After forever

1. Дин смотрит. Изучает. Успокаивает себя — им ведь нужна помощь. Все херово. Так херово, что хоть кулаки в кровь разбей, а лучше не станет. Апокалипсис сегодня. Кровавые небеса над головой. Ему нужна помощь. Тяжело признавать, раньше ведь всегда хватало Сэмми. Но только не сейчас. Сейчас им и целого мира мало. Если каждому человеку в мире вручить кол и пушку, им все равно не победить. И от этого мерзкое чувство в животе расплывается словно выпитый виски растекается по жилам. От этого нещадно трещит башка, сосуды с треском лопаются в глазах, а во рту сухо как от похмелья. Он ненавидит это ощущение — беспомощности, бесполезности, когда все вот так — херово, беспросветно. Когда ангелы не на той стороне. Да что же он такое говорит — ангелы никогда не были на их стороне. Дьяволу поверить легче, чем сизокрылым. Ладно. Будем работать с тем, что есть. Не осознанное решение, необходимость. Загнали в угол, значит, в расход пойдет любой, кто под руку подвернется. Помощнички. Хм. Разные. Чернявая и блондиночка. Тугие кудряшки и идеальный пробор. Шрамы и белая кость. Фрик и американская мечта. Анита Блейк и Баффи Саммерс. Их объединяет только одно, они — истребительницы вампиров. Так ведь и не подумаешь. Дин качает головой — не бабское это дело, они с Сэмми с трудом вдвоем могут зачистить гнездо, а эти малявки, говорят, справляются играючи. Не верится. Дурацкая шутка. А вдруг правда? Дин живет на свете достаточно, побывал в таких передрягах, в аду и в раю, подготовлен хорошо, чтобы не относиться к людям, даже к девкам, предвзято. Всякое может вылезти на свет божий. Может, лучше и не дразнить свою удачу. Сэмми смотрит на девиц угрюмо и сосредоточенно. Братьям часто приходят в голову одни и те же мысли. На то они ведь и братья. Вместе бухать, вместе и помирать. Это правильная логика. Сэмми нервно поправляет длинные патлы, зачесывает пятерней лоскуты волос за ухо. Это отточенное движение, но Дин знает, что он хорохорится, пытается выглядеть лучше, чем есть. Дин знает, что Сэм знает. Все херово. И не помогут им гребанные Мисс Совершенство и Мисс Чудовище. Все так плохо, что, может, сам Сатана им уже не поможет. - Кхм, - прочищает горло Анита Блейк, соскакивает уверенным движением с капота машины — у неё огромный черный джип — и идет к Дину. Крадется, словно ночная тень. Прыгуче, как кошка. Уверенно. Кажется, красное зарево в небе ей не помеха. Крики ночных птиц- лишь музыкальное сопровождение, саундтрек к её жизни. Баффи Саммерс продолжает стоять на месте, облокотившись на ствол сосны. У неё короткая юбка, словно у чирлидерши какой-нибудь, колени худые и острые, а пальцы порхают по кнопкам телефона. Связь пока что не отрубилась, она смсится с кем-то на всю катушку. Улыбка бродит по слишком красивому лицу. - Итак, у нас проблема, - спокойно произносит Анита, подойдя к Дину вплотную. Останавливается в нескольких дюймах от него, пялится в точку где-то на уровне груди. Дин ухмыляется, но Анита не выдает своего замешательства. А может, она вовсе и не смущена. Да привыкла уже, наверное. Самая маленькая в классе. Коротышка-истребительница. Вариант для детских мультфильмов. - Расскажи мне об этом, - хмыкает Дин. Он красуется, хорохорится. Ему не нравится слишком самоуверенная мисси. Но делать нечего. В такие времена помощью не разбрасываются. Даже такой. - Не ёрничай, - морщится Анита. Её лицо приобретает комичное выражение. Она раскачивается взад-вперед на каблуках своих армейских ботинок, засунув руки глубоко в карманы. - Вот никому ещё не помогало ржать над концом света. - Думаю, никто и не ржал, - глубокомысленно замечает Сэм. Его руки скрещены на груди, взгляд сосредоточенный, спина сгорблена. Бремя. Сэм слишком впечатлительный. Сэм все ещё ребенок. Детей надо защищать, даже и от конца света. - Правильно подметил, - усмехается Анита. У неё черные глаза, глубокие и затягивающие. Похожа, чертовка, на демона. Игра слов. Дурацкое сравнение. - А те, кто ржал, уже не расскажут. Ухмылка Дина выходит кривой. Он, конечно, любит черный юмор и крепкое словцо тоже любит. Но, наверное, не в этой ситуации. - Итак, что мы имеем? - подытоживает уже серьезно Блейк. - Кровавые реки и реки огня. Мертвые ходят по земле. Вампиры сосут кровь. В общем, смерть, разруха и бла-бла-бла. - Хм, не совсем точно, но отражает посыл, - сообщает сухо Сэм. - Я точности и не пыталась добиться, - огрызается Блейк, - хотела просто обрисовать в общих чертах. - И что же вы, знатоки, предлагаете с этим делать? - её брови ползут вверх, а на лице застывает самодовольная ухмылка. Как будто это все какая-то гребанная игра. Без правил. - Надо завалить самого главного, - спокойно предлагает Дин. - Это всегда помогало. - Он сам того не хочет, но чувствует, как на лице расползается такая же самодовольная ухмылка, как и у Блейк. - Ха! - выдыхает Анита. - Сатану что ли? - взгляд её упрямых глаз полон недоверия и даже презрения. Она не верит в сказки, хотя сама, словно бы живет в одной из них. - Да нет, - хмыкает Сэм со своего места, - Люцифер в своей клетке, проверяли уже. Брови Аниты ползут вверх. Она действительно удивлена. И не сказать, что приятно. - Бабушка Блейк учила меня совсем