Солнце и ни капли дождя

*** Всё и всегда полная чушь, скажу я вам! Все, что тебе говорят, все, что ты говоришь – чушь! Даже если обещают что-то сделать, значит, они врут. Возьму для примера моего «любимого» дядю Джона – обещал взять меня на море в каникулы. И где я отдыхал? У бабушки на ее дряхлой загородной даче. Прекрасно как никогда! Вот и верь людям. В свои четырнадцать лет я понял, что люди – это управляемые безвольные куклы своих эмоций, надевающие в подходящее время маску с бумажной гримасой. Нет, надо же так делать! Каюсь, люблю тоже поврать, даже очень. Но это когда того требует ситуация. Я, конечно, любил свою бабушку Анну, но не до такой степени, чтобы провести с ней три пустых месяца в невыносимой жаре под палящим солнцем в окружении всяких гадостных насекомых. И не любил, когда она меня называет Ха. Почему Ха, если мое имя Хантер? Наверное, моя бабушка была с неординарной фантазией… Начало лета выдавалось ужасное. Особенно для меня. Не люблю солнце. Что может быть неприятнее лежать на пляже как куропатка на гриле и подставлять разные части тела, для того чтобы в итоге быть похожим на подобие африканского жителя? А вот что я люблю, так это дождь. Сильный-сильный, да еще с сильным ветром. Я всегда выходил на прогнившую веранду домика и с удовольствием стоял под потоками воды, очень долго смеясь. Огромные, прозрачные капли воды падали и разбивались о мой лоб, а затем небрежно стекали с носа. Наверное, я немного странный в этом смысле. Но мне это доставляло удовольствие, понимаете? Так что я торчал в этой дыре два месяца. Два месяца моих коротких каникул. Почему я не поехал в самый крутой летний лагерь, как мой друг Билл? Или почему не остался в городе, как Тред, посещая каждый день новую вечеринку и отрываясь по полной? Все равно я думал, что они врут. Наверняка, они оставались сидеть дома со своими маленькими, писклявыми и постоянно орущими братьями и сестрами. Главное было похвастаться перед другими: «Смотрите, какой я крутой». И с гордостью поднять давно упавшую голову. Скажу вам – я тоже соврал. Объявил, что поеду в Великобританию со своей бабушкой. Боже мой, она ведь ходить даже не могла, передвигаясь лишь на кресле-каталке от веранды до кровати и обратно! Как можно было так врать… Но я соврал убедительно. Повод для сомнения не возник даже у моего одноклассника скептика Ника. Ему очень сложно соврать, потому что при разговоре он всегда смотрел в глаза и понимал: верить или нет. Оказывается, я искусный врун. Когда я ему рассказал про Великобританию, он был в восторге (и в зависти) напоследок попросив, чтобы я привез ему уменьшенную копию Биг-Бена. Скажите, где я вам ее взял бы посредине поля в деревеньке, оторванной от города километров на сорок. Но это уже другая история…выкрутился все-таки! Начну с того, что день выдался как никогда хуже. Мы с бабушкой Анной тихо тратили впустую время на старенькой веранде, попивая горячий чай, в то время как солнце яростно прожигало мое тело. Но бабушка чувствовала себя вполне хорошо при такой погоде, и не замечая для самой себя, иногда улыбалась. Красивая улыбка. Слегка поседевшие волосы касались ее белого лба с небольшими, совсем маленькими морщинами. Как-то раз я просматривал ее старые, пожелтевшие от тяжести времени черно-белые фотографии, где она радостно позировала фотографу со своим мужем, моим дедушкой Алексом. Прекрасная пара. Бабушка мне рассказывала, что он был летчиком и в молодом возрасте разбился, вместе со своими товарищами. Старая легенда, не правда ли? Я не верил этим словам ни на минуту. Может это странно, но меня не переубедишь, поверьте… Бабушка взяла фарфоровый чайник и налила очередную чашку. Осушив ее до последней капли, она спросила меня: - Ха, не хочешь еще? Я поколебался и ответил: - Ну, если немного – и с улыбкой взглянул на нее. - Я заварила такой чудный чай, не оторвешься. Смесь мелиссы и малины. Знаешь, как успокаивает! Только он на кухне, сейчас будет…– бабушка повернула свое кресло-каталку и направилась в дом. Через несколько минут она вместе со своим чайничком снова подъехала к столу. Бабушка, поднеся его к моей кружке, внезапно отпустила. Предмет наших чайных церемоний