Клубника

"Фрэнки", — нежный шепот начал ласкать мои уши. Легкий ветерок подул, обволакивая мою кожу, которая наслаждалась чистотой воздуха. Ростки пшеницы зашелестели друг за другом, создавая волну по всему полю. Ветерок доминировал над ней, но пшеница и не особо сопротивлялась. Ей нравилось это. Он положил свой тонкий и длинный палец мне на скулу начиная им водить по моему лицу. Какая же нежная у него кожа. Мое лицо таяло в его владении. Я мимолетно и смущенно улыбнулся ему. Он знал, что мне нравится, когда он так делает. Где-то в лесу послышались отголоски жаворонков. Неужели мы пробыли тут до утра. Как быстро летит время... Было слышно в мельчайших подробностях, как местные жители пробуждаются. Даже шум колышущейся пшеницы не перебивал эту сладкую тишину, которой мы наслаждались с Джерардом уже всю ночь. Насколько прекрасна дикая природа на рассвете. Моя голова покоилась на его хрупких коленях. Я лежал все это время и смотрел на небо, иногда посматривая на пшеницу по бокам и на Джерарда. Нам не надо было лишних слов. Он сидел, опираясь сзади руками, а я лежал. Лишь редкие нашептывания Джерарда добавлялись этой идиллии, заставляя будоражить мой разум. Я приподнялся за столь долго время и сел рядом с Джерардом. Он покоился, совершенно не двигаясь, на своем месте. Его взгляд был устремлен куда-то вдаль. Такой влюбленный взгляд. Я посмотрел туда и понял Джерарда: над ровным золотистым полем начало подниматься солнце. Первые его лучи медленно бороздили по основаниям первых рядов пшеницы. Лучи медленно пробирались в глубь этого ровного поля, и вот уже скоро один лучик упал на мою руку, ласково согревая ее. Джерард накрыл мою ладонь своею. Вот негодник, решил отобрать у меня мой солнечный лучик! Джи словно прочитал мои мысли и тихо захихикал. Все наши движения были робкие, медленные, нежные, тихие. Словно мы боялись кого-то спугнуть. Наверное, такую красоту. "Фрэнки", — снова раздался шепот Джерарда над моим ухом. Он едва касался губами о мою мочку, что заставило сотням мурашек пробежать по моей коже."Фрэнки, мы так и не съели клубнику", — снова прошептал Джерард. Солнечные лучи уже докарабкались до самых верхушек пшеницы, и вот уже наши лица опалял ярко-рыжий цвет. Джерард повернулся за своей сумкой и достал от туда небольшое ведерко. Он открыл его и в воздухе сразу задоминировал сладкий и дурманящий аромат. Клубника. Я вновь упал на еще холодную землю, и уже наблюдал, как редкие низкие тучки опалял солнечный свет. Из-за этого небо становилось словно палитрой: на западе все еще виднелись звезды и черное покрывало, обволакивающее небо, которое плавно переходило в сиреневую краску. Ровно за тучками небо приобретало темно-синие и -фиолетовые колера, которые резко переходили в рыже-красную гамму. И лишь совсем за границами яркого светила виднелось чистое, нежное и голубое небо. Где-то там, за горизонтом люди уже спешили по делам, отдавались всей этой ненужной суете. Все куда-то спешили. Кроме нас с Джерардом. Он открыл крышку ведерка, и своими, до помутнения разума, изящными пальцами достал одну сочную и ярко-красную ягоду. Он поднес клубнику ровно над моим ртом, только выше, и немного надавил на ягоду, заставляя капельку ее сока упасть. Упасть на мои губы. Джерард словно завороженный наблюдал за тем, как сначала она парила в свободном полете, разделяясь на части, а потом в дребезги разбилась о мои сухие и почти белые губы, которые в миг приобрели алый цвет. Джи заострил свой взгляд на моих губах, задерживая дыхание. Его кадык немного подрагивал. Я бы любовался им вечно, но понимал, что еще минута моих раздумий, и он задохнется. Я судорожно приоткрыл рот, впуская пару струек красной жидкости во внутрь, а затем совсем робко и с опаской облизал своим мокрым языком сначала верхнюю, а затем нижнюю губу, после чего я засосал последнюю, закусывая острыми зубами. Наши сердца вот-вот и выпрыгнули. Нам не надо было большего. Мы наслаждались каждым движением друг друга. Слова не были нужны, чтобы нам понять и почувствовать эту манящую химию, что царствовала между нами. Джерард рвано выдохнул. Его пальцы с клубникой тряслись, но он старался мне не показывать этого. Его тонкая рука опустилась вниз к моим губами. Я приоткрыли рот, дабы захватить эту сладкую ягоду зубами, после чего она скрылась во внутрь, оставляя Джерарду лишь маленький зеленый хвостик. Я закрыл глаза и сдавил языком уже измученную ягоду, проглатывая этот вкусный сок, после чего проглотил и всю ягоду. Я открыл глаза и выжидающе смотрел на Джерарда. Он был в восторге. В таком детском восторге, будто ему купили родители игрушку, о которой он давно мечтал. Природа уже почти проснулась. Бурундуки и сурки шустро метались по полю, прячась от величественных соколов, которые совсем низко парили над полем. А в лесу уже выползли крохотные и пушистые белки, носясь с одного дерева на другое, и ища в разных кормушках орешки, а среди густых зарослей кустарников и дикой травы разные грибы. Еще всего лишь середина знойного июля, а