Оборотень, который ему нужен

-Бля-я-я…-протянул Роман. -Бля-я-я…-повторил Питер. Сегодня они могли бы встретить кого угодно и были бы ему рады больше, чем друг другу. У обоих выдался слишком тяжелый и чересчур дерьмовый день, чтобы еще и встретиться вот так. -Пойду я, - отмахивается Питер. -Да присаживайся, - закатывает глаза Роман – бар-то общественный. -До тех пор, пока тебя это устраивает, - кивнул оборотень. Годфри поднес бокал к губам и улыбнулся. Для человека, который мог получить все, что угодно, найти того, кто не попадал категорию «всё» уже было подарком судьбы. Питер к тому же имел самую раздражающую из всех черт человеческого характера –он был честен. Разумеется, пока дело не касалось его повышенной лохматости при полной луне. Хотя и в этом вопросе с Романом он был абсолютно честен. -Что, блохи замучили?- делает Годфри выпад в ответ, когда Питер, сев на соседний табурет, тяжело вздыхает. -Ты как-то слишком многословен сегодня, - в тусклом свете бара мерцают дешевые камни многочисленных колец Питера, когда он поднимает свою кружку с пивом. Бармен хмурится и предупреждает, что если они продолжат в том же духе, им придется уйти. -Обоим, - с нажимом уточняет он. Ему плевать, кто срет деньгами, а кто спит на коврике – в его смену в этом баре драк не будет. И он советует им пересесть за стол в углу, если уж им так надо пошушукаться о сокровенном. Роману не хочется, но он все равно пересаживается, надеясь, что оборотень не решит последовать за ним. Каменное сердце не пропускает ни одного лишнего удара, когда он слышит скрип отодвигаемого табурета за спиной. В мертвых глазах нет ни одной эмоции, когда он смотрит в серые глаза оборотня. Питер тоже не хотелось шушукаться, но он все равно пересел. -Не думал, что у тебя есть лишние деньги на пиво, - щурится Роман, зажимает сигарету между зубов и прикуривает от маленького огонька спички. Затем откидывается на старом стуле и, заметив недобрый взгляд бармена, отдает ему честь двумя пальцами. Показушник, думает Питер. Совсем как в школе. -Не думал, что твоих денег не хватит, чтобы купить свой собственный бар, - беззлобно отвечает Руманчек. Он знает, что Роману нравится Линда. Он также знает, что заслужил вообще все, что бывший друг может ему сказать. Роман думает, что если бы мог, то тоже убежал тогда. Он и убежал, но весьма своеобразно. Вот только простить побега Питеру он не может. -Ну что, нашел того паренька? – будто бы без интереса спрашивает Роман. -Будто тебе это интересно, - Питер знает, что интересно, но по-другому ответить не может. Он достаточно ползал в ногах у этого упыря, а Руманчеки вообще ни у кого в ногах не ползают. Особенно в ногах чертовых упырей. Если бы нет, он бы не позволил так себе говорить, понимает Годфри. Но тогда почему он так напряжен? -Я нашел деньги сам, если тебе интересно, - произносит Питер. -На панель пошел? Или в цирк уродов на полставки? Руманчек молчит. Он не гордится тем, как достал эти двадцать тысяч. И он старается не думать о том, что ему придется сделать в следующий раз ради денег. И еще он старается не думать о чудовищной боли в ребрах. Роман старается не думать о своих желаниях. Он старается не думать о крови, текущей по венам цыгана. Он не видит, но чувствует, что у того есть открытая рана – голод делает его крайне восприимчивым к таким вещам. Он старается не думать обо всем этом так сильно, что действительно не думает о ребенке, запертом в его доме. И о девушке, у которой вполне вероятно, что может поехать крыша от неожиданной и таинственной лактации. -Почему ты увидел больше, чем я? – цыган нервно дергает подвеску на шее. -А я видел больше? -Но это ты мне сказал о биплане. -Значит, ты сам его не заметил. Или не запомнил. А сны у нас по-прежнему одинаковые. -Откуда тебе знать? -А почему должно быть иначе, когда всегда было именно так? – Роман вытирает испарину со лба тыльной стороной ладони. -Нервничаешь? – ухмыляется Питер. Голоден, думает Роман. -Большой бизнес – большие нервы, - кривит губы упырь. Все, что они принял для того, чтобы