Incedo per ignes

В конечном итоге, на это уходит не так уж и много времени. Каких-то полгода. Ничто по сравнению с вечностью в клетке. С годом без Дина и без души – ничто, по сравнению с теми несколькими часами, что мертвый брат провел на соседнем сидении Импалы, пока Сэм вез его в бункер. Каких-то полгода, но однажды, посмотрев в зеркало, Сэм находит у себя слишком много высеребренных сединой прядей. Дин не скрывается, колесит по Штатам, будто ничего не произошло, устраивает в каждом третьем городе кровавую баню - и тут уж неважно, кто попадется ему под руку: стая оборотней или же кучка не слишком сообразительных туристов, забравшихся слишком глубоко в лес - оставляет такой след, что не заметить мог бы разве что слепой. Копы в трех штатах чуть ли не на ушах стоят, взломанная полицейская волна не замолкает ни на секунду, Сэм ловит каждую перепадающую крупицу информации, ищет лазейки, продумывает на десять ходов вперед – но все равно не успевает. Дин как будто дразнит, вертится почти что в поле зрения, но ни в какую не дается в руки. Сэм думает, что то, что в конечном итоге ему все-таки удается нагнать брата в Новом Орлеане, - не более, чем поблажка со стороны Дина, кость в сторону младшего братишки, стирающего башмаки в погоне за тенью прежнего, живого Дина. В Луизиане зима, почти минус четыре по Фаренгейту – а Дин стоит в легкой рубашке без рукавов поверх футболки и даже не ежится. Где-то в отдалении часы на одной из городских площадей бьют полночь. Городские улицы до безобразия пустынны: с тех пор, как в городе обосновалось зло, в простонародье именуемое Сэмовым братом, никто не рискует выходить на улицу в темное время суток. Мелкие, едва различимые на небосводе звезды ни капли не улучшают видимости, но Сэм слишком хорошо знает собственного брата, чтобы ошибиться. - Не замерзнешь? – спрашивает Сэм, подкравшись со спины. Хотя едва ли ему это удалось: Дин теперь не просто охотник, он чертов демон с чутьем, которому позавидует любая из Кроулевских гончих. Сделано в Аду, ага. Дин не оборачивается, не вздрагивает – даже не напрягается. Говорит, и в голосе его Сэм слышит ухмылку: - Твой брат горит заживо внутри меня, - все-таки разворачивается, склоняет голову набок. – Меня греет этот огонь. - Ты – мой брат, - напоминает Сэм. Дин улыбается одними губами, и это выглядит до боли неестественно – почти уродливо. - Уверен? – хмыкает. Моргает, и глаза заливает чернотой. Сэм не отшатывается, смело заглядывает в разверзшуюся бездну, готовый, если понадобится, нырнуть и не всплыть. - Нет, - отвечает честно, и ему кажется, что улыбка на губах брата чуточку теплеет. Часы в отдалении снова бьют двенадцать раз. Сэм резко оборачивается – что за чертовщина. Последний удар, и вновь повисает гробовая, неестественная для столь большого города тишина. - Дешевый трюк, Ди… - Сэм не договаривает. Дина нет. Испарился, исчез – даже без показушого щелчка пальцами – оставив после себя едва слышимый аромат яблочного шампуня. Красноглазую суку приходится вылавливать на живца: каждому, даже самому завалящему демону в Аду слишком хорошо знакомы братья Винчестеры, чтобы по доброй воле топать к ним на Перекресток. Пара почти украденных душ, и дело сделано. Сэм думает, что Ад, который ждет его за пресловутой чертой, едва ли будет жарче того, в котором он живет сейчас. Демон приходит в образе девчонки, совсем юной – едва ли ей исполнилось хотя бы шестнадцать. Может, она шла из школы слишком темными переулками, а, может, взяла в руки не ту книгу. Сэму плевать. Девчонка сочно матерится, только заметив Винчестера, оглядывает, скривив губы, дьявольскую ловушку, в которой стоит, зло сверкает глазами. - Чего изволите? – зубоскалит, прекрасно понимая, что навряд ли выберется