Ядерная программа третьеклассника Житенёва

- Светка, куда бежишь? Ты уроки сделала? Давай в бадминтон поиграем! Светловолосая девочка с двумя хвостиками в бежевой курточке обернулась на знакомый голос. Да под этой аркой просто невозможно пробежать спокойно, чтобы тебя не заметили! На балконе третьего этажа, нависающем над самой проезжей частью прохода под домом, стояла её подружка и соседка по парте. - А ты, Пирожкова? - скривилась Света. - Да... так! - отмахнулась та. - Ну их. Всех уроков всё равно не переделать. И настроение у меня не то... И голова болит без свежего воздуха... Свет, ну давай выйдем хоть на часок, а! - Хорошо! Выходи через пять минут. Встретимся на площадке. Возьму ракетку и маме сумку отдам! - Светка побежала дальше. Чёрненькая девочка на балконе глядела ей вслед, задумчиво собирая причёску в хвостик. Она была хорошенькой, с едва смугловатой кожей, а носик её — с чуть различимой горбинкой. И через несколько минут две подружки уже бежали с ракетками в руках, мимо обшарпанных, слегка обветшалых за добрых семьдесят лет корпусов старого жилого комплекса «Некрасовка-парк», подальше, к зелёным холмам, за которыми протекает речка. Когда-то эти дома стояли на самом краю города, были юго-восточной границей Москвы. Даже представить трудно, что когда-то эти дома были новыми, с иголочки, а вокруг них ещё не поднималась буйная зелень, а тянулись только унылая глина да песок бесконечных стройплощадок. Впрочем, мечтательная подружка Светы пыталась их себе представить иногда — когда вечерами, сидя в старой прабабушкиной квартире, вглядывалась в выцветшие краски портрета её — темноволосой женщины со строгим взглядом и орлиным носом. Не секрет, что Пирожкова немножко завидует Володиной, с которой они вместе учатся уже четыре класса. Ещё бы — Светка красивая, на неё уже сейчас заглядывается половина мальчиков. А она... Зато у неё — такое имя, которого больше во всей Москве ни у кого нет! Папа и мама придумали его вместе, когда ждали её появления на свет. Пирожков очень обрадовался, что у него будет девочка. - Таня, давай назовём её в честь тебя — Татьяной, - без обиняков сказал он жене. - Нет. Две Тани в одном доме? Куда это годится! Я бы назвала её — просто Марией, - заметила Татьяна. - Тань, ну зачем же просто? У необыкновенного ребёнка должно быть необыкновенное имя! И необыкновенная судьба! Нет: Машенька, конечно, хорошее имя... Но уж очень распространённое. Назвать бы нам дочку тогда, что ли, в честь кого-то из твоих предков? Вот ведь твоя бабушка. Она такая красивая, так на тебя похожа! Как её звали, Тань? - будущий отец остановился взглядом на фамильном портрете. - Эмина Омаровна. И не она на меня, а — я на неё, надо говорить, - процедила будущая мать. - О! Так ведь это же идея! Давай назовём дочку знаешь как? - просиял Пирожков. - Ну, как ты её придумал назвать? - нахмурилась Татьяна. - Амарелла! Тут и Мария есть, и имя твоего предка... прадедушки! Разве не оригинально? - Ну да, Пирожков: ты всегда был помешан на всём итальянском. Даже пригласил меня впервые именно в итальянский ресторан, - вздохнула его жена. - Амарелла, значит... А что-то в этом есть... Так было образовано новейшее женское имя сразу от двух имён — Марии, и имени её прапрадеда, и добавлено итальянское окончание. И росла девочка в квартире, первым владельцем которой был тот самый человек, так неожиданно помянутый в имени, которое ей дали. Омари Хаджпашидзе купил эту двухкомнатную квартиру в новостройке «Некрасовки-парка», можно сказать, из последних сил. На средства, которые оставались у него от торговли после расчёта с налоговыми, правоохранительными, эпидемиологическими и прочими тогдашними органами власти Подмосковья, а также после вынужденного отстёгивания не в пример ему сильным конкурентам по давно освоенному другими плодоовощному рынку — ему оставалось только это. Другие районы не рассматривались. А здесь тогда даже метро не было, а о флаерах и флипах в те далёкие годы, конечно, люди и не слыхивали. Омари много повидал на своём веку: он даже застал Советскую власть. Потом, на рубеже столетий, из бурлящей гражданскими войнами неспокойной малой Родины ему пришлось убраться. В Кобулети после очередной смены аджарского правительства по указанию из Тбилиси его семья осталась совсем уже не у дел. И он выбрался в ближнее Подмосковье, где тоже особо дела у него не шли. Какой-то особенной торговли развернуть не приходилось: это сразу стало ясно, когда в один день к нему подкатили на старинном бензиновом автомобиле с тонированными стёклами тёмные люди и для убедительности своих слов недвусмысленно продемонстрировали стрелковое оружие. Так у него была, палаточка. То ли в Люберцах, то ли в Раменском, то ли в Бронницах, то ли в Жуковском — неважно. Может, ему иногда даже приходилось менять её местоположение. С собою Хаджпашидзе привёз в Москву сына и дочь. Но с сыном Омари не повезло. Тот тосковал по родным краям, никак не мог наладить общего языка с местными ребятами. Ругался даже, что в этой среде ему прямо-таки нечем дышать. Но и по характеру младший Хаджпашидзе был довольно гордый и неуживчивый. Ему всё труднее было сдерживаться, когда его в очередной раз поминали чуркой или хачиком. Ему казалось, что последнее слово лично оскорбляет их фамилию. Мало ли, что Расторгуева из класса «В» по-уличному зовут Раскоряка: парень хоть и плечист, но уж больно неказист с виду, да он, похоже, и не возражает... Да пусть эти русские называют себя промеж собой как хотят, а вот про меня говорить такое нечего!.. И всё тут. Да и с уроками он тоже не дружил, а без твёрдых знаний математики трудно было на что-то рассчитывать в торговле. Отец только головой качал. Настал день, когда сын Хаджпашидзе объявил: - Отец, не лежит у меня душа к торговле совсем. Не смогу торговать. Воевать хочу! - Но если ты хочешь быть хорошим военным, тоже надо хорошо учиться! - возражал отец. Увы, упущенная учёба уже не давалась. Да ещё в те годы в стране применялся и такой единый государственный экзамен — ЕГЭ сокращённо — что никаких шансов поступить в военный вуз у парня не осталось. А когда с ним произошла первая неприятность, он и вообще рассердился на всех и всё. Когда он в ответ на очередные косые взгляды и разговоры про «чёрного» без слов замахнулся ножом на подвыпивших скинхедов, и у него за подкладкой куртки, которую ему в жизни никто не распарывал, нашли странный маленький пакетик с беленьким порошочком, которого он не знал. И молодой человек пропал — вернувшись из-за решётки, просто влился в ряды одного из военных объединений или, правильнее сказать, незаконных вооружённых формирований, которых в те годы было немало — воевать против тогдашней России на стороне какой-то из бывших советских республик, не обязательно кавказской, может быть, даже европейской. Там он и сложил голову. Редкая аджарская фамилия исчезла в океане истории. Отец пригорюнился, но дожил до преклонных лет, хотя Последнюю Звёздную войну, конечно, он и не застал. С дочерью Эминой ему больше повезло: у той способности к торговле были, да и деловитый, рачительный, сдержанный характер тому помогал. Ей удалось открыть пирожковую на юго-востоке Москвы, которая просуществовала несколько десятилетий, почти до тех времён, когда все частные лавочки на Земле были централизованы и переданы в отраслевое роботизированное управление. Отец оставил Эмине в наследство квартиру над проезжей аркой. Здесь у неё родился сын, который был во всём копия своего русского отца, и который так и не научился читать причудливые, витиеватые буквы языка своей мамы. Дочь этого сына и звали Татьяной, можно сказать, в честь пушкинской героини. И, по странному стечению обстоятельств, понравившийся ей молодой человек носил именно фамилию Пирожков. Родители Амареллы Пирожковой работают инженерами на фабрике по изготовлению промышленных роботов для подводных работ. Кое-что из этой продукции применяется даже на других планетах. Ими недавно были спроектированы анаэробные аватары, искусственные тела с репортируемым сознанием для постоянной работы в труднодоступных отделах Дальнего Космоса без воздуха и питания. Они — очень интересные, и, как мы уже убедились, оригинальные люди: что сказалось даже на выборе ими имени для ребёнка. А вот сама Амарелла — девочка очень мечтательная, но работать не очень любит. Вот и сейчас, стоя на высоком холмике с ракеткой в руке, лениво отгоняя волан на Светку, она всматривалась в необъятную Москву, над которой клонилось к заходу солнце, и мечтала... мечтала... мечтала... В тот вечер северо-западный ветер, казалось, совсем разгулялся. Его не могли сдержать даже сорок пять километров практически сплошных небоскрёбов огромного города. Он с неимоверной силой дул в затылок Володиной. Светкина грива совсем растрепалась, и Светка поминутно просила подружку подождать, пока она снова соберёт лезущие в глаза и в рот волосы хоть в какой пучок. Но всё было тщетно. Так всегда бывает, когда заколешься кое-как, выбегая из дому. Так что думать о причёске надо заранее. Кое-как поправив непослушную причёску и выплюнув выдранные локоны с корнем, Света раздражённо отбила волан с большей силой, чем обычно. Ветер подхватил воланчик. Он перелетел через голову Пирожковой и скрылся в кустах где-то на берегу Пехорки. Делать нечего, Амарелла побежала выручать свой бадминтонный снарядик. Добежав почти до самой речки и уже досадуя, не унесло ли его навсегда водой, за крошечным перелеском девочка вдруг остановилась как вкопанная. Она поглядела вперёд