***
За окном идет снег. Мелкими колкими снежинками он опускается на землю, покрывая ее искристым мертвено-холодным покровом. Но это за окном. А они в теплой и уютной комнате, нежно обнявшись, сидят у камина. Тонкие длинные руки обвивают талию возлюбленного, а слегка пухлые губы что-то тихо нашептывают на ушко. Это их последний вечер вместе, и они это знают. Не потому что один из них скоро должен будет уйти на поле брани, нет. Потому что они оба знают, что скоро умрут. Один телом - от вражеского клинка, другой душой - в объятьях того, кого не любил и никогда не полюбит. И ничего уже не изменить. Только глупцы верят в то, что судьба не предрешена. А мудрецы лишь следуют ей, пытаясь отстрочить плачевные исходы и итоги. Большая стая черных воронов сорвалась с веток голой вишни, улетая в свинцовое небо. Тучи, что рождали этих маленьких резных красавиц, медленно уходили, оголяя сапфирово-голубое небо, которое на западе стало медленно окрашиваться в кровавые тона грядущей битвы. Еще несколько часов до разлуки, еще несколько часов до конца. До конца их любви, их жизни... Красные, медно-красные волосы слишком сильно выделяются в этой светлой комнате будущей невесты посла его императорского величества в Англии - Хан Гена. А он всегда слишком выделялся на фоне многих других. За это он и ненавидел богов, и в тоже время, за это и любил, благодарил и боготворил богов. Зато что они подарили его родителям его самого: высокого, худого, с красивым вытянутым лицом, длинным носом, кончик которого так любил целовать его "воинственный хомячок", за длинные руки и красивые аристократичные пальцы, за его прекрасный голос, похожий на щебет какой-то райской птахи... За то, что дали появиться на свет ему - Чжоу Ми. - Чжоу Ми... - мягкая теплая рука, накрыла его ладонь и крепко сжала ее, кладя на грудь - туда, где еще теплиться жизнь, тихо стучась о ребра, - Мими... Ты только помни, оно - Генри сильнее прижал дрожащую ладошку старшего к сердцу, - Оно принадлежало, пренадлежит и будет принадлежать тебе! До самого конца этой жизни. И в следующей жизни. И потом, когда мы даже не будем помнить друг друга, моя райская птица... Всегда. Маленькая серебрянная капелька тихо, будто боясь разрушить идилию, что возникла между двумя молодыми китайцами, скатилась из влажных глаз, медленно прокатилась по пухлой щеке и была стерта почти невесомым и едва ощутимым поцелуем обветренных, нежно-розовых губ. - Генри... Мой маленький Генри. И ты поверь... - он аккуратно и почти незаметно переместил вторую свою руку с талии к лицу младшего и, легко коснувшись аккуратного подбородка, повернул его мордашку к себе, заглядывая в грустные глаза, цвета теплой земли, что лежит по всему дорогому и важному для него Китаю. Цвет родных и так трепетно любимых глаз, который он ни на что не променяет. Никогда и ни за что... - И ты поверь и не забудь... Ты моя единственная любовь. Любовь на века и на расстояния... Я клянусь тебе всем тем снегом, что лежит за нашими окнами. Я клянусь тебе всеми звездами, что сияют на этом алом шелковом небосводе. Я клянусь тебе Луной, Солнцем, Морем и самой Матерью Землей. И пусть одинокий закат будет свидетелем моей клятвы... - тихо шептал Ми в ушко Лау, не останавливаясь и не сбиваясь, будто боясь, что их могут прервать в любой момент и он так никогда и не сможет произнести всё, что хотел. Тем временем за окном снова пошел снег. Он падал крупными огромными хлопьями, накрывая еще одним слоем все, что попадалось ему. Деревья, холмы, крыши домов и самого Дворца в центре Мертвого города. Последние лучи уже уходящего солнца, как могли, хватались за робких и хрупких красавиц, отражаясь на их осторожных гранях миллионами маленьких лучей... Последних лучей, умирающего за горизонтом солнца. - Мими... Я люблю тебя, всей душой и всем сердцем... - парень поднялся с колен своего возлюбленного, - Я не посмею настаивать, но... Но... Give Me Everything Tonight. Give me all of you tonight... - на ломаном английском протараторил он и в один рывок приблизился к распахнутым в удивлении губам Чжоу Ми и коснулся их своими, затягивая в невинный поцелуй. Нежно, ни капли не настойчиво Генри легко смял их, а затем кончиком языка