У меня был кот, он мне сильно надоел, Я решил расстаться с ним: он слишком много ел. Я посадил его в автобус с детьми и женой И целые сутки наслаждался тишиной.
На девятый год нашего с Машкой брака пришелся кризис. Плохо было по всем фронтам – и на работе грозило увольнение, и в стране какая-то хрень происходила, и секса ни черта не было. Всё, чего я хотел тогда – запить. Пить по барам мне никто не мешал, но дома был Васька. Он взял на себя новую обязанность – не пускать меня в квартиру пьяным. Мне под градусом было похуй на шипение комка шерсти, и каждый раз это заканчивалось глубокими царапинами, а однажды дошло до травмпункта. Причем Машка не хотела верить, что всё это из-за Васьки, и постоянно закатывала истерики из-за того, что я драки устраиваю и себя не жалею. Даже, рыдая, уговаривала меня пить дома, тихо, чтобы детей больше не пугать своей помятой рожей. С какими проблемами я сталкивался, пытаясь пить в квартире, уже говорилось. Я пробовал запирать кошака и на балконе, и в ванной, но каким-то образом эта гадина каждый раз пробиралась на кухню. Тогда уже не только бутылки пошли в разнос – Васька мог спокойно сесть на стол передо мной и, глядя прямо на меня, лапой сбросить бокал так, чтобы весь алкоголь оказался на моей одежде. В конце концов, меня это достало. Я решил, что всё, хватит. Уговорить Машку взять кота с собой на море было легко. Не последнюю роль в этом сыграла Ада, которая странным образом не чаяла души в этом монстре. Из-за нее, кстати, я кое-как некоторое время мирился с четырехлапой гадиной. А добыть нужные для путешествия справки и вовсе не составило труда – полезные знакомства в нашей стране решают всё. Я рассчитывал, что они потеряют кота. По моим расчетам, Ада должна была быть слишком занята новыми друзьями в лагере, а Машка – четырехлетним Валькой. В каком-то смысле так и произошло. Только совсем не так, как я ожидал. На второе утро после отъезда жены и детей я проснулся в диком похмелье оттого, что на меня откуда-то спрыгнуло пятикилограммовое нечто, выбив весь воздух из легких, и громко заорало, разрывая тяжелую голову на множество маленьких клочков. Как я не окочурился в тот же момент – до сих пор не понимаю.Мой кот украл у соседа колбасу, Сосед привязал его к дереву в лесу. Он достал пистолет и нажал на курок… А пуля – рикошетом, и соседу между ног.
Когда мы остались один на один, война набрала новые обороты. В те злосчастные полторы недели я был готов рассмеяться в лицо любому, кто скажет, что коты – неразумные и милые существа. Доведенный до белого каления, я просто перестал его кормить. Более того – я вообще перестал приносить всё, что хоть отдаленно могло сгодиться на еду кошаку. Ел на работе и перехватывал булочки в круглосуточном по пути домой. Да я готов был даже голодать, уверенный, что человек без еды протянет дольше, чем кот. Ага, наивный. Я не учел, что котам не знакомы семь заповедей и уголовное право. Забраться в чужую квартиру и стащить еду там для них плевое дело. Правда, Васька оказался мне под стать – такой же идиот, даже хуже. Он догадался наведаться к соседу этажом ниже, который на весь подъезд славился своим крутым характером. Бывший военный, нынешний безработный, живущий на пособие, он считал каждую копейку, и стащенная котом колбаса была серьезным ударом для него. Уж не знаю, как он изловил это чудовище, но что сумел – это факт. Он ко мне приходил, разбираться. С самым честным видом заверил его, что наш кот сейчас на море и этого приблуду вижу впервые. Когда котяра на следующее утро обнаружился спящим на крышке унитаза, я подумал, что ему просто удалось удрать. Только через пару дней я узнал, что сосед попал в больницу с простреленными яйцами и подозрениями на сдвиг по фазе – он всё пытался доказать, что стрелял в кота, а пуля чудесным образом срикошетила.Мой кузен Семен обожал «портвешок». Я купил ему «пузырь», он запихнул кота в мешок, Отнес мешок на берег, размахнулся посильней… Тело Семёна всплыло через восемь дней…
Если бы я верил в Бога или кого там еще надо верить, я бы решил, что мой кот одержим и непременно попробовал бы изгнать из него бесов, демонов и других сущностей. Но я верил в инстинкт самосохранения, и он диктовал мне, что от этого монстра нужно избавиться любыми способами. Тем более, времени у меня было в обрез – пока не вернулись дети. Я, может, и не был примерным отцом, но всё равно не считал, что сцены насилия – это именно то, что нужно видеть в раннем возрасте. Не уверенный, что смогу сам убить живое существо (а других выходов, кроме убийства, я не видел), я составил план. Ну как «план»… Купил портвейн кузену, который только его и признавал универсальной валютой, и задушевно попросил что-нибудь сделать с этой сволочью. Расписал в красках, как котяра меня достал, не забыв рассказать обо всех безвинно пострадавших бутылках с алкоголем. Семен проникся и пообещал всё уладить. Если бы я знал, что это будет стоить ему жизни… В день, когда Васька вернулся в третий раз, мне приснилась мать. Этот сон не был похож ни на что из того, что снилось мне раньше. Я даже не понял, что сплю – настолько всё было настоящим. Как будто я проснулся в квартире, какой она была лет девять назад, встал с кровати, прошлепал на кухню воды попить. А там за столом – мама. И смотрит так осуждающе, строго, как будто я наломал таких дров, что можно огромный костер устроить. Смотрит и говорит: «Попробуешь еще раз от Васьки избавиться – пеняй на себя». Проснулся я в холодном поту с бешено колотящимся сердцем. И так мне муторно было на душе, что я сразу решил – надо выпить. Придя под вечер домой пьяный, я уже и думать забыл про всякие зловещие сны. Только о том и мог думать, что не кот у меня в квартире, а настоящая сука. Да, меня опять не впустили в квартиру, а вдобавок еще изодрали любимую куртку в клочья.