***
Сен-Жюст стоял у окна, с безразличием рассматривая редких прохожих. Сейчас все его мысли занимал непростой разговор с другом и соратником. По правде сказать, у Сен-Жюста просто не было сил смотреть в глаза Максимилиану. Он понимал, что своим решением расстраивает его, но также понимал, что это необходимое и закономерное решение. Оно правильно. Для Республики, для Франции. — Антуан!.. — Робеспьер, разве ты не понимаешь? Нет другого выхода. — Просто признайся, что ты полюбил армию. — А что, если и так? — Но ты нужен здесь. Нужен Парижу, нужен Франции… — Робеспьер словно проглотил окончание фразы. — Мне кажется, ты не договорил. Но тот больше ничего не добавил, и, выждав пару секунд, Сен-Жюст продолжил: — Бюро возглавишь ты. А если будешь занят, то… на эту должность отлично подойдёт Кутон. Я уверен. — Конечно уверен. Как и всегда… Сен-Жюст впервые за этот тяжёлый разговор повернулся к Робеспьеру, услышав в его голосу грусть. — И сейчас я тоже уверен. Это мой долг, — твёрдо сказал Антуан. — Хорошо, — Робеспьер подошёл к нему сзади и положил руку на плечо. — Я тебя отпускаю. Сен-Жюст накрыл его руку своей, и голос его слегка дрогнул: — Спасибо, Максимилиан.***
Антуан в раздумье ходил меж солдат, а прочитанный и скомканный листок будто жёг его ладонь. Они только добились прорыва, впереди была важнейшая операция, а Комитет требует от него немедленного возвращения в Париж. Как же это несправедливо! По отношению к нему, к армии, к судьбе всей Франции! Сен-Жюст должен быть в войсках — его место здесь. Антуан запустил руку в растрёпанные волосы и с силой потянул их. У него остаётся последняя надежда — нужно переубедить Робеспьера.***
Он уже почти подошёл к своему дому по улице Сент-Оноре, как заметил идущего ему навстречу Кутона. — О, Антуан! Ты жив-здоров! А то, говорят, в армии сейчас опасно. — Жорж, — сдержанно кивнул ему Сен-Жюст, давая понять, что намерен сразу перейти к делу. — Молодец, что вернулся в столицу. Ты сейчас здесь… крайне необходим. Робеспьер ждал тебя. — Правда? — Антуан сжал кулаки, держа руки за спиной, но попытался придать лицу отстранённое выражение. — Тогда мне, видимо, пора поспешить к нему? Кутон на мгновение прищурил глаза, но затем улыбнулся и хлопнул Сен-Жюста по плечу: — Конечно. Он как раз дома, — и, молча кивнув на прощанье, заспешил по своим делам. Сен-Жюст внимательно посмотрел вслед уходящему Кутону и двинулся вперёд — кулаки он так и не разжал. Дверь ему открыла Элеонора. — Антуан! — женщина бросилась к нему с объятиями, и тут же посыпались вопросы: — Надеюсь у тебя всё хорошо? Ты не пострадал? Тебе нужно что-нибудь? — Спасибо, — мягко прервал её Сен-Жюст. — Робеспьер у себя? — Да-да, конечно. Тебе же надо прежде всего поговорить с ним, я понимаю. Он наверху. — Элеонора отступила и попятилась назад. — Я пока пойду… заварю нам всем чай. И она поспешно скрылась на кухне.***
— Робеспьер, — постучал Сен-Жюст и вошёл в комнату, забыв про своё исключительное правило. Всё же он волновался. Депутат сидел за столом, как и обычно, заваленным ворохом бумаг. Он спокойно отложил перо и только потом поднял голову. Этот невысокого роста человек, в вечном парике, внушал ужас всей Франции и безмерное уважение Сен-Жюсту. Даже сейчас. — Антуан, друг мой! — Робеспьер встал и быстро подошёл к нему. Он обнял Сен-Жюста, и тот окончательно расслабился. Хотелось верить в лучшее. — Как ты? Как дела в армии? — Робеспьер сделал шаг назад, чтобы оглядеть Сен-Жюста с головы до ног, но всё ещё продолжал держать его за плечи. — Ты же знаешь, мне мало простых отчётов. Хочу услышать всё из твоих