заглушить голод, уже почти выветрилось, и он и не надеялся, что будет иначе. Все, что только можно было уже перепробовать, он пробовал дважды. Дважды по дозе каждого из существующих в мире наркотиков в алфавитном порядке. Дважды по пять литров крови свиньи. Дважды по попытке суицида. Хватит заниматься глупостями, Роман, сказала бы Оливия. Не горбись, Роман. И продолжай убивать людей. Болтливая сучка. -Роман? – цыган щелкает пальцами перед самым лицом упыря. -Я убил Прекрасного Мечтателя, - не моргнув говорит Годфри. И сам не знает, зачем. -Кого? – осторожно уточняет Руманчек. Дэстини знала, что так будет. Линда говорила, что так будет. Николай не просто так ненавидел всех упырей. -Коня. Я убил своего коня. -Купишь себе нового, - потирая шею сзади пожимает плечами Питер. -Я убью и его. -Зачем ты мне все это говоришь? -Потому что ты и так это знаешь. Ты и все твое племя. -Знаю что? -Почему ты мне не сказал, если все знал? Почему не предупредил? Цыган опускает глаза. -Я думал…Я видел, что ты был другим. Не таким, как она. -Что же, - усмехается Роман, положив руки на стол и подавшись вперед – теперь я такой, как она, - зеленые как долларовые банкноты глаза зло блестят. -Ты убивал? -Да. Питер не знает, что на это ответить. Линда бы знала, но не он. -А я обращаюсь без полнолуния, - вдруг говорит он, сам от себя не ожидав такой честности. Они смотрят друг на друга. Роман вдруг прыскает и начинает смеяться в голос. Питер не смеется, но не может сдержать усмешки. -Бля-я-я…-перестав смеяться качает головой Роман. -Бля-я-я…-подтверждает Питер. -И каково это? – спрашивает упырь. -Безответственно, - вздыхает Питер – а каково это? -Не гигиенично,- надувает щеки Роман. И они смеются. -Ты ведь знаешь, что это неправильно? -А ты? И снова смеются. -Кажется, мы сводим бармена с ума, - отмечает Питер. -Пойдем отсюда, - предлагает Роман и смотрит ему прямо в глаза. -Пойдем, -соглашается Питер, очень надеясь, что это был не гипноз. -А почему вообще тебе нельзя обращаться без полнолуния? -А я разве не говорил? -Может, и нет. -Представь, что каждый день твоя мать пихает тебе в задницу трубу диаметром с яблоко. -Ауч. На самом деле, это была не единственная причина, но Руманчеку очень хотелось верить, что ничего больше ему не грозит, если он выполнит обещание, данное Дэстини. -Это был не он, - говорит Роман. -Что? -Не гипноз. Если бы он, то ты бы даже не заподозрил. -Ты думаешь… -Знаю. -Мысли читаешь? Как Оливия? -Хватит уже о ней вспоминать, - просит Роман. -С чего бы это? Лично мне кажется, что она вот-вот выпрыгнет из-за вон тех кустов и своим занудным голоском позовет тебя обедать. -И не забудь помыть руки, Роман. - Раз уж играл с бездомными грязными собаками, Роман. -И обязательно проверь свой бумажник, Роман. -И трусы. Роман смеется, закрыв лицо руками, а Питер улыбается, запрокинув голову. -У моей матери…Проблемы со здоровьем, - без каких-либо эмоций говорит Роман, убрав руки от лица - Она при всем желании не сможет выпрыгнуть хоть откуда-нибудь. -Ну что ж, моя мать вообще в тюрьме. -Что, может, покутим как большие мальчики? -Это ниже твоего достоинства, Роман. -Да плевать. Потом дешевое вино из круглосуточного магазина на углу. Отвратительное на вкус Романа, но вполне нормальное по мнению Питера. -Николай месил и не такую гадость, - поясняет он. -Это как ползти через пустыню, находясь в сантиметре от ручья, - вдруг сообщает Роман, прикрыв глаза и откинув голову назад. -И нет лекарства? -Есть. У моей матери. -Бля-я-я…-тянет Питер. -Бля-я-я…-не может не согласиться Роман. Дует прохладный ветер. Николай говорил, что когда приходит такой ветер, то холода уже близко. Зимой обращаться хуже, говорил он, потому что может выпасть снег, и тогда будет сложно прятать свои следы. А оборотни никогда не должны оставлять своих следов. Тут обычно он давал Питеру подзатыльник и отправлял к матери, так что Питер так и не знал, почему же нельзя оставлять своих следов. До прошлой осени. -Я не хочу никого убивать, - говорит Роман. Зимой Питеру будет 19. Ему стоит съехать от