И это было хорошо

Его ступни болели. Раньше Кастиэль не представлял себе, что простая боль может так отвлекать, но ботинки ему жали, а проводить на ногах целые часы до возвращения в грязную квартирку приходилось часто. Это маленькое неудобство изматывало его больше, чем сотни ран. Немного помогал горячий душ — вода, каскадом льющаяся на плечи, снимала напряжение. Этим вечером Кастиэль размышлял, не отключиться ли прямо в душе, хотя ему было известно, что ничем хорошим это не закончится. В любом случае, он попробовал бы это сделать, если бы в дверь не постучали. Он приоткрыл ее, держа в руке пистолет, который дал ему Дин. В качестве извинения? Как приз за превращение в человека? Сложно сказать, но Кастиэль был ему благодарен. — Это пистолет в твоей руке или ты настолько не рад меня видеть? — Брат, — потрясенно выдохнул Кастиэль. — Откуда ты взялся? — Я пришел из серого места, – Габриэль усмехнулся губами своего весселя, и эта усмешка была знакомой: даже без ангельского зрения Кастиэль узнал своего брата. — Я прошел через долину тени… вообще-то, теней. Кажется, мне лучше сесть. С этими словами Габриэль медленно осел на пол, словно у него обрезали все веревочки. Он не пошевелился ни когда Кастиэль затащил его внутрь, ни когда устроил на своей кровати. Кастиэль наблюдал, как слишком худая грудь Габриэля поднимается и опускается в такт дыханию, в котором он не должен был нуждаться. Кровать была небольшой, но Кастиэль не горел желанием вновь ночевать на стуле. Он свернулся калачиком рядом с братом и постарался спать так чутко, как только мог. Утром, когда он проснулся, Габриэль еще спал. Кастиэлю было нужно на работу, но он так долго стоял и думал, что последние несколько кварталов пришлось бежать бегом, чтобы не опоздать. На протяжении всего дня мысли Кастиэля возвращались к Габриэлю. Часть его надеялась, что Габриэль исчезнет, пока он на работе, станет досаждать кому-нибудь другому своей ненормальностью, но другая его часть… В конце Габриэль превратился в их союзника. А в самом начале Кастиэль и Габриэль оба смотрели на пустой океан, оба висели в соленом воздухе и наблюдали, как рыба с триумфом выползла на берег. Они прошли через многое, вместе и по отдельности, и немногие выжившие могли это понять. Поэтому Кастиэль обрадовался, когда вернулся домой и обнаружил, что Габриэль сидит в кровати и переключает немногочисленные каналы у телевизора, освещающего комнату призрачным светом. — Я принес ужин, — сказал он. Габриэль не сводил с него глаз с той секунды, как он зашел внутрь и закрыл за собой дверь. Кастиэль поставил пакет с едой на стол. Денег у него было немного, но кое-что он мог себе позволить. Например, китайскую еду, горячую и на вкус совсем не такую, как в том Китае, который помнил Кастиэль. Скорее она ассоциировалась у него с номерами в отелях и тем, как Сэм морщил нос, вдыхая запах дымящегося супа. — Мне нужен ужин? — Габриэль поднялся, шатаясь, и, дохромав до складного стола, рухнул на второй стул. Раньше на нем лежали книги, и Кастиэль чувствовал радость от того, что он сидит на своем собственном стуле, а стол накрыт на двоих, а не на одного. — Я не знаю. Я не знаю, кто ты, — Кастиэль передал ему пластиковую вилку и контейнер с цыпленком в апельсиновом соусе. — А кто ты? — Габриэль нанизал кусочек цыпленка на вилку и проглотил его, не задумываясь. Наверное, ему эти действия давались легче, ведь он так много лет провел на Земле. — Смертный. Лишенный благодати. — Да? Кто ее отнял? — Метатрон, — Кастиэль снял крышку с супа с вонтонами, вдохнул его соленый запах. — Этот ублюдок? — фыркнул Габриэль. — Я думал, он давно умер. Я здесь из-за него? — Неужели ты ничего не