Я нашёл в сарае трос, котяру к рельсам примотал. А за поворотом поезд грохотал. Я не знаю, кто виновен, кот или трос, Но двадцать пять вагонов слетело под откос…
– Васька, мы едем на дачу, – объявил я коту через пару дней, чем, вероятно, удивил мохнатого гада – это были первые не матерные слова в его адрес за всё то время, что мы жили вдвоем. Вот тогда у меня действительно был план. А так же транквилизатор и смутное воспоминание о том, что где-то в сарае валялась толстая, надежная веревка. Я был почти на сто процентов уверен, что у меня всё получится. Хотя должен был заподозрить неладное еще в тот момент, когда Васька очень уж покорно забрался в переноску. Казалось ли мне живодерством приматывать кота к рельсам тросом? Нет. Хотя делать это я всё же предпочел ночью – не хотел, чтобы меня кто-нибудь видел. Мимо нашего поселка часто ходили ночные поезда, а транквилизаторов должно было хватить до утра. Я не сомневался в успехе операции, но наблюдать за процессом не хотел. Никогда не был поклонником расчлененки. Со спокойной душой я сразу же поехал домой, в город, заранее предвкушая полную свободу. Подумал об Аде, но тут же успокоил себя мыслью, что можно будет завести котенка. Нормального, ласкового и не черного. Когда в утренних новостях передали новость о том, что поезд «Адлер–Санкт-Петербург» сошел с рельс около до боли известного мне поселка, меня пробрал такой ужас, что мне тут же захотелось спрятаться куда-нибудь, а еще лучше – сразу закопаться в землю. Едва дыша, я принялся ждать.А кот пришёл, мой кот пришёл назад, Он прошёл сквозь ад, а потом восстал из ада. Он вернулся, гад… Такая вот досада, брат!
Послышался скрип открывающейся двери. Затем – тихие шаги. То ли за эти пару минут, то ли за предыдущие два часа ожидания я сошел с ума – именно так я подумал, когда увидел, кто вошел на кухню. Это была моя мать. С ее завитыми благодаря бигудям волосами, болотными глазами и укоризненно нахмуренными бровями. Знакомым жестом уперев кулаки в бока, она цокнула языком: – Дима, Дима… Разве тебя не предупреждали? А потом мама или, вернее, то, что притворялось ею, стремительно бросилось на меня, на ходу меняя очертания. Я только успел вскочить с табуретки, опрокидывая ее, как мне в живот прилетел увесистый кулак. Я согнулся, потеряв ориентацию в пространстве, и просто не мог ничего сделать, чтобы предотвратить пинок под зад, который последовал незамедлительно. Обнаружив себя на четвереньках, попытался встать, но на хребет сразу же навалилась какая-то тяжесть. Кто-то, явно больше меня по габаритам, придавил меня коленом и, не медля, запустил руки мне под живот. Сказать, что меня сковал ужас – ничего не сказать. Чьи-то руки тянулись к резинке моих штанов, и я почему-то был уверен – это делает мужчина. Хотелось бы прикинуться героем и сделать вид, что подогнуть локти я догадался сам, но они просто ослабели, от страха. Сверху послышалось отчетливое «блядь», но планам незнакомца мои действия помешали не сильно. Штаны вместе с бельем оказались сдернутыми до колен. А потом… На меня навалились еще сильнее, и… С силой протянули мои руки вперед, так, чтобы между запястьями оказалась ножка стола. А потом я почувствовал, как руки связывают. Попытался взбрыкнуть, распрямить ноги, сделать хоть что-нибудь, но всё было тщетно. Тот, кто связывал меня, был сильнее. А еще – он явно был умел. Я почти не заметил, как мои запястья оказались крепко перетянуты, а локти той же веревкой с силой привязаны к бедрам чуть выше колена. Я почувствовал, как глаза предательски обожгло – от страха, стыда, беспомощности. Я мысленно приготовился к самому худшему, вообще не смея надеяться ни на что хорошее. Но внезапно тяжесть чужого тела пропала. Пара шагов – и незнакомец оказался в поле моего зрения, присел на корточки. Грубые, полноватые пальцы схватили меня за подбородок и задрали голову. Я увидел… нечто. Оно было похоже на человека – голова, обычный набор рук и ног, но лицо было нечеловеческим. Какое-то острое, хищное, с просто огромными желтыми глазами с вертикальным зрачком. А еще у этого создания были усы – тонкие, кошачьи, торчащие в стороны. Спустя пару секунд я заметил хвост, который словно нарочно лениво дернулся. – Ты же помнишь, что скоро приезжают жена с детьми, мрр? – с кошачьим прищуром поинтересовалось существо. Вот этого вопроса я не ожидал вообще. Это настолько сбило меня с толку, что я уже хотел спросить, к чему это он, но незнакомец отпустил меня… и буквально в пару секунд превратился в Ваську. Кот выразительно фыркнул, вероятно, комментируя мое охуевшее лицо, и