Научиться проигрывать

        Бросок, блок, атака — босой пяткой в живот, — вывернуться из захвата, садануть локтем в челюсть. Падение — снова вскочить на ноги, снова не дать сопернику подобрать выбитый из рук меч. «Кто здесь поставил это дерево?!», ссадина на обнажённом плече, блок, атака…         Ловушка.         Удар грудью о камень выбивает из лёгких остатки воздуха. Кажется, что рёбра хрустнули — неправда, Убийцу Драконов так запросто не поломаешь. Но на полмгновения он сбит с толку, и его противнику этого хватает.         — Ты проиграл, — низкое и ровное рычание прямо над ухом. Когти прижаты к горлу — ещё немного, и вспорют кожу.         — Я проиграл, — выдыхает Гаджил, еле шевельнув разбитыми губами. Он стоит на коленях, с заломленной за спину рукой: вывернуться, не сломав её, не получится. И пусть в настоящем бою он счёл бы это допустимой жертвой — есть ещё когти.         Он расслабляется, и через пару мгновений железная хватка на предплечье исчезает, а когти втягиваются, так что кожи касаются подушечки покрытых короткой шерстью пальцев. Почти ласково.                  Когда-то Пантерлили сказал ему, что он должен научиться проигрывать. Признавать поражение. Подчиняться. Гаджил только посмеялся, но позже кое-что заставило его задуматься над сказанным.         Он ненавидел проигрывать и никогда не отступал. Правильно ли это? Или прав тот, кто сражается дольше, чем он живёт на свете?         Ему было, чему поучиться у иксида, если говорить о боевых приёмах. Это он признал после первого же поединка, хотя вслух не говорил ни разу до сих пор. Очевидное и не нужно повторять вслух, не так ли?         Железный Убийца Драконов, конечно, сильнее «кота-переростка», каким бы опытным бойцом тот ни был — если говорить о магии. Но первая же тренировка, проведённая без магии, — только меч Гаджила был продолжением его руки, — показала, что не всё так просто. Самоуверенный маг проиграл. Бесился, конечно, жутко. Первый, второй, третий раз…         Он всё-таки научился проигрывать. И признавать поражение научился тоже. Но подчиняться не хотел. Никому. Никогда.         Он не уважал чужую силу — чьё-то превосходство обычно только вызывало желание самому стать сильнее и взять реванш. Размазать наглеца, чтобы больше не поднялся…         С Пантерлили получалось иначе. Может, из-за странной раздвоенности впечатлений: трудно воспринимать всерьёз плюшевый комок шерсти — и невозможно не воспринимать всерьёз хищного зверя с двухметровым клинком, которым он в совершенстве владеет, в руках. До Гаджила не сразу, но дошло, что не стоит сравнивать его с Хэппи и Шарль. И не стоит пытаться выстроить с ним отношения так, как Нацу и Венди со своими иксидами.         Впрочем, даже упёртый Железный Убийца Драконов не мог долго игнорировать очевидные факты. Например, то, что без активной магии проигрывает Пантерлили семь боев из десяти. Да и с магией выигрывает не всегда.         Когда горла касается лезвие меча или острия когтей, когда руки заломлены так, что почти вывернуты из суставов, когда мощное звериное тело прижимает к земле, не давая пошевелиться — трудно игнорировать.         Гаджил не уважал чужую силу, но — иногда — она его привлекала. Неожиданным образом…         Странно испытывать сексуальное влечение к зверю. Но, с другой стороны, есть гвозди тоже странно. Так не похрен ли?         Он решил, что похрен. Оставалась только проблема, как донести эту мысль до напарника.                  Под грудью неровный, нагретый солнцем камень. На спину наваливается массивное тело — мышцы ещё не до конца расслаблены, мелко подрагивают, напоминая о поединке на пределе сил. Они оба устали, оба выложились и вымотались… но не настолько, чтобы хотелось упасть и сдохнуть, как в тот раз, когда Пантерлили пригласил присоединиться к тренировке Титанию.         Гаджил толкает его локтем под рёбра: не самый разумный поступок, потому что он не помнит, куда пришлись самые сильные удары. Но он готов извиниться, если что. Сердито скалит драконьи клыки:         — Долго ещё думать будешь? Просить не буду, и не надейся!         