Птичий вой

Снурр шёл упрямо. Упрямо смотрели его глаза в беспросветную мглу, упрямо жила стиснутая душа. Нет ему дороги назад. Пять лет и пять дней его носило море, пять лет и пять дней божок островитян издевался над ним, гоняя ветрами треснувшую посудину. Как и любой, Снурр смог потерять себя за это время, но до сих пор ясно помнил день, когда оставил добрый берег. Провожали тогда его скорбно, как провожают только мертвецов. Собрались вокруг каменистого скола и затянули песнь молебную, нудную и старую. Непонятно было, к кому взывали они: то ли к Богу, то ли к смерти самой. Отец же молчал стойко, и руки его дрожали от безвластья. А мать и вовсе не могла слова выдавить: плакала взахлёб, когда руками своими толкала ветхую рыбацкую лодку в буйные воды. Но слёзы были бессильны – едва Снурр услышал, что есть способ добраться до края мира, ярость утопила его сердце. Ведь на краю том укрылась Вещая Ведьма, всевидящая и всезнающая, бессмертная. Забирала она дев без разбору к себе и не возвращала. И Снурра коснулась эта беда, только терпеть, подобно другим безутешным, он был не в силах. Уж больно горячо любил свою невесту. Мудрец сказал ему, что только через смиренное ожидание открывается путь к Вещей Ведьме, что и мыслить нельзя о другой участи, что забыть нужно сыпкую землю и зелёные поля, все мирские радости и горести. Как пустил Снурр свою лодку по воде, так и замер. Долгие годы он был непоколебим и бездвижен. Смиренно ждал, не ведал другой доли, дышал лишь морем, думать страшился о крепком пойле и остром топоре, что были когда-то его верными друзьями. Всё на карту поставил. И никакому бурелому теперь не сломить его крепких рук, тянущихся к горлу Вещей Ведьмы. И будь она трижды мудра, ей не стоило утаскивать деву, обещанную Снурру, в свой дурной лес. Он был готов найти Туну и мёртвой, и замужней, и нелюбящей, но что бы ни стало с ней, Снурр вознамерился вернуть её в родные фьёрды. Лес отчаянно противился вторжению: вскапывал цепкие корни, сплетал деревья в узлы, клейкую смолу разливал по травам - Снурр бился в ответ. Его грубые руки рвали гибкие стебли, тяжёлые ноги втаптывали кусты, от резкого голоса его разбегалась дивная живность. Так и пробирался он вперёд, не ведая, куда ведёт его колдовская тропа. Думал, справится. Но замерцало всё вокруг Снурра – в ведьмином капкане он. Ни шагу за белый край опушки. Затрещали чьи-то крылья, небо на миг стало белым от совиных перьев – Снурр поморщился. Ведьма шла. Она легко ступила на сероватую траву, в блёклых отблесках совиных глаз её лицо принимало тысячи видов. Вещая Ведьма была словно все женщины, которых Снурр только видел, и словно только одна, которую он любил. - Будь моим филином, Снурр, - громыхнул её голос сотнями загубленных дев. Ведьма раскрыла свои объятья, белые полы её одежд колыхнулись. Снурр почувствовал холод, раздирающий сердце. Совы завыли.