другому, - бормочет она вполголоса, - и кто же тогда наслал на нас проклятия? - уточняет она. Риторический вопрос. - Мы не знаем, - нехотя отзывается Дин. Теперь и его руки скрещены на груди в защитном жесте. Ему не нравится признаваться в собственной беспомощности. Глупо чувствовать себя мальчишкой. Даже если и все вокруг тоже дети. Неразумные, потерянные, вооруженные до зубов. Анита молчит. Пялится. Сэм молчит. Разглядывает рыхлую землю под носком ботинка. Дин молчит. Упрямо поджав губы. Херня какая-то. С легким щелчком Баффи Саммерс блокирует свой Айфон, прячет его в карман, отлепляется от дерева и выходит в свет автомобильных фар. - Его зовут мистер Зеро, - произносит она, и голос удивительно спокойный, нежный, будто они не посреди темного леса застряли, а выехали на милый пикник. Двойное свидание. - Он не из этого мира, но этот мир он уничтожит. 2. Мертвяки идут плотным строем. Тащатся, подволакивая ноги и гремя костями. Некоторые из них ещё ничего, - отмечает про себя Анита, - плоть не успела сгнить, обтягивает черепа бледной хрусткой пленкой, липнет к костям, делая их похожими на усталых стариков. Другие почти совсем рассыпались — прах к праху. В воздухе стоит плотный дух разложения и смерти. Анита привыкла к привкусу тлена на языке. В конце концов, это её работа. Она стоит на опушке леса. На небо выкатывается кроваво-красный шар солнца. Рассвет так прекрасен, особенно, когда воздух дрожит от мерного гула движущихся на восток мертвяков. Анита прикладывает ладони ко лбу козырьком, всматривается вдаль. У мертвецов есть предводитель. В доспехах, при мече, волочащемся по земле и даже при стяге. Красным на черном выделяется огромный круг. То ли краска, то ли свежая кровь. Анита при всех своих способностях не в силах учуять разницу. Ноль. Зеро. Анита присаживается на корточки, приваливается спиной к острому камню. Между лопаток проходит дрожь. Давненько она не была в такой передряге. Мамочка Ночь кажется девочкой-трехлеткой по сравнению с тем, что она наблюдает перед собой прямо сейчас. За спиной слышится шорох. Анита разворачивается лениво, слишком медленно. Она и сама это знает, но почти уверена, что пришелец — не враг. Она ненавидит себя за доверчивость. Но перед ней действительно стоит не мертвяк. Баффи Саммерс. Анита отворачивается, снова залезает рукой в наплечный мешок, роется долго, чертыхается, наконец, выуживает вскрытую пачку сигарет. Она не курит. Не курила, точнее. Сегодня все по-другому. Баффи пристраивается рядом, вытягивает свои длинные загорелые ноги. Ей бы в рекламе сниматься, изображать из себя идеальную подружку сёрфера. Но она здесь, и этого Аните достаточно. Даже чирлидерши могут быть полезными. А Блейк знает, на что по-настоящему способна Саммерс. Вжик. Чик. И голова с плеч. Отточенное движение. Анита протягивает Баффи сигарету. Та даже глазом не моргает, принимает. Уверенным движением зажимает побелевшими губами и прикуривает. Тянет в легкие сизый дым, выпускает. Прочищает горло и спрашивает: - Что думаешь о мальчишках? Анита хмыкает. Закуривает сама. Она и не думает о них вовсе. Спесивые, самоуверенные и глупые, как и все мужики. Что с них взять? Напуганы до одури. Может, это излечит их от шовинизма и глупых ухмылок. - Ничего, пойдут в дело, - комментирует негромко. Баффи она научилась доверять. Винчестерам очень вряд ли. И не потому, что Саммерс истребительница, а потому, что у Саммерс верные руки, побывала в передрягах. О Дине и Сэме она ничего не знает. Они чужаки, хоть слава о них идет с западного побережья до восточного. - Выделываются, - морщится Баффи, не выпуская сигарету из уголка губ, -но напускное ведь, сама видишь. - Ага, - соглашается Анита, потирает крестообразный шрам на руке. - Откуда знаешь столько о Зеро? - перевод разговора на другую тему им нужен. Нечего перемывать кости партнерам. Так не делается. Анита в этом уверена. Эдвард бы оценил. Только не из-под шести футов под землей. - Друг подсказал, - сообщает Баффи безрадостно. И Анита неожиданно понимает, почему ей все-таки нравится Саммерс. Не потому, что тоже трахалась с вампирами, не надо грязи. А потому, что любовь, сука, для всех одна, и нечего кривить нос. Никто не виноват, что человечьи мальчики менее интересные, чем вампирские. Так уж вышло. - Клыкастый друг? - уточняет Блейк, получает кивок от Саммерс. Больше слов не надо. Это тяжело, даже если ты действительно крута. А они с Саммерс самые крутые дамочки округи. Зеро призвал всех, кто ему по нраву, - вампиров и оборотней, мертвяков и гулей, - всех созданий из тьмы. И они идут за ним, против своей воли или из чувства солидарности. Если, конечно, у них есть чувства. Анита знает, что есть. Да и Баффи, пожалуй, тоже. От этого ещё горше. Да к черту сопли. - Зеро силен, - продолжает Саммерс, накручивая детским жестом локоны на указательный палец. Не вяжется с сигаретой, зажатой между губами, - пришел, чтобы уничтожить наш мир. Но не лишен иронии — все эти кипящие реки крови и лавы, восставшие мертвые, звездный дождь, астероиды, крутящиеся вокруг земли. Это словно детская головоломка. Может такое быть? Анита лишь пожимает плечами. В детстве она любила читать научную фантастику. И вот