видел и не слышал? — спросил Кастиэль, тут же забыв про еду. — А. Ангельское радио, — Габриэль пожал плечами. — Я не уловил ни звука. — Это маловероятно. Другие ангелы все еще могут переговариваться друг с другом. — Я был мертв, малыш. Кто знает, что это сотворило с моей способностью принимать сигнал? — Возникает вопрос, как ты воскрес. — Вопросов множество, но беднякам выбирать не приходится, — Габриэль наколол на вилку новый кусок цыпленка. — А я сейчас явно бедняк. Ужин они доели в молчании. По крайней мере, Габриэль нуждался в еде и ощущал голод. Он очистил свой контейнер до последней крошки и прикончил остатки жареного риса Кастиэля. — Ох. Я снова устал, — Габриэль зевнул. — Не уверен, что я на сто процентов человек, но я определенно чувствую себя не так прекрасно, как обычно. — Остальных ангелов изгнали из Рая, — сказал Кастиэль. Он решил, что будет лучше сразу во всем признаться, не откладывая это на потом. — Они обвиняют меня. — Это сделал ты? — Метатрон меня обманул, — Кастиэль повторял эту фразу столько раз, что теперь она звучала жалко. Его охватило чувство вины. Да, его обманули, но ущерб, который сам Кастиэль причинил Раю, был огромен. Какая разница, в чем именно братья считали его виноватым? Все это зло все равно на его совести. — Он использовал мою благодать в качестве последнего компонента для своего заклинания. — Изгнанные из Рая, — Габриэль уставился в пространство. — И я их не слышу. Странно. Я столько времени блокировал их. По идее, тишина должна приносить облегчение. — Как ты меня нашел? — это был неправильный вопрос, но Кастиэль стыдился того, что он пришел ему в голову только сейчас. Вот почему Дин попросил его уйти. Неприятности все-таки настигли его. — Я тебя не находил. Я уже рассказывал. Я шел, пока не попал сюда. — Да, но почему сюда? — Ни малейшего понятия, — Габриэль моргнул один раз, другой и потряс головой, как стряхивающая воду собака. — Черт. Мне нужен душ. Кастиэль принес ему полотенце. Габриэль медленно встал с тихим стоном. — Что болит? — Ничего, — Габриэль взял полотенце, но тело предало его, когда он сделал шаг по направлению к ванной. Его правая нога подвернулась, и он упал бы, если бы Кастиэль не подставил плечо. — Давай я посмотрю, — предложил он. Кастиэль снял с Габриэля разваливающиеся кеды, стянул носки, которые в прошлой жизни были белыми, и обнаружил под ними ссадины и волдыри. Габриэль шел, пока его слабые человеческие ноги не начали кровоточить. Одна лодыжка выглядела опухшей от ушиба, но, насколько мог судить Кастиэль, сломана она не была. Исцелить ее он не сумел бы, но у людей имелись другие способы помочь друг другу. Кастиэль достал аптечку — еще один прощальный дар Дина, затем нашел миску и наполнил ее теплой водой. Он встал на колени рядом с братом и очень осторожно омыл ему ноги. — Прошло много времени с тех пор, как ты преклонял колени, — Габриэль протянул руку и погладил Кастиэля по волосам. — И еще больше с тех пор, как ты делал это искренне. — Откуда тебе знать? — Я знаю. Я знаю, какой вкус у послушания, — Габриэль закрыл глаза, но его рука продолжила перебирать волосы Кастиэля, даже когда тот втер в поврежденную кожу антисептическую мазь. — Прости меня, — сказал Кастиэль, забинтовывая лодыжку, надавливая на воспаленную плоть. — За что? — надтреснуто рассмеялся Габриэль. — Я жив. Ты жив. Наши желудки полны, и у нас есть крыша над головой. Сегодня мы мужчины, которым повезло. — Вот кто мы есть? Мужчины? — Женщины. Дети. Кто угодно. — Не ангелы? — Кастиэль, — Габриэль наконец отпустил его волосы. Рука переместилась на подбородок Кастиэля, вынуждая поднять голову и посмотреть Габриэлю в лицо, на котором застыло