и... обмерла. Воланчик качался на веточке ореха на уровне её головы, а под ним... Нет, такого раньше она решительно нигде не видала. Пирожкова даже вскрикнула, опустив руку с ракеткой. Впрочем, этот крик не донёсся до Светы, ведь ветер угнал его за Пехорку, в противоположную сторону. В роще за ветвями приречных деревьев скрывался прибор! Удивительные усики чуть подрагивали на сильном ветру. Чашечки и тарелки, которых она насчитала несколько десятков, под разными углами склонялись к земле и вытягивались к небу. Амарелла осторожно коснулась стенки прибора, и металл, прохладный в тени, разогретый против солнца, отдавал девочке своё загадочное свечение. А в самой середине была приборная панель! - Какие кнопочки... мимимишные! - прошептала четвероклассница, машинально проводя пальчиком по рядам между тумблерами и сигналами. Пирожкова, при всей своей мечтательности и лени — далеко не глупая девочка. Только очень, очень скрытная. Она сразу заметила, что на целом приборе, ни на одном из его органов управления, нет ни одной буковки, ни одной циферки, ни одной, даже самой малой, чёрточки. Чуть правее центра, на небольшом выступе над приборной панелью возвышалась рукоятка с приводом для вращения. Очень захотелось попробовать что-то включить, хотя было и страшно, конечно. Пролетели секунды, за которые любопытство перевесило. Амарелла взялась за ручку и стала её вращать. Она вращала долго: сначала в одну, потом в другую сторону. Двигать рукояткой было свободно и как-то даже по-своему приятно. Но ничего, решительно ничегошеньки не происходило! Девочка думала. Потом попробовала переключать тумблеры, нажимать на кнопки. То же самое, никакого эффекта. И тут её осенило! Ну, конечно же, этот прибор — инопланетный! Поэтому и нет на нём ни одной надписи на языках народов Земли — ведь инопланетянам это не нужно. А поставили его сюда... Ну, конечно же, по указанию прекрасного принца из другой цивилизации! И сейчас, наверно, этот прибор незримо уже изучает её, Амареллу Пирожкову, передаёт в неведомые дали сведения о том, какова она, какая из себя, и, конечно же, что думает и чувствует. Да! Конечно же так! Амарелла всегда верила, что когда-нибудь она вырвется из этой привычной действительности, где надо делать уроки и соответствовать мнению одноклассниц, из старенькой квартиры обшарпанной десятилетиями многоэтажки. И за ней прилетит принц на звездолёте с алыми панелями гравиконтроля, и увезёт жить на планету сказок. Нужно только не забывать смотреть почаще на небо!.. Похоже, что этот момент настаёт сегодня?.. - Амарелла, где ты? Тебя спасать, Пирожкова?! - вернул её к действительности долетевший до ней крик Светы. - Свет, не надо! Я волан снимаю с верхней ветки! Он на дереве высоко застрял, я сейчас! - поспешно прокричала Амарелла. Она схватила волан и тут же засунула его в кармашек. Конечно же, ни на какое дерево она не лазила. Но разве можно выдать тайну Светке? Амарелла нарвала веток и прутьев и тщательно замаскировала ими обнаруженную станцию слежения и связи. Нет, для неё она, конечно же, была совсем другим. Ни за что, ни Светке, ни ещё кому-нибудь, даже дома, она не расскажет о тайне, которая теперь будет принадлежать ей одной, лично ей, только ей. Принц, который построил таинственный прибор, так долго ждал её одну. Она теперь будет приходить в эту рощу и играть в этот прибор. Сама. Одна. Всегда. Пока он не прилетит за нею лично. Или пришлёт специальный флаер. Лишь бы он пришёл... Ветер немного стих, а может, Светка заправила и уложила, наконец, свою гриву как следует, пока она пропадала в перелеске над речкой. Но остаток партии Пирожкова доиграла уже молча, как-то рассеянно, изредка улыбаясь и оглядываясь туда, к загадочной находке у себя за спиной. И надо знать Амареллу: она так никому и словечком не обмолвилась. Такая уж это девчонка, одни увёртки и утайки. Вот, например, если на неделе планируется контрольная, она ни за что об этом не сообщит. Ведь контрольную и на тройку написать можно. А бывает и что похуже... Комментируя успеваемость ученицы Пирожковой по основному предмету перед каникулами, классная руководительница обычно по-своему подбадривала её: «Твёрдая четвёрка без минуса. С неба звёзд не хватаем, но и камнем вниз не летаем. Уважаю!» Естественно, что тут было что показать потом родителям, придя домой... А если удастся ответить на отлично, она непременно растрезвонит с порога и маме, и дедушке, что была внезапная общегородская проверка, и она, Амарелла, оказалась на большой высоте. И её хвалили! А если не повезёт, и контрольная троечная выйдет — то для домашних её, контрольной этой злосчастной, просто не было. И всё. Потом, когда закроет другой оценкой — скажет. Проверять же на все случаи у родителей сил никаких нет. На