всегда, когда она натыкалась на рассказы о гостях из других миров, её поражало их сходство с человеческими злодеями или героями. Неважно. Анита всегда задавалась вопросом — а что, если они и вовсе не похожи на людей? Что если им неведомы чувства и эмоции, которые испытывают люди. Другие, совсем иные. Ни желаний, ни чувств, ничего похожего. Что если Зеро именно такой? Тогда и до иронии, до хорошей шутки ему нет дела. - Знаешь что, Саммерс, к черту наши предположения. Единственное, что нас должно интересовать — как запихнуть это отродье туда, откуда оно пришло, - весело говорит Анита, стряхивает пепел на землю, затягивается последний раз. Тушит каблуком окурок, вдавливает его в мягкую рыхлую почву. - Верно, к черту, я все ещё надеюсь вытащить клыкастых с того света или с этого, -улыбается Баффи. Анита смотрит на её улыбку и тоже улыбается. Хорошенькая. Наивная. Невинная. Хочется сказать, но Анита знает, что первое впечатление обманчиво. Все это не про неё. В крыльях у ангелов застряли лезвия. Блейк по себе знает. Анита встает на ноги. Снова наблюдает за тем, как чудовищная армия совершает свой крестовый поход. На восток, за солнцем. Черные стяги развеваются над их головами. Кости скрипят. Где-то так же маршируют её собственные клыконосцы, идут нога в ногу, глаза остекленели, покрылись белой мертвой пленкой. В их груди застряла преданность, щенячий восторг и верность борзых. Хозяин призвал их. И теперь они идут, идут, не могут остановиться. Идут в точку ноль. Точку Зеро. Анита обязана их спасти. Баффи встает рядом, складывает ладони козырьком, смотрит на кровавое рассветное солнце. Они, наверное, думают об одном и том же. Апокалипсис не будет длиться вечно. Кто-то возьмет и прекратит его шествие, поступь по земле. Может статься, что и они. 3. Сэм спит чутко, положив голову на боковое стекло Импалы. Сны ему не снятся, так, всякий бред. Или совсем не бред. Ему снится Руби. Ну, не дурацкое ли совпадение. У Руби во сне ярко-алые волосы, непослушная челка и глаза с прищуром. Вечным таким недоверчивым прищуром. Она сидит на кровати по-турецки и смотрит на спящего во мне Сэма. Или наяву, это уж кому как заблагорассудится. Во сне Сэм открывает глаза и видит её перед собой. Плохо. Очень плохо, когда тебе снится демон. Не к добру это все. - Херовая у тебя жизнь, а, Сэмми? - спрашивает Руби. Нет, не спрашивает — утверждает. - Скитаться тебе вечно по дорогам и весям. Нет этому ни конца, ни края, да? Сэм ничего не отвечает. Сидит в постели, грудь вздымается мерно. Он не боится почему-то. Руби принесла в его жизнь столько хаоса, ужаса и боли, что он бы и рад бояться её третьего пришествия, но нет, спокоен, как никогда. Наверное, апокалипсис, бушующий в реальности, сделал свое дело. Теперь уже нечего бояться. И незачем. Он рассматривает Руби, её новый мясной костюмчик. Волосы всклокочены, стоят ежиком на голове, кроваво-красные пряди. Нос проколот английской булавкой, а тело все угловатое, острое, кривое, не девичье тело. Сэм таких девчонок не любит. Но оторвать взгляда от своей ночной гостьи не может. Она завораживает. - Да нет, - отстраненно отвечает он, - все вроде и нормально, - сказать ему больше нечего. - Пфф! - недовольно фыркает Руби, вскидывает тонкие черные брови. - У вас в гостях Зеро, а ты говоришь, что все нормально! - Она кривит тонкие щедро накрашенные помадой губы в ухмылке, пялится на удивленного донельзя Сэма. - Что ты знаешь о Зеро? - переспрашивает Сэм, впопыхах выбираясь из постели. - Вообще откуда ты о нем знаешь? Я ведь, вроде как, сплю. Руби усмехается. Горько, но не громко. И Сэм останавливается, замирает и смотрит снова в её темные не моргающие глаза. Демонские, чужие и пугающие, но в то же время до боли знакомые. Что с ним не так? - Зеро поглотит наш мир, - пожимает она плечами. - Это конец, - добавляет она равнодушно. Так, словно действительно ничего не происходит. Словно все это она знала, привыкла давно, и теперь только и осталось, что пожимать плечами да ухмыляться. - Что ты такое говоришь? - не выдерживает Сэм, разрывает зрительный контакт, трясет её за плечи. Во сне выходит как-то мягко и не по-настоящему. - Успокойся, умник, - цедит Руби, не пытаясь вырываться из его объятий. Когда Сэм сам прекращает свою агрессию, Руби складывает руки на груди и устало произносит. - Сэмми, он совсем из другой лиги. Никто не сможет его побороть, даже Кроули не может, даже Люцифер и Михаил, объединив усилия, не смогут. Это Зеро. Он и есть гребанный бог. Сэм ощущает, что по лопаткам льется пот, холодный и липкий, бегут мурашки. Он чувствует, что во рту сухо, в горле — комок, и не сглотнуть. То, что говорит Руби так страшно, что словами не передать, просто не облечь в слова то, что он думает обо всем об этом. Сэм стоит, будто громом пораженный, смотрит на её красные волосы, на черные глаза и тонкие губы, на костлявые руки и ноги с острыми коленями. Ему никогда не нравились вот такие женщины. Дикие, неженственные, да ещё и мертвые. Но сейчас в глазу колет острое и соленое. Сейчас ему не хочется просыпаться. Потому что бог из другого мира хочет разрушить их мир, покрошить на куски. А она перед ним в самый последний раз. Наверное. - Борись, львенок, - говорит