отсюда живой. Сэм не ломается, не угрожает. Сейчас это, правда, ни к чему. - Хочу быть рядом с ним, - выдыхает и замирает в ожидании вердикта. А девчонка вдруг заливается звонким, хрустальным хохотом – вовсе даже не сатанинским, почти детским. - Не в моей компетенции, Солнышко, - выплевывает она, смотря на Сэма снизу вверх. – Сожалею. Сэму плевать на издевку. Он облизывает губы, хмурится, глядя на демоницу. - Не нужно десяти лет, не нужно года. Забирай мою душу сейчас, твой хозяин давно мечтает увидеть ее на самой горячей сковородке. Девчонка прицокивает языком, в голосе ее Сэму слышится жалость. - Оставь себе то, что называешь своей душой. Она мне даже задаром не нужна. Сэм убивает ее точным выстрелом в сердце. Глаза девчонки на долю секунды загораются ярко-голубым, но тут же тухнут. Сэм пытается отыскать в себе хотя бы отголосок жалости, но не находит. Он думает: а не собрался ли он закладывать то, чего у него давно уже нет? Пресловутые двадцать один грамм – может, они давно уже канули в лету. А он и не заметил? Идея заседает в голове прочно. Не вытравить ни охотой, ни бесконечной погоней за братом. Сэм думает: задается ли Дин вопросом, почему вдруг младший брат слез у него с хвоста, почему пропал с горизонта, позволил творить все, что в голову взбредет. Почему окопался в книгах, по уши зарывшись в библиотечную пыль. Три месяца, семнадцать безнадежно влюбленных в него библиотекарш да пара лишних седых прядей – и заклинание у него в кармане. Сначала Сэм его просто пролистывает – слишком несерьезным оно выглядит, слишком простым. Вспоминает, только когда доходить до второй главы следующей книги, возвращается и долго вглядывается в страницы. Будто ждет, что буквы сейчас поплывут перед глазами, перестроятся между собой, явив ему истину. Но буквы остаются на месте: никаких невъебенных ингредиентов или кровавых жертвоприношений, пара простых фраз, ничего боле. Это почти символично. Для храбрости Сэм покупает бутылку Джека. Снимает удаленный номер в захолустном мотеле, зажигает пару свечей и прикладывается к горлышку. Он думает о тех бесконечных вечерах, когда они распивали бутылку с Дином на двоих. Думает и никак не может понять, какого черта не ценил то, что было так близко, руку протяни и вот он – Дин, живой, смеющийся, твой. Он думает, что бутылка на одного – это слишком много, что ему нужна храбрость, а не безрассудство, караулящее всякого, кто пропустит пару лишних стаканчиков. Об истинной своей цели Сэм вспоминает, когда в бутылке остается на самом дне. Осушив остатки виски в один глоток, он расправляет на коленях вырванный из книги лист, вчитывается в скачущий перед глазами текст. Едва ли это необходимо: за последние сорок восемь часов Сэм так часто перечитывал помятую страничку, что до смешного простые слова отпечатались на сетчатке глаз. Язык почти не заплетается, слова выходят на удивление четко, складываются в предложения, поднимаются к потолку невидимой дымкой. Жжение в горле Сэм начинает чувствовать на предпоследней фразе. На последней голова непроизвольно откидывается назад, а рот приоткрывается. И вот они – его двадцать один грамм - завитками белого тумана срываются с кончика языка, поднимаются чуть вверх, но сразу же опускаются. Сэм захлопывает рот и заворожено глядит, как белое марево опутывает горлышко бутылки, как проникает внутрь и оседает плотным дымом на дне. Сэм думает, была ли его душа ярче, когда Дин возвращал ему ее. Ему кажется, что да. Сэм засыпает прямо на полу. Во сне он тонет в вязком ледяном тумане, долго и громко зовет Дина, а когда тот не приходит, просто идет на дно. Его будит ощущение чьего-то присутствия. Сэм открывает глаза, мельком замечая, что никакого похмелья нет и в помине, и натыкается взглядом на