полетел на пол и со скверным звуком распался на сотни маленьких цветных кусочков, а ядовито-зеленый чай огромной лужей распластался на напольных досках. Бабушка с недовольным взглядом посмотрела на меня и шмыгнула носом, словно капризный ребенок, у которого навсегда забрали любимую игрушку. - Бабуль, ничего. Все нормально. Это просто чайник. У нас подобными «шедеврами» целый шкаф заполнен. Она посмотрела на меня косым взглядом, молча уставившись на следы происшествия. Я встал с кресла и пошел за метлой. Не прошло и двух минут, как я вернулся с совком и метлой. Но передо мной предстала странная картина: моя бабуля сидела на полу, рядом с кучкой разноцветных осколков. Я даже не знаю, как она смогла вылезти из кресла-каталки, но меня в то время озадачило не это. Не замечая меня, она всматривалась в каждый осколочек, перебирая их своими маленькими пальчиками. Каждому кусочку – свое внимание. Я посмотрел на ее морщинистое лицо. Оно изображало радость. Именно радость! Может я не так понял, но она слегка поднимала свои губы в очаровательную, но в тоже время ехидную улыбку, которой я прежде не видел. И всего одна слезинка… Маленькая капелька медленно стекала по округлой щеке. Я такой правдивой эмоции не видел никогда… Я, будучи недовольным и ко всему апатичным, уже был готов выдать ей недоверчивую физиономию, но взгляд пал на ее глаза. Готов был бы вырвать свои, если они не были настолько хороши! И не увидел больше. Через два года она скончалась от острого сердечного приступа. Бедная старушка! Да, я любил бабушку, но не до такой степени, чтобы приезжать и навещать ее могилу каждое воскресенье. И не навещал, если говорить правду. Мне уже было шестнадцать, и я сдал экзамены после долгого и мучительного года учебы. Как же хорошо чувствовать себя независимым человеком. Но как им сложно быть! Я почувствовал это на своей изнеженной шкуре. Подготовка к экзаменам у меня отняла уйму времени и нервов. А они были не к черту, ей Богу! Доктор Клиффорд прописал мне препараты, которые подлатают мои нервишки, и я чувствовал себя дряхлым психопатом! А на самом деле это шумиха не стоила таких затрат, поверьте! Но и экзамены сдал на более чем хорошо. Мама, узнав такую новость, как обычно начала обзванивать всех наших родственников, хвастаясь со словами: «А вы знаете, какой молодец мой Хантер!..» И целый вечер просиживала у телефонной трубки. А я не люблю хвастаться, но люблю врать. Это мой конек! Почему все считают это плохой чертой? Например, моя девушка это не осуждала. Ей нравилось, как она говорит, «когда я прикольный». Николь обожала, когда я закидывал ее «реальными» историями из своей жизни. Она падала со смеху, в буквальном смысле. Был случай, когда, рассказав е ей очень смешную историю про кактус и собаку, она до того завелась, что рухнула со скамейки. Вы мне не верите? Вы не можете мне не верить. Хотя трудно понять, когда я говорю правду и ложь. По правде говоря, она была мне не по душе. Но я хорошо врал, искусно. Не знаю зачем. Просто врал. Правда, все чаще и чаще у меня стали возникать головные боли. Но это, наверное, происходило из-за переутомления. Я сильно переживал и, как оказалось, напрасно. Совершенно бесполезно. Но этого не вернуть, как не вернуть и бабулю. Но ее загородная дача жива, только слегка подкосилась. Совсем немного. И на каникулах я решил навестить это старенькое местечко, которое жило во мне все детство. Часть меня целого. Конечно, поехал не один – с Николь. Все-таки чем-то она привлекает меня. У нее были шикарные волосы с косами, словно искусно сплетенные щупальца плюща, прекрасное маленькое личико и стройная фигурка. Как не отвязывался, все равно она поехала со мной, чертова бестия. На второй неделе июня мы собрались, и, попросив у мамы ключи от дачи, умчались на такси. *** Мы неслись по автостраде на грязно-серебристом автомобиле. Скорее всего, это выглядело глупо: огромная махина напролом мчалась в бесконечность дороги. Лето снова оказалось ужасным. Невыносимое солнце и не крохотной капли дождя. Вдобавок невыносимо разболелся живот. И голова. Меня сразу бросило в пот. - Что-то не так, Хантер? – озадаченно спросила Николь. - Все нормально, все так, как