Упавшая вилка к...

      Джона Уотсона нельзя было назвать невнимательным человеком, но, как и любой человек, он до последнего игнорировал те факты, которые не вписывались в его картину мира. Возможно, будь это не так, бывший военный доктор намного раньше заметил бы, что с братом его соседа по квартире что-то неладно.       Но первый звоночек для Джона прозвенел только тихим октябрьским вечером, в среду.       В тот день Уотсон имел неосторожность посоветовать обратиться по поводу нового дела к Майкрофту. Это предложение было высказано исключительно из-за того, что мужчина уже просто не мог видеть, как Шерлок, занятый работой мысли, буквально таял на глазах, забыв о еде, сне и своей человеческой природе вообще. Джон не особо рассчитывал на то, что его слова будут услышаны, однако буквально через пару секунд детектив-консультант подорвался со своего места и стремительно зашагал в сторону кухни. Проследовав за ним, Уотсон стал свидетелем того, как Холмс швырнул на пол первую попавшуюся под руку вилку, а затем резко развернулся и как ни в чем не бывало вернулся на диван.       Удивленный произошедшим, Джон искоса следил за Шерлоком и впоследствии мог поклясться, что следующие пять минут тот оставался неподвижен.       А потом раздался стук в дверь.       – Ради бога, Шерлок, научись пользоваться телефоном, – раздраженно заговорил Майкрофт буквально с порога, приветственно кивнув опешившему Джону и проходя в гостиную.       – Ты быстро.       – Был неподалеку.       Дверь захлопнулась, давая понять, что предстоящий разговор не предназначен для ушей тех, кто не носит фамилию Холмс. Джон даже не подумал возмутиться подобным пренебрежением – все его мысли занимал вопрос, как Майкрофт узнал, что речь только что шла о нем. В ушах все еще стоял звон вилки. Уотсону хотелось верить, что он не сошел с ума. Пусть уж лучше окажется, что Шерлок испытал на нем какой-нибудь забористый наркотик – это было бы хотя бы… логично.       Джон думал об этом всю ночь. Под утро в его голове звенел десяток различных вилок – оброненных как будто случайно, задетых рукавом шерстяного пальто, нечаянно сдвинутых с края стола, где они оказались словно сами собой. Дома, в кафе, даже в морге (Шерлок нарочно таскает с собой набор столовых приборов?).       Вилки падали. Майкрофт приходил. Разумеется, это были просто нелепые совпадения.       Прошло не меньше двух месяцев до того момента, как это произошло снова. Джон к тому времени успел себя убедить, что если ему все это не померещилось, то произошедшее было не более чем экспериментом Холмсов, которым захотелось посмотреть на метания простого смертного, вновь попавшегося на их удочку. И пусть ситуация мало отличалась от предшествующих ей, то есть – совершенно не исключала возможности подставы, – Уотсон почувствовал, что все-таки сходит с ума.       И тогда он решил, что самым разумным в данной ситуации будет провести эксперимент.       Дождавшись, пока Шерлок унесется по своим делам (выставлять себя перед ним идиотом Джон не хотел, хотя не без оснований полагал, что Шерлок и так имеет весьма нелестное мнение относительно его умственных способностей), Уотсон зашел на кухню. Вилка оказалась в его руках почти сразу – он готовился, – но ему понадобилось не менее пятнадцати минут, чтобы отпустить ее в свободный полет. Подняв столовый прибор, как только он коснулся пола, Джон уставился на часы. Следующие полчаса в их тиканье мужчина волей-неволей улавливал одну и ту же фразу: «Джон Уотсон, ты идиот».       А потом в дверь позвонили. Это случилось столь неожиданным, что Джон выронил вилку повторно, но поднимать ее не стал – он вдруг обнаружил, что не придумал никакого плана на случай, если весь этот бред окажется правдой.       Послышались голоса – гостю пошла открывать миссис Хадсон. Не имея возможности разобрать, кто и что говорит, мужчина медленно опустился на ближайший стул. «Это может быть простой посетитель», – мелькнула в голове спасительная в своей логичности и правдоподобности мысль.       «Не может», – констатировало сознание еще через минуту, когда Майкрофт Холмс появился на кухне их скромной квартиры собственной персоной. Брат Шерлока, как и всегда, был элегантен и непрошибаемо спокоен, как будто его появление совершенно не было связано с мистическими совпадениями, а он просто пришел на традиционное пятничное чаепитие (если только он ходил к кому-нибудь на подобные чаепития). И только что-то во взгляде выдавало, что для него происходящее тоже не является обычным событием.       Впрочем, мог ли Джон быть объективен при оценки внешности и выражения лица Майкрофта? Может ли вообще быть объективен человек, который при взгляде на зонт подумал про Мэри Поппинс и попытался вспомнить цитату из книги, которую читал больше десяти лет назад? Как она там говорила, «Я появляюсь, когда нужна»?..       Те несколько секунд молчания, которых хватило Джону для того, чтобы почувствовать себя окончательно спятившим, Майкрофт, вероятно, потратил с большей пользой. Сделав для себя какие-то выводы, он спокойно заключил:       – Вижу, мой брат ничего не рассказал вам о нашей семейной… особенности.       «Семейной? Это еще и семейное? И что нужно уронить, чтобы пришел Шерлок?» – с несколько истеричными нотками подумал Уотсон, после чего усилием воли заставил себя не паниковать. Сделав незаметно пару глубоких вдохов и выдохов, он спросил почти ровно:       – О чем вы говорите?       – Что весьма неразумно, – продолжил Майкрофт, словно в его монологе и не было никаких пауз, – учитывая отношения, которые вас связывают.       Нарушив свою неподвижность, Холмс прошел вглубь кухни и под внимательным взглядом Джона, который, не желая больше выставлять себя идиотом, молча ждал продолжения, поднял с пола позабытую вилку. Аккуратно устроив ее на краешке стола, Майкрофт направился к двери.       У самого порога мужчина замер.       – И, да. Крайне не рекомендую ронять половники.       Взгляд, которым была сопровождена эта фраза, дал понять, что это отнюдь не рекомендация – приказ.       Озадаченный и ошарашенный, Джон пришел в себя только после того, как за Майкрофтом хлопнула дверь. И, разумеется, сразу стало понятно, что после произошедшего вопросов стало намного больше, чем было до того. Попробовав найти ответы в бокале виски, Джон смог для себя понять только одно: он не будет ни о чем спрашивать Шерлока. Особенно о половниках.       Джону понадобилось не менее двух недель, чтобы прийти к мысли, что это не он сошел с ума, а просто мир сумасшедший, и с этим нужно смириться. Примерно такие же эмоции он испытывал, когда узнал, что его сестра – лесбиянка. Тогда ему тоже нужно было время, чтобы принять положение дел. Нет, он не был гомофобом, по крайней мере, не считал себя таковым. Просто до того момента не задумывался о том, что кто-то из его близких может быть другой ориентации. Как не задумывался и о том, что могут существовать люди, которые… Холмсы.       Он не собирался как-либо использовать полученную информацию. Как и в недолгий период помешательства Гарриет, когда она была ярой гей-активисткой, Джон твердо решил держаться от всего этого подальше, следуя нехитрой мудрости «Меньше знаешь – крепче спишь». Но в рождественский вечер все пошло наперекосяк.       Невыносимый Шерлок. Смерть Адлер. Смазанное прощание с Молли, неловкое от того, что Джон никак не мог подобрать слов, способных хоть немного смягчить грубость высокоактивного социопата. Немного вина с Лестрейдом, сдобренного историями из работы обоих, от которых Жаннет сердито поджимала губы, пытаясь выдать это за улыбку. Кружка традиционного эгг-нога миссис Хадсон, до конца вечера переживающей о том, что Шерлок вынужден был уйти по делам в рождественскую ночь. Все это на фоне поиска наркотиков, сигарет и телефона. Звонок от Майкрофта, положивший конец очередным отношениям. Запершийся в своей комнате Шерлок. Гнетущая тишина квартиры, праздничные украшения в которой приобрели совершенно нелепый и неуместный вид. Оставшийся рождественский алкоголь.       В какой-то момент Джон обнаружил себя на ступеньках перед домом с кружкой почему-то чая в одной руке и вилкой – в другой. Холодный ветер довольно быстро выветрил часть алкоголя из головы, но в ушах почему-то звенело. Звон прекратился, когда в конце улицы сверкнули фары единственный в этот час машины. Джон не помнил, когда успел уронить чертову вилку, но не сомневался, что приехал Майкрофт.       – Что он натворил? – первым делом спросил Холмс-старший, как только за ним захлопнулась дверца.       Вместе со словами изо рта мужчины вырвалось облачко пара, и Уотсону захотелось верить, что именно в нем утонули все истинные чувства Майкрофта, оставив после себя лишь деловитую скуку. Не может же быть так, что Холмс не испытывает вообще ничего? Джон не знал, что всего пару часов назад братья между собой говорили как раз об этом.       – Заперся у себя в комнате, предварительно доказав, что совершенно не переживает. Кажется, все действительно в порядке, – спокойно ответил Джон, ловя себя на странном ощущении, будто слышит все произнесенное им со стороны. Если бы не впечатление, что говорит кто-то другой, он, наверно, никогда бы не дополнил свой монолог ответной репликой. – Вопрос в том, что вы натворили, Майкрофт.       Брови Холмса-старшего приподнялись в удивленном жесте.       – Я?       – Вы. Вы разрушили мою личную жизнь. Более того – вы сделали это в Рождество, а это, к вашему сведению, семейный праздник. У меня были серьезные планы на…       Джон едва успел прикусить язык, чтобы не произнести: «Эту… как ее…», но заминка все равно получилась столь очевидной, что Майкрофт не смог удержаться от насмешливой улыбки.       – У вас были серьезные планы на девушку, имя которой вы даже не помните, я правильно вас понял? Не сочтите за грубость, Джон, но мы оба с вами знаем, что эти отношения – просто эпизод.       – Эпизод? В каком смысле?       – Вы и Шерлок…       Майкрофт ответил нарочито многозначительно, переведя взгляд на зонт, который если и мог смотреться адекватно в рождественскую ночь, то только на улицах вечно дождливого Лондона. И все это настолько красноречиво, что у Джона будто что-то щелкнуло в голове. Все вдруг стало кристально ясным, как падающий с неба легкий снег.       – Почему все вокруг уверены, что мы с Шерлоком встречаемся? – с неожиданной усталостью спросил Уотсон у крыши дома напротив, хотя хотел, как всегда, возмутиться подобными предположениями. – На чем мне нужно поклясться, что я не встречался, не встречаюсь и никогда не буду встречаться с Шерлоком Холмсом, чтобы мне, наконец, поверили? На Библии? У вас есть с собой Библия, Майкрофт?       Не дожидаясь ответа, Джон раздраженно опустил вилку в давно остывший чай, отчего она громко звякнула о край кружки, и поднялся на ноги. Свежий воздух, сделавший голову ясной, увы, не вывел весь алкоголь из организма, и от резкого движения мужчина покачнулся.       Рука в перчатке, предусмотрительно легшая на плечо, помогла удержать равновесие.       – Вы пьяны, – равнодушным голосом заключил очевидное Майкрофт. – Прежде, чем на чем-либо клясться, убедитесь, что находитесь в трезвом уме и твердой памяти. Иначе не избежать ошибок.       Как только Холмс убрал свою ладонь, Джон обернулся и прямым взглядом посмотрел в глаза собеседника.       – Трезвый или нет, я не гей.       – Я этого и не утверждал. Учитывая ваши прошлые отношения с женщинами, это было бы неразумно. Я бы сказал, что вы бисексуальны.       «Сексология от Майкрофта Холмса», – прозвучало в голове Джона, и если бы там же не бушевало возмущение, он непременно посмеялся над абсурдностью ситуации.       – Трезвый или нет, я не интересуюсь мужчинами, – с наибольшей твердостью, на которую был способен в своем состоянии, произнес Уотсон. И впоследствии готов был спорить, что следующую фразу произнес не он. – По крайней мере, Шерлоком.       Высказавшись, Джон пожелал спокойной ночи и ушел, громко хлопнув за собой дверью. Только на следующее утро он понял, что именно стало причиной удивленно приподнятых бровей Майкрофта.       Уотсон решил не задумываться о том, почему сказал именно то, что сказал. Списать произошедшее на алкоголь было проще простого. А вот перестать думать о Майкрофте было сложнее. Не то, что бы Джон хотел о нем думать, скорее наоборот. Но светлый образ Холмса-старшего виделся ему в каждой вилке, воскрешая в голове множество вопросов. Джон не любил что-то не понимать, особенно когда дело касалось его самого.       В конце концов Майкрофт сорвал еще одно свидание. На этот раз – косвенно, но от этого легче не становилось.       