матери, жениться на хорошей цыганской девушке и уехать куда-нибудь, где потеплее, где никогда не выпадает снег. Цыгане не живут долго на одном месте. Руманчеки предпочитают убегать. -Я должен вытащить свою мать, - говорит Питер. -Можно мне посмотреть? – просит Роман. Питер откидывает назад, упираясь локтем одной руки в холодную землю, а второй откидывает подол куртки и закатывает футболку. В зубах зажата тлеющая сигарета. -Это были просто синяки, - поясняет он – но сегодня я снова чуть не превратился и вот… Света слишком мало, чтобы что-то разглядеть, но Годфри и так все чует. Голод слишком силен. -Сегодня моя начальница отдела персонала сказала, что мне стоит записаться на курсы подавления гнева, - не отрывая взгляда от ребер цыгана говорит он - Думаю, тебе стоит пойти со мной, И тут он срывается. Нагибается к животу оборотня и проводит языком по длинной глубокой царапине. Руманчек запускает пальцы ему в волосы, цепляясь кольцами за прилизанные светлые пряди и оттягивает его от себя. Годфри этому рад, только на губах все еще чувствуется вкус крови оборотня. Питер переводит взгляд с губ оборотня и смотрит прямо ему в глаза. Нельзя смотреть упырю в глаза, думает он. Только не добровольно. Он надавливает Роману на затылок, позволяя присосаться к вдруг начавшим кровоточить ранам. Роман хрипит, надавливает ему на плечи, заставляя лечь, и садится на него сверху. Ему хочется вспороть цыгану брюхо. Он медленно, наслаждаясь, проводит языком по каждой царапине. Кровь – это жизнь. Кровь – это сила. Кровь – это пища. Он даже чувствует привкус водки, которой цыган, очевидно, обрабатывал раны, чтобы те не загноились. -Тебе хватит? – уточняет Питер, пока упырь, зажмурившись, блаженно облизывает губы. -Чтобы доехать до дома. Цыган рычит что-то на своем странном языке. На языке своих предков. На языке оборотней. Вот уж кто точно не пренебрегал уроками матери, в отличие от Романа, которому так и не дался проклятый французский, которым Оливия пыталась его нашпиговать все детство. -Я не должен,- качает головой Годфри. -И я не должен. Николай бы выпорол его, если бы узнал. Дэстини дала бы коленом по яйцам. Линде бы наверняка стало плохо. Какая мерзость, сморщила бы свой вездесущий нос Оливия. Питаться выпрашивая – ужасный вкус. Питаться от грязного цыгана – как низко он пал. Питаться от вшивого оборотня можно только растеряв все остатки своей гордости. -Как сильно ты голоден? -Насколько тебе сложно контролировать обращения? -Значит, у меня нет выбора? -Можешь сбежать, как делают все Руманчеки, - ухмыляется упырь – Как в прошлый раз. -В прошлый раз было слишком больно, чтобы оставаться. -Знаю. -И в этот раз я надолго не останусь. -Знаю. Так что? Избегай упырей, сказали бы все Руманчеки в один голос. Он нужен мне. Мне нужен Питер, сказал как-то Роман матери. Мы связаны, знали оба. -Я все еще…-совсем тихо говорит Годфри. -Знаю, - отвечает Питер. Ты должен будешь жениться, говорил Николай. Чтобы род оборотней и род Руманчеков продолжился. Ты должен будешь наплодить много волчат, так что не забывай молиться Джамбо. Питер садится, и теперь их лица даже слишком близко друг к другу. Он толкает Годфри, заставляя того упасть, и теперь уже он сверху. -Сделка, - говорит он. -Сделка, - соглашается упырь. Пиджак, пошитый на заказ, Роман снимает сам. Питер бьет его по рукам и дергает за края дорогущей рубашки от Кашарель так, что пуговицы разлетаются вокруг. -Контроль гнева, чувак, - говорит Годфри. -Упыри не сахарные, - ухмыляется оборотень, повторяя слова Николая, и стягивает свою куртку и футболку. Раны больше не кровоточат, но все еще болят. -Я мог бы тебя заставить. -Ага, как же, - возясь с джинсами отвечает Питер. -Я ни с кем кроме тебя… -И хорошо. Ну что, особое приглашение нужно? -Мне нужно это, Питер, - серьезно говорит Годфри – прямо сейчас. Питер чертыхается, закатывает глаза и откидывает волосы с шеи, наклоняясь к упырю. -Показушник, -хмыкает тот, хотя сознание уже почти покинуло его. -От показушника слышу, - цедит сквозь зубы оборотень. Роман кусает так, будто