Заместитель

25 мая Сегодня я полностью вернулся к своим обязанностям. Клаус и Карл приехали от Элизабетты на следующий день после злополучного происшествия. Утро они провели в школе, потом их забрали Милан и Лизетта. Лизетта до сих пор смотрит на меня настороженно, и я ее не виню. Я тоже никак не могу забыть те фотографии. Такое потрясает до глубины души, и ты уже не способен рассуждать здраво. Я должен бы ненавидеть Линторффа за то, что он сделал, но не могу. Если бы я получил такие фотографии и кто-то сказал мне, что их сделал он, я на его месте повёл бы себя точно так же. Мне больно оттого, что он поверил, что я способен так ему отомстить. До сих пор не понимаю, как мог выстрелить в него. Не знаю, что на меня нашло. Это был не мой день. Фридрих присутствовал при нашем «мировом соглашении». Линторфф извинился передо мной, а я — перед ним. Заметно было, что ему действительно стыдно. Не могу сказать про себя того же самого, но и не горжусь тем, что сделал. Жизнь пошла своим чередом. Мы избегаем друг друга еще старательней, чем прежде. Он давно умер для меня. Почему сейчас что-то должно измениться? Я только хочу работать, и чтобы меня оставили в покое. Не было никакой необходимости заставлять герцогиню извиняться передо мной. Могу представить ее ужас, когда она увидела фотографии. Бедная женщина, хоть и ведьма! Она вызвала меня к себе в кабинет и сказала, что ей жаль, что все так обернулось, что герцог верит в мою невиновность, но она не может сразу забыть случившееся. Она станет наблюдать за моей работой пристальней, чем прежде. При этом распоряжаться теперь будет Лизетта, не я. Хорошо, что меня освободили от лишней нервотрепки: я очень устал. Два свободных дня, подаренных доктором, я безвылазно провел в своей студии и почти закончил портрет детей и их отца. Спускаться вниз, в общую столовую для персонала, я не осмеливался. Из затворничества меня вызволил Жан-Жак. — Если из-за того, что мне пришлось тебя ждать, будет испорчено суфле, клянусь, тебе придется есть борщ до следующего ледникового периода. Пойдем, поужинай с нами. Двое французов смогут заткнуть немца, любящего покомандовать. — Он — австриец из Зальцбурга, и ты один более чем способен ему противостоять. — Немец, австриец, какая разница… Идем же, или я пришлю за тобой Алексея. — Мне так стыдно, дружище. Не знаю, почему. Я ничего дурного не сделал, но чувствую себя ужасно. — Это потому, что ты честный человек, который вляпался в дерьмо. Ты чувствуешь себя грязным, но вспомни о цветах лотоса. Они растут в грязи, но они идеально чисты. Продемонстрируй немного надменности этим сплетницам. Один из твоих ледяных взглядов, и они разбегутся, как крысы. — У меня не бывает ледяного взгляда, — возразил я. — Спроси у герцога, дорогой. Спроси у герцога, — фыркнул он. Всё еще напряженный, я спустился в столовую. Фридрих и телохранители приветливо поздоровались. Хайндрик обнял меня, я слегка пихнул его в плечо, и он повинился, каким был индюком. Я сел за стол к Фридриху, Жан-Жаку и телохранителям. Незадолго до окончания ужина Лизетте пришла в голову не самая лучшая идея громко заявить, что герцогиня приказала ей самой вымыть детей. Разговоры за столами стихли, и я слышал только, как часто стучит мое сердце. — Уведомляю вас, Лизетта, что, начиная с завтрашнего дня, вы работаете здесь последний месяц. То же самое будет с каждым, кто позволит себе подобные замечания, — очень медленно проговорил Фридрих. — Таково распоряжение Его Светлости. Вы все будете относиться к мистеру де Лилю с подобающим уважением, так как он занимает здесь более высокое положение, чем вы, и