может быть у любящего человека, – ответил лестью и поцеловал ее. А она неплохо целуется. Наверное, это ужасно? Вы так и посчитаете, я уверен. Она улыбнулась и поправила шляпку. В салоне воцарилась тишина, только звук мотора и трение шин об асфальт могло лишь потревожить наше спокойствие. - Николь, а ты вообще врала когда-нибудь? – неожиданно даже для самого себя спросил я ее. Она выстроила мне милые глазки и безмятежно ответила: - Понимаешь, Хантер, сейчас если ты не будешь врать, ты не будешь жить. Достойно жить. А последний раз был сегодня утром, когда я сказала маме, что уезжаю к подружке на месяц. И она поверила, представь, – и легкий смех зазвучал в салоне авто. И в тот момент я подумал: я же сказал своей маме правду. А она только с пониманием улыбнулась и протянула мне ключи вместе с родным и таким приятным поцелуем матери. Было невыносимо душно, и я попросил водителя открыть окно. Он послушно прокрутил ручку, и окно автомобиля открылось. Как же приятно, но дождя не хватало. Жар не спадал. Пот градом стекал с меня, не думая переставать. Николь еще раз посмотрела на меня и рассмеялась, а я в ответ натянул улыбку. Опять я все от нее скрывал. Километр за километром мелькал за стеклами. Одни поля сменялись другими, точно такими же. Не отличишь, поверьте. Наконец-то через несколько минут мы доехали. Я вышел из машины и доверился только своим глазам. Перед моим взглядом предстала бабушкина усадьба: небольшая отсырелая постройка времен пятидесятых темно-серого цвета. Два этажа не казались такими большими и если не присматриваться, то можно не заметить последнего. Небольшая, не крытая сверху веранда казалась крохотной коробочкой без крышки. На ней был только маленький столик и одно кресло – мое. Оно уже довольно-таки сгнило от перемен погоды, но все равно сохраняло стойкость, так же, наверное, как и я. Сад, некогда прекрасный, зарос вьющимся хмелем, который отравлял своим видом безмятежный домик. Водитель помог нам выгрузить багаж, Николь же отблагодарила его приличной суммой и милой улыбкой. Я съел несколько таблеток, чтобы утихомирить головную боль. - Хантер, не пей столько этих таблеток, - крикнула Николь, когда пыталась открыть багаж, - вечно эти чертовы чемоданы не открываются в нужный момент, а мне нужны солнцезащитные очки. Мне ужасно слепит глаза! Хантер, ну помоги же ты! – еще сильнее вскрикнула она. Какая же она глупая! - Сейчас, дорогая, сначала только открою дом, - пробормотал я и направился к входной двери. Она почти полностью сгнила. Стоит легонько пнуть ее, и она, как трухлый старый пень, распласталась бы на полу. – Недолго ей жить, – констатировал я. Провернул ключ в ржавом замке, и дверь с глухим скрипом открылась. Вид был ужасный. Серая паутина широкой линией нависла на потолке и прилежащих бабушкиных вещах. Отсыревшие доски на стенах все еще упорно держались и сопротивлялись напору времени – удивительно! Небольшой старинный диванчик давным-давно проели беспощадные моли. Все-таки они удивительные существа. Целую жизнь глодают чужие вещи и портят настроение. Зачем эти твари вообще живут на свете, никому ненужные? Быть может это и есть их предназначение: жить только для себя или вредить другим? Подойдя к убогому дивану и притворившись, что протираю пыль, я одним махом прибил парочку мотыльков, которые рассиживали на подстилке. И получил удовольствие. Я обманул этих безмозглых существ, а они повелись на мою смертельную шутку. Я осматривал с любопытством все: картины, шкафчики, маленький телевизор, светильники, которые, как оказались на удивление, работали на керосине, а не на электричестве. В наш-то век современных технологий! Хотя в глубинке страны можно встретить и не такое… Около светильников на полу я обнаружил канистру с керосином. Не знаю, может ли у него истекать срок годности, но когда залил в одну из ламп немножко этой жидкости, то она загорелась ярким теплым светом. Теперь я понимал, почему бабушке нравилось жить здесь. В любое время года ты всегда сможешь забраться в эту маленькую лачужку, включить эти прелестные керосиновые огоньки и разлечься на съеденном молями диване. И никаких проблем, совершенно никаких. После этого я