System error

Тихий шорох взметнувшихся и опавших кожаных полотнищ, составляющих длинную юбку, спугнул притаившуюся тишину. Высокий юноша с длинными чёрными, как смоль, волосами скользнул внимательным взглядом по окрестностям. На кладбище не было никого, и только это позволило избежать появления здесь новых покойников. – Отец... Алые когти, увенчивающие вполне человеческую бледную руку, затянутую в чёрную перчатку легли на вершину надгробия, когда Тестамент опустился на колени возле недавней могилы. – Отец... Металлизированный голос гиара звучал глухо, и в нём смешивались бессильная ярость и старая боль. Он явился сразу же, как только узнал. Новость потрясла Тестамента до такой степени, что мозг Сломанного Гиара заклинило человеческими эмоциями. И цель вызволить Госпожу из Межпространственной Тюрьмы временно потеряла свой наивысший приоритет, сменившись желанием повидаться с отцом. И факт, что тот уже умер, воспалённый рассудок не желал принимать за истину, почти уверив себя в глобальной чудовищной ошибке. Мгновенно забыв об осторожности, Тестамент помчался в Орден, готовый уничтожить любого, кто заступит ему дорогу. Таковых по счастливой случайности не нашлось. Медсанчасть встретила гиара пустыми палатами, белизной идеально застеленных кроватей и гробовым молчанием. Действительность была неумолима, и юношу поглотила злость. Проклятые люди… Всё, что они совершали, казалось, было сделано ему на зло. Люди начали эксперимент, не просчитав должным образом его последствий. Люди начали Крестовые походы вместо того, чтобы лечь и сдохнуть, расплатившись за собственную ошибку, которую так и не смогли подобающим образом исправить. Люди его самого когда-то превратили в гиара и обрекли на этот кошмар. Люди заточили Джастис в Межпространственную Тюрьму, отобрав у него единственную и совершенную Госпожу. А теперь даже Андерсн Клифф, единственный человек, которого Тестамент каким-то чудом выделял среди прочих не только как опасную единицу в войске противника, бросил его, наиподлейшим образом отправившись на тот свет. Не в бою, не скрестив с ним оружие. Просто так… потому, что срок жизни человека – конечная величина. И даже не захотел попрощаться с ним. Это и то, что информацию о кончине основателя Ордена он получил случайно, из клочка какой-то газеты, казалось Тестаменту предательством, обидным до самой глубины души, уцелевшей внутри гиара не иначе как из-за серьёзного дефекта. Нерациональное чувство кислотой разъедало грудь, и хотелось вывернуться наизнанку, только чтобы избавиться от него. – Ты звал меня сыном… Память тоже была дефектом. Но он помнил. Одобрительную усмешку, которую всегда так хотелось получить, прикосновения грубой, мозолистой от рукояти меча ладони, почти магическим образом дающее силы и вселяющее уверенность, долгие полуночные разговоры за чашкой зелёного чая… Слишком много, чтобы это можно было так легко забыть. На глазах юноши кипели слёзы, и солёные капельки вместо того, чтобы стекать по бледным щекам, испарялись, истаивая в воздухе. Память сгенерировала ещё два туманных образа. Женщина и мужчина. Слишком смутные, чтобы вспомнить имена или хотя бы лица. Только невнятные обрывки и далёкое, словно во сне, тепло мягких рук. Мама. И папа. – Ты бросил меня, как они… Почему? Надгробие молчало. Даже если мёртвые и были наделены способностью являться живым, этот человек не считал нужным показываться сейчас. Зубы юноши скрипнули, и так же стиснулись алые когти, с лёгкостью рассекая гранит. Скрежет потревоженного камня напомнил стон больного человека, но это не заставило гиара остановиться. – Отвечай! Тестамент не мог заставить себя осознать, что это – не подлежащий обжалованию конец. – Почему ты сбежал?! Тишина. Несколько секунд торопливо ускользнули, опасаясь попасться под горячую руку столь беспощадного посетителя. Юноша резко поднялся, и когти, раздавшись, выскользнули из камня. "Бессмысленно". Эмоциональная волна утихла, и гиар возвращался в нормальный рабочий режим. "Я впустую трачу здесь своё время. Стоит вернуться к миссии". Тестамент скрестил руки на груди, и через секунду его уже не было на кладбище. И только глубокие зазубрины на надгробии Андерсна Клиффа выдавали, что его сыну, как бы он ни стремился доказать обратное, было не всё равно. Внезапно проснувшийся ветер на мгновение коснулся искорёженного камня. По кладбищу разнёсся тяжёлый печальный вздох.