Всепрощающий

– Ой ли? Глазам своим не верю. Неужели у блистательной Мелиссы тоже бывают неудачные дни?  С этих слов начало свое брали и новое утро, и очередная страница чистой и совершенной ангельской ненависти между алмазной мечницей и ангелом без правого крыла.  – Мне плохо, – бормочет Мелисса беспомощно и зло, бормочет, кусает губы, царапает деревянный подоконник и ничего не может с собой сделать.  – Помолитесь, госпожа, вдруг поможет?  И это звучит чуть хуже, чем богохульство.  Нет, он явился к ней не пойми зачем, еще даже солнце не встало, и вот теперь издевается, как настоящий моральный садист, хуже любого черта. Вот так посмотришь и не поверишь, что это действительно творение, созданное богом. Но Мелиссе отчаянно нужно верить, потому что за неверием начинается та черта, переступив которую, не возвращаются обратно. И вот за ней – свобода, выбор, океан боли и все прочие никому не нужные вещи.  Так говорят, в крайнем случае.  Мелисса счастлива, пока может делать то, что ей приказывают, если это хоть как-то поможет построить мир без войн. Но иногда то, что ей приказывают, исполнить оказывается немного труднее, чем обычно. Мечница сползает на пол, спрятав лицо в ладонях, и шепчет что-то больше похожее на бред.  – Зачем она освободилась, ну кто просил? Эта темница была для нее единственным спасением, выходом единственным. А что же теперь, зачем она... – Значит, она другого мнения, госпожа, – спокойно прерывает Азраэль, остановившись посреди комнаты.  – Если бы всего только еще несколько десятилетий. Мы бы повергли Преисподнюю, тогда я смогла бы с этим хоть как-то сладить. А теперь... А теперь, Азраэль, мне придется убить собственную сестру. Мечница поднимается медленно и устало. В который раз поднимается. И снова унимает дрожь в пальцах. Это так привычно – отбросить свои интересы, чтобы обеспечить миру человеческому его шаткую безопасность. А уничтожить Антихриста – даже звучит как-то по-геройски.  – Ради всеобщего блага порой приходится чем-то жертвовать, – разумно замечает Азраэль, только голос у него совсем тусклый и вид такой, как будто все происходящее его не только совершенно заботит, но и крайне задолбало.  – Скажи, разве это справедливо? Когда приходится своими руками такое делать... У ангелов сердце нечувствующее и несуществующее. А за те слова, что говорит мечница, ее можно попросту убить: посмела усомниться справедливости приказов самого бога. И это Мелисса-то, едва ли не самый преданный ангел.  Она ненавидит Азраэля всей своей душой, ненавидит так, как только ангелы могут.  И доверяет ему больше, чем кому-либо.  – Откуда мне знать, госпожа, – со спокойного лица неожиданно сходит привычная сдержанная улыбка. – Я ведь просто ангел. Лучше бы сами головой подумали.  – Действительно, откуда тебе знать, – шипит мечница почти оскорбленно. – Ты же ничего не чувствуешь. – В любом случае, чего вы от меня хотите? – пальцы скользят по доспеху, скрывающему грудную клетку и, поднимаясь выше, переходят на шею. Мечница в одно мгновение немеет и почти не слушает негромкий шепот на ухо. – Чтобы я сказал вам, что это неправильно? Или же просто боитесь взять на себя ответственность за свое существование? Это мелочно, – Азраэль на прощание дружески хлопает мечницу по плечу, из-за чего у нее в глазах мутнеет от гнева. – Похоже, госпожа, настало для вас время выбирать, чей голос слушать, господень или сердца своего.  У ангела от волос пахнет полынью, и когда он уходит, запах еще долго не выветривается. Мелисса замирает, вслушиваясь. Звук шагов для господня чертога – вещь редкая. Потолки высокие, и все обычно здесь предпочитают летать.  У ангела без правого крыла нет права на предпочтения. И в этом они похожи.  *** – Ты ведь не приняла его, алмазная? Он встречает мечницу у дверей тронного зала, выцветшую, мрачную и уверенную в своем решении до последнего вздоха. – О чем ты? – она вскидывает глаза и щурится на солнце. – Конечно же, я приняла приказ. В конце концов кроме меня никто и не сможет одолеть сестру. – Ну, это не совсем так, – мягко поправляет ангел, глядя в своей обычной манере, словно сквозь собеседника. – есть ведь еще Михаил, сын божий, Метатрон в конце концов... Азраэль удивленно затыкается, неожиданно обнаруживая приставленное к горлу лезвие, вопросительно вскидывает брови, и через секунду на его лице появляется виноватая улыбка. Ах, ну да, мечница не вспыльчивая, но сейчас любое слово способно заставить ее колебаться.  – Это должна сделать я, и никто другой, – глухо отрезает Мелисса. – Ох, ну тогда... Я нимбом клянусь, буду следить за языком, только пожалуйста, не трогайте мою голову. Она мне еще нужна.  Азраэль вздыхает со всей возможной обреченностью и укоризненно косится на небо. Вот он бы уж точно не принял приказ сопровождать Мелиссу, знай заранее, что все так обернется. Видеть, как ломается вера – дело убийственное и в целом малопривлекательное. – Мелисса, а в чем заключается сила? – мечница вздрагивает, потому что ангел зовет ее по имени, а здесь так почти никто не делает, а еще потому что это непривычно и почти фамильярно. – В способности защищать свои принципы или в способности их предать? – Азраэль смотрит ей в спину и спокойно ждет ответа.  В ответ мечница выплевывает сквозь зубы короткое и очень многообещающее: – Заткнись, или я точно снесу тебе голову.  И тогда уже ничто не заставит меня сомневаться.  *** А это будет легче, чем казалось. Антихрист еще даже силы не восстановил после пробуждения.  Просто не нужно слушать ее вопли и возмущения. Не отвечать на вопросы. Не думать. Не говорить.  Все просто. Только взмахнуть мечом.  Мелисса сжимает рукоять так, что в воздух поднимается дым. У нее ожоги на ладонях, и больше она не алмазная. Азраэль смотрит то ли разочарованно, то ли с плохо скрываемой жалостью и понимает, что, вобщем-то, и никогда не была. Она на самом деле просто стекленная, и ангел почти слышит, как это стекло трескается внутри мечницы и бьется на жженые осколки. Когда она говорила, что приняла приказ, когда трясла перед ним своей железкой, она тогда еще верила, а теперь уже не верит. И нельзя уже ничего исправить, и никого переубедить нельзя.  Клинок со свистом взметается в воздух, подхваченный искрами.  Азраэль впервые в жизни видит, как плачет мечница.  А еще он готов сделать величайшую глупость в своей жизни. *** – Зачем?! Сумасшедший! Дьявол! – Мелисса хватает его за воротник и шепчет испугано и расстерянно, бескровными губами, и качает головой, потому что сама еще во все это не верит. – Зач-чем? Ты понимаешь, что это предательство? Ты понимаешь, что ты предатель?  Предатель Предатель, а еще без пяти минут мертвец. И совершенно точно без единой извилины в голове.  Предатель.  Ну естественно, как же еще назвать того, кто собой врага закрывает.  – Ну это уж как вам угодно, госпожа. Пусть будет предатель, – он даже и не отпирается.  Знал же что так будет, каждое движение, каждое слово предугадал задолго до этого.  У ангела взгляд спокойный и усталый, как у смертника. Он не жалеет ни о чем. Доспех надежно защищает грудную клетку, а Мелиссе кажется что все ребра у нее сломаны, когда Азраэль на нее так смотрит. Словно не взгляд, а ее персональная пощечина.  – Это даже для такого, как ты, слишком жестоко. Ты не ангел, а... черт знает что. Не понятно, о чем думаешь, когда так поступаешь. Я бы ее убила, и все бы кончилось. Сейчас было бы уже легче. – Убили бы, – с сомнением тянет Азраэль. – А вы этого хотели?  – Да, я этого хотела, – Мелисса прикрывает глаза, чтобы спрятать свое замешательство, и вот так спокойно беседует с тем, кто всего пару минут назад и ее саму, и весь мир предал.  – А вы никогда не врали мне раньше. Как же «не лжесвидетельствуй»? – ангел с любопытством маленького ребенка заглядывает в ее лицо. Пытается издеваться. Даже сейчас.   И нервы, пусть они даже алмазные, уже не выдерживают. – Да у тебя что, своих проблем нет?! – Мелисса не вспыльчивая, просто... просто. – Вон, крыло потерял, и хоть бы что ему... Чтобы так улыбаться – нужно верить. Но ты же не веришь, ты уже давно не веришь. Это же страшно больно, когда у тебя... крылья... Это же ведь?.. –  она беспомощно замолкает,  – Постарайтесь не думать об этом, госпожа, – Азраэль улыбается тепло и горько. – Я должна сообщить о тебе в департамент, – мечница разворачивается спиной, просто чтобы не видеть его глаза.  Ангел вяло отмахивается, встряхивая крылом. – Делайте, что хотите.  *** Впервые пол Сефирота под ногами словно угли адских костров жжется. Я стою перед троном господним и не смею произнести и слова.  В конце концов, это моя вина. Это я. Я провалила важное задание, я колебалась, и я, не выдержав осуждающего взгляда, пристыженно опускаю глаза. И это моя щека в следующее же мгновение вспыхивает от удара. Я все никогда не понимала, чего от меня хочет этот встрепанный ангел, почему постоянно ошивается вокруг, зачем пристает. Злилась, потому что он видел меня насквозь.  