вышел из комнаты. У меня просто не осталось слов. Немота продлилась недолго. Когда стало понятно, что кот (а кот ли?.. что это вообще за хрень?..) не собирается возвращаться, а скрутивший внутренности страх немного отступил, я начал соображать, в каком положении оказался. В неудобном. Отвратительном. Безвыходном. Разумеется, я попытался выбраться. Всё, на что меня хватило – треснуться головой о столешницу, резко дернувшись наверх. Стол, конечно, приподнялся, но руки были слишком высоко, чтобы просунуть их под ножкой и получить хотя бы частичную свободу. Потом я пытался грызть веревку и подцепить какой-нибудь узел зубами, но результатов это не принесло. Медленно меня снова начала охватывать паника. Искоса глянув на часы, я понял, что до прихода Машки осталось совсем немного времени. Она была моей единственной надеждой. И вместе с тем – моим кошмаром. Это было унизительней некуда – представить, что кто-то может увидеть меня в подобной позе. И не кто-то, а собственная жена, для которой у меня совершенно нет никаких объяснений… Я стукнулся головой еще раз и начал материться. Звал Ваську, угрожал, просил, но это существо, которое я еще недавно считал котом, осталось безучастно. Сцепив зубы, я принялся дышать глубже, чтобы успокоиться и, может быть, придумать хоть что-нибудь. Живот болел. Затылок тоже. Руки постепенно начали затекать, спина – ныть. Кажется, впервые в жизни я ощущал свое тело так ясно и четко. Холодок на копчике и заднице, грубую веревку на нежной коже запястий и локтях. Пошевелив пальцами, я почувствовал, как это движение отзывается во всей руке. Дернул ступней, попробовал немного изменить распределение веса на коленях и локтях. Я был ограничен. Не свободен. Жив. В какой-то момент я почувствовал, что начал возбуждаться. Это было сладкое, бесконечно стыдное, совершенно нежеланное возбуждение. В тот момент мне не было нужно ничего – ни выпивки, ни денег, ни смысла жизни. Я остро ощущал границы своего тела, и это ощущение было столь новым, столько щекочущим нервы, что я начал получать от него кайф, несмотря на боль и неудобство. А потом я услышал, как щелкнул в дверном замке ключ. Ада радостно закричала: «Василе-о-ок». Через пару минут Машка отправила детей мыть руки. Закусив губу, я едва ли не впервые в жизни молился, хотя понимал, что просьба: «Пусть никто и никогда не заходит на кухню!» была лишена всякого смысла. Возбуждение, разумеется, схлынуло при первых же звуках, говорящих о возвращении домочадцев, оставив после себя только тяжелое чувство неудовлетворенности. Мне повезло – Машка зашла на кухню без детей и, в конце концов, догадалась запереть дверь прежде, чем начать громко проявлять чувства. Соврал ей, что запутался сам, случайно. Разумеется, она мне не поверила, но веревку разрезала. Так и не распаковав вещи после отпуска, Машка вместе с детьми уехала жить к подруге «чтобы обо всем подумать». Я остался один, в полной растерянности и смятении. Даже недокот не попадался на глаза, хотя мне всё время казалось, что он ошивается где-то поблизости. В следующие четыре дня я работал так, как никогда в жизни. Ушел в работу с головой, надеясь за ней отвлечься, отыскивая себе причину приходить домой как можно позже. Мне тоже нужно было подумать, и как мне казалось, о более важных вещах, чем Машке. Я, блядь, не понимал, что со мной тогда произошло. По иронии судьбы, к концу недели меня уволили. Выходя из офиса, я всерьез думал: напиться мне или лучше сразу под колеса какой-нибудь машине броситься. Вместо этого зашел в хозяйственный и купил веревку, грустно про себя поиронизировав, что не хватает только мыла. Вернувшись домой, бросил веревку на стол и еще около часа ходил вокруг да около, не решаясь ни на что. Потом сел, размотал несколько сантиметров и накинул свободной петлей на запястье. Мне хотелось почувствовать… хоть что-нибудь. Не ощутив ничего, я словно обезумел и, зажав конец веревки в кулаке, принялся свободной рукой наматывать всё остальное вокруг запястья, затягивая так туго, что вскоре перестал чувствовать собственные пальцы. Неожиданно меня остановила чья-то твердая рука. За спиной раздался мурлыкающий голос: – Ты неправильно это делаешь. Подчиняясь чужим движениям, я отпустил веревку и позволил размотать импровизированный браслет. На коже остались резкие, красные следы, и я смотрел на них, чтобы как-то подавить снова поднявшийся в душе страх. Я не знал, что за существо находилось у меня за спиной, но прекрасно помнил, на что оно способно. По спине пробежала толпа мурашек. Когда веревка полностью оказалась в руках существа, оно отстранилось и вскоре присело на край стола, глядя на меня с интересом. Он игрался с распушившимся кончиком веревки, как кот играется с заинтересовавшей его ленточкой, перебирая ее не лапами, конечно, но пальцами. Впрочем, почему «как»?.. – Ты хочешь снова быть связанным, мрр? Я сжал губы и отвел взгляд. Но вскоре, сдавшись, глухо выругался и кивнул. Я хотел этого. Больше всего на свете в тот момент я хотел этого. Я ожидал, что Васька (его всё еще можно так называть?..) засмеется или как-то иначе выразит свое отношение к моему согласию. Но единственное, что я от него услышал – это просьбу снять