Он никогда не просил — кроме самого первого раза, когда после того, как в рукопашной физический контакт снова и снова становился чересчур интимным, рявкнул: «Да трахни ты меня уже!». И до сих пор иногда удивляется, что получил от напарника не по морде, а то, что просил. Если в такой формулировке это может считаться просьбой.         Иксид фыркает у него над ухом:         — Рёбра-то целы? — и в интонациях, кроме насмешки, тень беспокойства.         Гаджил недовольно морщится. Ну откуда ему тогда было знать, что в ребре трещина? Болит и болит, как обычный ушиб — он таким мелочам не придавал и не придаёт значения.         — И рёбра, и всё остальное. И если ты сейчас что-нибудь не сделаешь, я решу, что мне нужен реванш с мечами!         Рискованное заявление, потому что Пантерлили может и поддержать идею немедленно продолжить тренировку. Хотя Гаджил не думает, что он это сделает: прислоняется достаточно плотно, чтобы сделать выводы о его «боеготовности».         Иксид ворчит что-то насчёт «нарываешься» и отодвигается. Проводит ладонью по голым плечам партнёра, отодвигая встрёпанные жёсткие волосы.         Гаджил знает, что его причёску Пантерлили категорически не одобряет, — но стричься отказывается наотрез. Глупое упрямство, но ему так больше нравится. И ни один нормальный человек не посмеет в бою хватать Убийцу Драконов за волосы, как кое-кто при возможности делает!         Иксид гладит его по бокам (небось, заодно проверяет, нет ли травм — с этого-то станется), и Гаджил думает, что будет, если он выпустит когти — хоть и знает, что напарник такого не сделает, но это добавляет азарта.         Но даже азарт не спасает от того, что наступает момент, когда всё существо противится тому, что он собирается делать — позволять делать. Гаджил хорошо знает этот момент: безумно хочется обрастить тело стальной чешуёй, ощетиниться острыми шипами и нанести неожиданный и подлый удар. А когда удаётся смирить вспыхнувшую ярость, приходит страх. Но с ним тоже можно справиться.         Зверь вылизывает ему загривок, чуть прихватывает зубами плечо — мягко, не до крови, потому что сейчас не поединок, в котором они оба выкладываются полностью и совершенно не берегут друг друга. Гаджил упирается лбом в скрещенные запястья и закрывает глаза. Снова расслабляется, потому что прикосновения ему приятны, а то, что не вовремя вскидывается гордость-гордыня — вполне преодолимо.         Когда-то он решил, что если уж ему нужно учиться подчиняться, то он согласен это делать только с Пантерлили (то ещё достижение, потому что большую часть жизни он был уверен, что не будет подчиняться никому и никогда). А насчёт того, как именно… как-то само получилось. Он даже не удивился этой мысли. Завтракать гвоздями тоже странно.         Правда, на то, чтобы обсудить это с напарником, его наглости не хватило. То, что тот возражений не имел — какая-то сумасшедшая шутка фортуны.         Гаджил дышит глубоко и ровно, что не так уж просто, когда влажные касания языка спускаются вниз вдоль позвоночника. У кошек языки шершавые, так что в первый раз он был категорически против того, чтобы его вылизывали — но не успел внятно изложить возражения, и оказалось, что вовсе и не настолько… или у Убийцы Драконов шкура дублёная. Теперь ему и в голову не приходит возражать.         Если честно, в голову сейчас приходит исключительно всякая пошлятина. Что вполне адекватно ситуации.         Теплые руки ложатся на пояс и нашаривают застёжку: Пантерлили стягивает с него штаны вместе с бельём. Головка возбуждённого члена задевает теплый шершавый камень, Гаджил двигает бёдрами, неосознанно пытаясь усилить ощущения — но напарник удерживает его, не даёт шевельнуться. Он шипит сквозь зубы неразборчивое ругательство, которое обрывается судорожным вздохом, когда ладонь с его бедра передвигается к паху.         С самоконтролем у него всегда было хреново, и сейчас есть все поводы для того, чтобы стало совсем никак.         