это и правда нужно ему больше всего на свете. Питеру не понять, но это и на самом деле так. Руманчек шипит и бьет кулаком по земле, но Годфри не обращает внимания. Кровь почти человека. Никакой тебе сырой печени и крови тупой кобылы. От этого невозможно отказаться. И от Питера невозможно отказаться. -Знаешь, тебе стоит поучиться делать это понежнее. Больно до усрачки. Роман слышит, но не отвечает. Он не знает, сможет ли вообще остановиться. Он не знает, поймет ли Питер, что его пора остановить. -У меня кружится голова, Роман. Нет ответа. -Ты меня убиваешь, чувак. Роман лишь сильнее цепляется за его даже слишком широкие плечи. Ну нет, думает Питер. Умирать полуголым и со спущенными штанами? Руманчеки умирают и не так, но он не намерен просто ждать конца. -Я. Сказал. Хватит, - всего на секунду челюсти упыря разжимаются, чтобы Питер смог его оттащить. И этой секунды вполне достаточно. Слава богу, думает Роман. Слава богу, он успел меня оттащить. Слава богу, что он еще здесь, и я могу продолжить в любой момент. Рот Годфри весь в крови оборотня. Питер чувствует, как по шее тонкой струйкой течет кровь, и пока Роман облизывает остатки крови с губ, он подносит два пальца к шее и пачкает их в собственной крови. -Моя очередь, - говорит он, поднося пальцы к губам упыря, но не давая коснуться их. Теперь уже Роман шипит, но послушно переворачивается на живот. -Хороший упырь, - усмехается Питер и позволяет Годфри облизать пальцы… Им снова снится один сон. Снова какой-то несвзязный бред, как решили бы все. Все, кроме них двоих. Они просыпаются от этого кошмара почти одновременно, Питер, так и не привыкший к ним, вскакивает. Отдышавшись, размазывает запекшуяся кровь по шее. Роман руку перехватывает и жадно вдыхает запах крови Руманчека. -Прости, но завтрака в постель не будет, - сообщает цыган. -Ужин был чудесен. Спасибо, - отвечает Роман. И отпускает руку. -В прошлый раз, - говорит он, отвернувшись – ты кричал какую-то тарабарщину и рвал на себе волосы. -В прошлый раз, - отвечает оборотень – тебе было на это плевать. -И ты ушел. -И чтобы мы делали, если бы я остался? -Мог хотя бы не начинать из-за этого трахать мою кузину. -Лета…-имя девушки звучит так, будто кто-то задул свечку – она тут ни при чем. -Она была всем для меня. -Не только для тебя. И тебе давно было пора смириться с этим. -Будто теперь это что-то изменит. В прошлый, первый, и, как думал Питер, единственный раз, они тоже были пьяны. Только Роман тогда еще не знал своей истинной сущности. -Почему ты стал таким? – спрашивает цыган. В прошлый раз Роман просто сделал то, что делал с самого детства – пошел на поводу своих желаний. -Плохая наследственность, - отвечает он. В прошлый раз Питер долго думал, что сказать. Но в итоге, успокоившись, просто оделся и ушел, зная, что это больше никогда не повторится. Руманчеки всегда убегают. Оборотни никогда не спят с упырями. -Ну что, тебе пора бежать? – застегивая дорогие брюки спрашивает Роман. Было бы чертовски глупо с его стороны думать, что это что-то изменит между ними. И со стороны Питера неимоверно глупо было надеяться, что Роман вот так просто его теперь простит. В сущности, это ничего не изменило настолько, что этого будто бы и не было. -Если кто-нибудь узнает… -Что владелец города Роман Годфри спит с бездомным цыганом? Или что оборотень из жутко древнего цыганского рода трахает упыря? Верно. Никому из них не выгодно, чтобы хоть кто-кто об этом знал. -Если хочешь, я могу устроить так, что ты ничего и не вспомнишь. -А ты? -А я не хочу не помнить. -Вот и я как-нибудь переживу. Питер думает, стоит ли снова попросить Годфри о помощи с этими снами. Но, кажется, это все равно не поможет, потому что взгляд упыря все такой же мертвый, как и вчера. И каким, очевидно, будет завтра и вообще теперь всегда. Такой же взгляд у его матери, но он наверняка это знает. И наверняка не хочет этого слышать. Питер выглядит подавленным и сломленным. Очевидно, что его бегство вовсе не помогло избавиться от боли. Оно лишь принесло новые страдания. Если бы он только