рубашку и быть послушным. Расстегивая пуговицы, я чувствовал, как дрожат мои пальцы – от предвкушения, от страха… Я не мог понять, почему собираюсь довериться существу, которое совсем недавно унизило меня. С которым до этого мы много лет враждовали. Которое совершенно точно не человек, и не факт, что имеет какое-нибудь понятие о морали, чести и всем том, что по идее должно не позволять одному индивиду безнаказанно издеваться над другим. Этот страх и непонимание делали ситуацию только острее. Не словами, прикосновениями кот попросил меня пересесть ближе к краю. Собственными коленями он заставил меня развести ноги на ширину ножек стула. Первый виток веревки лег чуть ниже середины бедра, затем еще и еще. Не туго, но ощутимо, так, что вскоре это могло причинить дискомфорт. Веревка ушла вниз, к дальней ножке стула, где Васька ее надежно закрепил, с натягом. Когда то же самое было проделано и со второй ногой, стало понятно, что свести колени ближайшее время возможности не будет. Я попытался, чем заслужил недовольное фырканье, и едва не застонал – стало понятно, что это было только начало. Васька присел на корточки и жестким движением заставил поставить стопу на мысок, из-за чего веревка на бедре натянулась еще сильнее. Я пожалел, что остался в штанах – через ткань обвязка ощущалась не так сильно, как могла бы. Кот принялся накладывать веревку на стопу. Он работал медленно, обстоятельно, позволяя мне в полной мере ощутить, как это – терять контроль над своим телом постепенно. Это настолько туманило разум, что я далеко не сразу задался вопросом, откуда взялось так много веревки. Изначально у меня был всего один моток, разделенный на два он закрепил ноги. Откуда взялась третья веревка, чтобы обмотать ступни, да такая длинная, чтобы, протянувшись под стулом, лечь на запястья, а потом выше и… о… Мне пришлось выгнуться, когда Васька завел мои руки за спину, просовывая их в «дырку» в спинке стула. Очень скоро стало понятно, что выпрямиться мне доведется нескоро – веревка, связывающая ступни и запястья, натянулась струной. Я не видел, как и что делает за моей спиной Васька, не представлял, какие узлы он использует, чтобы, несмотря ни на что, обвязка не приносила слишком большой дискомфорт. Я мог только чувствовать, как веревка зазмеилась выше, фиксируя локти, чтобы и их нельзя было развести, как оплела грудь так, что каждый вдох и выдох можно было почувствовать всем своим существом. Я сглотнул. Возбуждение уже прокатилось по телу горячей волной, сосредоточившись в паху. Запрокинув голову, я смотрел на сосредоточенное лицо Васьки, который делал последний узел. Я облизнул губы, остро ощутив совершенную беспомощность перед этим существом. Непроизвольно попытался поменять позу – в штанах становилось слишком тесно, – но у меня мало что получилось. Единственным, чем я мог свободно шевелить, была шея. Переведя взгляд с веревок на мое лицо, Васька спросил чуть более низким голосом, чем раньше: – Тебя оставить одного? Я не знал, что ответить. Мне казалось, что я настолько растворился в собственных ощущениях, что окончательно перестал понимать, где я и что. Мышцы живота были натянуты, грудь сдавливала веревка – я чувствовал каждый свой вдох, я точно знал, что жив. Стоило пошевелить хоть пальцем, и я чувствовал, как напряжены мои руки и ноги, а вместе с ними и спина. Я чувствовал себя целым. Мне казалось, что я смотрю в лицо самой опасности, в лицо владельца безграничной власти, и это сносило крышу так, как ничто и никогда в жизни. Мне было больно, неудобно, тяжело. И охуительно хорошо. Так и не дождавшись ответа, Васька отошел на несколько шагов, обойдя стул так, чтобы оказаться сбоку. Он встал, словно хотел разглядеть картинку в целом, издалека, насладиться своим шедевром. Повернув голову, я смотрел на него, прикрыв глаза, и видел, что он тоже не остался равнодушным – тесные кожаные штаны не скрывали интереса. «Значит, и в этом он похож на человека», – лениво подумал я и закрыл глаза, отдаваясь во власть еще одного ощущения – ощущения чужого взгляда на теле, медленно изучающего, внимательного, возбужденного. У меня были любовники. Кроме Маши, в моей жизни не было ни одной женщины. Но чаще всего это был быстрый трах, короткие интрижки, лишенные иллюзий – часто я оказывался в постели с такими же женатиками, как я, и мы оба знали, что нам нужен только секс, то, чего мы никогда не получим от жен. Никто из тех, кто у меня был, не смотрел на меня ТАК. И никому я не позволял делать того, что сделал со мной Васька. Возможно потому, что я никогда не задумывался о подобном. Возбуждение стало невыносимым. Облегчения не приносило и то, что чем глубже и быстрее я дышал, тем больнее становилось это делать – впивалась веревка, непривычные к физическим упражнениям мышцы начинали ныть. – Пожалуйста, – тихо и почти отчаянно простонал я, уже не имея возможности стыдиться или стесняться своего положения. Я хотел кончить. И явно не мог сделать этого самостоятельно. Помощь пришла незамедлительно. Звук расстегивающийся молнии был встречен стоном облегчения. Теплая рука легко скользнула под нижнее белье и сомкнулась на моем члене. Мне хватило пары движений. Кончая, я смотрел в лицо Васьки