Дом

В Токио жарко и душно, кажется, что воздух в аэропорту состоит из мутного водяного пара. После года в Лондоне с его туманом и ветром Макишима бы не удивился, окажись оно именно так. Он отвык от жары, от японского языка, от бесконечного людского моря и совсем не чувствует себя дома. В аэропорту слишком много народу, все спешат куда-то, разговаривают на десятках языков, объявления по громкой связи тонут в гуле толпы. От всего этого у Макишимы кружится голова, поэтому он не сразу даже соображает, что Кинджо и Тадакороччи и правда приехали его встречать. Внутренние часы еще не перестроились, Макишима с трудом соображает, какое сегодня число. Зато отлично знает, что прямо сейчас где-то в Точиги начинается Интерхай, в котором команда в желтых майках Сохоку открывает заезд. Макишиме даже почти не жаль, что он не успел посмотреть показательные выступления. Тадакороччи обещает, что они успеют увидеть битву за вершину. Тадакороччи увлеченно рассказывает о новой команде, о планах и стратегии, которой поделился с ним Тешима, о том, что Онода вырос на целых четыре сантиметра и носит на этом Интерхае первый номер. В его словах столько гордости, что Макишима невольно ухмыляется. Тадакороччи поддерживал клуб так, как Канзаки-сан поддерживал их самих после выпуска. — Тадакороччи, напомни, почему ты не пошел в тренеры? Из тебя вышел бы отличный усатый наставник. Киджо смеётся, но смотрит на Тадакороччи с неподдельным интересом. Тот только ведет плечом, не отрывая взгляда от дороги перед собой. — Расскажи лучше, как там в Англии, Маки-чан? — переводит он тему, и Макишиме вдруг становится слишком душно. Он оттягивает ворот футболки, задевая пальцами липкую от жары шею и цепочку. Жар растекается по лицу, по виску сползает капля пота. — Уж точно не такое пекло, как тут, — отвечает Макишима первое, что приходит на ум и отворачивается к окну. Щеки все еще горят после упоминания дурацкого прозвища. Еще и цепочка эта. Он слишком устал или нервничает, или отвык уже от роя мыслей и сомнений в голове. В Англии все было просто: учеба, дом, помощь брату, тренировки и гонки. И сотни километров расстояния до Японии. — Нам ехать еще час, поспи, — предлагает Кинджо. Почувствовал, как всегда. Сейчас Макишима особенно благодарен ему за понимание. Он закрывает глаза, но сон не идет. Долгое ожидание рейса и перелет через полмира — слишком много сна для него, несмотря на часовые пояса, джет-лаг и жару. Мысли Макишимы крутятся вокруг цепочки. Тодо подарил ему такую же, какую носил сам, прошлой весной. Воспользовался очередной годовщиной: «Год назад ты выиграл у меня в первый раз — хочу, чтобы ты не забывал эту дату». В чемодане Макишимы в багажнике машины Тадакороччи лежит завернутая в красивую бумагу футболка с британским флагом. Такая же, как у самого Макишимы. В честь годовщины последней победы Тодо над ним. Тодо как раз просил сувенир из Англии — «Только что-нибудь особенное, Маки-чан, пусть напоминает мне о тебе!». Тодо писал, звонил, заставил Макишиму завести скайп и инстаграм. В его ленте в последние полгода были только горы и Тодо. В разноцветных ободках, с фирменной ухмылкой и тыкающим в камеру пальцем, на фоне неба, травы, красных кленовых листьев и лепестков сакуры. Порой Макишиме казалось, что Тодо специально выбирает для фона что-то настолько заезженное, чтобы не отвлекать от прекрасного себя. С него бы сталось. Фотографии собирали десятки лайков, Макишима щелкал на них, периодически комментируя «повторяешься» или «опять полголовы обрезало». Тодо смешно злился и закидывал его сообщениями. А незадолго до вылета Тодо прислал ему письмо с текстом: «Маки-чан, я должен сказать тебе кое-что важное, пообещай, пожалуйста, что мы встретимся, как только ты прилетишь!». Макишима не стал говорить ему о том, что прилетает во время Интерхая, потому что не знал, сможет