решил облазить шкафчики. Пыльная фарфоровая посуда, тараканы и плесень – вот основное содержимое большинства ящиков. Бабушка любила собирать всякие чайники и другую ерунду. После вскрытия еще нескольких ящиков, в одном из них, с золотистым оттенком, увидел потрепавшийся фотоальбом. Это же бабушкины семейные фото! «Ничего себе находка», – подумал я. Не успел я его открыть, как услышал шум настойчивых, но легких шагов. Они приближались все ближе и ближе, и я решил, что это кто-то из посторонних, но нет. В проеме я увидел, как промелькнула фиолетовая шляпка. Это была Николь. Она спокойно приоткрыла скрипучую дверь и, взглянув на меня, заговорила: - Хантер, я тебя уже зову несколько минут! У меня жуткое раздражение глаз от солнца. Тем более, я подумала, что ты себя плохо чувствуешь, - спокойно, но настойчиво произносила она. - Я просто захотел проверить, в каком состоянии дом и сможем ли мы тут обосноваться. А насчет глаз – закрой их и сядь, отдохни. Все пройдет, – посоветовал я. Но я же не врач. Всего лишь просто врал. Откуда мне знать, как лечить раздражение глаз? Всегда проще всего закрыть их. В некоторых ситуациях это тоже срабатывает. Если тебе плохо, если тебе все надоели или же просто хочешь побыть одному – просто прикрой эти вестники жизненного разврата. - Ладно, я пойду, позагораю на веранде, хорошо? – спросила меня Николь. - Конечно, я к тебе тоже скоро присоединюсь, - произнес я с поддельной улыбкой. После этого Николь ушла, шепча себе под нос что-то вроде «ну и гадость». Я снова открыл альбом и стал смотреть те пожелтевшие фотографии, которые еще смотрел два года назад: вот фотография, где молодая бабушка находилась в саду, рядом с хмелем, тем ручным и практически домашним растением, которое любила всем сердцем, а вот где она сидит с моей мамой, нежно обняв ее и слегка потрепав мягкие, нежные волосы, вот дед и бабуля вместе. Какие они счастливые! «А может, нет?», – промелькнула мысль. Живот и голова снова взбесились. Внезапные острые боли пронзали меня. Вы не поймете, как мне было больно. Яркий свет беспощадного солнца ударил по моим глазам, мои грешным очам лжи. И я закрыл. Темно. Стук сердца тарабанил свой бешеный марш. Я достал из левого кармана упаковку и выдавил пару таблеток. Какие они горькие… «Дождь? Посредине комнаты дождь?» – возникла путающая, тревожная мысль в голове, когда я почувствовал, как капли воды текли по лицу, а потом продолжали течение по всему телу. «Нет. Это просто пот. Жара на улице все-таки. Обычный пот!» - я не мог сконцентрироваться на мыслях. Они от меня уплывали, словно безлюдная шлюпка во время шторма. А я тонул в водовороте мыслей. «Два человека на фотографии. Улыбка. Фотограф. Дедушка Алекс. Бабушка Анна» - мой ход мыслей сформировался как у шестилетнего малыша. «Я сам себе не верю!» – мысли врезались и врывались в мою и так больную голову. Я не мог сопротивляться. Увы, не мог. Я достал упаковку своими дрожащими руками из левого кармана джинсов, и, выдавив еще, стал нервно разжевывать. И в таком состоянии ко мне в голову ворвалась сомнительная картина: я почувствовал себя ребенком, понимаете? Нет, вам не понять, уверен. Посчитаете меня сумасшедшим, не более. Представил, как стою и смотрю на лица бабушки и дедушки, живые и такие райски привлекательные… Бабушка улыбается, а дед спокойно сидит и серьезно смотрит в камеру. - Ха, подойди ко мне, мой мальчик, - спокойно позвал голос бабули. Я потянулся к ней, а она, улыбнувшись в ответ, спросила: - Ха, хочешь с нами сфотографироваться? Я, встав в недоумении и, не скрывая любопытства, вопросил: - А что такое «сфотографироваться?» - Малыш, это когда фотограф красиво заснимет твою прекрасную улыбку, и ты увидишь ее через несколько дней на бумаге. Удивительно, не правда ли? - Никогда не видел, - удивленно произнес я, - А почему дедушка не улыбается? Ему не хочется увидеть свою красивую улыбку на бумаге? – спросил я. - Не обращай внимания на этого старого дурака, - сказала бабуля, но осознав, что немножко погорячилась, продолжила, - Слушай, Ха, - прислонилась к моему уху и прошептала, - давай соврем дедушке, что ты обиделся, потому что он не хочет улыбаться. - А как сделать