Он подставляется под прикосновения, раздвигает ноги, и, приподнявшись на локте, пытается левой рукой дотянуться до партнёра: то ли чтобы погладить, то ли чтобы поторопить. Нечаянно дёргает его за ухо: тот ворчит и прихватывает клыками пальцы — мол, больше так не делай. Гаджил из вредности дёргает ещё раз — и убирает руку раньше, чем его настигает справедливое возмездие. Хотя это как посмотреть.         Пантерлили нависает над ним, упирается ладонью в камень рядом с его плечом, а второй рукой проводит по волосам. Запускает пальцы в жёсткие пряди, перебирает и дёргает — кажется, что резко, но на самом деле движения аккуратные и выверенные. Вторая причина, по которой Гаджил не хочет стричься…         Когда иксид успел избавиться от штанов, он как обычно не заметил — иногда считает, что тут замешана какая-то магия, — но сейчас неприкрытое возбуждение и прикосновение кожа к коже не просто наводят на похабные мысли — диктуют их прямым текстом.         Кое-что Гаджил даже говорит вслух. На случай, если Пантерлили ещё сам не додумался, хотя это маловероятно.         За привычку обходиться слюной вместо смазки (которую хрен найдёшь в полевых условиях, но можно же заранее подумать!) и начинать почти без растяжки — убил бы, если бы не то, что мужское достоинство у иксида… не особо выдающихся размеров, так что получается вполне терпимо. Шуточки по поводу размеров меча и компенсации просто-таки напрашиваются, но Гаджил держит язык за зубами. Иногда у него всё же просыпается совесть… Тем более что у него — больше, а обижать маленьких нехорошо.         Но сейчас плевать на меч, на размеры и на сравнения. На всё плевать. Это как бой, когда не думаешь — потому что некогда думать.         Гаджил подаётся навстречу партнёру, резко выдыхает сквозь стиснутые зубы и царапает камень покрывшимися сталью пальцами. Кусает губы и не замечает металлический привкус крови.         Пантерлили урчит и тихо порыкивает в такт движениям; наклонившись, прихватывает его зубами за загривок — как кот, — но всё так же аккуратно, не до крови. У него с самоконтролем гораздо лучше.         На пару мгновений он замирает, прижимаясь к спине Гаджила.         — Скоро я не смогу удерживать боевую форму.         — Так поторопись, мать твою! — хрипло выдыхает Гаджил в ответ — и гортанно вскрикивает, потому что напарник принимает его слова как руководство к действию.         Движения становятся резче и быстрее, покрытая короткой шерстью ладонь ласкает его в их общем ритме. Вторая ладонь — на затылке, пальцы снова путаются в волосах, когда Пантерлили тянет его к себе, заставляя запрокинуть голову и прогнуться в спине.         Позже, вспоминая об этом, Убийца Драконов наверняка будет злиться на себя — как обычно. Но, как обычно, в процессе он этим наслаждается.         Иксид с коротким рыком отстраняется — только чтобы через мгновение снова навалиться на него сверху, и на его поясницу выплёскивается семя. Только Гаджил сейчас не в состоянии что-то заметить: движения руки не прекращаются, а много ему уже не надо, осталось совсем чуть…                  Гаджил дышит тяжело и неровно; под ухом слышит тихое ворчание — можно даже сказать, мурлыканье, — Пантерлили. До странности умиротворённое состояние, несмотря на привкус крови во рту от прикушенной разбитой губы.         Тяжесть навалившегося на него массивного тела внезапно исчезает: по спине кубарем скатывается «плюшевая» версия иксида. Гаджил тихо посмеивается — этого стоило ожидать, хотя немного досадно, что боевая форма не продержалась ещё чуть дольше.         Он встаёт, разминая ноющие ещё после поединка мышцы, проводит ладонью по пояснице и хмыкает:         — Опять изгваздался, а? Ну, пошли мыться…         Он подхватывает кота одной рукой — тот ворчит, но не вырывается, — и решительно направляется к заводи. Пот, пыль, местами кровь — после тренировок всегда есть, от чего отмываться. А уж когда тренировка заканчивается так, как сегодня — тем более.         Он доволен несмотря на то, что из четырёх поединков сумел выиграть только первый, и то только потому, что очень удачно швырнул Пантерлили в заводь — а тот очень неудачно наглотался воды.         Гаджил научился проигрывать, признавать поражение и подчиняться.         Ещё он научился делать минет… но этого вы не слышали!

10-13.11.2014