Элис была мила и вообще почти идеальна (возможно, Джону так казалось, потому что он еще не успел познакомить ее с Шерлоком, а самому ему требовалось больше времени, чем одна короткая встреча, чтобы заметить недостатки человека). В комплекте с очаровательной внешностью шла любовь к экстремальным видам спорта, которая и послужила причиной их встречи в клинике, а также умение неплохо рассказывать о пережитых приключениях. И Джон мог бы получить истинное наслаждения от ужина с ней, если бы не чертовы вилки. Тревожась о том, как бы не уронить столовый прибор ненароком, мужчина совершенно не мог сосредоточиться на разговоре.       А потом ему пришла и вовсе ужасающая мысль в голову: Шерлок. Если «вызов» столовыми приборами – это семейное, то что-то должно вызывать Шерлока. И проблема была в том, что Джон совершенно не представлял, что нужно уронить, чтобы пришел его друг. Вернее – что не стоит ронять, чтобы он не пришел и не испортил свидание.       Едва дождавшись, пока Элис отойдет в уборную, Джон достал телефон.       «Что нужно, чтобы позвать Шерлока?»       «Зубочистка».       Уотсон не смог удержать нервного смешка. С чем-чем, но с зубочистками у него Шерлок не ассоциировался. Скорее, нож для масла – меньше, чем обычный нож, изящнее, с изогнутым лезвием, которое может быть столь же острым, как бритва, если отойти от распространенных стандартов. Или штопор – просто потому, что он вгрызается в суть и многое открывает.       Впрочем, с Майкрофтом тоже не особо ассоциировались вилки. Задумавшись, что могло бы подойти Холмсу-старшему, Джон почему-то подумал о щипчиках для сахара.       Убирая телефон в карман, Уотсон случайно толкнул стол. Пытаясь поймать пошатнувшуюся от этого солонку, мужчина не заметил, как неловким движением смахнул подставку для зубочисток.       Через полчаса Элис ушла со словами:       – Знаешь, мне кажется, что весь вечер ты думаешь о ком-то другом. В следующий раз прежде, чем идти на свидание, разорви предыдущие отношения.       Джон просидел в ресторане еще полчаса, злясь и думая о том, во что превратилась его жизнь после появления в ней Холмсов. Шерлок так и не пришел. Майкрофт к концу вечера получил еще одно sms:       «Не смешно».       Через пару дней Уотсон с огромной радостью воспринял новость о том, что в интересах нового дела они с Шерлоком должны будут покинуть Лондон на несколько дней. Он надеялся, что, даже если случайно уронит вилку, Майкрофт в Дартмур не поедет. Или, по крайней мере, приедет не так быстро, как обычно. Уезжая, Джон еще не знал, что, вернувшись, застанет Холмса-старшего на Бейкер-стрит, в одном из кресел в гостиной, а Шерлок при виде брата очень быстро сбежит в неизвестном направлении.       – Прошу, Джон, присаживайтесь, – гостеприимно, будто был в доме хозяином, предложил Майкрофт, как только за Шерлоком захлопнулась дверь.       Садясь в свое кресло, Уотсон изо всех сил пытался подавить желание если не сбежать, то хотя бы просто оказаться в любом другом месте. Он чувствовал подвох, но не мог понять, в чем он, даже когда принял из рук Майкрофта папку с документами.       – Что это?       – Брачный контракт.       Одновременно с устным ответом Джон открыл папку и прочитал первые пару строк. И онемел от шока. Удивленными глазами он посмотрел на Холмса-старшего, пытаясь понять, шутит тот или нет. Лицо Майкрофта оставалось непроницаемым. После недолгих размышлений Джону удалось заглушить мысль «Он спятил!», и тогда мужчина вспомнил о рождественском вечере.       – О боже, Майкрофт, только не говорите, что посчитали, будто я увлечен вами!       – Это было бы несколько поспешное суждение. Пока что я знаю только одно: вы впишитесь в нашу семью.       – С чего вы это решили? – все еще ошарашенно спросил в ответ Джон. Ему хотелось задать другой вопрос, который относился бы к почти всем беседам, произошедшим между ними в последнее время: «Да что, черт побери, вообще происходит в вашей голове?!»       – Все дело, как бы глупо это ни звучало, в вилках, Джон. Я уже говорил вам, что эта… особенность семейная. Далеко не каждый человек на планете способен… влиять на нас. Изначально я считал, что ваши отношения с Шерлоком имеют такой характер, что вы, в некотором роде, уже являетесь членом нашей семьи, но последние события показали, что я ошибся.       