Чтобы мой Дождь не страдал

Гокудеру разбудил резкий, знакомый до боли запах сигаретного дыма. "Нет, только этого еще не хватало", - сонно проворчал себе под нос Ураган Вонголы. Нехотя откинув теплое мягкое одеяло, он поднялся на ноги, нашел взглядом брюки, быстро натянул их на узкие бедра и направился на кухню, где горел слабый свет. - Я тебя разбудил, Хаято? - Ямамото услышал тихий звук шагов за спиной, но не обернулся. Он пододвинул к себе маленькую глиняную пепельницу и стряхнул пепел с сигареты, зажатой между пальцами. Гокудера замер в дверях, пораженный увиденным. Ямамото никогда не курил до этого. И уж тем более никогда не курил среди ночи на кухне в квартире Гокудеры, стоя при этом в одних брюках и пустым взглядом уставившись в стену напротив. Едкий дым, к которому Хаято так привык, сейчас почему-то казался противным, а вид Ямамото с сигаретой в руках отчего-то вызывал чувство досады. В два больших шага Хаято приблизился к мечнику, вырвал сигарету из его пальцев и гневно смял ее в пепельнице. - Какого хрена ты творишь, придурок?! - вспылил Ураган, бросив яростный взгляд в ореховые глаза. Ямамото слабо улыбнулся, и грусть, скользнувшая в его прежде веселых глазах, больно кольнула сердце Хаято, и его ярость тут же исчезла без следа. - Прости, - все с той же улыбкой произнес Дождь, - я, наверное, не должен был брать твои сигареты. - Если хочешь убить свое здоровье и сдохнуть в следующем сражении с Мильфиоре, то пожалуйста, - Гокудера отвел взгляд и услышал, как Ямамото тихо смеется. И этот смех тоже не был искренним, тем чистым, звонким, счастливым смехом, который всегда был свойственен Такеши. В нем сейчас явно скользили нотки фальши, горечи, это был вымученный смех человека, который на самом деле был готов зарыдать от горя. Повисшая тишина начала раздражать, и Гокудера, бросив взгляд на ноутбук, светивший со стола приятным бело-голубым светом, спросил: - Есть новости? - Нет, ничего, - Такеши опустил голову и прикрыл глаза, сделав глубокий вдох, очевидно, чтобы успокоиться. И Гокудера подумал, что, наверное, зря отобрал у него сигарету. Самому жутко захотелось закурить, но он сдержался. Только вчера подтвердились слухи о пропаже Ямамото Тсуёши, и Гокудера ждал от Такеши чего угодно: что тот заплачет, взбесится, но он оставался абсолютно спокойным. До самой ночи. А ночью он с выражением бесконечной боли на лице вымещал на Гокудере всю накопившуюся обиду, злость, ярость. Он не давал Хаято ни малейшей возможности сделать для него хоть что-нибудь, успокоить, а потому легче ему совсем не стало, даже несмотря на то, что у Гокудеры теперь болела поясница и то, что ниже. - Список убитых членов Вонголы и их близких каждый день становится все больше, - вдруг сказал Ямамото, - и я так боюсь, Хаято... Я боюсь увидеть в нем своего отца. Гокудера не знал, что на это ответить. Он понимал боль Такеши и отдал бы всё, чтобы помочь, но что он может сделать? Остается только ждать хоть каких-нибудь вестей от Сасагавы, который организовал поиски в Италии, и Ламбо с И-Пин, которые следят за передвижением людей Мильфиоре в Намимори. - Мы найдем его, - сказал Гокудера, стараясь придать своему голосу как можно больше убедительности. Ямамото покачал головой. - Мы не нашли еще никого, к чьему исчезновению причастен Бьякуран. Мой отец уже мертв, Хаято. И снова слишком спокойный голос. Дождю, как Урагану, не свойственно открытое внешнее проявление своих переживаний, поэтому он все держит в себе, и они постепенно разъедают его изнутри, если он так и не дает им выход. - Заткнись, придурок, - прошипел Гокудера, приближаясь к мечнику вплотную. - Он не мертв. Не мертв, понятно тебе? Гокудера не знал, как еще отвлечь Ямамото от мыслей об отце, поэтому он просто сделал то, что мог сделать сейчас. Хаято поцеловал его, но Такеши ответил вяло и неуверенно. Это не понравилось Гокудере, и он, взяв лицо мечника в ладони, заставил его смотреть себе в глаза и сказал: - Ты на себя не похож, Такеши. Соберись, возьми себя в руки! Хочешь плакать - плачь, только прекрати жаловаться! - Хаято, я... - Такеши завороженно смотрел в глаза Урагана, в эти ясные, светлые, красивые зеленые глаза и не знал, что ответить. Но Гокудере это было и не нужно. - Просто заткнись, - сказал он и снова поцеловал Ямамото, только в этот раз поцелуй вышел мокрым, глубоким, более страстным, и мечник уже отвечал на него уверенно, с желанием, и Гокудера порадовался про себя: пусть хоть ненадолго, но ему удалось отвлечь Такеши. Но на этот раз Ураган не остановился. Он подтолкнул мечника к кухонной тумбе, заставив опереться на нее, опустился на колени и потянул молнию на джинсах Ямамото вниз. - Хаято... - удивленно выдохнул Такеши: Гокудера до этого ни разу не проявлял такую инициативу. - Я же сказал тебе заткнуться, - повторил Ураган и обхватил плоть Такеши губами. Темп не долго был медленным: Ураган был слишком нетерпелив для этого, и вскоре Ямамото от удовольствия прикрыл глаза и вцепился в пепельную шевелюру Хаято. Но чем больше нарастал темп движений Гокудеры, тем больнее Ямамото дергал его за волосы, тем резче и жестче толкался в глотку Хаято, сцепив зубы, тяжело дыша и только иногда вскрикивая, когда сдерживаться уже совсем не оставалось сил. Разрядка пришла скоро, и Такеши, хрипло простонав, обессиленно осел на пол, пытаясь восстановить дыхание, прислонил руку к лицу и, наконец, заплакал. И Гокудера был рад этому, ведь после того, как дождь прольет свои слезы, часто выглядывает солнце, а значит, надежда на то, что все закончится хорошо, еще есть. - Мы найдем его, Такеши, - сказал Гокудера, твердо уверенный в своих словах, - поэтому не смей отчаиваться. Ямамото поднял на него глаза и кивнул. Ему хотелось верить. Пусть он не верил себе, и в душе его все еще были сомнения, но он будет верить Хаято, потому что Ураган Вонголы, нет, потому что его Хаято никогда не предаст и не подведет его. - И не смей больше курить мои сигареты, бейсбольный идиот, - добавил Гокудера, и Ямамото улыбнулся старому прозвищу, которое не слышал с самого выпуска из старшей школы. И вот теперь его улыбка стала больше напоминать прежнюю, которую любил зеленоглазый Ураган Вонголы. Гокудера любовался этой улыбкой и думал о том, что больше никогда не позволит своему Дождю страдать, а значит, он перевернет весь мир с ног на голову, чтобы этот идиот с ореховыми глазами был счастлив.