все свои электронные тетрадки Пирожкова придумала систему паролей. И, если в тетрадке тройка или двойка, то никто, кроме хозяйки, ни за что просто так не зайдёт туда и не поглядит. Вот такая изобретательная девчонка. Тем временем Алиса Селезнёва, возвратившись домой, снова приводила себя в порядок, готовясь к видеофонному включению экс-генерала Бесфа, незадачливого директора школы для отпетых детишек в Галактическом Центре. После непродолжительного совета, который не длился между Алисой и Лучирадой и трёх минут, всё было распределено следующим путём. Алиса отправляется интервьюировать нового фигуранта в ту же обстановку, в которой она беседовала со Скулити. Лучирада же отбывает на юг Москвы, чтобы продолжить наблюдение и поиски. К тому же, Медвежагинцев соизволил сообщить о кое-каких своих проделанных действиях, большей частью, впрочем, безрезультатных (поставленные инспектором на уши директора трёх физико-математических школ района, естественно, ничего не добились в поиске таинственного талантливого злоумышленника) — но химико-радиационные пробы он-таки собрал. Алиса рассудила психологически. Собеседника надо... удивить! Тогда он не будет перебивать тему на разговоре, не будет стараться заставить её плясать под свою дудку, как пытался тот негодяй из клана Панчонгов. Что уж придирок к её внешности, от субъектов определённого уровня, не избежать, как строго ни одевайся, это Алиса поняла уже чётко: теперь настал такой возраст. Так что чем неожиданнее она предстаёт перед ними, тем лучше! Подумав так, Алиса сделала фрагентианскую причёску и повязала на голову платок, как было, когда она старалась для своих друзей с четвёртой планеты Гаммы Южной Рыбы, где нашёл наилучшее из своих применений фруктовый кран. Добрец, он же экс-генерал Бесф из племени с Бродячих Астероидов, выглядел усталым, сгорбленным и постаревшим, хотя и восседал в сравнительно удобном кресле: режим заведения, где он содержался, не такой жёсткий, там даже создаётся гравитация. Лицо его запомнилось Алисе гладким — теперь его избороздили морщины. Взгляд, некогда живой и цепкий, выглядел потухшим. Однако, стоило Бесфу завидеть Алису на экзоэкране там, у себя, как глазки его тут же загорелись счастливым блеском. - Ах, это ты, моя вредненькая Аллочка? - игриво осведомился Бесф-Добрец и сластолюбиво потянулся к экрану. Алиса непроизвольно отпрянула: эх, не получилось удержаться. - Сколько оборотов Плутона! А я уж думал: не случилось ли с тобой чего? В последние годы что-то маловато слыхать о твоих достиженьицах... Какой у тебя странный платочек! Это, что же, на воле мода сейчас такая, да? - Здравствуйте, учитель Бесф! - учтиво поклонилась Алиса и замолчала. - Ох, можно подумать, что я её чему-то научил! - притворно усмехнулся тот, и продолжал. - Без сомнения, ты бы заслужила титул «Лучшая предательница сезона в Галактике». Как жалко, что я его не придумал, чтоб подстелить тебе под ноги... Ах, как же я по тебе тосковал, когда наши судьбы разминулись! Как мне хочется за тебя сейчас подержаться, погладить во всех местах... Слыхал о разработках, которые позволили бы мне это, да руки у меня отсюда до них коротки!.. От тебя исходит такая благодатная энергия... Энергия! Вот чего мне здесь так не хватает! «Вот чего ещё не хватало!» - подумала Алиса и действительно, почти физически, ощутила себя так, будто силы её уходят, непостижимым образом втягиваются в телеприёмник. Но она переборола себя, продолжая молчать. Даже руки на пульте не переложила в другую позу. - Аллочка, я сразу тебя всей душой полюбил! - скрещивая руки на груди, юродствовал меж тем Добрец. - Выделил и отметил. И благословил! Как сейчас помню: ты же у меня Алла Нумби с Вестера. Ой, нет: Алла Цвай-Драй с Марса. Извини. Старость, изменяет память... А ты такая гордая, и напиток не принимала, и меня никогда не любила, о! Ну скажи, ну скажи на милость, ну неужели тебе совсем меня не жалко? (При этом слове бывший директор Шкомерздета сделал вид, что расплакался, и на его глаза даже навернулись подлинные слёзы). - О, представь себе, я даже счастлив, когда ты меня мучаешь, и это доставляет тебе удовольствие! Побольше удовольствия. Я так рад доставить тебе удовольствие, Аллочка!.. - Извините, генерал, если я доставила вам страдания. Мне просто противно, когда где-то учатся доставлять страдания кому бы то ни было. Но, если вы не лжёте... Рады доставить мне удовольствие? Сомневаюсь. Но тогда... я бы обратилась к вам с одной просьбой! - прервала вдруг его Алиса. - Просьбой? - Добрец запнулся, и тут же просиял. - Да я ждал этой просьбы шесть лет, Алла! - Тогда вот так, - Алиса доверительно наклонилась к экрану, понизив тон, будто боялась, что их подслушают. - Речь пойдёт о вашей деятельности во главе