профиль Кроули. Король Ада задумчиво вертит в пальцах бутылку, заполненную белой субстанцией. - Можешь забрать, если нравится, – хрипит Сэм, не предпринимая ни малейшей попытки подняться. Кроули хмыкает, выходит почему-то как-то грустно: - Лучше Белке подари, Лосяра. На память. Сэм закрывает глаза, зная наверняка, что когда распахнет их вновь, короля Ада и след простынет. Пустота не так страшна, какой кажется на первый взгляд. В Колорадо Сэм уводит у какого-то зазевавшегося парня байк: он маневренней и быстрее и не хрипит надсадно каждый раз, когда Сэм выжимает сотню. Это проверка, можно сказать, тест-драйв. Сэм обхаживает свое тело по новой, примиряется, каково это – жить без души. Как оказывается, не слишком и страшно. Одиночество спасает от объяснений и оправданий. Охоты становятся проще, монстры – понятней, а Дин – ближе, несмотря на разделяющее их расстояние. Сэм хранит бутылку из-под Джека на самом дне своего рюкзака, вытаскивает иногда, чтобы проверить: на месте, не испарилась, не истончилась в ничто. В груди теперь ощущается приятная пустота, легкость, неведомая раньше. Оружие в руках как будто становится легче, удары – быстрее, мысли – четче. Ощущения притупляются, безумие, столько лет следовавшее за ним по пятам, отступает на пару шагов, дает ему фору. Сэм не следит больше за Дином, не следует за братом попятам, едва не наступая на хвост, знает: тот сам его найдет, когда придет время. Это случается в Монтане чуть больше месяца спустя. Они встречаются на охоте: стая оборотней, оккупировавшая очередной Богом забытый городок – Сэм ну никак не мог пройти мимо. Равно как и Дин. Они встречаются в полицейском участке, оба в костюмах федералов, и, как ни странно, не испытывают ни грамма неловкости. Дело заканчивают вместе. Вместе пьют пиво после. Импала стоит не обочине, рядом пристроился Сэмов Харлей. В глазах брата Сэму чудится почти обвинение. Дин моргает, и наваждение исчезает. - Ну и куда ты ее дел? – спрашивает брат, касаясь горлышком бутылки губ, но не делая глоток. Сэм понимающе ухмыляется: Дин понял, не мог не понять. Уловил, что что-то изменилось в ту самую секунду, когда Сэм зашел к шерифу. Потянул носом воздух и не учуял своего Сэмми. Брата – да. Но не Сэмми. Они замолкают на целую вечность, смотрят куда угодно, но только не на друг друга. Сэм думает: ну вот она и закончилась, история братьев Винчестеров. От них ничего не осталось, кроме пустоты под ребрами и нечитаемых взглядов. Ни-че-го. Сэм отлепляется от капота Импалы, когда небо на востоке начинает розоветь. Невзначай хлопает Дина по плечу и направляется к байку. Останавливается на полдороге, будто что-то вспомнив. Долго рыться не приходится - у него не так уж и много вещей. Бутылка с пообтрепавшейся этикеткой опускается на капот рядом с Дином с тихим стуком. Дин глядит на нее бесконечно долго, не говоря ни слова. Сэм уже собирается уходить, когда слышит судорожный вздох за спиной. Он не рискует оборачиваться, боясь натолкнуться на ничего выражающий взгляд, надеется оставить себе эту последнюю иллюзию: Дину не все равно. Ну вдруг. - Ну и что это значит? – голос у брата ровный, спокойный. - Это тебе, - просто отвечает Сэм, чувствуя, как против воли напрягаются плечи. – Мне она не нужна. - А мне на кой черт? Сэм пожимает плечами и делает шаг вперед – прочь от Дина. Потом еще и еще. У самого байка не выдерживает – оборачивается: Дин так и сидит на капоте, в руках у него бутылка, кончиками пальцев он аккуратно поглаживает стекло, не глядя на Сэма. Харлей заводится с пол оборота, и Сэм чертовски этому рад. Нет, правда, рад. О том, что на Дина началась охота, он узнает где-то между Ютой и Вайомингом. Сэм больше не суется в охотничьи бары и ни с кем не созванивается, но