День домино

Сибилла была уверена в том, что умение предсказывать грядущее — проклятый дар, противоречащий главным законам бытия. О потерянном зрении она не сожалела, ясновидящей не нужны глаза, достаточно воображения, потому что будущее рано или поздно перетекает в настоящее. Слепота не мешала наблюдать за тем, что творил Иуда, и проживать то, что испытывали его жертвы: она видела каждую. Раздавленная гордость, крики, слёзы, калёное железо, вырванные ногти, лениво ползущие дорожки тёмно-бордовой крови и лужи рвоты. И сама Сибилла тоже была его жертвой. Он медленно поджарил на адском пламени её душу, со звериным урчанием сожрал, и в выжженной ненавистью пустоте остались только бледные ростки мести, подпитываемой воспоминаниями. Но, вынужденная пресмыкаться в грязи у ног Иуды и терпеть грубость вперемежку с уважением, Сибилла подчас захлёбывалась злобным торжеством: он зависел от неё, от её советов, от её видений. О, если бы это было так просто — привести его к смерти! Однако Иуда осторожничал даже в мелочах, а она… Она просто не могла молчать, её дар не позволял, выплёскиваясь наружу. Прорицания хотели, чтобы их высказали, они жгли глотку расплавленным свинцом и отхаркивались сгустками крови, и слова падали костяшками домино — каждая роняла следующую, и ни одну нельзя было удержать. Провидица не сразу поверила в то, что ей выпал шанс — один из сотни миллионов, призрачная надежда, вмешательство высших сил. Ей всего лишь нужно было умолчать о хриплом карканье ворона, возвестившем, что убийца убийц пришёл свести счёты. Умолчать, сдерживая безумную радость. Невысказанное скручивало тело судорогами ни с чем не сравнимой боли, выламывало суставы, иглами вонзалось в виски, но ей удалось заставить Иуду сделать неправильный вывод, допустить ошибку в самом начале, переоценить выходца из могилы, а потом обрывки предсказания, каплями яда срывавшиеся с губ Сибиллы, только подталкивали его к краю бездны. И поздно было что-то менять. Костяшки домино сыпались, складываясь уже в иную картину. Иуда скрывал за пренебрежением иррациональный страх: даже закоренелому преступнику неприятно сталкиваться с полуразложившимся трупом своей жертвы, сути дела не меняло то, что труп неплохо сохранился и выглядел вполне живым. Он делал вид, что владеет ситуацией, — и терял верных ему людей одного за другим, подготовил ловушку — и не был уверен в удаче, даже разогнал всех своих шлюх, чтобы не мешали и в случае чего не стали свидетелями его провала, а она с трудом скрывала ликование. Ворон умер на импровизированном алтаре. Вместе с ним ушла и сила, и существование Эша Корвена повисло на волоске. Сибилла прислушалась к возбуждённым воплям почуявшей свежую кровь толпы на улице внизу и к хриплым крикам чёрных птиц над вершиной Башни. Скоро… Осталось уронить последнюю костяшку, добавить ещё щепотку боли — для остроты. Взмахом кисти нанести на полотно завершающий штрих: девушка-татуировщица, несчастная приманка, случайная жертва, могла бы её понять. Сибилла опустилась на колени, расстёгивая на ней ошейник, — отброшенная цепь глухо прогремела по полу. — Вороны — это души восставших из пепла. Они оплакивают людей, которых потеряли. Сейчас они пришли за ним, — веско обронила она и вложила в пальцы художницы мизерикорд [1]. К сказанному не понадобилось добавлять ни слова: излюбленный провидицами приём — двусмысленные фразы — сработал, Сара поняла всё так, как хотела того Сибилла, как она рассчитывала, под давлением боли выцеживая из себя пророчество. Её дар не определился только в том, что именно привязывало девушку к ходячему трупу. Явно сильное чувство. Страсть? Похоть? Извращённое влечение? Или… неужели любовь? Бесполезное оружие, слабые руки — но Сара должна сыграть назначенную ей роль. Сибилла уже не помнила, что такое милосердие. Не существует раскладов без жертв, кто-то в любом случае погибнет. Пусть они прихватят с собой и ублюдка Иуду. Она наклонила голову к плечу. Острый слух позволил ей различить всё удаляющиеся лёгкие быстрые шаги: вниз, вниз, вниз по лестнице. Сара торопилась. Беги, красавица-марионетка, беги. Беги, отмеченная судьбой, к своему ненаглядному мертвецу… навстречу тому, что уже не остановить. Да свершится оно. Сибилла рассмеялась низким горловым смехом: теперь она свободна.