скользнул по податливым губам. И Ми дал согласие... Он хотел, чтобы первый раз его был с любимым. С тем, кому он открыт не только телом, но так же душой и сердцем. С тем, кто для него больше чем свет и сама жизнь... С ним - с Генри Лау..... ...... В комнате стало ужасно холодно. Камин давно потух и единственным кусочком тепла остался худой китаец, что сейчас лежал на своей кровати, свернувшись клубком на матрасе и сбросив толстое одеяло. Генри никогда не умел, да и не мог греть других. Его руки всегда были холодны, а сердце он открывал единицам. А теперь он оставил ключи от своей души этому хрупкому существу, что всё еще сжимало его ладонь, боясь отпустить и потерять навсегда. Теперь никто не сможет проникнуть в его душу, да и не зачем это будет людям. Ведь о мертвых говорят либо хорошо, либо никак. А он уже, считай, мертвец, просто отсрочивший свой срок... Он поднялся с кровати и, укрыв любимого одеялом, покинул комнату. Раз и навсегда. А Мими прижал к щеке свою ладошку, что всё еще хранила запах его Генри. По щекам катились крупные, как будто дождевые, капли, теряясь в шелковых простынях. - ...Ты моя единственная любовь. Любовь на века и на расстояния...... .... Через несколько часов каждого из них в объятиях будут сжимать чужие и совсем не родные им ладони. Генри - холодные, склизкие руки Старухи с Косой, а Мими - жаркие руки взрослого мужчины, с теплой улыбкой на губах и легкой грустью, запрятанной глубоко на дне его шоколадных глаз... Но это только через несколько часов. А сейчас Чжоу Ми может продолжать сжимать ладонь, всё еще теплящую и с жадным трепетом хранящую холод кожи великого полководца Лау. Генри же будет возвращаться в свои покои, чтобы приготовиться к предстоящей битве и к грядущей смерти, сжимая в прохладной ладони шелковый пояс от халата его дорогой райской птицы - одной из самых важных и дорогих наложников Ли Су Мана. Но их история не законченна. Она вскоре начнется вновь, не теряя всей своей силы любви...наше время главный аэропорт Пекина
Высокий длинноногий парень одиноко стоял в зале ожидания, теребя краешек своего дорого щарфа с леопардовым принтом. Нервно оглядываясь по сторонам и благодаря Богов за то, что у него так мало фанаток, главный Павлин всея СуДжу ждал кое-кого... Того, кто был ему самым дорогим человеком на свете. Того, кто был для него всем. Он ждал свою любовь, свою жизнь, своего Генри... - Самолет Сеул - Пекин прибыл. - из разных: важных, да и не очень, мыслей, красноволосую швабру жестко выкинул однообразный и скучный голос девушки - оператора. Прицокнув острым язычком, Мими закрутился-завертелся и тихо (насколько это возможно для такой гламурной пташки, как он), стараясь не выдать себя, пробрался к выходу из комнаты предварительного досмотра. Люди постепенно выходили, теряясь в толпе встречающих и таксистов, а того единственного, кто был нужен ему Ми не мог найти. Ну вот, и последние счастливые парочки исчезли из комнаты. За огромными окнами начинал теплиться закат, кровавой-красный, словно проливающий кровь в качестве извинений перед высоким китайцем. Стягивая с головы и надевая на переносицу солнцезащитные очки, он легкой поступью направился к выходу из аэропорта. В краешках карих беспокойных глаз уже появились первые капли соленой влаги, но не дано было им скатиться по прекрасному лицу Мими из-за грусти. За спиной он услышал быстрый топот ног в кроссовках, а затем почувствовал крепкие руки, обвившие его талию. - Я скучал.... - шепчет нежный и тихий голос Генри. - Я тоже.... - так же отвечает Чжоу Ми, накрывая ладошки младшего своими. - Give Me Everything Tonight... Give me all of you tonight... - легкая улыбка играет его на губах, заставляя повернуться к нему лицом. Всего две фразы, которые заставили его сжать парня в крепких объятиях, соединяя их души в поцелуе. А за окном умирало солнце и большие хлопья снега валились с небес. Последние лучи, как могли, хватались за робких и хрупких красавиц, отражаясь на их осторожных гранях миллионами маленьких лучей. Но сейчас это не был реквием по погибающей любви, как тогда, давным-давно... Сейчас эта была прелюдия к счастью. К теплому, колкому, но очень родному и нужному каждому из нас счастью...