Шкомерздета. Пожалуйста, Бесф, потрудитесь и вспомните, кто из ваших воспитанников — и выпускников, конечно! - хорошо разбирался в тектонике и ядерной физике? Особенно, если умел организовать работу в этих направлениях? Умел подчинять младших, заставить их трудиться на себя? Если сейчас не припомните, я вас не тороплю. Возьмите, сколько нужно, времени. Хорошенько подумайте. - Шкомерздет? Да мне школу не жаль — гори она синим пламенем на нейтронном аннигиляторе!.. Там одни подлецы-детишки да мерзавцы-людишки были, вроде Миллы да Скорпона Матвеича! Это он меня и подбил на эту пакость, не тем будь помянут. Я же что, всю жизнь просто мечтал быть учителем. Наставником! Учить детей, и чтобы они добром потом мне служили! Но Скорпон мне не ухо нашептал: ничего мол, Добрец, (это он мне в насмешку над добротою моей природной эту кличку и придумал, гад!) из затеи твоей не выйдет, люди не будут по-хорошему тебе служить. Только вина и страх позволяют держать мир в узде. А если ты хочешь, чтобы они энергию для тебя добывали да на блюдце с голубой каёмочкой ко рту подносили, в них надо воспитывать жёсткость, решимость, беспощадность, волю — крутой характер, одним словом! Для этого надо их учить животных мучить, а потом и людей. Вот я и попа-а-ался!.. - экс-генерал в экзоэкране разревелся не на шутку, размазывая слёзы по лицу. - Генерал, а зачем вам столько энергии? Ведь она вас просто разорвать может! - подождав, когда Бесф поплачет, обратила на это его внимание Алиса. - На нашей планете Земля ещё у древних греков была задача о бассейне, в который вода по одним трубам втекает, а по другим вытекает. С разной скоростью. Так вот, мне кажется, что у вас просто в теле энергия не задерживается, она вытекает из вас с такой бешеной скоростью, что и сокращает вам жизнь. Не проще ли было, сравнивая с бассейном, просто заткнуть трубу, чем наливать новую и новую воду? - А? - Бесф был явно озадачен. - А ведь и... верно! Аллочка, ты настоящий доктор для старика! У тебя такие добрые ручки... Что же ты мне раньше это не сказала, ещё в Шкомерздете? - А вы меня об этом там не спрашивали. Вас другое занимало, - заметила Алиса. - Правда, о том, о чём вас спросила я, вы, похоже, тоже не спешите ответить... Но вы подумайте! - Ах, да, да... о чём же ты меня спросила? О выпускниках Шкомерздета. Ой, ты знаешь, у нас в Галактическом центре таких сложных предметов не проходили. Не до них было. Нам бы курс мучения освоить! - мечтательно замолчал Добрец. - Да. Но, если бы ты только вызволила меня отсюда! Только походатайствовала о досрочном освобождении старика! Я бы отдал мозги свои иссохшие, прямо хоть сейчас, сосканировать на этот предмет! Да и на любой другой. Всё для тебя. Представляешь, как было бы хорошо, когда бы я дожил до этого дня! Я бы тогда не только произвёл тебя в чин сержантки — нет, майорши! Нет — подполковницы! Полковницы! - Извините, генерал, но мне кажется, что вы сами были разжалованы в звании настолько, что уже не можете мне ничего присвоить, - опустила голову Алиса. - Впрочем, не нужны мне все эти регалии. Я не могу спускать с рук зло тем, кто творит его во Вселенной, но не забываю и добра. Конечно же, я буду ходатайствовать за вас — если меня послушают, конечно. Но и вас я тоже, так сказать, ловлю на слове. Кроме всего дурного. Но и кроме шуток. Помогите мне, если можете. И этот мир станет добрей. - О, я стану добрей! Полюблю я детей! Нет — я буду, я, действительно, буду добрей! - буквально простонал экс-генерал, бухнувшись на пол и посылая Алисе воздушные поцелуи. На этом конференция и завершилась. Добровольная проверка памяти Добреца-Бесфа должна была занять ближайшие полдня. Присутствия Алисы, как вы можете догадаться, для этого совершенно не требовалось. Хотя чувствовалось, что старый воспитатель мерзавцев немало отдал бы за это. А для чего? Чтобы снова запастись энергией? Или наговорить ей комплиментов, совершенно, впрочем, не компенсирующих энергопотери? Эх, каждый из негодяев проявляет себя в своём роде!.. Может быть, этот только и взаправду встал на путь исправления?.. Приняв водную процедуру после бурного денька, связанного с беготнёй по всему городу, Алиса почувствовала себя выстиранной. Ни много, ни мало. Как её брюки или кофточка. Когда она уже почти высохла, из нетерпения поглощая Полины пирожки, с работы вернулся папа. Он выглядел затаённо-сияющим, но сперва довольно дежурным образом поинтересовался у дочери, как прошёл день и не втянули ли её за эти часы, ни за что ни про что, ещё в какую-нибудь историю. - Папа, ну я уже большая, и чётко вижу границы своих возможностей. А потом... ты же знаешь, что со мной ничего не случится! Просто и хотеть буду, а не дадут! - Алиса рассмеялась и рассказала отцу про то, как Лучирада отговорила её