми, говоря, что мы затем раскрасим их своими воспоминаниями, и я верила тебе. Верила тебе, сидящему на кухне, курящему в форточку, окутанному дымом, как и моим надеждами. Я смирилась с твоим уходом. Разлюбил ли ты меня, нашел ли другую, стало ли тебе скучно – у тебя могли быть тысячи причин, чтобы уйти, но почему, почему! Ты не высказал мне их в лицо? Или хотя бы не написал их в записке, небрежно кинутой на комод в коридоре? Почему не швырнул в пепельницу, вместе с последней сигаретой в этом доме? Почему? Я писала тебе письма все это время. Так хотя бы создавалась иллюзия, что ты рядом, что я разговариваю с тобой. Глупо, конечно, но люди любят тешить себя иллюзиями. А какой бы сильной и пуленепробиваемой я ни казалась, я человек и <Длинная неровная черта. Часть текста зачеркнута. Отсюда и начинаются разводы> Почему ты не сказал?! Почему держал все в себе?! Хотел сберечь меня? Хотел сохранить мое спокойствие, внезапно исчезнув, не сказав ни слова?! Два часа назад пришел почтальон, принес письмо от твоего брата. В конверте твое завещание. Достав рукописный текст, пробежалась по нему взглядом и сползла по стене. Ты умер. Как? Почему? Когда? В моей голове роились вопросы, пальцы судорожно сжимали лист, помяли его. Твой брат сказал, что уже полтора года ты болел раком легких. Ты болел из-за курения. И продолжал курить. Не говорил мне. Ты не сказал мне ни слова! И ушел потому, что считал, что я достойна чего-то лучшего, чем облысевший от химии кашляющий мужик. Ты сказал ему, что лучше уйдешь из моей жизни. А меня ты спрашивал? Ты спрашивал, чего хочу я? Может, я хочу «подавать горячий бульон кашляющему до изнеможения облысевшему от химии мужику»! Может, я хочу быть с тобой до конца! Ты – эгоистичный мальчишка! Завтра твой брат отведет меня на могилу. Прошло уже полгода, как ты умер. Принесу все письма тебе. В них любви больше, чем листов. Прочти их. Скучаю. Скоро увидимся. Твоя. <Последняя строчка расплылась окончательно. Линии дрожащие. Внизу письма небольшое спешно нарисованное сердце…>