Майкрофт замолчал, позволяя Джону логически вычислить, что речь идет о событиях недельной давности. Ведь если Холмс-старший сказал правду насчет зубочисток, то у Уотсона просто не получилось «вызвать» Шерлока. Но раз за разом получалось «вызвать» Майкрофта. А значит…       – Постойте. Это какой-то абсурд. Мы с вами не вступали ни в какие отношения, которые позволили бы… думать… обо мне… всякую ерунду!       – Такое иногда случается, – ответил Майкрофт, который, в отличие от Джона, все еще был абсолютно спокоен, словно дело касалось не его. – Редко. Можно сказать, счастливая случайность.       – Счастливая?! Вы что, хотите сказать, что… – от собственной догадки Уотсон повторно потерял возможность говорить и чуть не выронил документы из рук. Ладонь сама собой легла на рот, как будто это могло помочь оставить догадки невысказанными. – Вы… вы что… Я вам… нравлюсь, так, что ли?       – Исходя из интересов семьи, я считаю, что вы подходящая кандидатура на роль моего супруга.       Получив совершенно дипломатичный ответ, который не дал ровным счетом никакой информации, Уотсон почувствовал, что больше не может продолжать этот разговор. Все происходящее было просто абсурдным. Еще более нелогичным, чем первая встреча из-за вилки.       Джон встал и решительным жестом протянул документы обратно.       – Я в эти игры не играю. Я глубоко убежден, что в брак нужно вступать по обоюдному желанию, а не потому, что работает какая-то магия.       Некоторое время Майкрофт смотрел на него снизу-вверх, не спеша принимать документы. На его лице было написано столько мыслей (или же Джону хотелось их видеть?), что Уотсон едва не попросил прощения за свой отказ, но не успел – Холмс-старший также поднялся и, не сводя взгляда с собеседника, в своей удивительно вразумительной манере проговорил:       – Насколько я понимаю, ваше последнее свидание не удалось из-за того, что вы думали обо мне? Вы не сумели отвлечься от этих мыслей, хотя напротив вас сидела красивая, неглупая женщина, полностью подходящая под ваш идеал. Подумайте об этом, Джон.       Джону хотелось огрызнуться: «Я и так думаю о вас слишком много в последнее время», но он понимал, что это совершенно, абсолютно неуместный аргумент в данном разговоре. Спорить было бессмысленно – он действительно постоянно думал о Майкрофте. Просто совершенно не в том смысле, который подразумевал сам Холмс-старший. В «том смысле» Уотсон о нем вообще не думал.       Против воли взгляд Джона скользнул по лицу Майкрофта, по его шее и плечам. В голове всплыла мысль о том, что в последний раз он целовался с кем-то, кто намного выше, очень давно, кажется, в шестом классе. Вспомнив, что то же самое он думал, когда начал встречаться с Жаннет, Джон недовольно поджал губы. Что не укрылось от Майкрофта.       – Встретимся через неделю, – тоном, не допускающим сомнений, произнес Холмс-старший и направился к выходу.       Прошло не более пяти секунд, когда Джон понял, что его бесит эта привычка уходить в середине разговора.       – Постойте! Мы еще не договорили.       Уже протягивая ладонь к дверной ручке, Майкрофт обернулся и с легким удивлением посмотрел на Уотсона.       – Разве?       – Да. И если вы всерьез делаете мне подобное предложение, – Джон махнул сжатыми в руках документами, – я прошу хотя бы иногда учитывать мое мнение.       – Для того, чтобы составить мнение, обычно требуется время, – спокойно заметил Холмс. И хотя он не сделал более ни шага в сторону выходу, Уотсон от такого ровного отношения ощутил, как внутри него поднялась волна раздражения.       – Клянусь Богом, Майкрофт, если вы уйдете, не пройдет и пяти минут, как все вилки в этом доме окажутся на полу!       Ничуть не смутившись такой вспышки, Холмс-старший невозмутимо уточнил:       – Значит, вы готовы спокойно обсудить возможность этого брака?       – Я готов спокойно обсудить невозможность этого брака.       – Тогда я вынужден настаивать на встрече через неделю, – с этими словами Майкрофт все же покинул гостиную.       Джону хотелось крикнуть вслед, что за неделю ничего не изменится, но вместо этого он просто стиснул зубы и без должной осторожности швырнул папку на журнальный столик. Еще не хватало, чтобы что-то из этого разговора услышала миссис Хадсон или кто-либо другой.       