слухи распространяются быстро – пожалуй, даже слишком. Охотники, которые в большинстве своем предпочитают работать в одиночку, вдруг объединяются и объявляют настоящий план-перехват, охватывающий едва ли не все Штаты. Сэм старается быть в курсе, но когда ты пытаешь держаться от всех себе подобных как можно дальше, это оказывается довольно проблематично. Одиночество по-прежнему не сильно его тяготит, но однажды Сэм ловит себя на мысли, что бесконечно понимает тех охотников, что заканчивают с дулом, приставленным к виску. Сэм думает, можно ли запихать собственные мысли в ту же бутылку, в которой теперь томится его душа. И томится ли до сих пор? Может, Дин расхерачил хрупкое стекло об асфальт или выкинул бутылку в первое кукурузное поле, попавшееся по дороге. Сэм не сбавляет темп, охотится в режиме нон-стоп, но мысли то и дело возвращаются к брату. Сэм даже порывается позвонить ему пару раз, но все никак не решается. В конечном итоге он не выдерживает. Дин снова становится его единственной и самой желанной добычей. Телефон упрямо молчит, взрывается трелью только единожды спустя несколько долгих месяцев после их последней с Дином встречи, и говорит голосом Крейга, старинного приятеля отца: - Ты же умный парень, Сэм. Не суйся в это все. Твоего брата уже не спасти. Мне жаль. А после – короткие гудки и тишина. У Сэма уходит ровно неделя, чтобы все разузнать. Помехой не становятся ни маленькая армия охотников, пытающихся встать у него на пути, ни целая куча охранных заклинаний и ловушек. Сэм – не чудовище. Пока нет. Он находит Дина на заброшенном складе в Северной Дакоте. Связанного по рукам и ногам вымоченными в святой воде веревками, всего в крови и огромных синяках, разбросанных по всему телу. - Ублюдок, - хрипит Сэм, опускаясь на колени рядом с братом. Пустота за ребрами вспыхивает вдруг острой фантомной болью, такой, что хочется заорать. Дин дергается, смотрит полубезумным взглядом черных глаз, но все-таки узнает, смаргивает черноту, улыбается через силу, обнажая окровавленные зубы. - Сэмми. И Сэм прижимает его к себе, гладит по слипшимся от крови волосам, распутывает веревки на запястьях. Дин хрипит от боли, когда Сэм вытаскивает его из ловушки, но не сопротивляется, не отказывается от помощи. Сэм думает: похоже, все совсем плохо. В номере Сэм заталкивает брата в душ, отдирает жесткой мочалкой засохшую кровь с его тела, пока Дин неподвижно стоит, уперевшись обеими руками в скользкую от воды стену. Он укладывает Дина на единственную кровать, сам устраиваясь на крохотном диванчике. Ему больше не нужен сон, но старые привычки почти невозможно перебороть, да и к чему? Он засыпает под громкое рваное Диново дыхание, а когда просыпается, в комнате уже никого нет. Сам он лежит на кровати, а на тумбочке притулился стаканчик с давно остывшим кофе. Поднявшись с постели, Сэм отхлебывает дрянное пойло. Всегда пожалуйста, Дин, думает он, всегда пожалуйста. Дин звонит ему сам. Вот так просто. Спустя почти полгода просто говорит в трубку: - Не хочешь поохотиться, Сэмми? Тут дело как раз для ботаника вроде тебя. Я, может быть, соскучился. Сэм не успевает ничего ответить: связь обрывается, а несколько секунд спустя на телефон приходит короткое СМС с координатами. День пути, и он на месте. Дело действительно оказывается не из легких, им приходится перелопатить почти всю библиотеку в кои-то веки не слишком крохотного городишки, чтобы справиться с на редкость кровожадным языческим божеством. Они почти не разговаривают, редко смотрят друг на друга, но Сэм чувствует вдруг что-то, о чем уже начал забывать. Что-то, что, как он думал, навсегда ушло вместе с его душой. - Я тебя чувствую, - говорит он, когда они вечером распивают бутылку виски прямо в Импале. Дин