Пять вещей, которые Кастиэль не понимает (и еще одна не из их числа)

Кастиэль не понимает, отчего из всех ангелов для подобного задания выбрали именно его. У него слишком мало опыта в общении со смертными лицом к лицу, и он совершенно не знает, как с ними себя вести. Ему хочется преуспеть в этом поручении, быть достойным такой чести, но он так же осознает, что его сведения о смертных чересчур скудны. Он не разбирается в этих существах так, как Захария. - Сэр, - наконец решается он уточнить. - Вы уверены, что они имели в виду меня? Он тут же осознает, что Захария оскорблен: гнев исходит от него горячими волнами, обжигая Кастиэля. Напоминая ему, как если бы напоминание вообще было нужно, о том, где его место в небесной иерархии. - Кастиэль, ты подвергаешь сомнению мою компетенцию или только волю Господа? Он вздрагивает, его крылья трепещут, выдавая желание улететь отсюда, но он знает, что должен проявить твердость. Он высказался необдуманно, Захария имеет полное право наказать его. - Нет, - поспешно говорит он, наклонив голову в знак почтения. - Даже в мыслях не было, сэр. Просто… у меня не так много опыта в общении с людьми. - Все просто, - отвечает Захария, со снисходительностью принимая его повиновение и приглушая жаркую интенсивность своего взгляда. - Ты говоришь им, что делать, а они это выполняют. Люди весьма примитивные существа. Кастиэль знает, что ему не пристало спорить, но и затоптать росток сомнения, пробудившийся благодаря тому, что он успел увидеть в людях, не получалось. Они не произвели на него впечатление легко управляемых, какими их хотели бы видеть. - Дело в том, сэр… я понимаю всю серьезность этого задания. Я хороший ученик и… надеюсь, что и воином являюсь неплохим, – по правде говоря, он никогда не был одним из лучших в гарнизоне, и все об этом знали. – Но у меня нет ваших знаний человеческой природы. Я все еще нахожу людей странными. От такой лести и вида пристыженного выражения на лице Кастиэля Захария светлеет. - Ты, пожалуй, слегка наивен, скажем так. Да. Об этом мы уже говорили. Но, Кастиэль, в том, что касается приверженности долгу или чистоте помыслов, тебе нет равных. Ты никогда не склонялся к тому, чтобы последовать за нашим братом и тоже стать мятежником. Тебя никогда не соблазняла перспектива присоединиться к Азазелю и ангелам григори, когда они обезумели и стали совокупляться с этими жалкими обезьянами. Ты никогда не стремился последовать примеру Анны в ее кощунственном поступке. Кастиэль искренне поражен. - Конечно, нет, сэр! - Не смотри так удивленно – многие не устояли перед этим искушением. В конце концов, кажется, что все веселье достается людям, разве нет? Секс, наркотики и рок-н-ролл. Коктейли. Стейки. Зажимы для сосков. Нет же, все это привело к падению многих, но мы быстро одумались, потому что знали, каков наш долг. Тебя же это все никогда не прельщало, не так ли? Мы знаем тебя, Кастиэль. Именно ты, из всего гарнизона, остался дальше всех от того, чтобы запятнать себя близостью к человечеству. Кастиэль не считает Захарию полностью правым в этом вопросе. Конечно же, остальные члены гарнизона никогда не поддались бы соблазну, как Анна. Или как Азазель. - Спасибо, сэр, - беспомощно говорит он. - Ты ведь предпочел бы наблюдать рассвет в Гималаях или послушать утренний хор птиц, чем стал бы ошиваться по стрип-клубам или петушиным боям, не так ли? Некоторым ангелам были бы любопытны плотские удовольствия, но ты скорее выберешь книгу или насладишься симфонией. И именно это делает тебя идеальным для такого задания, мой друг, – нам нужен кто-нибудь неподкупный. Кто-нибудь, кто будет выполнять приказы без колебаний и раздумий. Кто-нибудь, обладающий истинной верой и чистотой. Ты, Кастиэль. - Вы переоцениваете меня, сэр, - произносит Кастиэль, хорошо осознавая собственные недостатки. - Вовсе нет, - улыбается Захария. - Не будь к себе так строг. Мы знаем, что ты подходишь для этого задания, потому что сам Господь Бог выбрал тебя. Что может служить лучшим доказательством? Ты ведь не станешь сомневаться в его Его решениях, правда? - Нет, сэр, - Кастиэль ужасается собственной самонадеянности. – Я поступлю, как вы прикажете. - Хороший мальчик, - отвечает Захария с хищной улыбкой. Кастиэль не понимает, отчего Дин Винчестер вздрагивает при звуке его голоса. Ему непривычно общаться со смертными напрямую, и, само собой, он знает, что большинство обычных мужчин и женщин не вынесет встречи с ним настоящим. Он знает, что большинство из них сгорит заживо или потеряет рассудок от одного лишь мимолетного взгляда на его истинный облик или от звука его голоса, переходящего в песнь. Но он предположил, что Дин Винчестер, Избранный, праведник, которому суждено одержать победу над Светоносным, – выдержал бы это. Ему в голову даже не закрадывались сомнения на этот счет, и он ожидал, что Дин тут же станет возносить Славу Господню. Он представлял, что их первая встреча будет преисполнена радости и благоговения. Он думал, что Дин упадет на колени и восхвалит Господа Бога за Его милосердие и любовь. Но вместо этого ему достается вор и грешник, который выбирается из грязи и, щурясь и тяжело дыша, с облегчением смотрит в небо, и хриплым голосом зовет брата со смесью страха и надежды. Ему достается человек, который не испытывает благодарности к Господу и не понимает Его посланника. Кастиэль поражен тем, что первым же действием праведника