уст. Мне нравится твоя речь. Элеонора наверняка уже приготовила нам чай. — Робеспьер, в чём дело? — Сен-Жюст осторожно отстранил от себя Робеспьера и прошёл через комнату к креслу, которое уже по давней привычке считалось его. — Это ты вызвал меня, а не Комитет. Верно? — и тут же, осенённый внезапной догадкой, воскликнул: — Постой, да ты и есть Комитет! — Антуан, ты не знаешь, о чём говоришь… — с упрёком посмотрел на него Робеспьер. — Неужели? Прошу, просвети меня, — нетерпеливо оборвал его Сен-Жюст и отметил про себя, что впервые так язвителен с ним. — Твои речи, Сен-Жюст, они нужны мне. Помнишь свой доклад 26 жерминаля? Так вот, у Республики новые враги… — Которых снова требуется отправить на гильотину — верно, Робеспьер? А что, если откажусь? — Не откажешься. — Ты так во мне уверен, Робеспьер? Так послушай же меня. Что я скажу, а не твоё тщеславие и гордость. Я не желаю больше участвовать в этом. Реки крови уже давно захлестнули Францию, и ради чего? Ради новых жертв? Вспомни Дантона, вспомни своего дорого друга Камиля. Мы потеряли уже достаточно граждан в борьбе против монархий — в борьбе, в которой я должен был прямо сейчас участвовать, к твоему сведению! — Сен-Жюст не заметил, как в порыве встал и почти сорвался на крик. — Передай Элеоноре мои извинения. Я не остаюсь на чай. Антуан хлопнул дверью ненамеренно, но он только что поссорился — и с кем! С самим Робеспьером, с которым за все эти годы ни разу не посмел даже поспорить, не то что поднять на него голос. Сен-Жюст решил не оглядываться.***
Через неделю Сен-Жюст так же — в гневе — покидал здание Конвента. Робеспьер выдвинул проект Революционного трибунала, что означало колоссальное упрощение процесса правосудия и вынесения приговора. С одной стороны, это было разумно — или Антуан всё ещё пытается найти оправдание Робеспьеру? Но, с другой стороны, отстранение народных защитников и отказ от предоставления доказательств вины ужасали молодого человека. Робеспьер попирал все основы процессуального кодекса! А нет правил — нет и контроля. Всё это приведёт только к усугублению положения в стране. И пусть Робеспьер не смотрит жалостливо в его сторону, не пытается подойти к нему в Конвенте и не ищет тщетно путей, чтобы остаться с Сен-Жюстом наедине! Это уже не тот Робеспьер, в которого когда-то поверил юный Сен-Жюст. У себя на квартире Антуан нашёл приглашение на скорый Праздник Верховного Существа, написанное Робеспьером лично. В нём говорилось о том, что завтра состоится великое событие и что если Сен-Жюст почтит своим присутствием празднование, будет рядом с ним, то для него — для Робеспьера – этот день станет счастливейшим в жизни. Сен-Жюст раздражённо порвал приглашение и бросил его в камин.***
Солдаты приветствовали своего генерала, приветствовали освобождённую Францию. Сен-Жюст радовался своей победе слово ребёнок. Наконец-то! Они выиграли решающий бой, они прогнали этих злобных интервентов-монархистов! Теперь во Франции свободно восторжествует Республика! Однако оставалось ещё одно незавершённое дело. Тревожные донесения доходили до него из Парижа. Робеспьер был прав — окончательная победа Республики невозможна, если в стране ещё остаются предатели. Сен-Жюст снял свои перчатки и задумчиво повертел их в руках. Это был давний подарок Робеспьера на избрание Сен-Жюста председателем их Якобинского клуба. Когда-то они сошлись — такие совсем разные, но оба убеждённо верящие в свои идеалы… Антуан кивнул сам себе и принял единственно верное сейчас решение. Он вернётся в Париж. Потому что он всё ещё нужен Максимилиану. Прежде всего — Максимилиану.