***
Мой Гарри, я так долго ждал переписок с тобой. Знаешь, я ведь с детства думал о том, хорошо ли жить до ста или нет. Теперь я понимаю, что, увы, нет. Приезжай ко мне. Ты единственный, кто остался у меня. Неделю назад я похоронил уже своего второго сына. Ты представляешь, сколько боли во мне сейчас? Ощущение, что я выпил эту чашу до дна. Ведь три года назад я тоже схоронил сына. Это не то, чего я хотел для них в жизни. Не то. Я многое не успел им рассказать, многому не успел научить. Да, понимаю, все говорят, что время лечит, что всё проходит, но ведь родители не должны жить дольше детей, верно? Гарри, дорогой Гарри. Знаешь, это не все печальные новости. Я так стар, так стар... Моё зрение уже подводит меня, руки трясутся, порой голова не хочет вспоминать столь важные и родные моменты. Но иногда, сидя на террасе за чашкой чая, смотря на море, что утыкается волнами в горизонт, я вспоминаю те дни, когда мы бегали туда. Мы брызгались в воде, строили превосходные замки из песка. Гарри, о Гарри. Я до сих пор строю замки. Воздушные замки. Я мечтаю, я слишком много мечтаю о встрече с тобой. Ты так дорог мне. Помнишь то поле, которое за твоим домом? Мне так больно вспоминать о тех моментах, что мы провели в стогах сена. О тех моментах, когда эмоции переполняли нас и моя душа могла долетать до восьмого неба! Гарри, знаешь, я так часто вспоминаю весенние цветы на том поле. Их бархатный аромат, их красивое цветение и незабываемый вид. А помнишь, как мы до утра мечтали, лёжа вместе. Я помню, как ты показывал мне созвездия. Помню, как из-за тебя я мог всего лишь по количеству звёзд на небе определить, какая будет завтра погода. Да, знаешь, мой мальчик, время-то, оно никого не щадит. Вот и мы уже старики. И, если честно, думаю, заметно, как с каждым словом ухудшается мой почерк. Мои руки всё сильнее трясутся, глаза видят всё хуже и хуже. И, верь мне, если до тебя дошло это письмо, то я всё еще жив. Значит, я по-прежнему могу дышать. Приезжай, мой милый Гарри, приезжай. Навсегда твой Луи.
***
Гарри дочитал письмо. Ветер погасил еле видимое пламя свечи. Пора идти спать. Луна ярко освещала просторы, однако большие чёрные тучи не спешили выпускать её из своих объятий. Было около одиннадцати вечера, но старику Гарри вовсе не хотелось спать. Он не спеша прошёл на кухню. Лунный свет проникал в окошко, и его было достаточно, чтобы осветить эту небольшую кухоньку. Гарри поставил на плиту чайник, поджёг конфорку, уселся на стул, стоящий прямо напротив плиты, и начал ждать, пока закипит вода. Он смотрел на огонь. Огоньки мелькали у него прямо перед глазами. Старик вспомнил все те прекрасные моменты, которые описал в своём письме Луи. Он вспомнил, как когда-то давно Луи заменил ему бесконечность. Семья Гарри однажды разбилась в автокатастрофе, и он думал, что не переживёт этого. Он вспомнил, как Луи каждый день приходил к нему, как не пропускал ни одного дня. Гарри было хорошо с ним. А ещё, он помнит те дни, как они вдвоём сбегали на море. Дом Гарри находится до сих пор так близко к этому бескрайнему океану. Океану, где он провёл детство с Луи, океану, который подарил им безудержное веселье и искренний смех. Гарри до сих пор забыть не может, как однажды, в его день рождения, они пришли на поле. Это было такое жаркое лето. Тогда они дали волю себе и своим телам. Нет, там не было ничего пошлого, ибо, если называть все постельные