от попытки изменить недавнюю историю города, с явным сожалением. Но папа во всём поддержал неизвестную сотрудницу ИнтерГПола. - Она хороший человек и ответственная женщина, - сказал он. - И я очень рад, что она спасла мою Алисочку от очередного броска напролом. Как знать, к чему бы ещё привела твоя инициатива! Пусть тебя не используют. У ИнтерГПола сотрудников много, а у нас с мамой дочка одна! - Да, она хороший человек, ответственная женщина и замечательный программист роботов, - вступил в разговор Поля. - Была-то всего ничего, а за это время мне прописала чип, с помощью которого я на глазах у самого себя становлюсь подвижней и моложе! - Как знать, к чему ещё приведут тектонические толчки и чего Москва дождётся через день-два, - грустно заметила Алиса. - Я была у нас на Гоголевском. Это не землетрясения. Так не бывает — никто из животных ничего не подозревал!.. - Алис, ну, мало ли!.. А вот по Космозо я бы не сказал так: там — пятьдесят на пятьдесят была реакция. Так что не спеши с выводами. Не надо о плохом, - сказал папа. - Гости с других планет могут и не чувствовать, - заспорила Алиса. - А кто-то может, наоборот, стать слишком чувствительным и отзываться на каждый земной шорох по пустяку... - Ну ладно, дочь, не спорь с папой! - отозвался Селезнёв. - А ты знаешь, радость-то какая? К нам мама прилетает! - Да ну?! - Алиса чуть не опешила. - Ну да! - подтвердил ликующий папа и вздохнул. - В кои-то то веки на Земле, в Москве!.. А к чему бы, ты думала? Всё по делам. Здесь открывается очередной архитектурный музей... - Ой, как интересно! Я поеду с мамой! - выпалила Алиса. - Постарайся, Алисочка, чтобы не в ущерб экзамену, - попросил папа. - Ты и так на целый день отвлеклась с этой чепухой... В предчувствии радостной встречи Алиса долго не могла заснуть. Она даже не съела на ночь персик, наверно, для мамы решила приберечь, чтобы побольше осталось. Произошедшее и узнанное за день, хотя и было по-своему удивительным, не сильно волновало её. На долю девочки выпадали испытания и похлеще этих. Но, конечно, обилие загадок и полное отсутствие внятных разгадок интриговало. Ночью ей приснился даже сон на эту тему. Словно сердитые и печальные яйцеголовые инопланетяне-лилипутики рассыпаются в разные стороны. То чего-то взорвут, то чего-то построят, и всё это делают вперемежку с бурчанием на своём языке, какие все кругом дураки... и как много задают уроков. Почему-то. - Неужели они так и не захотят поиграть со мною в прятки? - подумала Алиса. - Ну, тогда я выхожу! На следующее утро Вася надел белую рубашечку, которую бабушка выгладила через четверной ионный барьер. Так работает обыкновенный электромагнитный утюг в будущем. Сочинение, которое предстояло ему написать, приходилось как раз на первые два урока. Остальные уроки в этот день были не такими уж сложными. В это утро Вася пребывал в какой-то особенной мечтательности. Всю ночь ему снились странные сны, будто он сам оказывается участником тех далёких исторических событий, что вроде бы не имели уже ничего общего с его повседневной жизнью. - Знаешь, бабушка, а я подумал, что литература — это, оказывается, интересно! Я чувствую себя так, что, наверно, и сам теперь попробую когда-нибудь излагать в стихах то, над чем я думаю! - сказал он ей на пороге квартиры. - Смотри, не обольщайся, старайся, Васенька! Удачи тебе! - сдержанно напутствовала внука Анастасия Юрьевна. В несколько более строгой тишине, вместо разноголосого гама, который обычно предшествует первому уроку, третьеклассники начинали этот школьный день. Людмила Николаевна обратилась к детям с короткой вступительной речью: - Итак, у нас сегодня сочинение. Не торопимся написать всё, что знаем, не стараемся написать больше. Пишем о том, что знаем лучше всего. Если у вас появятся какие-то трудные слова, и вы не уверены, что правильно пишете их, лучше заменить словами попроще. Помните, что, чем больше слов, тем больше ошибок! Но не забывайте и о том, что тема должна быть раскрыта. То, о чём вы пишете, должно быть у вас рассказано полностью: всё, что об этом знаете. И, давайте так: если я чего-то не знаю, я не делаю вид, что я это знаю. Хорошо? Не встретив вопросов и возражений, учительница добавила: - Если у кого-то сломается стилус или штеккер вырвется из гнезда парты, не отрывайте от работы товарища, сохраняйте текст кликом пальца и сообщайте мне. У нас есть запасные, хотя классная техника, вообще-то, редко ломается. Итак, время пошло! Но Житенёв уже не слушал классную. Его мысли, словно тройка застоявшихся на морозе лошадей на старинной ямщицкой станции той эпохи, о которой предстояло писать, уже рвались наружу из его головы, перегруженной петабайтами информации о писателях, поэтах и их друзьях и недругах. Он собирался писать