это? – спросил я - Ты просто заплачь и все, - озарила своей улыбкой и продолжила, - притворись, как будто у тебя идут слезы. Это несложно. Совсем, ничуть!. - Хорошо, - согласился я и перешел к действию. Картинка погасла, и я смог различать только звуки, долгие, тянущиеся. Нервный, поддельный плач, спокойные и размеренные фразы дедушки «успокойся, дорогой», «хорошо, улыбнусь» расплывались и соединялись в какой-то звуковой клубок. Они своей массой все сильнее и сильнее давили на мою голову. Живот ныл, а сердце колотилось, как отбойный молоток по асфальту. Скрежет и плач утихли. Тишина. Меня окружал яркий контрастный черный цвет. Только через несколько минут я понял, что мои глаза закрыты. Я поднял веки и увидел прежнюю комнату, ту самую комнату, где по видению стоял тот самый фотограф. Но та комната была светлее, да и моложе этого окружающего прототипа. Что это, галлюцинации или воспоминания? Но на тот момент я не знал…увы… *** Я небрежно бросил альбом на диван и побежал на веранду. Может что-то случилось с Николь? Прибежав на веранду, я увидел ее спокойно загорающую на солнце в своих нелепых очках. Она сначала не обратила на меня ни малейшего внимания, но тревожное сопение все-таки потревожило ее солнцетерапию. Она, скинув очки на нос, небрежно осмотрела меня. - Что с тобой, Хантер, - воскликнула Николь, даже не попытавшись встать с моего деревянного кресла. А мой вид на тот момент был, конечно, не очень: рстрепанные волосы, красные глаза и пот, проступавший сквозь одежду, словно побывал на открытом тропическом дожде. Но подумав, она оттянула пятую точку от кресла и обняла меня. Я не проронил ни слова. - Милый, да что с тобой? Ты какой-то несвежий. Все-таки плохо спал, да? Я же знала, что твои экзамены доведут тебя до ручки! – и нежно поцеловала в губы. Мерзкий поцелуй скажу я вам, хоть и технически совершенен. Но такой вывод я сделал позже. В тот момент мне было не до этого. - У нас есть вода? - жалобно спросил я. - Конечно, - ответила Николь, достав из сумки небольшую бутылочку. Открыв ее, я жадно начал пить, как будто я целый день пробыл в африканской пустыне. Напившись, я решил рассказать все Николь. Конечно, я сомневался, что она меня поймет и, к сожалению, так произошло. Услышав мою историю, она лишь слегка рассмеялась и добавила: - А ты прикольный, - жевала жвачку, с постоянным лопаньем этих раздражающих пузырей, - Я думаю, ты просто перепил таблеток. Вот и все, - сказала Николь, нежно погладив по щеке, - кстати, мне еще нужно разобрать багаж, который все еще лежит рядом с пыльной дорогой и, может быть, ты, наконец, мне поможешь? – пробурчала она и бросила на меня обидчивый взгляд. - Конечно, дорогая, - сказал я, при этом второе слово выдавилось у меня с большим трудом, - Но у меня есть к тебе небольшое одолжение: ты можешь мне на время освободить это кресло и заварить чай. Чайник ты найдешь в коричневом шкафу слева, хорошо? – убедительно попросил я. Конечно, я был в шоковом состоянии и ничего умнее придумать не мог. Наверное, я немного странный в этом смысле. - Хорошо, - ответила Николь, освободив мне кресло, и направилась в дом. Как странно ощущать то, что было очень давно, что не подвластно сознанию. Сел на полуразвалившееся креслице, на которое я обычно садился пить чай с бабулей во время нещадно палящего солнца. Как ужасно и как приятно одновременно. Чувство отвращения и чувства неиссякаемой памяти бились между собой во мне, и каждое пыталась взять очередной реванш. Неожиданный реванш. Я удобно расположился за столиком и принялся ждать чай. «А все-таки ничего и не изменилось за два года» - подумал я, - «Тот же столик, то же кресло, то же солнце – ничего!» Я провел рукой по шершавому столику, чувствуя его фактуру и историю его долгой жизни. «Что за, черт возьми?» - подумал я, так как в голове снова усиленно начало шуметь и гудеть. Горизонт перед моими глазами начал постепенно отклоняться, и в скором времени он постепенно сдвинулся еще на несколько десятков градусов. Я снова полез за успокоительными в левый карман джинсов, но моя рука от слабости, не смогла удержать упаковку, и она бесконтрольно упала на пол. - О, Господи, какой громкий звук! – воскликнул