Упертость

За прошедшие годы мозгов у Рая не прибавилось. А вот упертости стало существенно больше. Ни один нормальный кот не стал бы терпеть, чтобы его хвост расчесывали, если бы не хотел этого. А если бы хотел — то в скором времени принялся бы урчать. Рай не урчал, но и хвост не отбирал. После того, как он спас Бардо в безвыходной, казалось бы, ситуации (просто потому, что ему так захотелось, ну конечно), Рай вообще старательно делал вид, будто Бардо не существует. Но из комнаты не съезжал уже больше двух полнолуний. Асато и Коноэ, заглянувшие в гости дней десять назад, были удивлены и обрадованы; на них Рай фыркал, с Асато чуть не подрался по какому-то пустяку, а с Коноэ вел себя ничуть не лучше обычного. Тот, впрочем, скорее был рад подобному обращению, чем наоборот. Бардо прекрасно его понимал — потеряв руку, уж точно не захочешь, чтобы тебя жалели без устали. А Асато, кажется, как раз этим и грешил. Вот чего за Раем не водилось — так это сочувствия. Или он не умел его проявлять. Бардо затруднялся с определением. Рай был очень серьезным и, по большей мере, несчастным. Жизнь не любит тех, у кого неважно с чувством юмора — это Бардо понял давно. А у Рая с чувством юмора была такая же беда, как с откровенным проявлением чувств. Поэтому, попадая в затруднительную с моральной точки зрения ситуацию, он предпочитал сделать вид, что самой ситуации не существует. Потому и сидел смирно уже больше получаса, пока Бардо возился сначала с его волосами, а потом с хвостом. Вообще-то, Бардо не собирался причесывать Рая. Но, поскольку тот выглядел отвратительно растрепанным, а гостиница все равно пустовала, а щетка лежала совсем рядом… Задумавшись, Бардо дернул слишком сильно, и, кажется, хвост Рая чуточку поредел от этого рывка. Тут уж делать вид, что ничего особенного не происходит, стало невозможно. Рай обернулся, оскалившись, с кинжалом в руке. — Что ты творишь? — прорычал он, потрясая кинжалом на манер лесных разбойников. Можно было проигнорировать эту «угрозу», или, скорее, своеобразный вопль о помощи; так, наверное, и следовало поступить, но упертость воспитанника изрядно действовала Бардо на нервы. Именно с этой упертостью Рай в свое время прилип к Бардо, требуя объяснить, за каким лесом тот ходит по гулящим женщинам, когда у него есть Рай; все попытки объяснить, в чем же дело, будто о каменную стену разбивались, а потом… Бардо перехватил руку Рая. Он ожидал, что Рай вырвется и зашипит, шерсть на его только что расчесанном хвосте встанет дыбом, а уши прижмутся к голове; он ожидал, но ошибся. Рай не стал вырываться. Он продолжил делать вид, что ничего не происходит, да так старательно, что Бардо показалось: его тут вообще не замечают. Его, и правда, не замечали. Рай смотрел совершенно в другую сторону. Это уже ни в какие ворота, решил Бардо и наклонился к воспитаннику. Конечно, он не собирался ни потираться носом о нос Рая, ни прихватывать клыками его нижнюю губу — что за ребячество, с воспитанниками такого делать нельзя. И призывать сомнительных демонов нельзя тоже. Особенно после… Прихватывание нижней губы незаметно перешло в поцелуй. Что-то звякнуло — кажется, Рай уронил кинжал. Можно было использовать это как подходящий предлог и перевести все в шутку… После которой Рай от него бы мокрого места не оставил. Нет, на этот раз Бардо предпочел не рисковать. Для него всегда много значил Рай. Может, даже слишком много; может, потому он и пытался скрыть то, что чувствовал, за дурацкими шутками. У него не было ни упертости Рая, ни его способности делать вид, будто ничего не происходит. Если бы он полностью раскрылся перед Раем, а тот просто бы кивнул в ответ или фыркнул, как он обычно поступал, Бардо не знал бы, как жить дальше. Поэтому он не раскрывался. Ни тогда, несколько лет назад, после того, как желание Рая «заменить женщин» и собственное желание Бардо припугнуть обнаглевшего воспитанника обрели совершенно неожиданное развитие; ни сейчас. Он ведь тоже делал вид, что все в порядке, пусть Рай и спас его, пусть и живет у него; это ничего не значит, и говорить им совершенно не обязательно. Он до щетки-то только сегодня добрался. В итоге оказалось, что говорить им и правда не обязательно. Тогда, несколько лет назад, говорить нужно было: поначалу — чтобы спугнуть. Потом, когда стало ясно, что спугнуть не удастся — чтобы успокоить, хоть как-то примирить Рая, совершенно неопытного в делах интимного характера, с тем, что его имеют. Притом имеет рибика, которому он, Рай, безоговорочно доверял. Только тогда эти уверения оказались бесполезны. Как бы ни был напуган Рай, в постель к Бардо он пришел по собственному желанию, а прогнать его не удалось, как Бардо ни пытался. Так что вопрос о том, кто кого соблазнил и толкнул на путь порока, оставался открытым. Равно как и вопрос о доверии. Бардо предал доверие Рая не тем, что взял его, восхищаясь гладкостью молочно-белой кожи и неосознанно эротичными короткими выдохами сквозь зубы, одновременно испытывая страшную вину: это же Рай, которого я воспитывал, которого я любил, и ему больно, он закусывает губы, как я могу хотеть его? Бардо предал Рая, когда потом, после того, как боль того под чуткими руками Бардо уступила место удовольствию (первое прикосновение к своему члену Рай вынес стоически, хотя и вздрогнул; а потом его глаза распахнулись — приятных ощущений он явно не ожидал), сказал: это все не всерьез. Ты хотел понять, что я чувствую с женщинами? Теперь-то ты понимаешь, что не сможешь мне их заменить? Для тебя это слишком. Он хотел сказать «слишком больно», «слишком тяжело», «слишком неправильно». Он терзался виной за то, что не смог остановиться, и ненавидел Рая, потому что тот отнесся к сексу не как к развлечению — как к болезненному испытанию, которое требовалось пройти. Испытание оказалось не только болезненным, и Бардо не стоило тревожиться о Рае, но он не смог понять. А потом еще и демон. Удовольствия, разумеется. Что мог подумать Рай? Ничего хорошего. Он и сейчас, наверное, ничего хорошего не думает, панически подумал Бардо. Было самое время отстраниться, и он даже попытался это сделать, но такого шанса ему не представилось. Рай притянул его к себе; когда он, наконец, разорвал поцелуй, оба тяжело дышали. — Если ты опять решишь сбежать, — сказал Рай наконец, — я найду тебя и убью. Бардо решил не уточнять, что в прошлый раз сбежал именно Рай.