равнодушное выражение. — Мы с тобой давно оставили все это позади. — Я ангел, — произнес Кастиэль, не отводя взгляда. — Мы не можем перестать быть теми, кем нас создали, просто потому, что мы этого хотим или это у нас отняли. Я всегда буду ангелом. — Тогда мы новый вид, —видимо, эта мысль пришлась Габриэлю по душе, потому что он улыбнулся, впервые за это время. — Жил один человек с разбитым сердцем. Он писал стихи. Наподобие этих… «Но пусть дрожит иное существо в моих объятьях до лучей рассветных, из всех виновных, смертных, безответных лишь ты отрада сердца моего»*. Давай будем такими ангелами. Кастиэль уложил Габриэля в кровать, обхватил пальцами его запястье, чтобы чувствовать невозможное — то, как бьется его сердце. Он считал удары — волны, неутомимо разбивающиеся о берег. Кастиэль считал. Смертный. Он считал. Виновный. Он считал. Отрада. В конце концов Кастиэль заснул. — Ненавижу сны, — объявил Габриэль в наступающем предрассветном сумраке. — Что? — заморгал Кастиэль, просыпаясь. — Спать — это уже довольно скверно. Ты теряешь себя. Но видеть сны, когда твой разум создает запутанные кошмары... Мне это не нравится. — Ты привыкнешь, — пробормотал Кастиэль, переворачиваясь на другой бок и обнаруживая, что Габриэль пристально на него смотрит. — Правда? — Нет, — Кастиэль укутал их обоих в одеяла — мир из тепла и темноты. — Умеешь ты утешить. Среда была выходным днем. Обычно Кастиэль проводил его за домашними делами и просмотром телевизора. Габриэль не возражал против такого расписания. Он остался в гнезде из одеял; его волосы торчали в разные стороны, а лодыжка покоилась на подушке. Кастиэль отнес грязное белье вниз, запустил цикл стирки и набрал номер Дина. — Кас? — взволнованно выдохнул тот. — Что-то случилось? — Здравствуй, Дин, — Кас присел на стиральную машину; ее вибрации были странно приятными. — Ничего не случилось. Я нашел еще одного ангела, который лишился своих сил так же, как и я. — Метатрон постарался? — Не думаю. Не могу понять, цела ли его благодать или нет. Но он ранен и не в состоянии исцелиться. Я хотел спросить, что делать с его лодыжкой. Она не сломана, но сильно опухла. — Вот оно что, — Дин замолчал, и Кастиэль приготовился выслушать целую лекцию на тему, что существуют тысячи причин, по которым ему не следовало давать приют другому ангелу. И, несомненно, Дин перечислил бы эти причины в полном объеме. — Замороженный горошек. Кастиэль нахмурился: — Почему? — Холод уменьшает опухоль, а лед сложно обернуть вокруг лодыжки. Заверни горошек в несколько бумажных полотенец, и поменяй его на другой пакет, когда он начнет оттаивать. — Это очень практично. Спасибо. — Не за что. Будь осторожен, Кас. Ангелы… — Я знаю. Я буду осторожен. — Хорошо. На этом их разговор закончился. Кастиэль нажал на кнопку «отбой» и сжал телефон в руке. Он пытался дать название поднимавшемуся в нем чувству. Теперь ему лучше удавалось определять нюансы эмоций. И Кастиэль решил, что сейчас он испытывал гордость. Гордость, потому что Дин верил, что он способен самостоятельно позаботиться о себе. На самом деле это было скорее оскорбительно, но в случае Дина — являлось ни с чем не сравнимым подарком. Это приятное ощущение сопровождало Кастиэля до продуктового магазина, где он купил несколько пакетов замороженного горошка. — Ты уверен насчет этого? — прошипел Габриэль, когда Кастиэль приложил к опухшей лодыжке первый пакет. — Я следую полученному совету. На ужин есть замороженная пицца. Какую разогреем: пепперони или с овощами? В итоге они разделили между собой обе пиццы. На столе неаккуратной кучкой валялись салфетки, а пострадавшую лодыжку Габриэль пристроил Кастиэлю на колени. — Я думаю, основная