я. Перед моими глазами словно мельтешили какие-то осколки и врезались в беззащитные глаза, понимаете? Какая жуткая боль! Скрежет! Писк! Я услышал отдаленное эхо голоса Николь и обрывки фраз «что случилось», «помощь», «чай готов», и эти фразы сменились в один единственный беспощадный миг другими: «дедушка Алекс», «Ха», «бабушка Анна», «как жарко сегодня, неправда ли?», и все той же похожей фразой Николь «чай готов!» И я закрыл глаза… Опять та же картина. Все та же бесконтрольная мной ситуация. Вы были в такой ситуации, когда вы не можете ничего изменить, чего бы вам этого ни стоило? У меня было и скажу вам, к черту такие ситуации! К черту! Будь они прокляты! - Чай готов, - прокричала бабушка, - Ха, милый, твой любимый зеленый чай ждет на столе! - Сейчас, бабуль, таким же голосом ответил я маленький, - а у нас пряники есть? - Конечно, дорогой! Иди быстрей, - кричала бабушка в глубине домика. Я подошел к солнечной веранде, но на моем деревянном месте уже сидел дедушка. Дедушка? Я не мог поверить своим глазам. Если бы я с самого начала знал, что происходило, я бы не вынес всего этого! Клянусь! А может это было к лучшему? Мой дед спокойно и размеренно попивал чай, в то время как бабуля заканчивала печь пирожки на тесной душной кухоньке в доме. Лицо его изображало радость и наслаждение. Ах, какое доброе лицо! Он, увидев меня, посветил своей морщинистой, но какой-то чистой улыбкой «Наверняка вкусный чай», – подумал я. Стою и смотрю на него. Не успел я сообразить, что к чему, как в этот момент ворвалась бабушка с противнем горячих пирогов. - Ты что, старый идиот, наделал?! – воскликнула она, и ее румяные пирожки грохнулись вместе с противнем на грязный, пыльный пол, превращаясь в несъедобную кашу с песком. - Эта чаша предназначалась не для тебя!!! Она была для этого мелкого гаденыша, который испортил мне жизнь, который испортил жизнь моей дочери, родившись не вовремя! – и, повернувшись ко мне, произнесла, пригрозив пальцем - ты не должен был родиться. Понимаешь меня?!! – она отвернулась от меня, проорав это. А я стоял в шоковом ступоре, не зная, что делать. Дедушка перестал пить ядовитый зеленый чай, но все равно смотрел на меня, сверкая родной улыбкой. В последний раз… Все притворялись! Все вокруг врали мне, как я врал остальным. Одевали маски и играли свои ужасающие роли. Неужели люди, которым я доверял, исполняли такую роль? Может, все, что они делали – это был их лично спланированный сценарий, в котором все шло по их желаниям? И я играл точно такую же роль, и верил, что так надо? Тогда я монстр хуже, чем бабушка. Ведь я это осознавал и делал. А она повиновалась одному инстинкту – меня уничтожить. Солнце на веранде распространялось на всю площадь. Оно пекло своими раскаленными лучами все, до чего могло дотянуться своими щупальцами. Невыносимая жара. И ни капли воды. Кроме каплей злосчастного яда в кружке. Бабушка стояла молча, не шевелясь, и глядела на огненную звезду нашей планеты, а дедушка в последний раз улыбчиво посмотрел на меня и испустил свое предсмертное дыхание. Тишина. И даже легкий шелест сухих листьев поддавался безмолвности. Я подошел к бабушке и подергал ее за рукав. - Что тебе надо, маленький паршивец, - отвлеченно произнесла она, - смотри, что ты наделал! На этом месте должен был быть ты, а не Алекс! - Бабушка…что с дедушкой? - спросил я-маленький, не понимая всего произошедшего. Она повернулась ко мне, и ее взгляд устремился на меня. Не знаю, что она думала в тот момент, но когда я об этом ее спросил, она немножко поколебалась и спокойно ответила: Он просто спит, понимаешь? Спит глубоким, чистым сном.. - А когда он проснется? –шепотом спросил я. - Не скоро, малыш…не скоро, - проговорила бабушка и, повернувшись к солнцу, вскрикнула, - может, когда-нибудь в этой глухой местности будет ливень?! – и ее пронизывающий крик перерос в отчаянное рыдание. Она выла, что есть мочи, проклиная себя. Она подпользла к столику, за которым сидел дедушка и смела все, что находилось на скатерти. Кружка с отравленным чаем полетела вслед за остальным. Она распалась на сотни, а то и тысячи осколков, лишь ядовитая разлилась темным пятном на полу. И начался