Сказка о принце

Леди Джагара в возбуждении постукивала ноготками по деревянному подлокотнику богато украшенного кресла. Нервный блеск глаз скрывали тени от полукружья узорчатой маски. Её драгоценная сестричка наконец-то отправилась к праотцам: душа, пленённая раем, обрела покой. Джагара фыркнула, поймав себя на этой мысли, и едва не захлебнулась презрением, смешанным с отвращением. Душа? Разве у такой лживой твари, как Хамона, была душа? У Хамоны, которая невинно хлопала ресницами, путалась в подоле длинного платья, простодушно верила в сказки о вечной любви и удивлённо распахивала глаза, вглядываясь в сотни мелочей, невидимых для её сестры? У Хамоны, которая именно этим и привлекла Дарсию — и которая лгала, лгала, всё время лгала, потому что настолько чистых женщин не бывает, в чём Джагара была точно уверена: она давно перестала заблуждаться насчёт тонкости женской натуры. Душа Хамоны — если у неё она всё же была — растворилась в небытии, исчезла навсегда, а её плоть сожрут жирные могильные черви. Дарсию больше не связывают данные возлюбленной обеты, которые он соблюдал, несмотря на то, что измена Хамоне не считалась бы изменой в его положении почти вдовца. Он свободен. И это она его освободила. Джагара улыбнулась, предвкушая. Он сам придёт к ней, чтобы мстить — не чтобы благодарить. Придёт и останется, отдав себя в её власть, потому что всё осознает и окажется не в силах устоять перед соблазном. Она сладострастно потянулась, разминая мышцы, откинулась на спинку кресла и облизнула внезапно пересохшие губы, представив, как будут смотреться рубцы от хлыста на его коже. Она желала Дарсию с того дня, как впервые увидела, желала тем сильнее, чем более явно он был равнодушен к её чарам, — пока её перегоревшее чувство не переросло в нечто отличное от физического влечения, превратившись в потребность доказать своё превосходство, покорить его. Раскрыв перед ним своё сердце, она покажет Дарсии, что такое настоящая чувственность и приправленная для остроты несколькими каплями боли страсть — не разбавленная нежным обожанием пресная любовь её сестры. Она подарит ему наслаждение, в котором есть что-то от пытки. А если он всё-таки отвергнет её? Она скрипнула зубами. Тогда… Тогда она поставит его на колени, собственными руками перережет ему горло, и, схватив за волосы, заставит запрокинуть голову, чтобы последним, что он увидит, было её лицо в брызгах его крови. Хотя предсмертные хрипы, бульканье и липкая бордовая жидкость на одежде выглядят настолько противно эстетике… Пожалуй, придётся отказаться от того, чтобы смыть оскорбление кровью. Лучше яд. Что-нибудь особенное, убивающее медленно и изящно, без пены изо рта, без конвульсий. Что-нибудь, отнимающее жизнь элегантно и легко. Смертоносный эликсир с тонкой примесью безумия, экстрактом навязчивой идеи, квинтэссенцией немого животного страха. В лабораториях аристократов готовились такие яды, что любой из алхимиков древности без колебания отдал бы правый глаз за право хотя бы раз взглянуть на рецепты. Тем более, это в лучших традициях аристократов — ранить его отравленным кинжалом, позволить сойти с ума и дать умереть, а потом сделать голову лорда Дарсии украшением своей коллекции экзотических вещиц. Ах, задумано великолепно, но… Кожа от формалина рано или поздно покроется морщинами, станет дряблой, безобразно потемнеет, а глаза — и пронзительно-синий правый, и горящий жёлтым волчьим огнём левый — затянет белёсой плёнкой, и сквозь медленно мутнеющее стекло Джагара будет наблюдать, как время одерживает победу над прекрасными чертами лорда из проклятого рода. Неприятно. Да и голова незадачливого любовника в качестве сувенира — это слишком вульгарно и отдаёт почти средневековой дикостью, не совместимой с изысканностью и утончённостью аристократических чувств. К тому же аристократы не упускали возможности позлословить друг о друге, и леди Джагару, несомненно, обвинили бы в подражании королеве из рассыпавшегося серым прахом прошлого [1]. Джагара стиснула кулачок и с силой ударила по подлокотнику кресла, зашипев от злости. Дарсия испытывал непреодолимую тягу к сказкам, за что поплатился, как и его предок. Будь это не так, зачем ему трепетно оберегать тело впавшей в кому Хамоны? Он мечтал, видимо, что однажды Спящая Красавица проснётся, одарив его неземным счастьем. Он надеялся, что откроет дорогу в рай, где дожидается его возлюбленная. Наивный глупец! Джагара хищно усмехнулась: она решила, как поступит с ним. Есть сказки о девах, спящих беспробудным сном, — так почему бы не быть сказкам о спящих принцах? Она прикажет забальзамировать тело Дарсии, сохранив глаза ясными, смуглую кожу — гладкой и упругой, иссиня-чёрные волосы — блестящими, а губы — мягкими. Как жаль, что он не сможет отвечать на её поцелуи… Леди Джагара разжала сведённые судорогой пальцы и пару секунд бездумно вглядывалась в наполняющиеся кровью полумесяцы на ладони — следы ногтей. Потом поднесла руку ко рту и слизнула горьковато-солёные, с привкусом железа, капли. Интересно, какова на вкус его кровь? Неужели о его холодности говорят правду, и в жилах у него толчёный лёд вперемешку с водой? Скоро она узнает. Дарсия будет принадлежать ей — живой или мёртвый.