становится не молитва, а воровство. Справедливости ради, он не может упрекнуть его за воду (хотя ее было достаточно и в кране), но озадачен тем, что Дин угостился сладостями, взял деньги из кассы и непристойные картинки с блудницами. Происходящее подталкивает его к тому, чтобы напрямую поговорить с Дином. Он не уверен, с чего начать, но это мелкое воровство так расстроило его, что он чувствует себя обязанным вмешаться и уведомить Дина, что Господь все видит. Он уверен, что Дин раскается в своих действиях, как только осознает, что Бог избрал его. Что он драгоценен в Его глазах. Что он спасет мир. Сложно поверить, что Дин и есть тот самый герой из пророчества, когда он лежит, съежившись, на битом стекле, словно дитя в чреве матери, злой и дрожащий, из его ушей капает кровь, а на лице нет ни тени понимания, что произошло. Кастиэль не понимает, отчего Дину Винчестеру так сложно поверить, что он заслужил спасение. Почему ему проще верить, что по какой-то неведомой причине его вытащили из Ада демоны, чем в то, что Господь любит его и ценит, что Он послал своего ангела, дабы освободить его из Преисподней. Это сбивает Кастиэля с толку. Сам Бог признал Дина праведником. Будь это не так, первая печать не сломалась бы. Дин знает, что всю свою жизнь он рисковал собой, спасая более слабых, знает, что попал в Ад из-за собственной самоотверженности, а не за свои прегрешения. И все же, он верит, что заслужил там остаться. Кастиэль не понимает, отчего Дин Винчестер относится к себе столь пренебрежительно, когда сам Господь ценит его больше других. Кастиэль не понимает, отчего Дин Винчестер чувствует необходимость оспорить буквально всё подряд. Он вполне ясно объяснил, что у Бога есть для него задание, и что за возможность снова дышать и чувствовать ласковое тепло солнца на своей коже он должен выполнить только это. Он ожидал благодарности, смирения, открытого признания веры а никак не подозрений, своенравия и неуважения. Будь у него способность чувствовать головную боль, Дин Винчестер стал бы его хронической мигренью. Нескончаемые вопросы, постоянное неповиновение, упрямое желание все усложнить. Для человека, который славился своей преданностью, Дин Винчестер обладал невероятной склонностью к бунтарству. Кастиэль скучает по простоте своей жизни без Дина. Потому что Дин Винчестер обладает сбивающей с толку способностью озвучивать те самые мысли, что теснились на самом краешке сознания у самого Кастиэля. То, о чем он отказывался думать. Вопросы, которые было бы непростительно задать даже самому себе. Сомнения. Кастиэль не понимает, отчего Дин верит куда больше в него, Кастиэля, который никогда не принадлежал к высшим чинам и не был великим небесным воином, чем в самого Господа Бога. И куда больше, чем в Уриэля. Конечно, Кастиэль знает, что Дин не доверяет ему полностью, он чувствует, насколько тому хочется верить, что Бог любит его, что Он выбрал его, но его разум не может принять эту идею. Не до конца. Дин уверен, что за этим кроется какая-то ловушка. И, конечно же, он совершенно прав. Ловушка действительно есть. Они не были с ним до конца честны. Это, естественно, ради его же блага, но знание этого факта не служит Кастиэлю большим утешением. Дин Винчестер явно не до конца ему доверяет, но все же пытается относиться к нему, как к другу. Как к кому-то знакомому, кому-то равному себе. Не как к ангелу Господню. Не как к удивительному и грозному существу. Он даже угрожает ему так, словно Кастиэль тоже является человеком, имеющим силу управлять собственной судьбой. Будто у него, Кастиэля, есть возможность выбирать, будто его мнение может само по себе что-то значить. И это удивительно. Дину Винчестеру, похоже, кажется более важным то, кто есть сам Кастиэль, чем то, кем он является. И это, в свою очередь, порождает в голове Кастиэля некоторые неприятные вопросы. Его беспокоит появившееся желание заслужить уважение Дина. Ему хочется быть достойным этого уважения за то, кем он сам по себе является, а не только потому, что он посланник Господа. Кастиэль понимает, что невозможно ослушаться воли Господа. Что послушание – его единственный путь. Что этот путь – правильный и праведный. Что он приведет к Раю на Земле. Что это единственный способ подарить Дину Винчестеру мир, комфорт и безопасность, которых он так заслуживает и о которых никогда не попросит. Кастиэль осознает, что кощунственно было бы пойти против своих братьев. Что и речи быть не может о том, чтобы поставить одного незначительного, озлобленного, невежественного человека и его приоритеты выше собственного долга в Небесном Воинстве. Он знает, что Дин сми́рится с необходимыми жертвами, что рано или поздно он осознает, насколько плоть недолговечна, и лишь душа имеет значение, что все эти мужчины, женщины и дети, смертный путь которых оборвется из-за начатого Люцифером Апокалипсиса, обретут вечное блаженство, когда Небеса одержат победу. Он понимает, что не обладает такой роскошью, как свобода воли, и что он не может помочь Дину Винчестеру. Что, попытавшись, он украдет у ангелов их победу, отнимет у смертных их шанс на свободу, потеряет собственную честь и, скорее всего, обречет себя на окончательную и мучительную смерть. Что это непременно навеки лишит его света и любви Бога, а также всего того, за что он когда-либо сражался, что когда-либо было ему дорого. И это уничтожит его. Но все же, все же, он так и поступает.