сильный проливной дождь, который так безнадежно молила бабушка. Он легкими линиями чистой воды опрыскивал нашу веранду от теплоты, накопленной за столько недель без дождя. Он лил на сад с хмелем, на пыльную дорогу и на мою бабушку. Рыдая, она встала на колени и смотрела вдаль. А вдалеке поля. Безграничные и безмятежные. А еще дальше - шумный город, хотя так он был похож на всего лишь пятнышко. А выше - пасмурное небо. Солнце практически совсем скрылось за тучами, и на него можно было смотреть без всякой опаски. - Ну что, вот ты и ушло. - произнесла бабушка этому скрытному солнцу. - Надеюсь туда, куда ты отправляешься, будет намного приятнее, чем в нашей духовке. *** Картинка погасла, и я увидел лишь черный контрастный цвет. Открыл глаза. Никого. По мне течет холодный пот, словно я спал на открытом проливном дожде. А его в помине не было. Солнце все также палило вокруг. Я осмотрел веранду – тоже никого. Тогда я встал с кресла и решил осмотреть дом. Обойдя все окрестности участка, я понял: кроме меня нет ни души. Видимо Николь побежала за помощью. Наверное, я ее здорово напугал своим внезапным приступом. Я понял, что здесь меня ничто не держит, да и зачем этой земле терпеть этот дом. Просто у нее нет выбора! Она носит на своем горбу все, что строит человек. Только он может решать сбросить груз или оставить. А я решил скинуть. Спросите меня почему? Потому что он разрушил меня и все мои воспоминания, понимаете? Исказил то, что я раньше считал правдой. Или исказил ложь ? Наверное, я покажусь вам безумцем. Я не ожидаю большего. Но я решил сохранить дом, несмотря на то, что он мне причинил своими воспоминаниями. Я шучу. Конечно же, решил уничтожить! Просто взять и поджечь! Я знал, где находится та канистра с керосином, которой заправляют древние светильники, облил ей всю эту веранду, а потом и сам дом. Но все бесполезно. Понимаете, мои спички отсырели от пота. Черкал, черкал, но, увы. Я старался изо всех сил поджечь это скверное начало, но не получалось. Спички намертво отказывались разжигаться. Надо было успеть до приезда спасателей. Метался из стороны в сторону, пытаясь найти способ. И я придумал! На столике все еще валялись очки Николь, которые она, наверное, по чистой случайности забыла надеть, прежде чем бежать за помощью. Как же она там без очков-то пробыла, глупенькая! Эти очки ни на секунду не защищали от солнца, честно вам скажу. Через них можно было также смотреть на прожигающий свет глаза, как смотреть и без них - один результат. Но Николь не переубедишь. Пусть уж лучше верит, что защищает, а я буду искусно врать, поддакивая. Жгучее солнце и ни капли дождя. Ужасная погодка. Но в тот момент она была как нельзя кстати, понимаете? Я прислонил эти очки к прогнившей веранде и направил на прямой луч солнца. Через несколько минут уже был виден небольшой дымок. – Быстрее, быстрее! – хрипел я, и наконец, разгорелся долгожданный огонек. Он превращался из маленькой хилой искорки в уверенный оранжевый язычок. Я неподвижно держал очки на открытом палящем солнце. Оно зверски прожигало мне руку, прожигало пальцы, но я удерживал. Язычок пламени стал все больше и больше разрастаться во взрослый и самостоятельный огонь, словно дикий зверь, вырвавшийся на свободу. Он охватывал сантиметр за сантиметром этой дряхлой прогнившей усадьбы, каждый кусок моих лживых воспоминаний. За несколько минут он почти завладел всей верандой. А я смотрел на огонь, а потом на светило. Оно прекрасно. Хоть моим глазам было невыносимо больно, все равно продолжал смотреть. Я рад солнцу. Никогда я не был так рад. И начал смеяться. Громкий-громкий смех и тресканье огня. Я видел белоснежный, ослепительный свет и пыльную дорогу, на которой валялись наши с Николь чемоданы. Я еще сильнее начал хохотать, подумав, что они даже не смогли побывать в этой обители. Ни разу. Только валялись в дорожной пыли. А вдали леса - бесконтрольные, дикие заросли. И город, отбрасывающий огромное облако смога. И спасательные машины, которые приближались сюда со своими заметными мигалками. Я подумал: «Поздно, очень поздно вы явились», - и дикий хриплый смех вырывался из моей груди все сильнее и сильнее. Но солнце меня