Они говорят...

      Осенний ветер зябко пробирает меня до костей. Плотнее запахиваю куртку, повязываю шарф и выбегаю из Шлака. Октябрь. Замечаю, что небо какое-то совсем по-весеннему светлое – только пятый час утра, а уже сквозь нависшие тучи пробиваются первые лучики солнца. На минуту останавливаюсь, запрокидываю голову и смотрю прямо на пушистые облака. Вон то – похоже на огромный замок, хоромы, я бы сказала. «На золотом крыльце сидели: царь, царевич, король, королевич»… Вспоминаю папину считалочку, и улыбка озаряет моё лицо. Как будто сговорившись с моей улыбкой, небо озаряет рассвет. Лучи скользят по моему лицу, отражаются в наледи на дороге.       - Ты мало улыбаешься.       Голос позади пугает меня, от чего я подпрыгиваю на месте. Улыбки, как не бывало!       - Гейл! Ты меня до инфаркта доведёшь! – шиплю на друга.       - Ну, ты правда мало улыбаешься, - лицо парня украшает искренняя улыбка.       - Ах, да, это ты у нас мастер улыбок! Вон как за тобой девушки бегают! – хочется улыбнуться, но сдерживаю себя.       - Ревнуешь, Кискис? – улыбка уже победная.       - Что? Ещё чего не хватало, - бреду в сторону забора. – Мы это, кажется, уже обсуждали…       Обсуждали… И ни к чему хорошему это не привело. Неловкость уже прошла, но осадок остался. Я люблю Гейла, но, скорее, как брата, которого у меня никогда не было и уже не будет. Парень молча идёт рядом, хочет перехватить мою руку, но я выдёргиваю кончики пальцев, кажется, слишком резко.       - Ну как хочешь…       Остаток дороги проводим в тишине, каждый думает о своём.       Гейл говорит, что я мало улыбаюсь… А я не понимаю, чему радоваться? Тому, что мы голодаем? Или тому, что мой папа умер, когда Прим была совсем крошкой? Тому, что мне пришлось учиться зарабатывать еду охотой? Или тому, что мама не особо-то радует меня своей улыбкой? Странный он… Радуется любым мелочам, будь то белка или тетерев, рассвет или закат… Я так не умею. Я не умею улыбаться. Выуживаю лук из дупла старого дерева, перебрасываю колчан через плечо. Его шил ещё папа… Вот кто заставлял меня улыбаться…       - Смотри, девочка, - папа указывает мне на крупную птицу. - Такая добыча всегда поможет тебе прокормиться…       Папа встаёт за мою спину, помогает натянуть тетиву, убирает руку, и моя стрела летит куда-то в кусты. Слёзы появляются на глазах – я ни на что не способна.       - Всё приходит с опытом, милая…       Мужчина тянет тетиву, вкладывает в неё стрелу… Стрела летит прямо в индюшку, от чего та издаёт протяжный звук и тут же затихает.       В ушах стоит звук разрываемого остриём воздуха; с опозданием понимаю, что это уже не воспоминания, а реальность. Замечаю, что Гейл обходит меня и поднимает белку, прямо возле моих ног.       - Ну вот… Всю шкурку испортил…       Белки – это моё. Только я могу стрелять в глаз, тем самым не подпортив ни мяса, ни пушистого меха. Зарабатываю вдвойне, так сказать.       - Куда тебе до меня, - ехидно ухмыляюсь и прохожу мимо.       - Вот в кого ты такая? – Гейл вопросительно поднимает бровь.       - Какая? – я правда не понимаю о чём он.       - Бука… Китнисс, ты ведь на самом деле приветливая… Почему же иногда такая колючая?       - Я всегда колючая.       Разговор продолжать я не собираюсь, поэтому направляюсь к кустам шиповника, собираю ягоды в бумажный кулёк – из них выйдет отличный чай. Мама обрадуется, если я принесу лечебные травы и ягоды: скоро зима, народ снова будет тянуться в наш дом за помощью, а кроме как «волшебного» снега, она им и предложить-то не сможет ничего.       - Бери пример с булочника… Вечно улыбается, - Гейл фыркает и протягивает мне свою горсть ягод.       - Булочника?       - Мелларк… Как ни глянешь – всегда улыбается. Вот, представь, Китнисс: прошло пять лет, мы с тобой разругались, наконец-то, в пух и прах, я уехал во Второй… Ты вышла замуж за Мелларка, сидите вы возле телевизора и смотрите шоу Цезаря… Пит улыбается до ушей, а ты, как грозовая туча.       На лице Гейла снова зажигается улыбка, она искренняя… Я знаю, что он не бросит меня, не уедет во Второй. И если я и буду через пять лет смотреть с кем-то шоу Цезаря – то с ним.       - Ну и дурак же ты… - тяну нараспев. – И ты так просто оставишь меня с Мелларком?       