остался, они бы помогли друг другу. Если бы он только остался, Линда сейчас была бы на свободе. Если бы он тогда остался, эти дети не умерли бы. Но он уехал. И теперь имеет ровно то, что заслужил. Роман просто садится в свою донельзя крутую машину и уезжает в поместье. Питер не может позволить себе такой роскоши – дома Дэстини или хотя бы ее ленивый парень, а им точно не стоит видеть его в таком виде. Официантка, только что закончившая работу в ночную смену, почти не удивляется, увидев столь грязного посетителя. Больше в такое время сюда никто и не заходит, разве что проститутки и заблудившиеся дальнобойщики. -Туалет за стойкой и направо, - машет она рукой, переобуваясь из обычных служебных туфель в любимые замшевые сапоги. Ей нельзя уходить, пока не уйдет этот чудик или не придут официантки утренней смены, но она и никуда не торопится – дома ее ждут лишь пьяный муж и пятилетний отпрыск, который ничуть не чище, чем этот парень. Питер заправляет грязные пряди волос за уши, предварительно вытащив из этого вороньего гнезда всю листву. На лице, шее и руках бурые пятна крови. Под ногтями тоже запекшаяся кровь. Омерзительное зрелище. Возможно, это одна из причин, по которой он не должен был делать то, что уже сделал. -Что за черт…-только и может сказать он, закатав футболку, обнажая раны, которое теперь выглядят так, будто он получил их минимум дня четыре назад. Чертовы упыри, как сказал бы Николай. Руманчек наспех умывается, решая, что этого будет вполне достаточно для того, чтобы Дэстини не догадалась, где именно он был ночью. Или хотя бы с кем. У него есть всего пара часов, чтобы принять дома душ и подремать, а потом его снова ждет работа – он все еще нашел не все запчасти для машины Миранды. Хотя, судя по ее вчерашним словам, ее уже несильно волнует машина или Питер. У Романа гораздо больше времени, поэтому он дома неспешно принимает душ. Голод утих, но этого хватит максимум до вечера, поэтому стоит провести это время с удовольствием, чтобы потом, когда он снова будет метаться по городу в поисках перекусона, можно было с удовольствием вспомнить именно это время. И кровь, отданную добровольно. И оборотня, который снова был рядом, не моля и не прося ни о чем. Того оборотня, который ему нужен. -Ты еще вернешься, Питер, - шепчет он, рассматривая каплю запекшейся крови на сгибе локтя – я всегда получаю то, чего хочу, - и он слизывает каплю крови как последнее напоминание о прошедшей ночи. -Я ухожу, Роман. Забудь обо всем этом, и я забуду. И если ты скажешь хоть одной душе об этом, я клянусь… -Уходи. Ты не вспомнишь этих своих последних слов. Взгляд зеленых как долларовая банкнота глаз завораживает настолько же, на сколько и пугает. -Не вспомнишь того, что я скажу. И ты не убежишь от меня никуда и никогда. Первым желанием Питера, возникшем на утро, было желание поскорее смыться из этого города. Плевать на сны и убийства. -Тебе плевать на твою цыганскую природу. Имеют значение лишь эти убийства в Хэмлок Гроув. И тебе нужна моя помощь. Больше всего нужна. Даже если Питер очень захочет, он не сможет отвести взгляда. -Ты никогда не сможешь от меня сбежать. А если сбежишь - будешь страдать и мучиться, пока не найдешь логичного для себя способа вернуться обратно. Питер – то, чего так не хватало Роману. Он нужен ему. -Мы связаны. Поэтому ты всегда будешь ко мне возвращаться. И ты никогда не поймешь, почему. Питер вообще не должен был уйти. Просто приказ Годфри был недостаточно точен. Поэтому он был раздавлен, когда Питер ушел. Но стоило сердцу окаменеть, как все прояснилось. Оборотень вернется в Хэмлок Гроув. Как только перестанет справляться с болью, которую чувствует вдалеке отсюда. Вдалеке от Романа. Ему нужно только немного подождать. И все вернется ему сполна. -Алло, это полиция? Я хочу заявить, что знаю, где завтра будет одна из разыскиваемых вами женщин. Да, ее имя Линда Руманчек. Там будет она и, наверно, еще минимум пятеро разыскиваемых. Мое имя? Я бы не хотел его называть- цыгане довольно мстительные, сами понимаете…Да. Записывайте адрес…