сцены пошлыми, можно просто рехнуться! Им было так хорошо вместе. Вместе им море казалось по колено, вместе они могли покорить целый космос, просто держась за руки и показывая друг другу созвездия. Свист чайника пронзил комнату, и Гарри очнулся от мыслей. Пару раз обжёгся об чайник, но всё же налил этот чертов кипяток в кружку. Добавив немного заварки, старик поставил чайник на тумбочку рядом с плитой и ушёл с чашкой чая в свою комнату. Вечер был тихим. Гарри улёгся на кровать, допил чай и поставил чашку на стол, освещаемый тусклым свечением лампы. Наутро старик проснулся с превосходным настроением. Он знал, что его ждало в этот день. Он знал, что ему предстоит писать письмо самому близкому человеку, единственному человеку, что так дорог ему, единственному человеку, кто с ним остался. Гарри вышел на террасу, уселся на кресло-качалку и принялся писать.***
Дорогой Луи! Знаешь, каким бы ты не был снаружи, для меня ты навсегда останешься тем самым добрым мальчиком с огоньком в душе и искрящимися глазами. Что касается меня, моё самочувствие говорит само за себя. Я практически не могу ходить. Каждая прогулка даётся мне таким колоссальным трудом, однако, если бы мы встретились вновь, я точно смог бы добежать наперегонки до моря и обратно, совершенно не запыхавшись. Вчера я прочёл твоё письмо. Я благодарен за то, что ты до сих пор не покинул меня. Мне важно, что мы есть друг у друга, мне больше ничего не надо, веришь? Я бы снова смог проводить ночи без сна, и пусть я не так молод, как раньше, мне было бы хорошо и приятно просто чувствовать, что моя душа наполняется теплом, когда я рядом с тобой. Знаешь, Луи, я помню, что я был у тебя самым первым. Невольно вспоминаю те времена, когда мы были вместе. Тот сладкий аромат, исходящий от тебя. А помнишь, как ты впервые закурил при мне? Я помню. Это случилось на сеновале. В тот день был невероятной красоты закат. В тот день мы дали волю нашим чувствам, это был самый лучший день в моей жизни. Тот прекрасный запах нежного дыма самых тяжёлых Lucky Strike, исходящий от тебя. Мы любили одни и те же сигареты, красные Lucky Strike. Я помню, как не разрешал тебе курить их, а ты прятался от меня за углом моего же дома. Да, глупо, ведь было очевидно, что я тебя замечу. Но мне кажется, ты так хотел, кажется, тебе нравилось, когда я ругал тебя. Сейчас я бы так хотел накричать на тебя за то, что мы так далеко друг от друга. Поверь, мне так надоело жить одному. Каждый день встречать и провожать лучи солнца. Каждый день просыпаться с утра в двухместной кровати, притом, что одна половина никем не занята и абсолютно холодная. Это так грустно - понимать, что ты почти один, без возможности выехать куда-либо. Я мог бы приехать к тебе, мог бы заказать такси, но, увы, это стало невозможно с количеством пенсии, которую мы получаем. Но, если честно, мне стало надоедать говорить о грустном. Вчера я прочёл твоё письмо. Я вспомнил все моменты, которые ты описал в нём. Я рад, что у меня есть тот, кто ещё в силах напомнить мне о них. Я рад, что ты способен вновь разжигать во мне искру любви и некой безмятежности. Сейчас моей душе плохо, но, знаешь, в дни смятения и грусти ты помогаешь мне. Ты таишь огонёк в моей душе, ты зажигаешь его, когда ветер рвёт все ниточки, и немножко тушишь, когда кровь закипает в моих венах. Ты так нужен мне, Луи. Приезжай, дорогой друг, приезжай. Твой верный Гарри.