Руби. А голос дрожит, губы трясутся, а по щеке тянется нитка слезы, - может, если будешь кусаться и царапаться, дорога все-таки закончится. На прощанье Руби посылает ему воздушный поцелуй. Сэму хочется её обнять. Мало осталось от ненависти. Почти ничто. То же самое зеро. Но Сэм не успевает ничего сделать. Он просыпается. Сглатывает комок, трет кулаком глаза, прочищает саднящее горло. Смотрит прямо перед собой. Дин сидит за рулем и наблюдает за Анитой. Лицо его вытянувшееся, осунувшееся. Но он глядит на Блейк, орудующую мачете, с удивительным спокойствием и сосредоточенностью. - Зеро — это бог, - говорит Сэм. Ждет от брата реакции, дерганья лицевых мышц, пляски кадыка, нервно сжатых кулаков. Но ничего не происходит. Дин просто сидит, смотрит на Блейк, танцующую на поляне танец смерти. - Похожа на Лизу, ты не находишь? - спрашивает тихо и слишком нормально. Без скабрезных шуток и без рисовки. Без всего того, что так любит Дин, чем он живет и дышит. Словно это и не Дин вовсе. Совсем другой мужчина — усталый и старый, человек без надежды и без дома. Сэм смотрит на Аниту, на её отточенные движения, на кожу всю в шрамах и завитушках соединительной ткани. Абсолютно не похожа. Они с Лизой как вода и огонь, как масло и камень. В них нет ни черты общего. - Не похожа, - отвечает Сэм честно. А Дин вдруг выходит из своего ступора, встряхивает головой, улыбается, раз-два, снова превращается в себя старого, чуточку злого, немного агрессивного. В Дина Винчестера, у которого всегда припасен козырь в рукаве. Но в глазах у него остается вот это — обрывки сна, остатки того, что он когда-то знал. Может, это все стоит назвать воспоминаниями. И Сэм неожиданно понимает, что им с братом снились этой ночью одинаковые сны. - Я уже знаю, что Зеро такое, - соглашается Дин. Сэм смотрит на него пристально и долго. - Ну, не пялься же, - огрызается Дин, ничуть не смутившись. Он не станет говорить Сэму, как узнал, но, может, этого и не нужно. Может, Сэм и сам все понимает. Сны ведь отражение реальности, реальность из параллельной вселенной. Кто бы мог подумать? - И как нам справиться с этой тварью? - Сэм вновь возвращается к насущным проблемам. Действительно, как? Как можно убить бога? Или отослать его обратно? Как заставить его слушать и понимать? Он - существо древнее, существо стылое, совсем из других миров и пределов, о которых ни Сэм, ни его партнеры не знают ничего. Зеро — это ноль без палочки, это дыра во вселенной. Ни в одной книге о нем не написано, ни в одном манускрипте. Он не существует для этого мира, а значит... - Никак, - совершенно безэмоционально отвечает Дин, облекая в слова мысли Сэма. Дин не дает Сэму ничего возразить, выбирается из машины, достает пистолеты и начинает беспорядочно палить по зомби, которым Анита с упорством и мастерством продолжает отрубать головы. Сэм смотрит на брата и истребительницу. По его щекам должны были бы бежать слезы, но он ничего не чувствует. Вообще ничего. Словно его ударили по голове, и теперь он в состоянии контузии, онемелости какой-то, состоянии под водой, когда открываешь глаза и смотришь через толщу воды на солнце. Ошметки гниющей плоти летят во все стороны, кости крошатся под мечом истребительницы и пулями Винчестера. Они действуют слаженно и быстро — отличная команда, застрявшие вместе по неволе прирожденные убийцы. И это так безнадежно, так глупо рубиться в кровь за то, чего не достичь, вступать в ту битву, которую нельзя выиграть, что Сэм улыбается. Ему хочется выбраться из машины и присоединиться к безумцам. Останавливает его только Баффи Саммерс, стоящая на краю поляны. В её руке — отрубленная голова вампира. 4. Баффи отрезает голову с филигранной точностью. Знает, что хорошая работа, только вот не перед кем похвастаться. Своим умением, тем, что голова рассказала все, что нужно. Она успокаивает себя тем, что жизнь такая сучья штука, но нужно идти дальше вперед, нужно не киснуть. Столько раз себя успокаивала, но теперь отчего-то не может. Совсем одна ведь осталась. И ей бы нервы Аниты. Ей бы черный юмор Винчестеров. Но она все ещё чувствует себя маленькой девочкой. Даже после стольких лет. Маленькой девочкой, у которой все отняли. Выпихнули её в мир взрослых игр и жестоких поступков. Ей здесь совсем не место. Но она стоит на своем, делает свою работу снова хорошо. Её плиссированная юбочка залита черной кровью, её худые руки подрагивают. Баффи давно уже не шестнадцать, но чувствует она себя именно так. Брошенной, одинокой, глупой и патетичной. Словно о ней сняли мыльную оперу, смотришь со стороны как будто, но в главной роли ведь ты сама. И засмеяться бы, да слезы застилают глаза. Руки скользят в окровавленных волосах. Мертвые они все, остались там, в другом городе, в солнечном маленьком городке на границе штата, адском капкане. А младший Винчестер, Сэм, пялится на неё своими большими оленьими глазами. Он живой. Но лучше ли Баффи от этого? Вряд ли. Разные они, словно из других миров. Может, она споется с Зеро, раз уж вышло все так? Баффи улыбается. Знает, что неприятно, но остановиться уже не может. Размахивается, бросает голову Сэму. Как игра в мяч, только для взрослых. Снаряд тяжелый, но