разница заключается в том, — внезапно сказал Габриэль (на кончике его носа поселилось пятно от томатного соуса), — что все это очень скучно и жизненно важно одновременно. Походы в туалет, еда, дыхание. — Мы занимались подобными скучными вещами, когда были ангелами. — Может быть, ты и занимался. И я, однажды. Но это был другой вид скуки. — Мы не знали скуки. Сначала нужно… не скучать, чтобы понять, что это такое. — Ух ты, — губы Габриэля дрогнули в полуулыбке. — Суровые слова, маленький бунтарь. — Бунтующий против кого? Корочка у этой пиццы была местами сырой и не такой вкусной, как у пиццы из ресторана. Габриэль подцепил кусочек пепперони и обкусывал края до тех пор, пока они не стали зубчатыми. — Как ты считаешь, Он нас покинул? — уставившись на пепперони, Габриэль больше не выглядел равнодушным. Ни капли. Кастиэль все еще не разбирался во многих вещах, обычных для людей. Вчера он впервые чихнул, и образовавшийся в ванной беспорядок заставил его покраснеть. Но это… это он знал. Наблюдал за этим и, возможно, возможно понимал. Кастиэль потянулся через стол, отобрал у Габриэля пепперони и взял его руку в свою. — Понятия не имею. Если Он нас покинул, то это Его потеря. — Что, если Он ушел, потому что был разочарован? — Это Он отвернулся от нас, Габриэль. Он нас бросил. В конечном счете, в ком Он и должен был разочароваться, так это в самом себе. Мы сделали все, что могли. — Но не я, верно? — Габриэль вцепился в руку Кастиэля. — Я ушел, прожигал жизнь и терял время… — Ты помог спасти мир. Пожертвовал своей жизнью. Ты пытался спасти Люцифера до самого конца. Разве можно было требовать от тебя чего-то большего? Габриэль не ответил. Дни тянулись медленно, а вот суббота и воскресенье, по мнению Кастиэля, всегда наступали неожиданно. Габриэль поправился и начал выходить на улицу, хотя Кастиэль не знал, куда именно он ходит. Но каждый вечер Габриэль возвращался, принося с собой то деньги, то пакетики конфет или странные маленькие игрушки. — Это за аренду, — говорил он, протягивая банкноты Кастиэлю. Деньги пришлись как нельзя кстати. Теперь они могли покупать приличную еду. Также они приобрели одежду и дешевый ноутбук. С Интернетом возникли проблемы, потому что для него требовались настоящие документы, которых у них практически не было. Поэтому Кастиэль и Габриэль брали ноутбук с собой в «Старбакс» и исследовали Интернет, неуверенно переходя со страницы на страницу, а их руки тряслись от переизбытка кофеина. Набравшись смелости, Кастиэль отправил Сэму электронное письмо и очень обрадовался, получив быстрый ответ, полный привязанности и новостей о мире сверхъестественного. Они часто переписывались, и даже признание о воскрешении Габриэля не сумело помешать этой переписке. «В конце он поступил правильно. Вероятно, мне все еще следует его ненавидеть, но у меня нет на это сил», — написал Сэм, а Дин добавил множество постскриптумов с опечатками, в которых угрожал убить Габриэля, если тот перейдет черту. — Мило, — Габриэль прочитал это письмо, заглядывая Кастиэлю через плечо. — Приятно знать, что они до сих пор считают меня опасным. — Опасным тебя делали отнюдь не твои способности, — сказал Кастиэль, улыбаясь при виде фотографии Дина, присланной Сэмом, где Дин размахивал огромным ножом. Через два месяца после появления Габриэля пошел снег. Сперва он тихо падал, и Кастиэль любовался им из окна, работая. Затем началась метель; снег попадал Кастиэлю в глаза, а его руки, пока он добирался до дома, онемели от холода. — Ты замерз, — Габриэль рассмеялся, когда Кастиэль вошел внутрь квартиры. Но он встал и стряхнул снег с волос Кастиэля и его плеч. — Я сделаю горячий шоколад. Маленькие