сочинение по своему плану, ни с кем не советуясь — как привык он делать всё всю свою жизнь. Поэтому, как только прозвучал звонок на урок, он активировал рабочую поверхность парты, заранее поделённую на черновик и чистовой экран, и схватился за электронную ручку, что в обычные дни тихо висела себе на проводном штеккере по правую руку от школьника. Дети будущего в массе своей очень аккуратны. Даже те, которые не блещут особыми научными или изыскательскими способностями. И это неудивительно, ведь они родились и жили сызмала в среде, напичканной разного рода гаджетами и устройствами. Знают, что всё — или, по крайней мере, очень многое! - построено, открыто, делается и регулируется каким-нибудь из многочисленных научных и технических способов. От флипа, на котором летишь погулять или к дедушке с бабушкой в гости, до аппарата, который выдаёт мороженое или стаканчик газировки тебе на прогулке. И поэтому оборвёшь какой-нибудь проводок, потянешь за что-то, нажмёшь бездумно какую-нибудь не ту кнопочку — может многое измениться вокруг. Эти дети с большим удивлением узнают о школьниках из прошлого или каких-нибудь отсталых планет, где детям могло прийти в голову подпаливать зажжённой газеткой стол или собирать дохлых мух в чернильницу. «Придурки!» - вот массовая реакция на такие поступки и не только Житенёва по кличке «Самый умный Вася». И, наоборот, какие-нибудь их прапрадедушки, будучи хорошими детьми своего времени, были бы удивлены, почему они не поотрывают и не поотламывают всё от таких навороченных столов в таких навороченных школах! А вот не отрывают и не отламывают, однако. А для чего тогда штеккеры, поинтересуетесь вы? Ведь беспроводной канал связи изобретён больше ста лет назад! А здесь уже детская психология, которая не меняется с поколениями. Научно это называется: она консервативна. Потому же, почему рукавички привязывают на верёвочку и перекидывают малышам через плечи. Чтобы электронную ручку никто не забыл, не потерял, не уронил, а также для того, чтобы она была всегда соединена с компьютером парты, она и выведена через свой оптико-волоконный проводок на штеккерную розетку о пяти прецизионных безопасных гнёздышках. Ну а уж чтобы оборвал кто-то проводок, и то обычно — если только по неосторожности задев, такое редко бывает. В их классе только Мишке пришло однажды в башку забить в пять гнёздышек пять маленьких гвоздиков. Так это происшествие на районном уровне школы обсуждали, и родителям Биронова было очень стыдно от этого. Ещё бы, на них, как на белых ворон, смотрели! Ещё и Мишу проверили, не с ума ли он сошёл, что придумал такое сделать... В классе воцарилась незыблемая тишина. Двадцать затылков склонились над призрачно светящимися полями парт. Ещё бы! Задание трудное. Учительница не зря предупреждает о написании слов. Это — работа и по литературе, и по русскому языку одновременно: здесь не подключена программа, как писать слова. Автоматом не проверит, как напишешь, так и будет. Кто-то в задумчивости уставился в потолок, припоминая содержание сюжета или декламируя про себя стихи. Вася непрерывно и бешено водил стилусом по полю парты. Его пальцы на тридцать восьмой минуте урока затекли до того, что побелели, и Вика, которая мельком видела это, хотела осторожно ему об этом сказать, чтобы хоть чуть расслабился и отвлёкся. Но не решилась. Прозвенел звонок с урока. - Дети! Кто хочет, может прервать работу и выйти из класса. Не забывайте нажимать на поле «Сохранение»! Почаще сохраняйте то, что написали! - произнесла Людмила Николаевна. Через несколько минут почти все дети, аккуратно прервав занятие, или откинулись на спинку сидений — сделать гимнастику для глаз, выпить воды или соку, или действительно вышли из класса — выпрямиться, размяться, побегать. На десятой минуте перемены один Вася сидел, по-прежнему сгорбленный, над панелью школьного стола, и писал, писал, писал как заведённый. Вокруг него стали собираться любопытные одноклассники. - Во строчит, строчит, строчит! Вот так самый умный Вася! Вот так ученичок! Не ученичок, а прямо... учебный зверь какой-то! - вылетело у Синютина. Кто-то заржал. - А слова-то какие мудрые пишет! «В преддверии», «вековечная несправедливость»... - поразился Шайгалеев. Дурацкая шутка про зверя пришлась многим по вкусу. - Э-эй! А, учебный зверь! Отзовись! - Не реагирует. Ш-ш-ш! Р-р-р! Мяу! Вася внезапным резким движением левой руки, не выпуская электронной ручки из правой, атаковал Синютина, но не дотянулся, так как тот уже отскочил на три шага. Васин лоб побелел от долго сдерживаемого напряжения, и, замахнувшись и потеряв равновесие, мальчик снова почувствовал нос. На вовремя подхваченном платке опять, как вчера, появились красные пятна. Прозвенел звонок на второй час сочинения, появилась