Плата

- И сколько ты возьмешь за него? - судорожно спросила она, выхватывая из перепачканных рук Могильщика уже заряженный Зидратом шприц. Он коварно ухмыльнулся, пока Эмбер крутила его в дрожащих пальцах, пытаясь совладать с начинающейся ломкой. Она была красива. Она была, черт возьми, непростительно красива! Даже с ненастоящим лицом, даже с потекшей и неаккуратной косметикой, даже с полопавшимися сосудиками в глазах и посеревшей кожей, оттенок которой она отчаянно пыталась скрыть гримом; особенно красивой в латексных полосках и прикрывающей все неприкрытое тонкой прозрачной органзе. А Могильщик продолжал ухмыляться, выдерживая томящую паузу. Она была не такая, как другие наркоманы, ей было плевать на цену, а этот вопрос был простой формальностью, подтверждающий, что сделка состоялась. Поэтому он просто тянул время, наслаждаясь ее бессилием и дрожью в руках, а еще красотой. - Так сколько?! - нетерпеливо воскликнула она, чуть не уронив при этом спасительную дозу. От чего он ухмыльнулся еще шире, подходя к ней. Сегодня она была без охраны, сегодня вокруг него не было толпы жаждущих наркоманов, сегодня им никто бы не помешал. - Две, три, четыре, кто знает... - расплывчато прошептал он, обходя ее сзади и вынимая из тонких пальцев шприц. Подумать только, один маленький укол и за него она сделает что угодно, - а сегодня может тебя? - Цены повышаются? - нервная усмешка некрасиво расчертила ее обведенный красным рот, а Могильщик осторожно убрал с ее шеи темную прядь, чтобы оставить на том месте черный отпечаток губ. - Инфляция, - пожал он плечами, вспомнив старый термин, приводящий людей в безумие еще до появления Дженко и охоты за внутренними органами. Кажется, это было больше века назад, а может и меньше, никто уже не вспомнит точно, даже Ротти Ларго. Фразы Эмбер не поняла, она была из другой жизни, если не из другого мира или иной вселенной. Да, скорее из вселенной. Вселенной Зидрата, за возвращение в которую она готова была отдать все и больше, потому что там было хорошо, потому что ничего не чувствовать было приятно, ничего кроме тепла и ярких, кажется, солнечных вспышек. А он медленно, почти незаметно оказался уже спереди, прижимая ее к холодной стене, царапающей ей голые лопатки - казалось она ощущает каждую крупинку кирпича кожей. Как они оказались в этом переулке? Кто знает, но где-то далеко слышалась сирена, шум и топот тяжелых ботинок, которые носила охрана отца. Быть может ее обнаружили снова? Что с ней сделает Ротти, когда узнает, что она вновь связалась с блядским барыгой и сильнейшим наркотиком мира? Плевать. Главнее был Зидрат. Ее начало заметно трясти, а зрачки в глазах стали сужаться и расширяться с бешеной скоростью, все вокруг расплывалось. Эмбер уже не чувствовала ног, а это значит, что вскоре она и не почувствует остального тела, после ее начнут бить судороги и выворачивать наизнанку. Но ей было плевать. Остатки сознания пытались переключиться на блуждающие по телу ладони, отвлечься на теплый и влажный язык где-то в районе груди и ниже, ниже. На жесткие толчки, на боль в скрученных над головой руках позже. Бесполезно. Начинающаяся крутящая боль в мышцах была куда сильнее. - Гребанный Могильщик, - из последних сил рассмеялась она, вцепляясь ногтями ему в спину, чтобы удержаться на весу. Сирены все еще выли в ее голове, а может быть они выли где-то за домом, на оживленной, кажется, улице. Где он нашел этот переулок? Она почти физически чувствовала, как охрана отца дышит ей в затылок, хотя он упирался в уже потеплевший шершавый кирпич стены. Но дыхание было, правда было над ухом, горячее, почти обжигающее: «Кармелла...». Ее стало немного отпускать, но это было лишь начало, больше пары минут не продлиться, однако им обоим этого времени хватило. Сквозь отступающую боль в костях, она чувствовала, как тело начинает откликаться на прикосновения, грубые поцелуи, укусы, сильные толчки. Она почувствовала, как ее тело возбуждено, что оно вскоре будет на пике. Могильщик до боли вжал ее плечи в каменную кладку одной рукой, а другой схватил за горло, заставляя почти задохнуться, он медленно целовал ее, а толчки становились все сильнее и размашистее. Невероятный контраст. Ей хотелось стонать, ей хотелось попросить его войти еще сильнее, ей хотелось попросить его заткнуться и больше никогда не называть ее по имени, но она не могла даже вздохнуть, и от этого по телу разливалось еще большее наслаждение. Она выгибалась, а кулаки ее судорожно сжимались. Начинался второй подход, и если не вколоть Зидрат, то через пару минут ей придется собирать собственные кишки по грязной мостовой, потому что второй подход всегда был в сотню раз сильнее первого. Но ей было плевать, то, что происходило сейчас было лучше, чем все удовольствия мира, лучше, чем новое лицо, лучше, чем этот чертов наркотик. - Кармелла, - шепот пробрался ей в мозг, въелся в память, забрался под кожу, вплелся в мышцы, растворился в крови, растекался по телу вместе с ощущением заполненности. Ломки пока что не будет. Она кончала с иглой в шее, с Зидратом, пульсирующим в крови, и вместе с Могильщиком.