является членом семьи. Его положение равно положению герцогини. — Надеюсь, что нет — она кандидатка на вылет, — прокомментировал Жан-Жак. Когда Лизетта заплакала, мне сделалось нехорошо. Она присматривала за детьми с самого их рождения! Подумаешь, сказала глупость. Единственный способ отменить ее увольнение — поговорить с ублюдком. На следующее утро, двадцать четвертого, я попросил Фридриха ради детей изменить решение, но он не захотел меня слушать. Я умолял его поговорить с Линторффом, но он повторял, что следует прямому указанию герцога. «Я могу организовать тебе встречу с герцогом, если хочешь». Я кивнул. Возможно, Линторфф чувствует нечто, похожее на раскаяние, и позволит Лизетте остаться. Как ни странно, он согласился меня выслушать всего через час после того, как я поговорил с Фридрихом. Разве ему не нужно работать? Разгар мирового финансового кризиса, а он сидит дома? Он работал в библиотеке, на столе высились стопки бумаг, стояло два ноутбука. Одет он был буднично, в полосатую рубашку, галстук и куртку, все коричневато-серого оттенка. Необычно. — Что такое, де Лиль? — спросил он, сразу же раздражаясь из-за моей нерешительности. — Я хотел бы, чтобы вы отменили решение насчет мисс Лакруа. Детям она очень по душе, и она нянчит их с самого рождения. — Я не буду дискредитировать Фридриха перед персоналом. Он выполняет мои распоряжения, и я надеюсь, ты будешь делать то же самое. — Со всем уважением, но герцогиня назначила Лизетту главным ответственным за детей лицом, сир. Я больше не подхожу на эту роль. — Ерунда. Ты вполне подходишь. Я хочу, чтобы все обсуждения прекратились. То, что произошло, было следствием недопонимания. Мы должны оставить все в прошлом. Не желаю, чтобы слуги распространяли ложь и слухи, которые потом могут плохо отразиться на репутации моих детей. Свободен. — Как пожелаете, герцог, — я собирался уйти, но тут в библиотеку ворвалась разъяренная герцогиня. — Как ты мог уволить Лизетту? Как ты посмел оспаривать мои приказы по дому? А вы уходите сейчас же! Это все из-за вас, де Лиль! — закричала она сначала на Линторффа, а потом на меня. — Мадам, — я поклонился и отступил в сторону, пропуская ее к столу Линторффа. — Нет, останься, де Лиль. Тебя тоже это касается, — сказал Линторфф. — Стефания, это мой дом и мои дети. Они — моя ответственность, как мы договаривались с самого начала. Эта женщина оскорбила назначенного мной наставника и, мало того, внесла свой вклад в скандал, заявив, что «он всегда настаивал на том, чтобы самому мыть детей». Очень странное высказывание, если хочешь знать мое мнение, Стефания. — Сир, я делал это, потому что Клаус и Карл не хотели, чтобы их мыл кто-нибудь другой… — Не перебивай меня, де Лиль! — к злорадству ведьмы резко заткнул он меня. — Когда мы были на каникулах в Риме, она продемонстрировала свою некомпетентность, не сумев справиться с мальчиками. Она не могла ни помыть их, ни заставить есть ужин. Де Лиль делает это без проблем, хотя у него нет «специальной квалификации», как у нее. До сих пор я терпел ее только потому, что она нравится Клаусу и Карлу, но мое терпение кончилось. Я не хочу, чтобы за моей спиной распускали слухи. Это и к тебе относится, Стефания. Она рассерженно смотрела на него. — Пресс-релиз, который ты выпустила, поместив при этом имена моих детей на своей веб-странице, неприемлем. Он был удален, и я надеюсь, что мне больше не придется предотвращать результаты твоих действий. Радуйся, что де Лиль не читал его, иначе бы он мог подать иск о клевете, и тебе пришлось бы заплатить ему несколько миллионов да еще и посидеть в тюрьме. Указывать