Людмила Николаевна, и все были вынуждены разбрестись по своим местам. Вика с беспокойством оглядела товарища. Житенёв всё так же писал и писал, едва перелистывая страницы, кидая мельком затравленный взгляд на черновик, резкими взмахами пальцев перенося оттуда на чистовую какой-нибудь абзац и поминутно щёлкая по полю «сохранить». И даже когда прозвенел, наконец, звонок и с этого урока, сообщая о том, что сочинение закончено, Вася продолжал ещё лихорадочно что-то перелистывать, переписывать и переносить в уже сделанной работе. Наконец все сочинения были сохранены в личных директориях каждого ученика и отправлены на терминал учительницы. Светящиеся окошки поверхностей парт погасли, стилусы мирно успокоились в зажимчиках на правой стороне парт. - Слышь, Житенёв! Чего, не получилось и в этот раз правописание на кривой козе объехать? Трояк по русскому вырисовывается? - начал было паясничать Вовка. - Это... у тебя вырисовывается, придурок Синютин! - буркнул Вася. - А у меня пять-пять будет. Я лучшее сочинение в классе написал! - Эвона как! Лучшее сочинение, лучшее сочинение! - передразнил тот. - Откуда дровишки, поделись? Откуда такая уверенность-то хоть? - От верблюда! - пробормотал Житенёв и мечтательно поднял палец вверх. - Это, может быть, и вовсе не сочинение, а... литературоведческий трактат!.. - Ого! Слыхали? Ловим тебя на слове! Сдаётся мне, ох и будут завтра склонять да спрягать твой трактат, Житенёв! - следом за Вовкой привычно загалдели многие ребята. Впрочем, дети из класса не придали этой беседе особого значения: каждый ведёт себя по-своему. С видом глубокомысленного идиота похваляется Васька. Провоцирует его и ковыряет известный клоун Вовка. Так было всегда, сколько они знают друг друга. Так что остальные уроки в этот день прошли уже без каких-либо интересных происшествий, благо и контрольных больше в этот день не было. Алиса заканчивала завтрак, когда на руке у неё заработал портативный видеофон. Звонила Лучирада. Загоревшееся поначалу любопытство быстро погасло: ничего нового её подруга по ИнтерГПолу ей не принесла. Следствие за ночь не продвинулось и на миллиметр. И вот теперь, учитывая зависание дела — её вызывают обратно для консультаций в центральный штаб, в Антарктиду, к Милодару. - Даже домой заехать не дали, пока я тут близко! - пожаловалась ей Лучирада. - А: чего я хочу?.. Везде чёртовы бюрократы... Пальца о палец не стукают, чтобы технически улучшить возможности следствия, пока гром не грянет!.. Помнится, я не раз просила Милодара даже ускорить работу над устройствами для допроса сознания и психики свидетелей-животных — перевода их ощущений на человеческий язык. Но тщетно, - грустно замолчала она. - Не грусти, Лучирада, - подбодрила женщину Алиса. - Тщетно, значит, время не пришло, надо ждать. Миелофоны проходят завершающие этапы тестирования во всей Галактике. Ну а разве для дела, которое сейчас интересует нас больше всего, это и нужно? У тебя есть на примете такие животные, которые видели, что делалось в рощах? Что-то следов их было не видать вокруг тех мест... - Да нет, конечно, - Лучирада устало махнула рукой. - Просто обидно: вроде что-то старались... делали... прыгали... бегали куда-то. А теперь — перерыв, незнамо на сколько... - Так всегда бывает, когда дела сложные и интересные, - заметила Алиса. - Но ты не горюй, если что-то будет происходить и я в курсе этого буду — я же тебя непременно оповещу! - Да ничего не будет! - отмахнулась та. - Маленькая ты ещё, и, видимо, не знаешь, а это так и называется: висяки. Тут состаришься, а ничего не всплывёт: и так по делам бывает... Честно признаюсь, мне с тобой приятно было работать. Извини, если ненароком оскорбила какие твои чувства. Я — резкий, прямой человек... Обидчивая, и других обижаю... - Да что ты о мелочах, это — нормальные моменты, - засмеялась Алиса. - Если мы с тобой больше не увидимся — ну, так, по работе больше не будет поводов! - я хотела бы пожелать тебе одно, - заметила Лучирада. - Чтобы тебя никто в жизни никогда не предал. Люди могут, люди имеют право даже ненавидеть друг друга. Но честно, на открытых основаниях. Ненавидеть, но не предавать. Это свято. Нет преступления хуже предательства. И помни: чем чаще ты вслух будешь говорить «Да я никакая», тем чаще ты сможешь про себя подумать с гордостью « Вот какая я!»... Передав привет Милодару, бережливая Алиса вымыла свою чашку, целую ещё со времён своего (и Полины Метёлкиной) пленения астероидом ашеклеков и их зловещего Хозяина. За этим занятием она вспомнила старинную японскую притчу, которую, по-видимому, и рассказал ей тогда между делом мальчик Юдзо. О том, что даже за таким будничным делом, достойным лишь роботов, как мытьё чашки, может прийти озарение мыслящему человеку.