ли попасть на соревнования. Но обещание дал. И весь полет прокручивал в голове разговоры, переписку, прощальный звонок из аэропорта и последнюю гонку. Волнение тугим клубком сворачивалось в солнечном сплетении, от нервов пересыхало горло, движения становились еще более неуклюжими, чем обычно. Макишима чувствовал, что у него срывает крышу. Чем ближе они были к Точиги, тем быстрее уезжали к чертовой матери остатки самообладания. Он хотел увидеть Тодо почти так же сильно, как битву за вершину. А может, даже больше. — Приехали! — вырывает его из раздумий голос Тадакороччи. — Вытаскивай свою тощую задницу из машины, и пошли, успеем даже зажевать чего-нибудь по дороге. — Ты как всегда думаешь о еде, — Макишима усмехается, хлопает Тадакороччи по плечу и выходит — будто в адское пекло. Палящее солнце, горячий воздух, ни дуновения ветерка. Все совсем не так, как он помнит — ну и хвала небесам. Макишима все еще не готов, но отступать поздно. Кинджо с Тадакороччи зашагали вперед, обсуждая, что Канзаки-сан звонил и сказал, что припарковался у контрольной горной точки. Это всего метров триста — шум толпы и музыка забивают слух похлеще аэропортовой возни. Макишима морщится: сейчас ему больше всего хочется оказаться в тишине, но выбирать не приходится. Сестра Канзаки-сана замечает их первой, машет руками, улыбается. Она изменилась, подросла, стала более серьезной, но может, так просто кажется. Рядом — подружка, Макишима, конечно, забыл ее имя. Канзаки-сан хлопает его по плечу, приобнимает, задает обычные вопросы: — Как долетел? — Нормально, только долго. — Не уснешь, пока ждем? — Ха! Не дождетесь! — Есть будешь? — Попозже. — Ну и отлично. — Я буду, почему мне никто не предлагает? — смеется Тадакороччи и устремляется к сумке-холодильнику, стоящей у ног девчонок. Макишима выходит к обочине трассы, не обращая внимания на возню за спиной. Вдыхает полной грудью — в горле тут же пересыхает. Воздух над асфальтом едва заметно колышется, деревья шелестят над головой. Болельщики смеются, кричат, щелкают фотоаппаратами, поют песни, раззадоривая друг друга. Макишима вдруг понимает, что очень давно не смотрел на гонки вот так — сбоку, и это странно. Толпа волнуется: уже через несколько минут появятся лидеры. Макишима всматривается вдаль, надеясь разглядеть бело-желтую майку Сохоку, но отвлекается на движение на периферии зрения. А потом — и вовсе перестает видеть и слышать происходящее вокруг. Тодо стоит напротив него, через дорогу. Всего десяток метров — и вот он, живой, настоящий, с дурацким ободком и прядками, в майке горного короля. Макишиме хочется засмеяться, но губы не растягиваются в улыбку. Хочется крикнуть что-нибудь, но Тодо не услышит за шумом. Хочется плюнуть на все и перебежать трассу, но ноги не двигаются, словно он проехал тысячу километров сразу. Тодо смотрит ему в глаза и, кажется, не мигает. Толпа вокруг начинает кричать и бесноваться, но ни Макишима, ни Тодо не отводят взгляд друг от друга. Мимо цветными вспышками проносятся гонщики, один, второй, третий. У Макишимы в кармане вибрирует телефон. Макишима вздрагивает, моргает. На другом конце Вселенной Тодо улыбается и кивает на телефон в своей руке. Макишима переводит взгляд на знакомые иероглифы на экране и нажимает «принять». Он ожидает, что трубка сейчас взорвется голосом Тодо, его смехом, шутками, глупыми комментариями на тему внешности победителей, но все не так. — Маки-чан, я люблю тебя, — тихо и отчетливо говорит Тодо, и Макишиме кажется, что он чувствует тепло его дыхания на своей щеке через десяток метров. Кажется, он весь пошел красными пятнами от духоты. Или от смущения. Макишима дергает плечом. — Другого времени сказать не нашел? — Нет, здесь и сейчас — идеальный момент, — Тодо наконец улыбается. Макишима думает, что теперь точно знает, как ощущается возвращение домой.