обмануло. А я поддался, как те мотыльки на старомодном диване, и повелся на его жестокую шутку. Оно внезапно скрылось за своими тучами-охранниками. Скрылось, предав меня, выслав лишь каплю, за которой последовал целый ливень. Он мгновенно усилил свою мощь и уже вовсю заливал дом и прилежащую веранду. Лишь дымок расстилался по участку. Огромные, прозрачные капли воды падали и разбивались об мой лоб, волосы. Как всегда, когда я любил прогуливаться по дождю. Сейчас я его ненавидел. И ждал солнца. Но все бесполезно, как бесполезно было снова пытаться зажечь огонь. А потом увидел светящие фары автомобилей. Я навзничь свалился на мокрую пыльную траву, пожелтевшую от палящего света… *** Я очнулся в больнице. Белоснежная палата резала мне глаза. Я еле-еле смог пошевелиться и немножко поднять голову. Было больно. Голова и живот ныли. - Не шевелись, Хантер, - сказал мне голос, похожий на мамин. Мне все-таки удалось поднять голову, и я увидел знакомое лицо. - Хантер, сынок! Ты очнулся! - причитая, воскликнула мама, - я так за тебя беспокоилась. - Мам, извини меня, - сказал я, поняв, что сделал непоправимое, - я не хотел этого, честно. - Хантер, главное, что ты жив, - улыбнулась мама, потрепав меня за щеки. Я улыбнулся, и, поколебавшись, спросил: -Скажи честно, а это правда? Правда, что был тот случай, когда мне было шесть лет? Я же видел дедушку. - Что за случай? Дедушка разбился, когда тебе было шесть лет. Я же тебе рассказывала. - Нет, он не разбился…- тихо констатировал я. - Сынок, ты просто не помнишь этого. Не помнишь… Я сама не помню, что со мной было в шесть лет. Так и ты. Мы, люди, устроены так, что забываем многое, что происходило с нами в младшем возрасте - не успела мама договорить, как я ее перебил: - Ты не понимаешь, я все прекрасно помню, что сделала бабушка с дедушкой, и что хотела сделать со мной. - Что помнишь? - поинтересовалась мама, погладив, меня по волосам. Я все ей рассказал, а она посмотрела на меня свои бледным взглядом и добавила: - Хантер, подожди несколько минут, я сейчас приду, - и она попыталась улыбнуться. Я кивнул головой. Я совсем забыл про Николь! И пока мама не успела выйти, выкрикнул: - Мам, а что с Николь? Она нормально себя чувствует? С ней все хорошо? Она обернулась и сочувствующим взглядом произнесла: - Она жива, - как только она это произнесла, я выдохнул. Хорошо, что я никому не испортил жизнь. Но мама продолжила: - Только она заболела. Серьезно. У нее произошел срыв. Она сейчас находится в соседней палате…Хантер, понимаешь… - мама прислонилась к открытой двери, - она ослепла. Врачи сказали, что у нее никогда не наблюдались болезни глаз. Она была совершенно здорова в этом плане, - с горечью выдавила мама, - может это временная потеря зрения. Пока неизвестно. Мне очень жаль, Хантер… Я находился в ступоре. Все-таки я ничтожество. Почему я все время ей врал, а она в это время заботилась обо мне. И спасла жизнь мне такой ценой. - Это не правда! Скажи, что это ложь! – кричал я, пытаясь встать, но ноги меня не слушались, и я остался так же лежать на белоснежной постели, - скажи! - Хантер, успокойся, ты не в чем ни виноват! – крикнула мама, пытаясь успокоить меня, - понял, сынок? Ни в чем. - Я ничтожество! - кричал я, размахивая руками. Но дверь захлопнулась. Неужели все это было галлюцинации? Или, правда? Мои мысли спутались. Одна за другой пытались добраться до моего мозга. «Ты никто», «ты врун», и все это спутывалось в комок, образуя невнятные мысли. За дверью были едва слышны фразы доктора Клиффорда и моей матери. - Он вспомнил, - отчаянно кричала мать. - Мисс Уолтер, у вашего сына вновь обострилось невротическое расстройство и, благодаря ему, он все вспомнил, - спокойно изъяснялся доктор Клиффорд. - А как это исправить? – спросила мать, а дальше мои уши перестали внимать окружающие звуки. Как мне было плохо! И жарко… А дальше я ничего не слышал… Не мог уже ничего говорить. Просто лежал. А за окном солнце. Палящее ядро вглядывалось в окошко и смотрело на меня. И ни капли дождя на этом безропотном небе. Я закрыл глаза… История достоверно записана со слов Хантера Уолтера, пациента психоневрологической городской больницы №79 01.05.91