Саммерс сильная, ей не привыкать. Она усмехается недобро, глядит на растерявшегося Сэма. А ну-ка посмотрим, чего ты стоишь, охотничек! Сэм ловит голову словно заправский футболист. Одна бровь ползет вверх, улыбка появляется на губах. Сэм коротко усмехается в ответ, бросает голову на землю. И Баффи уже смеется, тачдаун, точно же. А Сэм присоединяется к ней. Вместе они хохочут, от смеха их складывает пополам. И Баффи вдруг понимает, что этот парень никогда не играл в соккер, она сама лишь выплясывала пируэты на поле, визжала кричалки, но сейчас в этой хоррор-истории они едины. На миг, а может, и больше. Теперь уже не скажешь. Отсмеявшись, Баффи и Сэм глядят слезящимися глазами, как Анита и Дин полосуют острыми кинжалами неповоротливых кособоких зомби, валят их пачками, как будто так и надо, потрошат, ломают кости. И в этом черном месиве, бессмысленном и глупом, все в крови и слизи, они кажутся чуть ли не настоящими, живее всех живых. Сэм улыбается. Им всем нужно хорошего пинка под зад, чтобы вот просто взять и пойти вперед. А кости ломит, улыбки сшиты белыми нитками зубов, но в зомбилэнде это лучше, чем ничего. Это как откровение для него. Сэм кладет медвежью лапу на плечи Баффи, прижимает её к себе так крепко, как только может. А он ведь сильный. Не сильнее истребительницы, но этого сейчас достаточно. От неё хорошо пахнет. Мятными конфетками и едва заметно табаком. Она живая, теплая и мягкая. Вся- сплетение мышц, золотистых кудряшек и этой её немного печальной и такой ясной улыбки. Сэму нравится. Он не хочет отпускать её от себя. - Так что там с Зеро? - спрашивает он равнодушно, все ещё наблюдая, за пляской Дина и Аниты на поляне, залитой кроваво-красным заревом. - Он идет на восток, движется в сторону Нью-Йорка, - выдыхает Баффи, кутаясь в объятья Сэма, не отстраняясь. Ей тоже нужно его тепло, живое и настоящее. Когда за спиной лишь мертвецы, скалятся, лезут из-под земли, ей нужно немного человеческого. - Ему нужны люди, много людей, эмоции, страсти, чувства нужны, и публика не помешает. - Зачем все это? - неприятно ежится Сэм. Баффи в его объятьях вздрагивает. А Сэм кладет подбородок на её макушку, стоит, сгорбившись, вдыхает запах её шампуня, заставляет её снова успокоиться, прижаться к его груди. - Потому что он не человек, он — совсем иное дело, даже короля ада легче было бы понять, - сетует Баффи, голос звучит капризно, ей самой не нравится, но сделать ничего не может. Старые привычки живы, лезут из неё, словно из коробки с чертиком. Надо себе поклясться, что с Сэмом она не будет больше недотрогой. Не те времена, совсем не те. Да и парень не тот. Хватит уже, наигралась. - Но как и любой бог, он хочет поклонения, слепого обожания, хочет веры, - вступает в разговор подкравшаяся Анита. Её майка спереди залита густой темной жидкостью. И трудно понять, что же это — кровь или все-таки гниль. Сэм не хочет знать, кривит губы. Баффи смотрит прямо и уверенно, ей не страшно. Это часть её жизни. - Любви он хочет, голуби, - Дин сплевывает кровь на землю. Самодовольно ухмыляется, пялится на Баффи и Сэма, но те даже не двигаются, не пытаются оправдаться. В последний день на земле ведь можно побыть немного дураками, верно? Да и перед кем оправдываться? Время теперь истекает, его осталось так мало, что стало не перед кем. - Он не знает, что это, - кривится Анита, потирает ушибленное запястье, все в шрамах и соединительной ткани. - Может, и так, красотка, - ухмыляется Дин, хлопает Аниту с размаху пониже спины, отчего та разворачивается и дает ему оплеуху. Сэм откровенно ржет, а Баффи лишь ухмыляется ему в руку. - Ауч, - комментирует Дин, потирая ушибленное место. Анита лишь вскидывает брови. Не злится, всего лишь привычка. - А с чего ты вообще взяла, что ему это не надо. Всем надо, как ни крути, даже божку с той стороны грани. Ведь если ему не будут поклоняться, не будут его боготворить, он просто испарится, исчезнет, и никакие армии мертвяков ему не помогут. - А старший ведь дело говорит, - усмехается Анита, обращаясь исключительно к Баффи. Намеренно игнорирует братьев, в грош не ставит их присутствие. - Дай-ка подумать, сестрица, - подыгрывает ей Баффи, высвобождаясь из объятий Сэма. - Может ли быть так, что Зеро — лишь иллюзия, массовая проекция этого старого и гнилого мира? Может ли быть, что он появился, потому что люди просто поверили в него, захотели этого. Бога-спасителя, бога, который искупит их вину? Второе пришествие, да. - Люди так задолбались видеть каждый день все это гнилье — вампиров и зомбаков, вечную борьбу ангелов и демонов, грызню на небе и под землей, что сами того не желая вызвали самую могущественную тульпу из всех — создали себе бога, - Сэм стоит как огорошенный. Собственными словами. Потому что это правда. Самая скверная из всех, что он когда-либо слышал. - Но тогда нам точно не победить, - Дин сплевывает на землю, хмурится, смотрит прямо перед собой, боится взглянуть на остальных. Он не умеет проигрывать, не знает, как именно это делается. Так привык, что выкрутится как-нибудь, вылезет из любой передряги или Сэм вытащит за уши. Но сейчас все так безрадостно и так уныло, что только и остается глядеть себе под ноги, на подошву ботинок, испачканную красным и черным. Анита поворачивается к нему, упирает руки в бока, смотрит на него хмуро и по-детски угрюмо. Ей недостает роста, она не кажется грозной, но под её взглядом Дин внезапно никнет, опускает плечи. Стальная бабенка, он таких никогда не встречал. - А это мы ещё посмотрим, - шипит Анита упрямо, залепляет Дину поцелуй в губы. Сэм смеется, хватаясь за живот, Баффи хихикает. - Эй, голуби, хватит уже, иначе меня сейчас стошнит, - выдавливает из себя красный как рак Сэм. И это бесспорно самый лучший последний день на земле. Светлее и не пожелаешь. 