смотрит на него озадаченным, но совершенно трезвым взглядом. - В каком смысле? Сэм откидывается на сидение. - Ничего не чувствую. А тебя – чувствую. Сильно, Дин. До боли. Дин ничего не отвечает, только приставляет к его губам горлышко бутылки и заставляет пить. После первой бутылки идет вторая, потом третья. Они почти не пьянеют: слишком мало в них осталось человеческого, слишком мало осталось в них их самих. Когда и третья бутылка заканчивается, Дин, недовольно сопя, лезет в сумку. И тогда Сэм видит ее, неловко спрятанную, прикрытую мятыми Диновыми шмотками: этикета истрепалась еще сильнее, выцвела, стала невзрачной, ненужной. Она по-прежнему светится, и Сэму даже вдруг кажется, что гораздо ярче, чем в тот раз, когда он видел ее в последний раз. А сколько, кстати, прошло – полгода? Год? - Зачем ты ее хранишь? – спрашивает Сэм, с опаской косясь на бутылку. Дин вытаскивает ее, задумчиво вертит в пальцах. - Жду, когда попросишь обратно. - Не попрошу, - уверенно говорит Сэм, тянется к бутылке, но Дин не отдает, вцепляется крепче. Усмехается вдруг жестко. - Тогда, может, разопьем? – предлагает. – Как думаешь, после всех этих лет, есть в ней хоть пара градусов, Сэмми, а? Сэм заворожено смотрит, как брат отвинчивает крышку, как приникает к горлышку. Дымка стекает низ, к его губам, замирает, словно раздумывая, а потом медленно начинает убывать. Дин не отрывается от горлышка, пока бутылка не пустеет. Застывает на добрую минуту, будто пытаясь распробовать Сэмову душу на вкус, отставляет бутылку, а потом вдруг тянется к Сэму. Обхватывает ладонью его затылок, приникает к губам и выдыхает. Сэм не отстраняется, не удивляется даже. Здесь и сейчас это кажется до безумия правильным, чувствовать Дина еще ближе, еще больнее. Он ловит ртом ошметки дыма, втягивает в себя, а потом, когда брат его отпускает, выпускает вверх, закинув голову назад и сложив губы трубочкой. Дымка тут же начинает оседать. Дин растопыривает пальцы, смотрит, как едва уловимая материя просачивается сквозь них, подбирается опять к бутылке, забирается в узкое горлышко, складывается пушистыми белоснежными кольцами на дне. Сладкая истома расползается по телу, Сэм ложится на сидении, устраивая голову у брата на коленях. Дин гладит его по волосам, улыбается чуть грустно. - Я тоже тебя чувствую. Наутро они почти не говорят. Дин не приказывает ему убираться из машины, только заводит мотор и трогается с места. Сэмов Харлей остается где-то на границе Ойдахо и Вашингтона. Теперь Дин почти все время смотрит на мир черными глазами. Теперь Сэм почти никогда не задумывается, прежде чем спустить курок. - Мы станем легендой, - говорит однажды Дин. Они в Луизиане, сидят на холодном мокром песке, смотрят на необычайно спокойное море и на огромные ярко-желтые звезды, замершие над ним в немом ожидании. - Скорее страшной сказкой для начинающих охотников, - возражает Сэм. Повисает неожиданно уютное молчание. - Как думаешь, - продолжает Сэм разговор несколько минут или часов спустя. – От нас что-нибудь останется? Потом? Дин пожимает плечами, отпивает из своей бутылки пиво. - Кроме твоей души в бутылке из-под Джек Дениэлса? Едва ли. Сэм невесело усмехается, поворачивается, глядит на Дина прямо. Тот сидит, обхватив ноги руками и положив подбородок на колени. Его бутылка увязает в песке рядом с той самой, из-под Джека. - Замерз? - От твоего брата не осталось ничего кроме золы и пепла, Сэм. Нечему больше гореть. - Ты – мой брат, - напоминает Сэм. Дин поворачивает к нему голову, смотрит черными провалами несколько долгих секунд, потом моргает, и глаза его заливаются давно забытой Сэмом зеленью. - Уверен? Сэм отворачивается к морю, глядит в бесконечную даль, медлит с ответом. - Да, - говорит наконец. – Уверен.