Серьезный разговор

- Дрянь! Испорченный мальчишка! Подстилка! Тот, кто произнес эти слова, похоже, забыл, что перед ним – его собственный внук. Но что поделать – тессорий Леопольд Манрик был воспитан в строгих традициях и от новостей просто потерял самообладание. Стоявший напротив него виконт Манро, сын генерала-церемониймейстера, опустил голову. Деду он ничего не скажет, пусть хоть пытают. Да пусть хоть огнем жгут! Стало жарко, душно - словно и в самом деле к нему поднесли раскаленную жаровню. - Ну, что молчишь? Кому из вас двоих пришло в голову такое непотребство? Константин Манрик поджал губы. Нет, ни одного слова. Ни звука. Когда-то в детстве они с Эстебаном играли в плен, и он, Констанс, был генералом Дриксен, попавшим в плен к талигойцам. А Эстебан, соответственно – маршалом Талига. Он всегда выбирал себе лучшие роли. Так же, как и вчера. Да вот только игры уже не детские… И попало за них куда больше, чем когда-то за испорченный ковер, разорванную одежду или разбитые часы в кабинете деда. Хлесткая пощечина обожгла лицо. Мальчишка дернулся и инстинктивно схватился за щеку, где расплылось розовое пятно. Если считать, что лицо Манрика-младшего было зеленоватым, то теперь оно стало родовых цветов. Тессорий тяжело дышал, будто пробежал пару хорн. - Тебя привлекла история с Джастином? А знаешь, чем она закончилась? Или ты, как все глупцы, веришь в несчастный случай на охоте? «Молчать, только молчать, - проносится в голове у пятнадцатилетнего Константина, - можно считать про себя. Или думать о чем-нибудь… хорошем». Думается исключительно о вчерашнем приключении во флигельке, куда они с Эстебаном Сабве сбежали во время семейного праздника, надеясь, что никто не заметит. Ошиблись – старый камердинер тессория пронюхал, куда скрылись два подростка, и проследил за ними, а они, взбудораженные своими «похождениями», ничего не заметили. Та история с Джастином Приддом действительно привлекла внимание всех, в том числе и обоих мальчишек. «Любовь по-гайифски» - привлекательно, запретно, и от этого еще более интересно. Как это – заниматься любовью с таким же, как ты, а не с дамой? Будь ребята лет на пять старше, они бы не придали этому такое значение. Но пока им по пятнадцать, кровь кипит в жилах, а сны часто снятся такие сладкие и та-акие… После них надо принять холодную ванну и до упада тренироваться со шпагой, стараясь выгнать из головы непристойные образы. Каждый представлял себе злополучную картину «Марк и Лаконий», и от этого становилось жарко, и дыхание замирало, а штаны становились вдруг очень тесными. Оба хотели попробовать гайифской любви. Константин – из любопытства, а вот Эстебан – потому что подражал своему кумиру, Первому маршалу, по слухам, развратившему наследника Приддов. До погибшего Джастина им не было никакого дела. Уж о них-то не узнают, а и узнают – убивать не станут. Хотя насчет последнего теперь виконт Манро поручиться бы не мог. Генерал Манрик оказался дома случайно – он еще вчера забыл здесь некие документы и теперь сам вернулся за ними. Средний сын тессория не доверял никому и считал, что лучше сделать самому, если хочешь, чтобы было сделано, как следует. Возле кабинета отца он услышал разговор на повышенных тонах. Затем дверь открылась, и из кабинета вылетел юный Констанс. Выглядел мальчишка так, словно за ним все Изначальные Твари гонятся. Не глянув на дядю, он опрометью бросился по коридору. Через минуту по лестнице застучали быстрые шаги. - А, Лео, заходи, - позвал отец сварливо – еще не отошел от разговора с внуком. - Что случилось? – как бы безразлично поинтересовался генерал, входя в кабинет, - вроде бы Констанс уже вышел из возраста, когда ты бранил его за шалости. - Да как же! – в сердцах воскликнул дед, - Только шалости стали похуже. - Хуже разбитых часов? Не поверю. - К Леворукому часы! Старый Карл застукал их вчера с молодым Колиньяром во флигеле. Они там… нет, не могу даже произнести, что творили. Леонард все понял. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы сложить два и два. Картина, стоившая жизни молодому Придду, то, как действует злое обаяние Ворона на всех юнцов, особенно – на маркиза Сабве. Вот и решили поиграть в гайифскую любовь. Ну, что особенного? Конечно, мозгов у обоих нет, не могли получше спрятаться. Но – что сделано, то сделано. - Ну, теперь и ты молчишь! – тессорий начал сердиться уже на сына. - А что я могу сказать? Что ты своими криками добился? Тессорий хотел что-то сказать в ответ, но промолчал, лишь открыл и закрыл рот, даже не поняв, как это выглядело со стороны. А генерал тем временем продолжал: - Отец, скажи, кто не творил глупостей в их возрасте? Да им просто интересно было, вся столица уже месяц только об этой картине и говорит. Ну, вот и решили попробовать. Два юных болвана, разумеется, но что теперь их, убивать, что ли? Да если у нас за гайифскую любовь стрелять начнут, то в Талиге половину жителей в Закат отправят, причем лучшую половину. И с чего ты взял, что у них серьезные отношения? Любопытство и ничего больше. Пройдет время, перебесятся оба, женятся, и выветрится дурь из головы. А теперь подумай, что будет, если Константин все воспримет серьезно? Я имею в виду твои оскорбления. Щека у него алая – ты его приложил, что ли? - Леонард, что за слова? - Обыкновенные слова. Лучше представь, каково ему. Вызвать на дуэль тебя не может, и что ему остается? А если в петлю головой? Тессорий аж вздрогнул – ему явственно вспомнилось, как в гарнизоне, где он служил после Лаик оруженосцем полковника, вытаскивали из петли одного теньента. Что послужило причиной самоубийства, он не знал – но навсегда запомнил покачивающееся в петле тело. После оно не раз снилось в кошмарах. Тессорий не рассказывал об этом ни единой живой душе, и Леонард, сам того не подозревая, ударил по больному. Увидев, как побледнел отец, он удовлетворенно кивнул: - Стоит глупая выходка двух юнцов того, чтобы Фридрих лишился старшего сына? Леопольд лишь покачал головой. - Где… он? – спросил, задыхаясь от волнения, он. - Не знаю, - пожал плечами Леонард, - велеть позвать? - Не надо, - тессорий аж замахал руками, - лучше не впутывать слуг. Иди сам, я не могу… после всего, что наговорил. Леонард нашел племянника через полчаса, когда уже начал волноваться. Его не было - ни в его комнате, ни в зале, ни в оружейной. Помня о том, что не стоит впутывать слуг, Леонард бродил по дому, злясь на отца. «Лучше бы думал об этом, когда посылал своего Карла», - думал он, распаляясь все больше. Племянника он нашел на чердаке, среди хлама и пыли. Виконт Манро сидел, поджав под себя ноги, и смотрел в пыльное окошко. Глаза цвета молодой зелени были сухими, но видно, что спокойствие давалось юному Манрику с трудом. Леонард подошел сзади и положил ладонь на плечо. Констанс вздрогнул, но не повернулся. - Ты сам-то понимаешь, кто ты? - Понимаю, - ответил тот. - Вот и хорошо. - Ладно, дед не скажет отцу, не бойся. - Я и не боюсь, - застывшим голосом ответил тот. Леонард подсел ближе, перешел на доверительный шепот: - Ты лучше скажи, тебе там… не больно? Он, зная характер юного Колиньяра, мог твердо сказать, что он выберет себе роль Алвы-Лакония. А вот роль Джастина-Марка достанется племяннику. - Да не было у нас ничего! – зло выкрикнул Константин, - Мы просто… ласкали друг друга, масло не взяли ни он, ни я. И вообще – хватит об этом! Его голос сорвался. Мальчишка вскочил, порываясь снова бежать, куда глаза глядят, но дядя крепко держал его за рукав. - Пустите! Да пустите же меня! Константин сначала яростно вырывался, потом вдруг обмяк, сел рядом с генералом и закрыв лицо ладонями, всхлипнул: - Ненавижу! – прорвалось сквозь сдерживаемые рыдания, - Всех ненавижу, и деда, и отца, и Ворона этого! Из-за него человека убили! Леонард прижал к себе вздрагивающего мальчишку, обнял за плечи. - Все, все уже. Успокойся. Пойдем, прикажу приготовить тебе ванну. Констанс ничего не ответил. Он постепенно успокаивался, все еще всхлипывая. А то, что увидел генерал Манрик, повергло его в дрожь. В углу чердака была приготовлена веревочная петля, закрепленная на раме окошка. - Конс! Ты что? Он рывком оторвал от себя мальчишку, встряхнул его за плечи. - А что? Дед мне сказал, что отправит не в Лаик, а в гайифскую армию. - Да глупости все это. Я же сказал, ничего не будет. Он помог виконту встать и повел его с чердака. Оставив юного виконта на попечение семейного доктора и сказав, что мальчик неважно себя чувствует, он снова поднялся на чердак. Нельзя, чтобы кто-нибудь обнаружил ту веревку. Когда он вернулся, то узнал, что Константин уснул. Рядом с его кроватью сидел тессорий и гладил спящего внука по руке. А Леонард подумал, что бы было, опоздай он всего на десять минут.