5. Дин отказывается бросать машину. Анита расстается со своей легко. Берет лишь колья на себя и на Баффи и короткоствольный автомат. Кресты и мачете всегда при ней. Она садится на переднее сиденье Импалы. Сэм не возражает. Это само собой очевидная вещь. Нет, конечно, не разделиться на парочки и идти за ручку, как в школе, а позволить ей сидеть рядом с Дином. Это как-то нормально и совсем правильно. Баффи спит, вжавшись в плечо Сэма. Он не возражает, опускается ниже, чтобы ей было удобнее. Анита долго держится, смотрит на темную дорогу, медленно плетущихся и тянущих руки зомби. Сэм удивляется этой женщине — в ней столько стали, столько закаленного металла, что ему нечего противопоставить ей. Быть может, это именно то, что им сейчас надо. Дину — точно, ему самому — может быть. Но через пару часов пути смаривает и Аниту. Она кладет голову на стекло, прикрывает глаза всего на минутку, но все равно засыпает. Во сне она крепко сжимает колья в каждой руке. Дин пялится в зеркало, округляет глаза, улыбается как дурак. Сэм давно его таким не видел. Быть может, как раз со времен Лизы. Это разрывает сердце, но от этого и легче. Дин сделан из того же материала, что и Анита. Из чего-то крепкого и совсем невесомого — из долга и преданности, вшитой под кожу черепа, из ужасной безнадеги и дикой необъяснимой веры. Они могли бы идти вперед рука об руку. Если бы были из одного мира. Конец света свел их вместе. И это пугает, это делает Сэма счастливее на толику. За себя, за брата, за этот гребанный старый мир. - Знаешь, мне снилась Руби той ночью, она сказала, что нам не победить, - выпаливает Сэм на одном дыхании и замирает. Сам не знает, зачем это говорит брату, но почему-то уверен, что должен. Нужно быть честными в эти последние дни. Хоть речь и о снах. - Всегда ненавидел эту сучку, - чертыхается Дин. Сэм хочет сказать, что он любил, но не осмеливается. Брат не поймет. И все дело не в том, что Руби действительно была инфернальной сукой в любой из своих ипостасей. Все дело в том, что Дин привык стоять по стойке смирно, идти только прямой дорогой. Сэм же слишком часто сворачивал на кривую. Может, именно эта тропинка и привела их всех в эту точку — конец мира. - Но она права, - внезапно соглашается Дин, его руки сжимаются на руле, костяшки пальцев белеют. - Конечно же, нам не победить. У нас нет против бога оружия. Даже Кас, будь он жив, не смог бы ничего сделать. - Глаза Дина темнеют, становятся недвижимыми и печальными. Сэм тяжело сглатывает, он и сам все никак не привыкнет, что шелеста крыльев им больше не услышать. - Тогда какого черта мы тащимся в такую даль? - спрашивает Сэм на надрыве и с какой-то затаенной злобой, которую очень давно уже не чувствовал к брату. Он дергается, вместе с ним дергается и Баффи, ворочается во сне, плотнее прижимается к его плечу. - А вот поэтому, -кивает Дин на Саммерс в зеркало, - и поэтому тоже, - указывает он на Аниту, тяжело привалившуюся к стеклу. От её дыхания оно запотело и стало непрозрачным. - Знаешь, Сэмми, я вот все думал, все эти годы гадал, а верю ли я хоть во что-нибудь? В бога там настоящего или в дьявола. Нет, не в Кроули и не в Люцифера, их я видел своими глазами, не поверить в них было бы слишком глупо. Я имею ввиду настоящих бога и черта. Таких, которым паства не нужна, нужно просто закрыть глаза и помолиться, сказать пару слов на адреналине, не желая, чтобы они появились на самом деле, погладили по головке и выдали награду за преданность. И знаешь, что я надумал? Сэм вздыхает. Они с братом были в таких местах, видели и не видели столько всего разного, что он, признаться честно, и сам задумывался об этом. Что такое бог? С чем его едят? Спускался ли он когда-нибудь на эту землю? Ходил ли по ней? Хотел ли спасти свое племя? Богом забытое, - так говорят. - Просвети, - тяжело сглатывает Сэм, во рту сухо, словно прошла песчаная буря. Размазала его и припечатала к земле. Не встать и не приподняться. Голова тяжелая, мышцы скручивает болью. Если бы бог был, он бы давно явил себя, спас их всех вот от этого, от конца света, от ада на земле. Давным-давно спас бы, ведь он чистый, он жалостливый, он не может просто быть вот таким жестоким. Но он глух и нем, не слушает и не отвечает мольбам Сэма. А потому он, пожалуй, больше не верит. В чертика из коробочки поверить проще -вот же он, совсем рядом, затаился в темном углу. В бога поверить гораздо сложнее, потому что бог не показывает, что ему интересно. Забыл, пропил в небесном баре за медяк их души. Ушел скитаться по дорогам и весям, искать правду, да так и не вернулся. - Ты знаешь, Сэмми, - говорит