и готов был поспорить, что в какой-то момент его глаза полыхнули ненормальным светом. А потом в моих собственных всё ненадолго потемнело. Когда я окончательно пришел в себя, то обнаружил, что кот уже занимается моим освобождением. Ощутив одновременно досаду и благодарность, попытался привести свои мысли в порядок. Выходило скверно. – Кто ты? – спросил я тихо и спокойно. Почему-то страх пропал, не оставив и следа. – Или… что ты? – Демон, дух-помощник, оборотень – называй, как хочешь, всё неправильно, – с легкой насмешкой отозвался Васька, разматывая веревку на моих руках и позволяя выпрямить, наконец, спину. – И откуда ты такой взялся? – Твоя мать призвала. Почему-то после оргазма подобные новости воспринимались спокойней, чем обычно. По крайней мере, я даже не удивился. Был занят тем, что вытягивал ноги, а затем и вовсе слезал со стула, чтобы растянуться на полу. Такого блаженства я не испытывал давно. – И зачем? – Чтобы присматривать за тобой. Она сомневалась в твоем благоразумии. Васька ухмыльнулся, и мне снова стало не по себе. Я вспомнил тот сон, который мне приснился перед той «гениальной» идеей с рельсами. Неужели моя мать может как-то влиять на мою жизнь даже теперь? Или это были происки этого духа-демона-оборотня?.. – И за твоей дочер-р-рью, – с отчетливым мурлыканьем добавил Васька, сматывая последнюю веревку. Я приподнялся на локтях от удивления. – Что? Ухмыльнувшись шире, демон (пожалуй, это наиболее точное название для него) ничего не ответил и в несколько секунд снова оброс шерстью и встал на четыре лапы. Гордо задрав голову, Васька с надменным видом вышел из комнаты. Очень запоздало я вспомнил, что он тоже был возбужден, когда… Мысль о том, что меня беспокоит неудовлетворенное желание собственного кота, капитально переклинила мне мозг. Чтобы немного восстановить душевное равновесие и усвоить всю полученную информацию, я отправился прямиком в душ. Следующие недели я был занят мыслями о том, что делать со своей жизнью. Много говорил по телефону с Машей. Зачем-то пытался уговорить ее вернуться, скорее из чувства долга или по привычке, чем по собственному желанию. В ответ выслушивал тонну упреков, высказанных зловещим шепотом на фоне шумящей воды – чтобы дети не услышали. Она больше не хотела мириться с мужем-пьяницей и педиком (ту сцену на кухне она восприняла как месть некого загадочного любовника, узнавшего о жене), и я почти понимал ее. Не понимал только – как мирилась до сих пор. Попытался найти работу, но быстро понял, что больше так не могу. Не могу «потому что надо», хотелось «потому что хочу», но в своих желаниях разобраться никак не мог. Подумал о том, что было бы совсем неплохо вернуться на десять лет назад, когда были какие-то цели, планы на будущее. Но я прекрасно осознавал, что это невозможно. Даже если на Земле могли водиться демоны, это не значило, что существует возможность нарушить ход времени. На счет своих желаний я твердо знал только одно – я безумно хотел быть связанным еще раз. И лучше не один. Проблема же заключалась в том, что Васьки не было дома. Сначала я думал, что он снова каким-то образом прячется и не попадается на глаза, но потом от Машки узнал, что он пришел к ним. Вероятно, приглядывать за Адой, хотя черт его разберет. Слишком много мне было еще непонятно. Одним из долгих вечеров я вышел из дома только за тем, чтобы купить коньяк в ближайшем магазине. В квартиру вернулся, воровато оглядываясь. Разделся, лег на кровать. Открыл бутылку, наполнил до половины предусмотрительно взятый из кухни стакан... Васька появился неожиданно и практически бесшумно, хотя я внимательно вслушивался в тишину квартиры и смотрел по сторонам – я ждал его, надеялся, что этот фокус получится. Кот же всегда чувствовал моменты, когда я собирался выпить, верно? На этот раз мой план оказался удачным. Пока Васька оглядывал меня и веревку, лежащую в изножье кровати, я медленно поставил нетронутый стакан на тумбочку, не сводя с демона взгляда. Он был в своем человеческом обличье, и одного этого мне хватило, чтобы ощутить сладкое предвкушение. Что он собирался делать, застав меня с алкоголем? Как и раньше просто разбил бы бутылку, а котом не прикинулся, потому что мне уже известна правда о нем, или наказал бы меня как-то иначе? Воображение сразу нарисовало несколько интригующих и немного пугающих картинок. Без лишних слов Васька взял в руки веревку и, ухмыльнувшись, приказал: – Сядь на колени. Я повиновался. Вскоре кот оказался на кровати рядом со мной. Найдя центр веревки, Васька быстрыми и легкими движениями завязал какой-то узел, так, что получилось две петли. Их он надел мне на запястья, как наручники. Получилось не так туго, как в прошлые разы. Требовательным прикосновением кот заставил меня поднять руки и согнуть локти, а затем перебрался мне за спину. Не имея возможности наблюдать за происходящим, я закрыл глаза и отдался ощущениям. На левое запястье выше уже имеющейся веревки легла новая петля, затем еще одна, немного ниже сгиба локтя. Ногами я чувствовал его колени, почти ощущал всем телом его тепло. Теперь, когда нас не разделял стул, чувствовать его близость, его власть надо мной было еще более волнительно. Я тихо