По дорогам сна

— Чертов шарлатан. Ательстан в сердцах пнул тяжелую кованую дверь, которую только что закрыл. Он ненавидел психологов, но открыться ему, недавно переехавшему одиночке, было больше некому. Но больше он к ним не пойдет — каждый видел в лохматом парне либо законченного психа, либо фантазера-бесхребетника, живущего мечтами и окончательно переставшего различать где его неудержимые фантазии, а где реальность. *** Сны — яркие, безумные преследовали его с самого детства. Только проснувшись, он бегом бежал в комнату родителей и взахлеб рассказывал им, что ему приснилось. Мрак церковных сводов, пепелища деревень и распятый язычниками святой служитель — это ли то, что хотели услышать родители от ребенка? А маленький Ательстан не понимал, за что его ругает отец, и почему плачет верующая мать, взывая к Богу. Его водили по врачам и окружающие смотрели жалостливо, слово на чумного. Но спустя несколько лет, он понял, какие чудовищные сны ему снились. Он закрылся в себе, и теперь все его чувства и обрывки снов переносились на бумагу. С самого утра он садился к своему столу и хватался за карандаш, чтобы зарисовать то, что только что видел. Часто он просыпался по ночам, тяжело дыша и не понимая, спит он на своей постели или на соломенном тюфяке в монастыре на острове, окруженном серыми водами океана. *** Начинался дождь. Ательстан натянул капюшон и спешно пошел в Фрукирхе — старую церковь, полюбившееся место в этом новом, еще незнакомом ему городе — датском Орхусе. Переезд сюда тоже был следствием его снов. Но здесь он почувствовал себя гораздо лучше, чем в родной Англии. Теперь он верил дорогам в своих снах. *** Реки крови, крики умирающих на языческих лезвиях монахов, горестный плач. Ательстан вцепился в Библию и зажмурился, молясь в ожидании своего часа. Кем были эти люди? Да и люди ли это? Не иначе, Судный День близко. «Прости мне грехи мои, Господи...» — его прервал грохот выломанной двери, и перед дрожащим монахом явился высокий широкоплечий и покрытый кровью воин. Ательстан помертвел от страха. Ну вот и все. — Где золото? — прорычал он, и монах понял, что понимает его. Он знал северное наречие, а значит, это были северяне. Тот шагнул к нему и занес топор. Ательстан закрыл глаза и... — Ролло, нет! Оставь его. *** Войдя во Фрукирхе, Ательстан сел на последнюю скамью. Церковь была пуста. Он развернул вытащенный из—за пазухи планшет и посмотрел на заставку — бритый северянин склонился над распростертым монахом, держащим Библию — его собственный рисунок. Датское издательство даже просило продать его как иллюстрацию к их новому изданию о викингах, но Ательстан не согласился, пообещав взамен, что нарисует другую. Этот рисунок был слишком личным. Это был один из самых ярких отрывков его сна. Самого безумного и самого всамделишного. Он зарисовал бессчетное количество эскизов городов, храмов, различных строений с абсолютной исторической достоверностью, не имея ни малейшего понятия, откуда они взялись в его голове. Но главное — персонажи. Они жили, любили и умирали в его снах, у них были свои имена, свои истории. Сон стал второй жизнью Ательстана, и он на самом деле перестал отличать его от реальности. Во сне он пережил битвы, страх и неволю, а днем всего лишь талантливый художник— иллюстратор. Сны и реальность так тесно переплетались, что не выплескивай он сны на бумагу или экран ноутбука, он давно бы окончил свои дни в психушке с мягкими стенами, напичканный транквилизаторами. *** Деревянная палуба плавно покачивалась под ногами, вгоняя Ательстана в мерзкое полудремотное состояние. —Откуда ты знаешь наш язык, монах? — перед ним присел тот самый северянин, спасший его. Скорее всего, он был предводителем. И от его ярких голубых глаз становилось не по себе. Ательстан шевельнул затекшими и замерзшими руками, насколько позволяла веревка. — Я много путешествовал, — тихо произнес он, и снова опустил голову. *** Ательстан водил пальцами по экрану, перелистывая свои рисунки в планшете. Вот молодая светловолосая женщина в полном воинском облачении — настоящая валькирия. Сильная и бесстрашная. Ее звали Лагерта. Если бы кто спросил Ательстана, почему Лагерта, он бы не ответил. Просто во сне она представилась именно так, когда настрадавшегося нортумбрийского монаха привел к себе домой тот самый северянин, Рагнар Лодброк. Она была его женой. *** — Лагерта, у нас теперь будет раб. Молодая красивая женщина вышла из дома и спокойно смотрела на северянина, который держал веревку, связавшую руки монаха. Ательстан осмотрел небогатое деревянное жилище. Там, за морем они были кровожадными убийцами, а здесь простыми земледельцами. К юбке северянки прижимались двое детей — мальчик и девочка. — Это моя жена Лагерта, а это мои дети, Бьерн и Гида. А мое имя Рагнар Лодброк. *** Следующий рисунок. Изогнутая драконья пасть на носу драккара и взобравшийся на нее человек, с хитринкой поглядывавший на зрителя. Он горд, что построил такой корабль. Он выглядел безумным, но ведь все гении безумны, правда? Ательстан не сомневался, что он гений, хоть и чувствовал, что он недолюбливает саксонского монаха. Его звали Флоки. Почти созвучно