А сейчас он у входа в тронный зал стоит и каждую царапину на двери уже выучил. И когда я думаю об этом, то почему-то кажусь себе немного сильнее. *** Из  тронного зала мечница почти выпадает, плюется кровью на безукоризненно белый мрамор, залитый солнцем, и старается держать голову прямо.  Доспех не спасает от гнева святого духа. – Ах, госпожа, как же вы так? – Азраэль сокрушенно качает головой, деликатно подхватывая ее под руки. – И зачем?.. – приподнимает брови и не договаривает, потому что это не нужно.  – А просто я своими руками тебя убью, – хрипло шипит Мелисса, тщетно пытаясь держать равновесие собственными силами. – И никого в это впутывать не будем. – Вот, значит, как решили, – Азраэль изумленно отстраняется, но рук не убирает, – что ж, так даже лучше, я весь ваш. Прям тут правосудие вершить будете или, может... Коридор был тихий, заброшеный, а оттого пыльный и слишком темный для чертога господня. И Мелиссе отчего-то казалось, что еще – душный. Закат уже отгорел и за окнами, высоко под самым потолком, воздух наливался густой ночью.  – Я не видела никогда, как ты молишься, – мечница задумчиво косится вверх, отстраненно подмечая, что вечерний мрак, прорываясь сквозь окна, начинает уже затапливать коридор.  – Молятся, госпожа, те, кто жалеет. Я ни о чем не жалею, и мне не страшно, – Азраэль с виноватой улыбкой облокачивается на стену. – Пасть от вашей руки за честь. А я бы еще тогда умер, если б вы не остановились. Давайте уже покончим с этим, что ли. – Последнее желание, – пальцы мечницы уже по рукояти скользят, а она снова безбожно раскаляется, как будто в руках сейчас не священный Алмазный меч, а какой-нибудь демонический клинок, настолько скверной напоенный, что она из него уж наружу плещется. Мелисса болезненно морщится – кругом одни предатели. – А вы щедры, как никогда, госпожа, – невесело усмехается ангел.  – Будешь ерничать, моя щедрость закончится очень быстро.  – О, конечно, только не плачьте больше, ладушки? За неимением другого, сочтите это последним желанием.   – Видел, значит... – плечи едва уловимо вздрагивают, и Мелисса раздосадовано отводит взгляд.  Чтоб его... Все уже пронюхал... Ангел, который потерял крылья и веру – потерял все. И жалеть тут действительно не о чем. У Мелиссы не дрожат пальцы, и дыхание ровное, но рукоять собственного меча жжется отчего-то не хуже раскаленной кочерги. И стиснуть ее сильнее, чтобы поднять клинок хотя бы на уровень груди, не выходит.  Мелисса разрыдаться готова от отчаяния и бессильной, удушающей злости, ее саму как будто только что насквозь проткнули. Оттого и стоять трудно, и больно, черт возьми, так больно, что не вдохнуть. Азраэль подается вперед и осторожно стирает кровь из ее рассеченной брови.  – Что же вы, госпожа?  – Не могу, – клинок, падает на пол, звоном заглушая признание мечницы. – Если б ты только знал, если б только представить мог на секунду, как я тебя ненавижу... – О, еще бы, госпожа, вы Дьявола так не ненавидите, как меня. И чем я только заслужил сию немилость? Странно спрашивать об этом сейчас, когда поводов появилось сразу несколько и совсем немаленьких. А всего два шага – это уже запредельно близко. – Ох, госпожа, сколько с вами мороки. И ведь обещали не плакать. Мелисса хочет выплюнуть ему в лицо что-нибудь насквозь ядовитое, хочет напомнить, что ни черта она еще не обещала, и кто он вообще такой, чтоб она ему... Мечница вскидывает голову вверх и слова застывают на языке, так и не сорвавшись.  Губы у Азраэля теплые и сухие, а мечница понимает: чтобы разрушиться – миру нужна всего-то одна секунда. И цепляется она за ангельские плечи, только потому что колени дрожат. У ангелов сердца нет, а у Мелиссы оно так колотиться, как будто норматив за двоих выполняет.  А за чертой действительно оказывается океан боли. – За такое с небес падают, знаешь? – ворчит мечница, отдышавшись.  – Хватились,  – хохочет Азраэль. – Я уже упал давно, правда, не с небес, а с третьего этажа. И все мозги мне еще тогда отшибло. Так мне ждать сегодня смертоубийства? Теперь-то точно помирать не страшно.  – Пошел к черту! – Мелисса фыркает и отворчивается, чтобы не ударить всердцах. – Ну нет, госпожа, на это не надейтесь. Пожалуйста, позвольте мне остаться с вами. Просто рядом, на всякий случай. Кто-то же должен оставаться верным, когда вы сами себя предаете. Мечница смотрит недоверчиво и устало. – Делай, как хочешь. А целуешься ты все равно хуже Дьявола, знаешь ли. – Ну кто бы сомневался, – Азраэль отрицать и не пытается.  Кто бы сомневался. Мелисса, задерживаясь на пороге, вдыхает терпкий ночной воздух. 

Только колени у меня дрожали от твоих губ, кретин ты конченый..