Не знаю, зачем я это говорю, ибо решила, что не буду давать поводов Гейлу. Но я уже произнесла слова, глупо брать их обратно.       - Ты сама его никогда не полюбила бы…       Гейл щурится на солнце, отчего его глаза становятся ещё более солнечными. Из холодных серых, они становятся мягкими. Хочется обнять друга, но разум даёт понять, что это явно будет лишним. Прячу руки в карманы, чтобы не наделать ошибок, и продолжаю разглядывать друга из-под бровей.       Я не полюбила бы Пита? Возможно, он прав… Я не способна улыбаться, куда уж мне до любви. Любовь – это то, что было между папой и мамой. Это когда один человек уходит, а второй умирает с ним духовно. Когда одному больно дышать без второго. Когда ты любыми силами вытащишь его из беды. Когда ты пожертвуешь собой. Я бы не смогла. Точно не из-за Мелларка. С опозданием, но понимаю, что из-за Гейла я бы жертвовать собой тоже не стала. Вот и ответ.       - Ты заметила, как он пялится на тебя на занятиях?       - Кто? – встряхиваю головой, отгоняя мысли.       - Мелларк! Китнисс, о ком мы только что говорили?       - Мне кажется, или ты уделяешь ему слишком много внимания? – отшучиваюсь, без тени улыбки.       - Вот всегда ты так…       Остаток утра проводим в молчании, лишь изредка общаемся жестами, и уже к половине восьмого в моей сумке лежат две белки, куропатка и кулёк ягод шиповника. Так же неслышно проползаем под забором, Гейл подаёт мне руку, помогая подняться. Его ладонь жёсткая, мужская. Отряхиваю руку, после сегодняшних разговоров снова чувствую себя виноватой перед другом.       Нам даже не нужно договариваться, куда мы пойдём, маршрут всегда один: Мелларк-старший, который обычно меняет хлеб на моих белок, Сальная Сэй, которой нужно мясо для похлёбки и, наконец, школа.       Солнце светит над Двенадцатым в полную силу, раскрывая красоту каждого, кто оказывается под его лучами. Замечаю, как играют лучи в волосах Гейла, хочется поправить пряди, но упрямо держу руку в кармане. Мимо проходят шахтёры. Для них, утро – это время нового рабочего дня. Их глаза ещё не полны той усталости, с которой они придут вечером домой. Они улыбаются нам, некоторые жмут Гейлу руку. Наши отцы тоже были шахтёрами. Малышня торопится в школу, весело о чём-то болтая. Замечаю пару своих одноклассников, которые начинаются шушукаться, завидев нас.       - Хоторны! Вы сегодня, как всегда, опоздаете?       - Хоторны?! – я прекрасно понимаю, о чём они, но решаю уточнить.       Гейл пожимает плечами, но я вижу, как он держится, чтобы не засмеяться. Несильно бью его кулаком в плечо, парень же делает вид, что я нанесла ему смертельную рану, корчась в «предсмертных судорогах».       Чувствую на себе взгляд голубых глаз. Пит. Пит Мелларк. Парень идёт прямо на нас, его взгляд приветлив, но замечаю, как сжимаются кулаки, стоит ему посмотреть на Гейла. Поднимаю глаза и встречаюсь с этим взглядом. Пит шагает прямо на нас, не желая отойти даже на сантиметр, упрямо и твёрдо. Солнце освещает его приятное лицо, которое обрамляют светлые кудри. Только сейчас замечаю, что он очень красив. На нежном лице играет румянец, голубые глаза смотрят прямо на меня. Упрямо принимаю вызов, не отвожу взгляда. Расстояние между нами сокращается от метров до сантиметров. Провожаю парня взглядом, оглядываюсь. Он тоже оглядывается… Сама не понимаю, почему, но на моём лице появляется улыбка. Сначала неуверенная, робкая. Но чувствую, как рот сам растягивается до ушей. Пит не верит своим глазам, вижу сомнение на его лице. В секунды его собственное солнце озаряет всё вокруг – он улыбается в ответ.       - Привет… - странно, я как-будто впервые слышу его голос.       - Привет, - отвечаю парню.       Провожаем друг друга взглядом. Не хочется, чтобы он уходил далеко, но впереди ещё столько дел, а ко второму уроку явиться точно надо.       - Извиняюсь, был не прав…       Я совсем забыла про Гейла, поэтому вздрагиваю от его голоса.       - В чём не прав?       - В том, что ты не улыбаешься…       Парень обгоняет меня, оказываясь в два шага на крыльце пекарни. Его кулак упрямо стучит в дверь. Слышу тяжёлые шаги Гидеона Мелларка.       Гейл говорит, что я не улыбаюсь. Я улыбаюсь, но не всем…