выдохнул сквозь стиснутые зубы, пока веревка крепко фиксировала локоть, чтобы его было не разогнуть. Когда вторая рука была обвязана также, Васька заставил меня опустить голову и связал два конца веревки вместе. А затем отстранился. Полагаясь лишь на слух, я не сразу понял, что он снимает картину, которая висела над кроватью еще со времен молодости моей матери. Когда мы заняли эту комнату, Машка все просила убрать этот пейзаж – боялась, что хлипкий крючок однажды не выдержит тяжелую раму, и та упадет на нее во сне, но у меня так и не дошли руки. Зачем это сделал кот, я понял только через пару мгновений, почувствовав, как натягивается веревка. Васька перебрался вперед. На миг заглянув в его глаза, я увидел довольно знакомое выражение – таким взглядом он, будучи котом, всегда смотрел на сметану или на что-то столь же вкусное. Меня пробрала дрожь – на этот раз сметаной был я. Гипнотизируя взглядом, Васька надавил мне на грудь, заставляя откинуться назад. Спина почти ударилась о спинку кровати, веревка натянулась, я мог почувствовать ее затылком, зато ноги удалось выпрямить. Ненадолго. Веревка на середине голени, на середине бедра. Я понимаю, что был прав – без помехи в виде лишней ткани это ощущается намного яснее, глубже, чувственнее. Затянуто так, что колено не разогнуть, но это не основная цель, которой хотел добавиться Васька. С веревкой он спускается на пол и крепит ее к ножке кровати. Еще до того, как Васька повторил всё это со второй ногой, я ясно представил, в какой позе окажусь, и мне стало тяжело дышать. Я оказался перед ним полностью, абсолютно открытым. И – беззащитным. И совершенно… не имеющим ничего против. Я был возбужден так, что начинали ныть яйца. Когда Васька, закрепив веревку у второй ножки, вернулся на кровать и заскользил по моему телу своим завораживающим взглядом, я не удержался от вопроса: – Ты ведь не просто так связал меня… так? В моем голосе послышалось столько надежды, что я едва не ощутил себя шлюхой. Васька ухмыльнулся и ответил хрипло, гортанно растягивая буквы «р»: – Твоя мать вызвала меня, чтобы я тебя охранял, а не трахал. Едва не кончив от одного только слова, попытался возразить: – Но трахаться со мной это не мешает. Васька стремительно подался вперед, навис надо мной, однако не прижимаясь, не давая к себе никак прикоснуться. Я мог ощутить его запах и тепло, но хотел намного большего. Он зашептал: – А ты знаешь, что происходит с теми, кто трахается с такими, как я? Всегда ненавидел тех, кто любит трепаться в постели. Васька чего-то хотел от меня, но мне было похуй. Попытавшись податься вперед, я ощутил, как веревки глубже впиваются в кожу, а руки начинают ныть от напряженной позы. Понимая, что ответить – возможно, мой единственный выход, выдал первое, что пришло в голову: – Умирают? В тот момент мне было совершенно не жаль умереть, лишь бы Васька уже сделал со мной хоть что-нибудь. – Они становятся бессмертными, – ответил на свой же вопрос демон, подавшись ближе и обжигая дыханием мое ухо, – и всю свою вечность принадлежат нам. Я хотел выдохнуть просительное: «Пожалуйста», но вместо него получилось только отчаянное: «Блядь». Оно вполне сошло за просьбу, и вскоре я почувствовал руку на своем члене. Вместо того, чтобы принести облегчение, чужие пальцы сжались у основания. Васька отстранился и, глядя мне прямо в глаза, очень медленно облизнул свои пальцы. Я забыл, что значит быть разумным, мыслящим существом, когда почувствовал давление на анус. У меня давно никого не было, но первый палец вошел легко, как будто Васька использовал не слюну, а какую-то волшебную смазку. Он растягивал меня так медленно, что я из-за всех сил пытался податься навстречу и хоть немного ускорить темп. Потом добавился второй палец. Васька нашел простату. Третий. Когда пальцы исчезли, я уже весь извелся и едва не хныкал от сладкой муки. Входил он в меня медленно, также мучительно медленно, как до этого ласкал и растягивал. Если бы я мог соображать, я бы удивился и позавидовал его выдержке, но я мог думать только об одном – чтобы он, наконец, отпустил мой член и начал двигаться. Стоит ли говорить, что я кончил очень быстро?.. Обмякнув в веревках, некоторое время я не чувствовал абсолютно ничего, только легкость в теле и пустоту в голове. Потом постепенно вернулись ощущения тела – затекшие руки, боль от обвязки на ногах (видно, я пытался свети их, чтобы обхватить Ваську за талию и притянуть ближе), чужие руки на пояснице, член в заднице. Демон с гортанным рыком кончил в меня, уткнувшись лицом в мою шею. – Это было охуительно, – прошептал я хрипло и совершенно искренне. Васька засмеялся и вскоре отстранился. Он занялся моим развязыванием, а я меж тем ловил кайф ни о чем не думать. У меня просто не получалось. Было слишком лениво и хорошо. И совсем прекрасно стало, когда, освободив меня, Васька начал мягко, но настойчиво растирать затекшие мышцы. Я млел под его руками, а кот о чем-то говорил. Практически приказал отрастить волосы. Намекнул, что, если я займусь своей физической формой, то можно будет воплотить несколько крайне интересных идей. Посоветовал больше не покупать веревки, потому что я якобы каждый раз притаскиваю в дом какое-то