они уже суетятся на сборах, засушке и хранении пропитания на зиму. Лишь только один вид зверьков медленно топал в свои норки, чтобы погрузиться в царство сноведений, — ежи. Вот, мать ежиха с парой крохотных и сытых ежат медленно карабкалась до своей норы. Они чувствовали себя более безопаснее ночью, нежели днем. Словно мы с Джерардом. Вы спросите, откуда я знаю в столь мельчайших подробностей утро местных жителей? Я не знаю вовсе, нет. Я это слышу. Его пальцы вновь юркнули в ведерко и опять достали не менее сочную клубнику. Он уж было хотел мне дать шанс сцепить ягоду в зубах, но резко остановился. Он выдернул зеленый хвостик и отбросил его куда-то вдаль. Я выжидающе смотрел на него, а в его глазах нарастала искорка. Он все же решился и медленно опустил руку, не сводя с меня взгляда. Я неуверенно приоткрыл рот и захватил клубнику губами, а Джерард замер. И тут я понял, что он хотел. Где-то вдалеке начала громыхать утренняя гроза. Судя в этим обширным и громким звукам будет большой ливень. Если взглянуть краем глаза, то можно было заметить, как на поле надвигается свинцового цвета туча, размерами этак с тремя футбольными полями. Еще один не менее грозный "ба-бах" раздался вдалеке, и испуганные птицы резко запарили в небесах, оставляя за собой десяток-два опавших перьев. Они боялись. Они улетали подальше от опасности. Но мы не птицы. Нам нравилась эта игра природы с нами. На кончик моего носа упала тяжелая капля, разбиваясь в дребезги и забрызгивая мои щеки и скулы. Я все еще держал меж губами ягоду. Капли все чаще разбивались о мое лицо. Джерард аккуратно наклонился к моему лицу, и я почувствовал этот благоухающий аромат из кофе, сигарет и дорогого одеколона. Он опирался руками по обе стороны моего частично мокрого тела. Совсем приблизившись до максимума, Джерард тяжело дышал, опаляя дыханием мое усыпанное каплями дождя лицо. Мой кадык нервно дрожал, ведь вся эта ситуация заставляла мое сердце выпрыгивать из груди, лететь вверх в небо разрываться там на миллиарды кусочком, выливая всю кровь на поле и нас с Джи. Он еще минуты 3 так держался надо мной, после чего, закрыв глаза, прильнул к клубнике. Наши губы почти было соприкасались, если бы не чертова клубника. Он, не торопясь, вкусил ягоду и уж было хотел оторваться, но я его так просто не хотел отпускать. Слишком медленно он сводил меня с ума, не давая вкусит этот запретный плод. Такой сладкий и нежный. Я резко схватил его за воротник, давая понять, что мне хочется большего. Джерард так скромно и девственно прильнул к моим губам, измазывая наши губы алым соком. Он медленно, как-то по-детски, начал мять мои уже припухшие губы, заставляя мой разум покинуть меня. Так все странно, неожиданно, невинно... Но с каждой секундой эта детская игривость покидала нас. Мы совсем сходили с ума, не обращая на дикий холодный ливень, что обсыпал наши тела, делая, как ни странно, их еще горячее. Джерард до последнего, вцепившись в землю, пытался удержаться, но с ливнем она становился более жидкой и рыхлой, поэтому вскоре его ладони плавно заскользили по земле, и он рухнул на место рядом со мной. Теперь мы уже оба лежали, мокрые, грязные, убитые своими эмоциями, но это нам чертовски нравилось. Это заставляло нас чувствовать друг к другу еще большую химию, которая вот-вот и взорвалась бы от такой реакции элементов. Мы словно эти элементы, и наши чувства нас подмешивали друг с другом. Мы столь разные, но одновременно столь одинаковые, что ни одна наука нас не смогла бы понять. Понять и раскрыть. Мы лежали, мы отдавались этой грозе. Мы целовались, будто это не наш первый, а наш последний поцелуй. Наша кровь бурлила, рвалась и пульсировала. Адреналин. Это был настоящий адреналин. Это был наш выброс эмоций. А ливень все барабанил по нашим промокшим телам. Все зашло настолько за пределы страсти, что наши языки невольно тронули друг друга. О этот вкус клубники. Они сплетались, терлись и боролись друг с другом, заставляя меня и Джерарда трепетать от счастья. Если бы не эта случайность, то я бы никогда не рискнул опробовать переплетение языков, потому что до этого момента мне казалось это противным. А может и до сих пор кажется. А может вовсе дело не в виде поцелуя, а в человеке?.. Мы вцепились друг в друга. Мы стонали. Мы рвано дышали. Для нас этот миг был самым прекрасным. Чертова клубника. Теперь она будет моей любимой ягодой. Такие сладкие языки... Такой не менее сладких поцелуй... Я хотел, чтобы это длилось вечно. Ведь мне казалось, что такого мига больше не будет. А может и в правду не будет. Или будет. Кто его знает? Мы были изнеможенными этой страстью. И этой клубникой. Тяжелые капли стали падать все реже и реже, а вскоре и вовсе прекратили о нас разбиваться. Я тихонько приоткрыл глаза и увидел как поднявшееся солнышко освещала мокрое поле. Джерард оторвался от меня, лег горизонтально и стал, как я, смотреть в небо. Это был наш первый поцелуй. Это был наш первый ливень. Это было наше первое солнце. Это была наша первая клубника...