Кома

С Днем Рождения, Юлечка! с: Они ехали в машине по трассе. Он сидел за рулем, она - на пассажирском сидении. Гермиона уже была чуть подвыпившая, поэтому Драко не удивился, когда она спросила его: — Можно я сяду за руль? — Нет, дорогая, ты слишком много выпила, — парень, конечно же, отказал девушке. Но та попросила его снова. — Ну, пожалуйста, Драко! — она умоляюще посмотрела на мужа. — Прости, Гермиона, но нет, — Малфой был непреклонен, и тогда девушка стала вырывать у него из рук руль. Они стали яростно "сражаться" за него, и машина выехала на встречную полосу. А потом мистер и миссис Малфой увидели лишь ярко горящие фары приближающейся к ним фуры...

***

Кареглазая хрупкая девушка, с бледной, практически прозрачной кожей, лежала на больничной койке в белой палате. Белые стены, белые занавески, белая мебель. И даже меланхоличная мелодия уныло капающего по окнам дождя не разрушала атмосферу белого. Наоборот, она еще больше накаливала обстановку отчаяния и безысходности. Кома. Это слово ударило ножом в грудь слизеринца, разрывая его на части, оставляя в области сердца зияющую рану. И сейчас, склонив голову в полу, он не отрываясь смотрел в одну точку. Мистер Малфой с дрожью в руках ждал каждого стука сердца девушки, боясь того, что в следующую секунду Гермиона оставит его одного в этом мире. И каждый раз облегченно вздыхал, услышав продолжение мелодии сердца. А в серых глазах мелькали воспоминания. Вот первый год после войны, она сидит в ярком свете солнечных лучей, наклонив голову и читая книгу в кожаном переплете. Кажется, этой же книгой Гермиона ударила его на шестом курсе, разозлившись. А вот уже девушка, красивая, ухоженная, полулежит в мягком кресле в поместье Малфоев: любящая супруга опять уснула с книгой в обнимку. Драко убрал руку от лица и, боясь сделать хоть одно неверное движение, взял тонкую руку Гермионы в свою. — Гермиона, — прошептал он, — я не хочу тебя потерять! — язык не слушался своего хозяина, во рту пересохло. Сломанная рука и ноющая после сотрясения мозга голова болели, но это было неважно. Ведь она — последнее, что осталось в его жизни, единственная поддержка, любовь и надежда. Дыхание участилось, сердце бешено заколотилось. — Я... — Драко закашлялся, — я люблю тебя. Я ни разу тебе это не говорил, а зря. Знаешь, в тот день, когда ты стояла на лестнице на нашем первом пути в Большой зал, я влюбился в тебя с той силой, с которой может полюбить сердце одиннадцатилетнего мальчишки. Воспитание, манеры, привитая отцом неприязнь к грязнокровкам — все это отравило твое отношение ко мне. Но день, когда я проклял всех и вся, но день, когда я расцеловал ступни магглорожденной, был одним из счастливейших в моей жизни. Я не отдам тебя Богу, Гермиона! Я тебя не заслужил, но ты моя. Моя, слышишь? — Малфой сглотнул, поцеловал девушку в лоб, затем опустил губы на ее веки, надеясь на то, что она придет в себя. И через секунду он почувствовал, как задрожали ресницы Гермионы, а спустя секунду она медленно открыла глаза.