дерьмо, с которым совершенно невозможно работать. Я начал засыпать. – Забери Аду, – сквозь дрему долетели до меня слова Васьки, после чего тепло чужих рук исчезло с плеч и больше не вернулось. – Ее место здесь. – Ты мне не сказал, зачем тебе моя дочь. – Она наследует силу твоей матери. Ради нее всё это и было затеяно. Сон слетел с меня окончательно, и, повернув голову, я наблюдал за Васькой, пытаясь понять, о чем идет речь. Не хотелось бы показаться сентиментально-параноидальной бабой, но на секунду мне показалось, что он имеет ввиду всё, что только что произошло. Кот между тем вылил коньяк из стакана обратно в бутыль и, брезгливо поморщившись, закрыл ее крышкой. – Что «всё»? – Мой призыв, приворотное, свадьба… Я подскочил, словно ужаленный. – Что? Постой, что… Какое «приворотное»? Встав ко мне лицом, Васька некоторое время смотрел мне в глаза, словно проверял, действительно ли я такой идиот, а потом ухмыльнулся. – А тебя никогда не удивляло, что, будучи геем, ты женился? И даже более того – завел детей. Твоей матери нужна была наследница, потому что дар передается только по женской линии, и она сомневалась, что ты сам сможешь это организовать. Я выругался. Смачно и от души пожелал драгоценной родительнице хорошего загробного мира. А Васька между тем продолжал: – Но у любого приворота есть свой срок, и вашего вышел примерно, мрр, года четыре назад. Когда были выполнены все условия, чтобы договор, заключенный со мной, мог осуществиться в полной мере. – И в чем суть договора? – спросил я, искренне сомневаясь, что хочу услышать ответ. Не отводя взгляда, кот снова забрался на кровать и вскоре оказался совсем рядом. Было что-то в его лице такое, что я невольно подался назад и снова наткнулся спиной на спинку кровати. Васька замер совсем близко, настолько, что даже без веревок я ощутил себя лишенным возможности убежать. Он заговорил тихим, вкрадчивым голосом: – Трахаться с такими, как я, – всё равно что очень долго целоваться с нами или пить нашу кровь. Ваш организм легко усваивает сперму, слюну и кровь, и постепенно, очень постепенно вы начинаете меняться. После одного траха ничего не произойдет, разве что может улучшиться самочувствие, но мои сородичи не привыкли разбрасываться тем, что посчитали своим. Я буду трахать тебя, целовать тебя, терпеть твои укусы, пока ты не станешь таким же бессмертным, как я. И пару вечностей после. Изначально твоя мать оплатила наш контракт своим тогда еще не родившимся внуком, но зачем он мне, если ты пришел ко мне сам и оказался таким отзывчивым? Мы пробудем здесь, пока твоя дочь не войдет в полное наследство, а потом я уведу тебя с собой. У меня не возникло сомнений в том, что так и будет.But the cat came back the very next day. Yes, the cat came back. They thought he was gone, But the cat came back. He just wouldn't stay away*
– Ты безработный педик! Даже подав в суд, ты не сможешь отсудить опеку над Адой! Машка, которую я уговорил прийти в гости через несколько дней, буквально взбесилась, когда я заговорил с ней о том, чтобы дочь осталась со мной. Самое смешное, что о разводе она заговорила первой. За те дни, что мы не виделись, она успела потерять загар, с которым я запомнил ее в нашу последнюю встречу, и из-за этого казалась неестественно бледной. Глядя на нее, я ненавидел мать больше, чем когда-либо – из-за нее Машка провела столько лет со мной. Вспомнилось, какой была моя жена в университете, когда мы только познакомились. Жизнерадостная, хитрая, с какими-то вечными планами и выдумками. Вспомнил внезапно, как она смеялась, говоря о будущем, и считала серьезным в жизни только одно – брак, и собиралась его поддерживать, несмотря ни на что и никогда не довести до развода, что бы ни случилось. Наверно, Машка увидела что-то такое в моем лице и осеклась. Не знаю, что меня дернуло, но я подошел и крепко ее обнял. Она поначалу вырывалась, но затихла, когда я начал говорить: – Машка, а помнишь, как мы сбежали с «самого важного в нашей жизни» семинара и до ночи гуляли по городу? Еще метро закрыли, и я тебя до дома провожал. Мы тогда не могли представить, что так сложится, собирались быть друзьями до старости, и другого нам друг от друга не надо было… Маш, так получилось. Никто не виноват. Я еще тогда должен был сказать, что женщины меня не интересуют, но когда узнал, что ты беременна, радовался как дурак. Я тебя любил, Маш, правда, любил. Я заткнулся, чувствуя, что несу какую-то бессвязную чушь. Машка в моих объятьях совсем притихла, и то, что она беззвучно плачет, я мог понять только по тому, как намокла ткань на плече. Поверх ее макушки я заметил, как из кухни вышел Васька и уселся рядом с дверью, делая вид, что вылизывается, а на деле, наверно, наблюдая. Я скорчил ему рожу, и стало как-то полегче. – А у тебя, – почти не слышно, с длинными паузами заговорила Машка, – кроме меня, ну, женщин не было?.. Совсем? Васька фыркнул, пользуясь своим положением, и с кошачьим достоинством прошел в спальню, как будто услышал всё, что хотел. Всем своим поведением он словно хотел сказать: «Женщины!» – Не было, – спокойно ответил я, в глубине души испытывая солидарность с кошаком. – Маш, послушай. Ты ведь знаешь, что я неплохой