снежинки превратились в снежные хлопья. Привычный шум и хаос человеческого мира затих под их атакой. Габриэль очень долго смотрел в окно, и Кастиэль подошел к нему, словно притянутый магнитом. — Однажды так было всегда. Помнишь? — Так тихо? — И пусто. Целый мир являлся лишь чистым холстом, — Габриэль прислонился к Кастиэлю, и тот легко принял его вес, обнимая его за плечи одной рукой. — Мы понятия не имели, что на нем можно изобразить. Я помню… Я не знаю. Наверное, это была радость. — Это было невежество, — Кастиэль вздохнул, и его дыхание на мгновение затуманило стекло. — Не уверен, что я когда-либо чувствовал себя счастливым, пока не начал приглядываться к творениям этого мира. К тем, кто был здесь сотворен. — Я встретил в лесу девушку, и она танцевала. Тогда я впервые улыбнулся губами своего весселя. — Я рассмешил Дина. — Я вернул женщине мужа. — Я научился кататься на лошади. Они проговорили всю ночь, делясь этим секретами, пока окружающий мир дарил им покой и тишину. Когда в комнате стало слишком холодно, Кастиэль и Габриэль перебрались в кровать и заснули, переплетясь конечностями. Утром они выбежали на улицу, погруженную в идеальное безмолвие, и прочертили ботинками безумные узоры на снегу. Габриэль швырнул первый снежок, но последний кинул Кастиэль, твердый ледяной комок, сбивший Габриэля с ног. Они вместе рухнули в снег, потные и замерзающие. — Все это потрясающе, — Кастиэль улыбнулся, глядя на затянутое облаками небо. — Все это. Даже те чертовы вещи, которые ужасны. — Ты выругался! — прохрипел Габриэль, а потом победоносно рассмеялся. Не иронически или горько, а тем смехом, который вибрировал в груди и животе. — Плохой мальчик. — Черт, — повторил Кастиэль и засмеялся тоже, от радости. — Отлично, — Габриэль склонился к нему и уткнулся ледяным носом в его щеку. — Ты… ты. Кастиэль. — Ммм, — согласился тот. Габриэль поцеловал его, спокойно и неторопливо. Зиму они провели, растворившись друг в друге. Было неважно, что случится потом — Кастиэль знал, что у него навсегда останутся эти воспоминания. И пусть воспоминания людей не отличались ангельской точностью, их расплывчатая сладость нравилась Кастиэлю больше. Он мог вспоминать ощущение Габриэля под собой, скольжение кожи по коже и густой запах секса между одеялами без несущественных подробностей. Кастиэль мог вспоминать ту ночь, когда Габриэль прижался к нему так сильно, что они практически стали одним существом. — Возможно, Отец все еще где-то здесь, — прошептал он Кастиэлю в волосы. — Потому что это очень похоже на награду. — Это не награда. Я — не награда, — Кастиэль притянул его ближе к себе, хотя казалось, что они лежали настолько близко друг к другу, что ближе уже не бывает. — Это просто жизнь. Настоящая человеческая жизнь. — Перестань умничать. Я стараюсь быть сентиментальным, — простонал Габриэль. — Сентиментальность тебе не идет. — Жестокий ты человек. — Это лучше, чем быть дураком. — Лучше, чем быть ангелом. Кастиэль почувствовал, как у него перехватило дыхание. — Ты в самом деле так думаешь? — Разумеется, — Габриэль зевнул. — Я имею в виду, в половине случаев человеческая жизнь — отстой, она сложная, беспорядочная и вызывает раздражение, но… есть и хорошие моменты. Как сейчас. — И Бог увидел, что это хорошо, — произнес Кастиэль, целуя Габриэля в лоб. — Пошел он к черту, — Габриэль подтянул одеяло повыше. — Бывший архангел Габриэль посмотрел на эти испачканные простыни и сказал, что это хорошо. И так оно и было. _______________________________________________________________________ Примечание: *Строки из стихотворения американского поэта Уистена Хью Одена «Колыбельная». Цитируются в переводе Павла Грушко.