Разумеется, кидать вилки никто не стал – несмотря на эмоции, Джон прекрасно помнил о том, что Майкрофт занятой человек и от его работы зависит многое, едва ли не судьба всей страны в целом. Впрочем, думалось Уотсону, если бы Холмс-старший был действительно озабочен работой, он не нашел бы времени для подобных абсурдных предложений.       Вместо детских выходок Уотсон решил просто выкинуть все это из головы и придумать убедительную речь, чтобы Майкрофт наверняка понял, что этот брак не имеет никакого смысла.       Забыть обо всем у Джона получилось. Да так хорошо, что про оставленные в гостиной документы он вспомнил только вечером, обнаружив их в руках Шерлока, который не упустил шанс прокомментировать написанное:       – На что рассчитывал Майкрофт, составляя эти документы? Я бы на твоем месте настаивал на исключении пункта десять, на пересмотре пятого и шестого. Жизнь с моим братом требует большей компенсации в случае развода.       – Тебе никто не говорил, что читать чужие бумаги невежливо? – со вселенской усталостью в голосе спросил в ответ Уотсон.       – Мне было скучно.       «Это не оправдание, Шерлок!» – чуть было не крикнул Джон. Вместо этого он ушел в свою комнату, откуда позвонил сестре и попросил о политическом убежище. Он чертовски устал от всех Холмсов вместе взятых.       Уотсон очень скоро понял, что скрыться на неделю, а то и больше, у Гарриет было не лучшей идеей. Сестра, разумеется, не могла не попытаться выяснить причины его бегства. А услышав о том, что во всем этом замешан мужчина, не могла не решить, что ее долг – открыть брату глаза на простую истину: Джон латентный гей. Началось это вполне невинно – Гарриет всего лишь попросила описать Майкрофта, которого никогда не видела. А затем в самом обычном описании умудрилась углядеть тайную влюбленность.       Статьи о принятии себя, о каминг-ауте и просто о человеческой сексуальности, тесты «Гей или нет?» и «Влюбленность или просто симпатия?», истории из жизни обычных людей, которые «никогда не могли подумать о таком, но потом встретили ЕГО/ЕЕ» – на все это Джон постоянно натыкался следующие три дня. Гарриет была настойчива. И настолько радостно воодушевлена, что у Джона просто не получалось на нее всерьез и долго сердиться – он не видел сестру такой возбужденной со времен развода. Как будто в этом был смысл ее жизни – наставлять людей на радужный путь.       Всё и все были против него. На встречу в «Диогене», куда его предупредительно пригласили за день до свидания (а не забрали на машине прямо с порога, как бывало раньше), Джон ехал с чувством усталой обреченности.       К его удивлению, Майкрофт не заговорил о брачном контракте прямо с порога. Более того – он не заговорил о нем вообще, предпочтя обсудить более отстраненные темы. Например, недавнее убийство одного переводчика, о котором только утром передавали в новостях. Холмс-старший не сомневался, что Шерлок захочет взяться за это дело, хотя, по мнению мужчины, все и так было ясно. Вероятно в приступе невиданной щедрости, Майкрофт подробно изложил свои соображения, а затем предложил Джону отправиться на Бейкер-стрит и принять участие в расследовании, чтобы проверить правильность выводов.       Уотсон не мог не признать, что ему весьма понравилось участвовать в деле почти наравне с Шерлоком. По крайней мере, в этот раз мужчина не чувствовал себя идиотом из-за того, что постоянно что-то упускает. Выводы Майкрофта оказались верны, о чем Джон не забыл ему сообщить. Да, на личной встрече Уотсон настоял сам.       На этот раз они встретились в каком-то дорогом ресторане. Место, разумеется, выбрал Майкрофт, который объяснил подобное решение тем, что даже госслужащим иногда полагается обед. Уотсон чувствовал себя неловко из-за своего внешнего вида, но в отдельном зале, где не было никого, кроме них, немного расслабился. А когда началась беседа, и вовсе забыл обо всех неудобствах.       Закончив описывать детали расследования и восхищаться умом обоих Холмсов, Джон без перехода и пауз, за которые мог бы передумать, спросил:       – Скажите, Майкрофт, почему вы сделали мне это, кхм, предложение? Зачем это вам?       – Я уже говорил о том, что это в интересах семьи.       – И все? Простите, мне сложно это понять. Для меня брак – нечто большее, чем выгодное соглашение. Это важное событие в жизни каждого человека, серьезный шаг, обещание быть вместе в радости и в горести.       – Вы слишком идеализируете брак, – негромко произнес Майкрофт, для верности выждав несколько секунд – убедиться, что Джон высказался до конца. Взгляд Холмса-старшего в этот момент был направлен куда-то в сторону. – Истории известно немало случаев, когда брак заключался по куда более тривиальным причинам, чем любовь или хотя бы симпатия. Власть, деньги, положение в обществе…       – Хорошо, я идеализирую брак, – несколько более раздраженно, чем хотелось, прервал его Джон. – Но это не дает мне ответа на вопрос, зачем это вам. Зачем вам связывать себя узами брака со мной? Если вам так нужно, чтобы я был членом вашей семьи, считайте меня, например, вашим двоюродным братом. Зачем нужен именно брак?       Взгляд, которым наградил Майкрофт Джона, чуть не заставил последнего поежиться. Цепкий, внимательный, пристальный… Он совершенно не вязался с по-прежнему ровным и спокойным голосом:       – Показать окружающим, что вы принадлежите мне. Моей семье. Традиции.       Уотсону показалось, что последнее слово было добавлено просто для того, чтобы заявление не казалось чересчур резким. Его все же пробрала легкая дрожь. Чтобы это скрыть, Джон неловко отшутился:       – То есть, вы считаете, что если бы между нами что-то было, вы были бы сверху?       – Видите, – Майкрофт слегка улыбнулся, – вы уже допускаете возможность секса между нами.       От очередной паузы из-за молчания со стороны Джона их спасло появление официанта, пришедшего проверить состояние гостей и забрать уже ненужные тарелки. В этот раз пауза получилась бы не ошарашенная, а скорее смущенная. От осознания этого Уотсон почувствовал себя не в своей тарелке и потянулся к бокалу с водой, надеясь, что Майкрофт ничего не заметил.       Холмс-старший, спрятав улыбку, попросил счет.       Вернувшись в тот вечер домой, Джон сделал то, что обещал себе не делать – нашел брачный контракт и взялся за его чтение. Сделать это было не слишком просто, потому что документы, побывавшие в той куче-мале, которую Шерлок считает рабочей атмосферой, потеряли свою изначальную форму. Следы от кружек кофе, пятна неизвестного происхождения и отсутствующий нижний левый угол у пятой страницы отнюдь не облегчали чтение. Но кое-что Джон все-таки понял – Майкрофт хотел не просто заключить брак. Он хотел семью.       Пункт о детях Уотсон перечитал три раза. Он попытался представить себе маленького Майкрофта… и не смог. В воображении Джона Холмс-старший появился на свет в деловом костюме и с правом на собственный кабинет в самом элитном клубе Лондона. Конечно, мужчина понимал, что это абсурдно, но ничего не мог поделать со своей фантазией. Также Джон попытался представить Майкрофта, возящегося с детьми, и понял, что Холмс определенно рассчитывает нанять няню. Был ли против сам Уотсон? Конечно, он всегда думал о том, что детьми должна занимать жена, но сам становиться домохозяйкой не собирался.       Почувствовав, как от мыслей и тяжеловесных юридических формулировок начала гудеть голова, Джон решил, что ему совершенно не помешает свежий воздух. Он шел, не задумываясь, куда именно, и весьма удивился, когда обнаружил, что ноги привели его на Пэлл-Мэлл.       Джон не думал о Майкрофте, когда выходил из дома и на протяжении почти всего пути. Джон не был уверен, что Холмс-старший еще работает так поздно вечером. Джон не представлял, сможет ли зайти в «Диоген» без предварительной договоренности. И все же упрямо продолжал идти.       Разумеется, его задержали на входе. Но волшебная фраза «Я к Майкрофту Холмсу» сумела открыть все двери.       Пока Уотсон поднимался на второй этаж, он пытался понять, зачем ему понадобилось в «Диоген» с такой страшной силой, что задержаться в начале улицы получилось лишь на пару минут, а развернуться не вышло вообще. Навязчивая мысль, зудящее чувство, не дающее покоя…       Ответа не было до тех пор, пока он не вошел в кабинет Майкрофта и не увидел, что на полу рядом с рабочим столом лежит небольшая серебряная ложечка.       Тогда Джон понял, что пропал окончательно.