его имя на сайте было очень глупо, женщина. Я молчал; хотелось как можно быстрее уйти отсюда. — Он — никто. Разве ты не видел все эти файлы на его компьютере? Лизетта обнаружила их еще до того, как все вскрылось. Возможно, это она написала анонимное письмо! — У меня никогда ничего такого не было, ты, лживая сука! — заорал я, уже через секунду пожалев о вырвавшихся словах. Линторфф встал с кресла и дал мне чувствительную пощечину, как те, что я получал от него в начале наших отношений за «плохое поведение», например, за грубые ответы ему или за то, что недостаточно быстро двигаюсь. Моя щека загорелась — больше от унижения, чем от боли. Но это мелочь по сравнению с тем, как он ударил меня в прошлый раз. — Как не стыдно оскорблять женщину! Я думал, ты лучше воспитан, — презрительно выплюнул он. Ведьма лучилась от счастья. Какие у тебя ко мне претензии, женщина? Я тебе ничего плохого не сделал. Даже помог сохранить твой идиотский брак. — Пожалуйста, примите мои извинения, герцогиня, — смиренно сказал я. — Я принимаю их, но вы должны понимать, что после этого я не могу больше держать вас у себя на службе. — Да, мадам, — пробормотал я. — Зато я могу. Как я уже сказал, Стефания, дети принадлежат мне. Не вмешивайся. Свободен, де Лиль. Я опустил глаза, смотреть на него не хотелось. Поклонившись, я вышел в коридор. За дверью послышался крик: — Уволь его! — Нет. Он остается. Я скоро объясню ему, где его место в этом доме. 27 мая Лизетта не захотела дальше терпеть сложившуюся ситуацию и покинула замок этим утром. Клаус и Карл все утро проплакали, я никак не мог их успокоить, и мы из-за этого опоздали в школу. Я зашел к директору, извинился и объяснил, что случилось. Потом поехал в студию к Остерманну, чтобы хотя бы немного расслабиться на нейтральной территории. Возможность снова сотрудничать с ним — часть моего «мирового соглашения» с Линторффом. Хоть что-то хорошее вышло из всего этого дерьма. — О, блудный сын вернулся, — поприветствовал он меня. — Начинай нагонять, Гунтрам. — Мне нужно время, чтобы подумать. Если вы не против, — тихо сказал я. — Пойдем ко мне в кабинет, поговорим. Ты плохо выглядишь. Я рассказал ему всю историю. Он ужаснулся, не веря, что кто-то мог подумать, будто я способен на такое. — Не понимаю, почему. У меня нет врагов, и наши отношения с Линторффом давно закончились. Герцогиня хочет от меня избавиться, и я с великой радостью выполнил бы ее желание. Мой мобильник яростно зазвонил. Линторфф. — Да, сир. — Почему тебе потребовалось целых два часа, чтобы отправить детей в школу? Стефания только что звонила мне, — рявкнул он. — Это заняло обычные полчаса. Я пытался успокоить их, они расстроились из-за ухода Лизетты. Они так сильно плакали, что их невозможно было везти в школу. Со мной все время был Брегович. Ему не хотелось, чтобы их вырвало у него в машине, — объяснил я, задетый тем, что он снова поверил наветам этой женщины. Он бросил трубку — должно быть, спешил позвонить Бреговичу, проверить мои слова. — Что это было? — Герцог. Его жена сказала ему, что я задержал детей непонятно зачем на два часа вместо того, чтобы везти их в школу. Няню уволили, и они плакали. Мне пришлось их успокаивать перед отъездом в школу. Телохранитель отказывался сажать их в машину, потому что в таком состоянии их могло вырвать. Их уже дважды выворачивало на герцогиню. — Разумные молодые люди. Гунтрам, ты до сих пор Блюститель имущества? — Да, конечно. — Ты хочешь управлять всеми этими деньгами? Я понимаю, почему она ненавидит тебя. В случае смерти герцога ты будешь контролировать половину его состояния. — Не половину — всё. Он женился, но его собственность и будущие доходы не входят в общее имущество супругов. Они заключили брачный договор, и если он умрет, она будет получать по десять миллионов в год до конца своей жизни. У нее не будет доступа к состоянию детей. — Хорошенько подумай, хочешь ли ты несколько лет с ней судиться. Она может подать иск о присуждении ей законной доли в наследстве: пятидесяти процентов всех денег, что герцог заработал во время их брака. — Вы правы. Я к этому совершенно не готов. Надо поговорить с Лефевром, нельзя ли как-то отказаться. Я не знаю, что с ними делать. — Я всегда готов помочь тебе их потратить, — пошутил Остерманн. — Даже вы не в состоянии это все потратить, — засмеялся я. — Но рисковать не буду, потому что вы можете попытаться доказать мне, что я ошибаюсь. Он усмехнулся, и мы пошли обратно в студию. Оставшееся время я провел, работая над эскизами к книге за столом у окна и получая от других учеников похвалы или поцелуи в щеку. Остерманн как-то сказал мне, что пока я поблизости, ему никогда не найти богатую жену. Женщины тают при виде меня и забывают про него. Поэтому ему приходится работать моим арт-менеджером, и мой долг — оказать ему финансовую поддержку в старости. — Хотел бы я снова быть ребенком… — пробормотал Остерманн. — Рисунок к «Бременским музыкантам» очень хорош. Почему бы тебе не съесть со мной сэндвич? Ведьмы не вернутся до трех. Мы вместе пообедали, немного поговорили о следующей книге. Я вернулся к работе над «Королем-лягушонком», прорабатывал детали одеяния принцессы. В четыре Остерманн выпроводил меня из студии, потому что пора было забирать детей из школы. Вместо Ратко меня подвез Милан. Дети обрадовались моему появлению и вели себя очень хорошо. Дома они выпили чаю в саду и стали гоняться друг за другом. Мопси с лаем крутилась у них под ногами. Пришла одна из горничных и сказала мне, что у Её Светлости болит голова, и я должен увести детей. Я решил взять их в огород, собрать немного клубники себе на ужин. Они, конечно, перепачкались, но все решаемо с помощью ванны. Малыши были страшно довольны собранным урожаем, и я отвел их в кухню, отдать ягоду Жан-Жаку. Он обещал сделать на десерт маленький клубничный торт. Мальчишки с большим интересом наблюдали, как помощник Жан-Жака на огромной скорости строгает зелень. В эту минуту на кухню пришел Фридрих и велел мне идти в кабинет герцогини. Великолепно! Он сказал, что присмотрит за юными принцами. Герцогиня сердито заявила мне, что я некомпетентен, не могу добиться, чтобы дети вели себя тихо, что они не должны выполнять работу слуг, собирая ягоды; что это занятие для бедных иммигрантов из Магриба* или для цыган (???), что ковер испорчен, и она вычтет его стоимость из моей зарплаты. — Конечно, герцогиня может делать, что пожелает, но у вас есть на это разрешение герцога? Насколько я помню, наём нелегалов запрещен. — Разумеется, у меня есть разрешение герцога. Он поддерживает любое мое решение. Возвращайтесь к своим обязанностям. — Мадам, — сказал я и вышел из комнаты. Много чего можно сказать о Линторффе, но он никогда не был мелочным. Однако все меняется… Он же верит, что я — потенциальный педофил. 