с Локи — хитроумным асом, одним из богов скандинавского пантеона. *** Еще в школе Ательстан твердо решил, что параллельно с рисованием он поступит на кафедру скандинавистики. История этой части суровой Европы притягивала его с неимоверной силой. Начав изучать ее, он с удивлением заметил, что все, что он видел в своих снах — это история. Поняв, что ему снится то, чего никто из современников никогда не видел, он стал это воспроизводить в своем творчестве со всей аккуратностью и любовью к деталям, став настоящим мастером. Дела резко пошли в гору. *** Ательстан вздохнул. Да, он свыкся с тем, что ему снится. Наверное, ему в какой-то степени даже польстило бы то, что лишь ему одному дано видеть. Если бы это не стоило усилий — принять себя, не потеряться и не оборвать добровольно свою жизнь. Потому что он полюбил тех, что во сне — викингов с датского пролива Каттегат. Любивших и принявших его там, во снах или далеком прошлом. Он привязался к тем, которых теперь не существовало, и кроме которых он не хотел никого видеть. И эта привязанность к мимолетной мысли сводила его с ума и привела сюда, в датский живописный городок Орхус. Ательстан чувствовал, что здесь он найдет то, что ищет. *** Густой туман полз по зеркальной воде залива. Ательстан стоял на самом краю пустого причала, который глубоко врезался в гладь Каттегата. Было не видно не то что гор, окружавших залив, но даже земли, откуда начиналась пристань. Ательстан раньше никогда не видел такого тумана, он был непривычным. В какой—то степени сказочным. — Странный сегодня день, верно? Ательстан повернулся и встретился взглядом с Рагнаром. Тот стоял, ухмыляясь своей немного сумасшедшей улыбкой. На плече у него сидел ворон, внимательно следя за монахом своими глазками-бусинками. — Да... это точно. Рагнар подошел к нему и встал рядом. — Я никогда не видел такого тумана. Густой, как молоко. Я не вижу, что впереди. — Ательстан протянул вперед руку. — Я даже не вижу воды. — А ты уверен, что знаешь, что скрывает туман? Ательстан удивленно ответил: — Конечно, он скрывает наш Каттегат. — Нет. Там то, что ты сам решишь. — Что? — Впереди неизвестность, не так ли? Ты боишься спрыгнуть с пристани? — Конечно, я не вижу, что там. — Ты боишься будущего.То, что скрывает туман — это будущее. — Я? Да... я не знаю, как быть дальше. Я не хочу никого видеть, кроме вас. А просыпаюсь... вас нет. Я схожу с ума. Рагнар хитровато посмотрел на него. Ательстан с удивлением понял, что он — художник, а не монах и вполне осознавал это. И одет в обычную современную одежду... как и Рагнар. Какого черта?! — Стой! Ты одет, как... — Именно. Ты волен решать сам, что скрывает туман. Все зависит от твоих решений. И от тебя же зависит, встретимся мы или нет. Перестань бояться. Рагнар схватил Ательстана за руку и прыгнул с пристани. Они приземлились туда, где Ательстан даже не думал оказаться — на каменистой дороге. Вокруг по-прежнему клубился туман. — Иди. Это твоя дорога. Рагнар исчез в тумане. Ательстан пошел вперед. Он думал о переезде из Англии, но не знал куда. Вокруг из тумана выстраивались города, очертания зданий исчезали, сменяясь другими. И проявилась небольшая уютная площадь со старой церковью. И внезапно Ательстана накрыло ощущение уюта и теплоты. Он почувствовал себя как дома на этой впервые увиденной во сне — как он полагал — площади. Он подошел к фонарному столбу и прочитал табличку: Фрукирхе, 15 метров. Он проснулся тогда с этим названием на губах, которое целый день не выходило из головы. Он узнал, что это название церкви в датском городе Орхусе. И через несколько дней ему пришло предложение от крупного датского издательства о сотрудничестве, которое находилось... в Орхусе. Это укрепило его во мнении — надо туда ехать. *** Темнело, а сильный дождь и не думал прекращаться. Ательстан решил, что пора идти домой — работа над иллюстрациями не терпит отлагательств. В задумчивости он пересекал безлюдную площадь, низко натянув капюшон на лицо и не заметил яркого света, а от шума раскатов грома не услышал мотора. Послышался визг тормозов, мотоциклист едва успел остановиться перед Ательстаном. Он заметил, что их целая кавалькада — несколько мотоциклов друг за другом. Твою мать! Что им нужно здесь именно сейчас? Ательстан сдвинул капюшон, и стоял не шевелясь, с ужасом глядя на спешившегося байкера, хотя лучше всего было сделать ноги. Он с байкерами никогда не сталкивался один на один и понятия не имел, что у них на уме. С пояса незнакомца свешивалась тяжелая витая цепь, а около кармана Ательстану померещилась рукоять ножа. Может, у них и биты еще есть? Но он стоял, словно громом пораженный. Подойдя к Ательстану, байкер снял шлем и улыбнулся. — Рагнар! — заорал Ательстан от полной неожиданности, не веря своим глазам. — Но как? Он расхохотался, совсем не обращая внимания на дождь. Рагнар рассмеялся в ответ, а вокруг уже подошли остальные. Ательстан заметил Лагерту, Бьерна и других, кого он столько раз видел во сне и с кем столько пережил. — Наши дороги наконец-то встретились, Ательстан. Все встало на свои места. Черт возьми, следовать дорогам сна было самым мудрым решением в его жизни.