Призраки прошлого и настоящего...

      … Она рядом, и как будто ее нет, как тогда, давно, в начале их совместного пути… Вернее, сейчас ее действительно нет рядом. Последний месяц выдался спокойным, никому не нужна была помощь «девушки с шакрамом», и Ксена все чаще уходила куда-то, иногда рассказывая куда, иногда только печально смотря своими пронзительно голубыми глазами.       Сумерки Богов ударили по всем. Монстры всех форм и расцветок, потеряв своих покровителей, либо разбрелись по норам, либо тихо издохли в них, либо были перебиты, вместе с покровителями, утратив силы. Банды разбойников, мародеров и иже с ними частью ушли на восток, частью рассыпались, да и Ева, в бытность свою Ливией, знатно проредила их ряды (и, не важно, завербовав в свою армию или прирезав)…       — О чем мечтаешь? — раздается совсем рядом знакомый голос, так неожиданно, что Габриэль вздрагивает, на автомате хватаясь за лежащий рядом посох и вскакивая на ноги. Но сообразив, чей голос и разглядев в слабеньком свете на половину потухшего костра знакомую фигуру, опять рушится на лежанку, хихикает, медленно разжимает пальцы, судорожно сжимающие древко.       — Извини, — шепчет Ксена, бесшумно подходя ближе, даже заклепки на юбке не звякают, хотя так всегда было. Она опускается рядом, Габриэль не чувствует этого, просто знает — Ксена всегда так делает.       — Ничего страшного, — говорит Габриэль, закидывает руки за голову и всматривается в усыпанное звездами небо синего бархата.       Габриэль не устала, но в сон клонит, день был долгим и еще несколько таких же ожидают впереди. Ей нужно сказать Еве, что ее мать… что Ксена погибла, причем уже пол года как. А еще объяснить, что погибла не совсем, что вот она, рядом, только прикоснуться не получится… Да и слышит ее и видит, только она, Габриэль…       Тогда, давно, Габриэль могла ее, словно случайно коснуться, почувствовать бархатность загорелой кожи, кажущуюся гладкой и мягкой, несмотря на обилие шрамов и твердость мышц под ней. Сейчас же пальцы только слегка покалывает, но под ними пустота.       — Так о чем мечтаешь? — снова вырывает из задумчивости ее голос. Холодок касается щеки — Ксена, по привычке пытается убрать с лица Габриэль прядь волос, но она лишь призрак.       — Я не мечтаю, я думаю, — поежившись, отвечает Габриэль. Ксена вздыхает, ложится рядом с блондинкой, лицом к ней, облокотившись на локоть. Габриэль повторяет ее позу и вглядывается в голубые глаза, разглядывает непривычно бледное лицо в обрамлении черных волос. — Я думаю, что странно все это. И мне больно, до сих пор больно…       — Габи, со мной же все хорошо. — Почти правильно понимает Ксена, — Ну, относительно, учитывая обстоятельства. Меня не напрягает то, что меня видишь и слышишь только ты, вообще-то так всегда и было, — она улыбается.       Габриэль молчит. Она просто смотрит и вспоминает множество таких же ночей. Таких же, но все же немного других, просто потому, что тогда она могла ее коснуться…       И касалась! Аид, забери! она касалась этой невероятной кожи!       Касалась кончиками пальцев, нежно чертила на коже узоры.       Касалась ладонями, оглаживала плечи и спину, разминала каждую напряженную мышцу.       Касалась губами, повторяла узоры начерченные пальцами.       И получала прикосновения в ответ.       Сейчас этого нет.       Непроизвольно, Габриэль тянется рукой к выбившейся пряди вороных волос. Пальцы покалывает, пальцы чувствуют пустоту. И та же самая пустота почти заполняет сердце, но только почти. Потому что даже видеть и слышать ее большое счастье. Умри она насовсем, было бы значительно хуже. Но и так плохо, словно части Габриэль не хватает. Небольшой части. Жить не мешает, но чувство неполноценности есть.       … Она рядом, и как будто ее нет, как тогда, давно в начале их совместного пути…       — Милая, ну что же с тобой? — спрашивает Ксена, тянется, по привычке, въевшейся в подкорку, к лицу напротив, но отдергивает руку, вспоминая, что ничего не почувствует. Это не страшно, немного сбивает с толку, не более того.       Она понимает, что с Габриэль, что ее тревожит. Да, делает вид, что понимает по-другому, чтобы Габи не думала, что страдают они обе, и не приняла глупое решение — она должна жить, жить долго и счастливо. А Ксена всегда будет рядом.       Их души связаны, даже если бы она ушла к Аиду, вернее в оставшийся без его твердой руки Загробный мир, на все еще существующие поля Элизиума, она бы не заметила годов разделяющих их воссоединение. Но она не могла уйти, не могла бросить ее больше, чем уже…       — Что со мной? — переспрашивает Габи. — Ничего. Просто настроение странное. Словно ты умерла сегодня на закате, а не полгода назад. Хотя нет, я тогда была счастлива от того, что ты рядом, и я могу тебя видеть и говорить с тобой. А сейчас, не то чтобы плохо, но не хватает чего-то… Помнишь, когда мы начали путешествовать вместе… Хотя ты, наверное, по-другому это воспринимала… Так вот, для меня тогда было похожее чувство: ты была поглощена своими мыслями, переживаниями. Я могла тебя коснуться, но не могла с тобой поговорить, вот как мы сейчас говорим. Похоже, правда? Тогда не хватало разговоров, а сейчас прикосновений. Но сейчас — хуже. Тогда я не знала, что такое с тобой говорить, были только касания, и не было чувства потери. А теперь я прекрасно, в мельчайших подробностях знаю, что такое — прикосновение к тебе… — она вздыхает, утыкается носом в плащ свернутый подушкой, еще раз вздыхает, а потом поднимает голову и… зевает. Ксена хихикает. Да, после всего сказанного, это странно, но с этими двумя всегда так.       — Спи, милая, и не думай о плохом. Живи. А я буду рядом, оберегать тебя, говорить с тобой. Это гораздо больше, чем мы могли получить после того, как я умерла.       — Обнимешь меня? — как маленькая просит Габриэль, уже почти уснув.       — Зачем?       — Привычка. Я просыпаюсь и вижу, как ты меня обнимаешь, этого почти достаточно, даже без ощущения этих объятий… — блондинка, поворачивается на другой бок, спиной к Ксене, сдвигается, освобождая часть лежанки, сворачивается клубочком и засыпает.       Ксена перебирается на освобожденное место, придвигаясь вплотную к Габриэль, обвивает ее одной рукой и готовится всю ночь наблюдать за тем, как она спит…