***
Старик вновь бережно засунул письмо в конверт и отправил по тому же адресу. В том же самом направлении. На улице, как ни странно, было светло, и Гарри решил прогуляться. Он прошёлся по всем улочкам, заглянул во все дворики, смотрел через прогнившие и проржавевшие заборы. Кругом было пусто. Лишь звук топора доносился издалека. Неужели, кто-то ещё находится на улице? Это было странно, потому что никто уже давно не покидал своих домиков, это было странно просто потому, что уже давно на здешних улицах нельзя было увидеть человека. Если, конечно, кто-нибудь и выходил за пределы своих комнат, то соседи могли с облегчением сказать: «Значит, жив!» и продолжить суетиться дома. День был прекрасным. Светило солнце и дул лёгкий ветерок, колышущий кусты, которыми поросли все участки. За полем находилось кладбище. Нужно сказать, что место это было достаточно ужасающим. Все кресты на могилах были перекошены, сами же памятники скорее смахивали на просто потертые временем и ветром камни. Гарри обошёл каждую могилу, кругом стояла мёртвая тишина. Это место не задевал даже ветер. Ни единой травинки, ни единого листочка не покачнулось, пока там был Он. Вскоре старик вернулся на поле. На этом самом поле он впервые был предназначен только своей любви. На этом поле они, лёжа, разглядывали небо. Но на данный момент, там был только Гарри, и Гарри был зол на Луи. Да, он безмерно любил Луи, да, он готов был отдать Луи целую вечность, да, Луи всё ещё мысленно рядом с ним, но в душе старик Гарри был зол на Луи. Зол за то, что он, на самом деле, не рядом. Зол, что он оставил его просто так, в доме, одного. И каким невероятным чувством любви надо обладать, чтобы злиться на человека с такой же силой, как ты его любишь? Гарри присел на стог сена, достал пачку красных Lucky Strike, как в тот раз, и закурил. Солнце начинало садиться, и он вновь увидел невероятной красоты закат. Всё было как в тот раз, в тот первый раз. Одно только было по-другому. В этот раз Гарри был одинок. Однако, он привык к одиночеству, а что оставалось делать? Вернувшись домой, он вновь лёг спать. Снова. Один. Через два дня в дверь постучали. Гарри встал с кровати. Выглядел он, даже забавно. Одетый в какую-то протёртую до дыр пижаму, в старых тапочках и морщинками на щеке от неудобного лежания на подушке, он вышел в коридор и открыл дверь, однако за ней никого не оказалось. Гарри опустил глаза. На деревянном полу лежало письмо. Гарри вновь нашёл очки, уселся на кресло-качалку на старой веранде, укутался в плед, и начал читать.***
Добрый день, Гарри. Сегодня я отвратно себя чувствую. У меня кончились сигареты, я, было, встал с кресла, чтобы дойти до ближайшего магазина, как вдруг понял, что падаю обратно. Моя температура тела превысила норму. Мне кажется, это конец. Кажется, я скоро исчезну. Гарри, я бы хотел, чтобы ты дочитал это письмо до конца. Я высчитал, и, если в прошлый раз письмо дошло до тебя за четыре дня, то и в этот раз не должно опоздать. Так вот, если оно не опоздало, то сегодня ровно двадцать лет, как мы с тобой не виделись. Я не знаю, как я это пережил. Извини меня за то, что не был рядом в те моменты, когда был нужен тебе. Я виню себя за это, правда. Ты простишь меня? Знаешь, сейчас ты мне нужен, как никогда раньше. Я чувствую, что с каждой минутой тело моё слабеет, силы оставляют меня. Я бы хотел, чтобы ты исполнил мою последнюю просьбу. Я хочу, чтобы мы с тобой были похоронены на одном месте на кладбище. После того как умру, я хочу остаться навсегда с тобой. Прошу, Гарри, не отвечай на это письмо. Больше не будет пробелов и запятых в нашей жизни. Пожалуй, я хочу поставить здесь точку. Живи счастливо, Луи.
***
Гарри опускает письмо на плед и укутывается в него с ещё большей силой. Ветер колышет его волосы. По щеке незаметно скатилась слеза. Больше не будет «их», будет только Гарри. Навсегда. Один. Он встает с кресла, ветер обдувает лицо. Слёзы моментально высыхают. Перед ним стоит Луи. Его Луи. Боже мой, как Гарри был счастлив в тот момент! Из глаз вновь хлынули слёзы. Только теперь это были слёзы радости. Он бросился в объятья к Луи. А Луи был всё тем же молодым и здоровым. Он засмеялся так, что на его щеках вновь появились ямочки. Те самые, которые Гарри так любил. Гарри не мог поверить своему счастью. Он понимал, что Луи останется с ним до конца своих дней. В любом случае, Гарри больше никогда его не отпустит от себя. В этот день между ними вновь произошел.. поцелуй. Такой же невинный, как и в первый раз. Такой же искренний и наивный. Но они оба прекрасно понимали: это был их самый-самый прекрасный и самый последний поцелуй. Гарри нежно обхватил Луи за шею. Сквозь поцелуй он чувствовал, как второй улыбается. - Я люблю тебя, Гарри Эдвард Стайлс. - Я тебя люблю, Луи Уильям Томлинсон. Всё бы это было хорошо, однако, никто никогда не узнает о том, что Луи нет уже как двадцать лет. А старик Гарри просто сидит на всё том же старом кресле и курит всё те же красные Lucky Strikes. Самые тяжёлые Lucky Strikes. Гарри Стайлса не стало на следующий день. Солнце завершило день, Гарри завершил себя одним единственным выстрелом прямо в висок.***
Я люблю тебя, дорогой Луи. Скоро мы будем вместе.