Дин надтреснуто как-то, недоверчиво. - У Аниты под рубашкой болтается серебряный крест на цепочке. Защита от вампиров, - говорит, но я не верю. Она верит, вот, что важно. И знаешь, что? Мне кажется, что я тоже просто верю. - Кас говорил, что бог ушел и не возвращался слишком долго, чтобы вспомнить дорогу домой. Но ведь, если Зеро нашел лазейку, смог найти к нам путь, почему не сможет старик? Вдруг это наш последний шанс? Сэм молчит. Смотрит на Баффи Саммерс рядом с собой. У неё тоже есть крест. На длинной витой цепочке. Крест без распятия, гладкий, сияющий в свете проносящихся за окном фонарей. Сэм знает, что этот крест подарил вампир, но ведь это ничего не меняет, верно? Если даже гребанный кровосос смог поверить, разве не сможет Сэм? Взять и отпустить всю тревогу, все недоверие и страх. Поверить, что старый бог этого старого мира все ещё с ними, что он их не бросил. Просто вышел покурить, уехал в отпуск, задержался чуток, но все ещё под его контролем. Он не бросит своих детей умирать, не согласится на вот такой конец света — от руки совсем другого бога, заносчивого и чужого. Сэм смотрит на Дина, такого невозмутимого и сосредоточенно. Он ведет Импалу так, словно им предстоит не сражение века, а всего-навсего маленькая охота, для развлечения, для адреналина, чтобы кровь бурлила и вспенивалась в венах, чтобы они с братом не раскисали, не превращались в жалкое подобие самих себя. Сэм достает из кармана виски. Откручивает притертую пробку, делает глоток из горлышка. По телу тотчас же разливается тепло. Наверное, он тоже верит. В конце концов, это же так просто. Закрыть глаза и прошептать: «Отче наш». 6. Дин легко прорубается сквозь строй мертвых, раздает удары направо и налево. Таймс Сквер переполнена зомби, вампирами, оборотнями и другими созданиями не этого мира. Внезапно Анита понимает, что их привел за собой Зеро. Нет, не так. Он дал им жизнь на земле, дал им время, размножиться, заполонить себе подобными тварями все вокруг. Вдруг до неё доходит, что они просто не принадлежат этому миру, и никогда не принадлежали. Они — порождение Зеро, его гарантия того, что все пойдет, как надо. Через тысячи лет. Срок наступил слишком быстро. Она не готова. Не может справиться с вот таким просветлением. Хотела бы думать, что они все — Натаниэль и Жан-Клод, Мика и Джейсон, - всего лишь люди, попавшие не в то время и не в то место, всего лишь дети, заблудившиеся в темном беспросветном лесу. Но правда в том, что они — монстры, такими их создал Зеро. Им не переломить свою природу, не дать отпор своем отцу. Плоть от плоти. Кровь летит с мачете Аниты, слезы летят с её лица. Говорила бабушка, что нужно просто верить, говорила, что одной лишь веры достаточно, что вера начинала и останавливала войны. Но Анита никогда по-настоящему не верила в это. Никогда не думала, что ей придется рассчитывать только на свой крест, мерцающий на груди пойманной звездой. Не на верные руки, не на верных друзей, а на кусок освященного металла. От этого, может, ещё горше. Ведь она растеряла всю свою веру в дальнем пути. Анита смотрит на Дина, рубящегося совсем рядом с ней. У него глаза зеленые и такие далекие. Эдуард когда-то смотрел так на неё, когда убивал, когда продирался к цели, круша все на своем пути. Единственный человек в её жизни, крепкая рука. Анита и сама уже не помнит, когда в последний раз не видела в зеркале монстра. Она так плотно срослась со своей маской, так привыкла к своему окружению, что и забыла, каково это. Вот так сражаться плечом к плечу вместе с тем, у кого нет дополнительных планов на неё, кто не жаждет использовать её в многоходовых схемах, кто просто умеет быть человеком, потому что он и есть человек. Анита знает, что Дин был на стороне ангелов, был и на стороне демонов, знает, что в нем от человека осталось так же мало, как и в ней самой. Но, может, именно это ей сейчас и нужно? Надежда, такая призрачная, что и не разглядеть? Вера, такая крепкая, что её крест горит, но не обжигает? Баффи использует исключительно кол. Теснит зомби мощной волной своей ярости и ненависти. Не знает, дурочка, что автоматическое оружие всяко лучше и эффективнее какой-то деревяшки. Но Баффи все равно. Она бьется ни на жизнь, а на смерть. Бьется за все, что когда-либо знала. За людей и чудовищ, за свою хрупкую веру и надежду на то, что все это закончится, что это не последние дни человечества. Баффи плохо помнит другую жизнь. Когда она могла развлекаться на всю катушку — скакать на концертах, делать пирамиду на тренировках группы поддержки, бегать на свидания, любить подростковые музыкальные группы и яркую помаду. Всего этого у неё не было. С тринадцати лет она стояла на грани этого мира — отбивала его у монстров и чудовищ. Устала, так ужасно устала верить в этот бред. Монстров не существует, лишь сон разума, все у неё в голове. И надо просто отпустить, опустить руки и перестать сражаться. Наверное, точка невозврата уже пройдена. Баффи отпихивает от себя зомби, пробивает его пустую черепушку кулаком. Это просто, в ней много силы. Специально для таких случаев. Когда все катится в чертову пасть. Когда надежда превращается в использованный носовой платок. Раз, и нет её