отец. И что я люблю Аду. А она любит Ваську, а он от меня никуда не денется, так уж вышло. – Но я ведь тоже ее люблю. – Так я и не говорю, что нет. И Ада не подумает так. И любить тебя меньше не станет. Вы сможете видеться в любое время. Я скоро работу найду. И тебе с одним Валькой проще будет. Ты найдешь себе замечательного мужика, намного лучше, чем я, и сможешь построить с ним такую семью, о которой всегда мечтала. Я говорил что-то еще, и в конце концов, далеко не в тот же день, Машка согласилась. Последнее слово, конечно, осталось за Адой, которая к нашему с женой удивлению выбрала меня без особых раздумий. Не подговаривал ли ее Васька тогда, я не знаю до сих пор. Бракоразводный процесс затянулся на три с половиной месяца. Больше всего времени занял раздел имущества. Тут не обошлось без машкиной подружки, которая всегда меня не очень-то любила и теперь настаивала на том, чтобы квартира осталась за Машкой. К счастью, это было не совместно нажитое имущество, но тогда встал вопрос «А почему бы не разменять квартиру на две поменьше?» Васька настаивал на том, что Ада должна расти там же, где жила ее предшественница, так что мне приходилось искать причины против и альтернативные варианты. День, когда решение суда окончательно вступило в силу, то есть, спустя месяц после последнего заседания, пришелся на школьные каникулы, поэтому Ада была у матери. Честно говоря, я бы не отследил это событие, если бы Васька не пообещал показать что-то новенькое. Стоило мне только вернуться с недавно найденной работы, как я в буквальном смысле слова попал к нему в руки. Ничего не слушая, не говоря и не спрашивая, кот начал меня раздевать, увлекая за собой в спальню. В центре комнаты я оказался уже абсолютно голым, а вскоре – еще и незрячим. Плотная повязка легла на глаза неожиданно, когда я как раз начал оглядываться по сторонам, пытаясь представить, что меня ждет. Заведя руки мне за спину, Васька заставил меня ухватиться ладонями за локти. Я почувствовал, как легли первые петли, связывая конечности в таком положении. Затем веревка легла на грудь. И еще раз. Очень скоро я перестал представлять, как выгляжу со стороны – грудь, руки, плечи, поясница, затем верхняя часть бедра. Васька не жалел веревки, оплетая меня так, словно хотел связать одежду прямо на мне. Очень облегающую, лишающую свободы одежды. Закрепив очередной узел внизу живота, Васька, дразня, провел рукой по моему уже возбужденному члену. Следующее, что я почувствовал – его рука у меня на плече, легшая сзади. Другая ладонь надавала на колено, заставляя подогнуть ноги. Не избежав легкой боли от столкновения с полом, я только шумно сглотнул. Вновь вернувшись к узлу на спине, Васька, судя по ощущениям, начал протягивать веревку, закрепляя ее к уже имеющимся узлам. Довольно скоро я почувствовал, как меня тянет вверх. Не задаваясь вопросом, к чему на потолке можно было прицепить веревку, я просто отдался ощущениям, гадая, что же будет дальше. А дальше Васька обвязал мою правую лодыжку и потянул ее куда-то наверх. Когда я остался стоять на земле лишь одним коленом, живот перехватило от приступа неожиданного страха. Я едва мог балансировать в той позе, которую организовал мне кот, и оставалось только одно – довериться веревке. Довериться Ваське, надеясь, что он знает, что делает. Когда он начал привязывать голень левой ноги к бедру, меня увело в сторону. Я испугался, что меня сейчас закружит вокруг своей оси, но кот крепко держал меня, и вскоре я смог выдохнуть. Это не было похоже ни на что из того, что было раньше. Когда вторая нога, не способная спорить с веревкой и силой рук Васьки, оторвалась от пола, я повис над землей. Повязка лишала меня возможности увидеть, как далеко пол, и мне казалось, что я нахожусь на просто огромной высоте. Наверняка это было не так, но когда ноги оказались выше головы, у меня окончательно перехватило дыхание и отключились все органы чувств, отвечающие за ориентацию в пространстве. Некоторое время я только и мог, что заставлять себя делать вдох и выдох. В грудь впивалась веревка. В других местах она впивалась в кожу вне зависимости от того, дышу я или нет – просто под моим весом. Я всё ждал, когда же услышу характерный треск и упаду. Вместо треска я услышал шуршание и вскоре ощутил легкое прикосновение чужих губ к моим. Вероятно, Ваське пришлось лечь, чтобы меня поцеловать. От этого простого действия страх отступил – в этом мире, где не было ни свободы, ни надежности, ни уверенности, я вдруг оказался не один, наедине со своим страхом, ужасом и болью. Вдруг оказалось, что я могу дышать и чувствовать свое тело, всё, целиком, от кончиков пальцев на ногах и до шеи, мышцы которой я не мог расслабить из-за ощущения, что тогда непременно стукнусь лбом об пол. Васька начал делать с веревками что-то еще, меняя мою позу. Я понял, что захочу еще. Еще и еще. Ведь это так больно и так сладко – ощущать себя живым. Никогда бы не подумал, что найду себя в подобном. Как совсем недавно не мог даже предположить, что буду благодарен Ваське за все его возвращения. *Но кот вернулся уже на следующий день. Да, кот вернулся. Они думали, что он пропал, Но кот вернулся. Он просто не хотел не возвращаться.