2 июня Опять я попал под горячую руку, идиот! Когда же я научусь исчезать, когда эти двое поблизости? Коко ван Бреда прислала личного курьера, чтобы забрать готовые иллюстрации к новой книге. Я как раз отдавал ему конверт, когда на кухню явилась ведьма проконтролировать ужин. Она злобно зыркнула на меня, но подошла к Жан-Жаку. — Прошлым вечером ужин был неудовлетворителен. В будущем вам следует больше стараться, — сказала она. Я почувствовал, как от шеф-повара исходят волны ярости. Двое его помощников и повар, занимающийся соусами, прекратили работать, испуганные, как кролики. — Может быть, герцогиня просветит меня, что именно вызвало ее неудовольствие? — спросил Жан-Жак самым вежливым тоном. О, я такой уже слышал раньше — за минуту до того, как Алексея выкинули на всю ночь из собственной квартиры из-за того, что он попросил сыра для макарон. — Ваш стиль старомоден. Возможно, он подходил для холостяцкого дома, но, по моему мнению, он не отвечает современным стандартам. Возможно, вам следует уволиться и поучиться новым веяниям, например у Адрия** или Арзака.** — Я учился у Поля Бокюза**, выиграл «Золотой Бокюз» в 1989 году и две мишленовские звезды за Кёнигсхалле. Я был консультантом в фильме «Ватель», и я абсолютно убежден, что эта новая «молекулярная кухня» — бурда для снобов! — взорвался Жан-Жак. — Как вы смеете со мной так разговаривать! — Разговариваю, как хочу. Я ухожу. Скажите герцогу, пусть сегодня закажет пиццу на ужин! Всё равно вы не заметите разницы, — сказал он, срывая колпак и халат. Он хлопнул дверью, а она осталась на кухне. Это очень плохо. Женщина, ты не должна покушаться на ужин мужчины, особенно такого, как твой муж. Линторфф обожает кухню Жан-Жака. Он почти каждый вечер ужинал в Кёнигсхалле до того, как Алексей устроил там переполох, и он платит Жан-Жаку больше, чем тот мог бы получать, работая в хорошем ресторане. Никто не должен вставать между Линторффом и его любимым мясным рулетом или тем супом из черных трюфелей. После того, как дети поужинали, не так уж и плохо — повар по соусам тоже хорош, — Фридрих сообщил мне, что герцог желает видеть меня в библиотеке. Я глубоко вздохнул. Голодный и разозленный — плохое сочетание, и он решил сорвать досаду на мне. Надеюсь, Алексей употребит все свое обаяние и дипломатию, чтобы уговорить Жан-Жака вернуться… или открыть ресторан в десяти минутах ходьбы от замка, чтобы легко было доставлять еду. Когда я пришел, обе гиены уже были в библиотеке. — Де Лиль, ты знаешь свои рабочие часы? — пролаял Линторфф. — Во время учебного года с семи до десяти утра и с двух до десяти вечера, — ответил я. — Тогда почему сегодня в рабочее время ты занимался посторонними делами? Герцогиня утверждает, что ты принимал частного курьера в этом доме. Если ты хочешь работать дополнительно, делай это в свободное время. С семи до десяти ты работаешь на нас. Это понятно? — Да, сир. Больше не повторится, — ответил я, чуть не вывихнув челюсть от злости. — Я не желаю, чтобы в моем доме появлялись посторонние. Ты здесь работаешь, и больше ничего. — Да, сир. — Свободен. Ведьма светилась от удовольствия. Вот подожди, скоро он узнает, что лишился любимого повара. ____________________ Примечания переводчика *Магриб - страны, расположенные к западу от Египта (Тунис, Марокко, Алжир и т.д) . ** Ферран Адрия-и-Акоста — знаменитый испанский шеф-повар ресторана «Эль Булли» на побережье Коста Брава. Входит в число девяти лучших поваров мира. Автор нескольких кулинарных книг. Сам он называет свою кухню «провокацией». Хуан-Мари Арзак — знаменитый испанский шеф-повар, кулинарный экспериментатор, один из основателей гастрономического тренда молекулярная кухня и «Новой Баскской кухни». Владелец и основатель легендарного ресторана Arzak, удостоенного трех звезд. Поль Бокюз — французский шеф-повар и ресторатор, один из наиболее известных поваров XX века. В 1987 году он учредил международный кулинарный конкурс «Золотой Бокюз» (Bocuse d’Or), ныне считающийся самым престижным международным конкурсом высокой кухни (Википедия).