больше. Баффи смотрит на Сэма, сражающегося рядом с ней. Может, именно это ей так нужно? Немного человечности и человека в мире чудовищ, в лучах кроваво-красного заката? Она не знает, но отбивается и царапается когтями ещё отчаяннее. Ведь светлое пятно оттесняет наползающую тень, как ни крути. Ангел всегда говорил, что бог их выбрал, не оставил их умирать на обочине. И Баффи известно это лучше других. Её личный ангел уже давно на небесах, но чуток веры, чтобы сохранить земного у неё остался. И Баффи визжит, отбивается, лягается и рычит, словно зверь. Не на ту напали, каким бы черным ни был этот восход солнца. В последний раз можно побыть не милашкой, а сукой. Анита бы одобрила. Их зажимают плотным кольцом, они оказываются спиной к спине. Все четверо. Анита чувствует, как Дин тяжело дышит, наваливается на её хрупкие лопатки, но она легко удерживает вес его шестифутового тела. Несложно, когда знаешь точно, к чему бы все это. Баффи распыляет колом в сердце одного из вампиров, осмелившегося приблизиться, крошит каблуком ботинка хрупкие кости слишком старого зомби. Сэм хватает её за руку, сжимает запястье на пару секунд. Недолго, но Баффи хватает, чтобы приободриться. Монстров слишком много, но людей достаточно, чтобы противостоять им. Кольцо стягивается, смыкается вокруг них. Дин сдавленно ругается, отражая удары. Сэм матерится на чем свет стоит. Непривычно слышать, но старший брат все понимает. Такая кутерьма завязалась, что не до миндальничанья. Потом надерет уши младшего за слишком длинный язык, когда все это закончится. Зеро появляется внезапно. Дин знает, что это именно он. Не понимает, откуда приходит информация, но на подкорке отчетливо отпечатывается — это он. Он похож на человека, - подмечает Сэм. Кто бы мог подумать? Наверное, проще нравиться, проще разжигать в сердцах людей пожар веры. А их ведь так много, пришедших на смертный бой. Стоят с пустыми глазами и пламенными сердцами, смотрят на них исподлобья, гудят яростно и не по-человечески жестоко. Им не нужен настоящий бог. Достаточно только фейка, оболочки, красивой, но такой чужой. От неё у Сэма мурашки по спине. У Зеро такие длинные белые волосы, такие чистые винного цвета глаза, желтые, прозрачные, что хочется плакать. У Зеро тонкие запястья и длинные ногти. Зеро не мужчина и не женщина. Зеро — это коллективная галлюцинация, образ того, кого люди хотели бы видеть — беззащитного миротворца, посланника небес, ангела во плоти. Он не ступает по земле, парит в воздухе. А его мертвенно-бледное тело завернуто в саван. Зеро — не человек и не бог, Зеро — это отражение всего того, чего так не достает этому миру — чистоты и праведности, счастья и невинности. Зеро — это мечта. То, чего никогда и ни за что на свете не будет. Потому что Зеро существует только в распаленных сердцах сотен тысяч людей, забывших о своем боге. Покинувших его так же, как и он их покинул когда-то. Стадо без пастыря. - Зачем? - спрашивает Зеро. В голосе его нет эмоций, нет настроения и выражения. Вопрос без чувств и эмоций, без всего того, к чему так привыкли люди, чего они ждут и алчут. Понимания, надежды, любви. Но Сэм знает, чего ищет монстр. Что нужно существу из другого мира. Он хочет понять, почему не все преклонили колени. Почему все-таки осталась горстка жалких идиотов, вступивших в бой с существом, которое нельзя победить. Существом, которое заполонило собой весь белый свет. Это чудовище и есть люди. Это чудовище и есть человек. Поэтому бог отвернулся и покинул их. Поэтому они остались совсем одни — замерзшие дети безлунной ночью. Сэм не успевает ничего ответить. Баффи хватает его за ворот куртки, притягивает к себе и целует. На секунду Сэм забывает о том, как это — дышать. И вот оно божественное начало, вот она самая правдивая правда. Может, с Джессикой было все нежнее и трогательней, с Руби — жестче и на надрыве, с Сарой — безнадежно и беззащитно. Но с Баффи это словно так и должно быть, с Баффи это по-настоящему. И это как гром среди ясного неба, как ушат холодной воды. Баффи поцеловала его. Баффи предпочла провести последний миг последнего дня на земле вместе с ним, не в крови и войне, в любви и согласии. Это рвет сердце, режет его на ленты, препарирует всю сущность Сэма. Наверное, это та самая точка невозврата. Он шепчет одними губами: «Пожалуйста». Дин смеется, прижимает к себе брыкающуюся Аниту. Дин так давно не смеялся, чтобы без скрытой боли, без циничной ухмылки на губах, без острой шутки прямо под ребра. Дин, кажется, не умеет так смеяться. Но делает, выжимает из себя последние соки. Душит в объятьях Блейк, запрокидывает голову и хохочет. И это будет почище звука ангельской трубы. Это будет громче гребанных фанфар. Дин смеется, его грудная клетка ходит вверх-вниз, а Анита внезапно успокаивается, вжимается в его грудь, зыркает на застывших в немом укоре чудовищ. - Давай же, старый мудак! Давай! - кричит Дин, усмехаясь. - Мы верим в тебя, - добавляет он хрипло. Анита задирает голову к небу. Сэм наблюдает, как с неба падают звезды. Яркие, как кометы, - думает Баффи. А Дин просто смотрит, как небо плачет вспышками сверхновых. Этот мир прогнил и истлел, но этот мир — дом бога. И бог вернулся домой.