Call of Duty

      Ёб твою мать! Согласен. Не самое лучшее начало разговора. Исправлюсь. Добрый вечер, ёб твою мать! Меня зовут До Кенсу, мне двадцать три года, и прямо сейчас я сижу на скамье подсудимых по обвинению в интернет-хулиганстве в особо крупных масштабах, а также незаконном взломе правительственных баз данных. Обвинение представляет полицейский и мой сосед по квартире Ким Чонин, государственный обвинитель — истеричка Бен Бекхен. А защищает адвокат — укурок Пак Чанель, который вместе с «негейской» парочкой ТаоХунов и троллем Чондэ выстроили потрясающую линию защиты, согласно которой я должен подать ответный иск на Кая за сексуальное домогательство. И если вы думаете, что в этой истории не может быть большей лажи, вы крупно ошибаетесь. Я, вообще-то, на этой скамье доброволец, взявший на себя грехи Чена. Потому что только я могу обвинить Чонина в сексуальном домогательстве. Но вы, должно быть, совсем запутались. Отмотаем на момент знакомства и начнем повествование с самого начала.       Добрый вечер, ёб твою мать! (Без этого никак, когда твоя жизнь зависит от парня, который ржет над собственным пальцем). Меня зовут До Кенсу. Мне двадцать три. Два года назад я вернулся не откуда-нибудь, а с Гаваев, где обучался от университета по программе два плюс два, и в этом должен получить диплом. Международная Юриспруденция. Вышеупомянутые Чанель, ТаоХуны, Чондэ, а также непонятный бомж Чжан Исин — мои друзья. Ну, как друзья. Скорее, мы соискатели. Соискатели приключений на задницу. Наш клуб по интересам собирается в выходные, взламывает самые надежно зашифрованные сети, наводит там бардак и сматывается в подполье.       Нахрена, спросите вы? Ответ — просто потому, что мы это можем. Вот и все. Мы «Вандалы». Да-да, это официальное название. Только хуи мы рисуем не на заборах, а на стенах. Например, на стене Пентагона. Иногда разжигаем скандалы, просто потому что «а почему бы и нет?». Как с историей, когда мы проследили, на какие сайты выходит мэр города, выяснили, что он смотрит детское порно, и выложили всю добытую нами информацию в Интернет. Конечно, доказательств там было не так уж и много, учитывая, что для этого нам пришлось бы лично ловить мэра за руку (или за член). А оно кому-нибудь надо? Точно не вандалам. «Вандалам» лишь бы поржать. Потому что лидер группы — Ким Чондэ.       Последним запомнившимся мне приключением были надругательства над официальной эмблемой авиации нашей страны. ТаоХуны умудрились перехватить официальное письмо с приказом о принятии нового государственного символа и переправили его, поручив не кому-нибудь, а самому Ву Ифаню нарисовать знак авиации. И обязательно в «Paint». Товарищ главный летчик попыхтел, покряхтел, поудивлялся, но все-таки состряпал для наших грозных истребителей не менее грозного дракона, похожего на сперматозоида (явно несущего в себе ген дебилизма) с куриными ободранными крыльями, кривыми лапами, похожими на валенки, а так же вздувшимся животом, и отдал официальное распоряжение — сделать это государственным символом авиации. Кстати, сам Ифань остался доволен своим творением, хотя и был понижен в звании. Зато в нем проснулся великий художник Криссардо. А уж как были счастливы дорки ТаоХуны, напакостившие почти на международном уровне.       Если вам интересна составляющая «неголубого дуэта» — будущий юрист О Сехун и будущий полицейский Хуан Цзытао — самые младшие в «Вандалах». Хун — это который лицо-кирпич и дырки в джинсах. Нет, я не оговорился. Одного взгляда на его штаны хватит, чтобы понять, что это не в брюках делали искусственную вентиляцию, а скорее ткань нашивали вокруг пустоты. Семейники под них точно не наденешь. Его «неголубая» вторая половина — Тао — это который взгляд хищной птицы, а конечности в леопардовых лосинах, которые «типа спортивный костюм», но облегают ноги «типа лосины», и детское кресло в Мазератти для его огрызка от собаки по имени Кэнди.       Пак Чанель или, как он сам себя зовет, «Вирус счастья» в Вандалах — луч света в темном царстве адекватности и логики. Человек, который жрет мозговые стимуляторы, как конфетки, иногда закидывается легкими наркотиками, надевает лучшие трусы со слоником и идет в ночные клубы сшибать девчонок с ног своим обаянием. А в итоге сшибает светомузыку. Лбом. Шпала двухметровая. Я подозреваю, что его принес накуренный аист, у которого сбился навигатор. Так что где-нибудь сейчас среди племени Папуа Новой Гвинеи растет интеллигентный невысокий миловидный абориген подозрительно корейской внешности, а здесь, на нашем маленьком полуострове, вынужден биться головой о поручни в автобусе ребенок диско-шара и осины.       Но даже не он самый странный персонаж в Вандалах (если вообще можно выбирать самого странного среди кучки специфических кретинов). Среди диванных подушек, запаха благовоний, радужной пыльцы и бутылок из-под соджу раз в неделю в углу нашего логова просыпается чудо-чудное, диво-дивное — Чжан Исин. Самый озадаченный китаец на свете. МонСин. С недельной щетиной, в майке не по размеру и шапке с ушами Микки-Мауса. Никто не знает, где работает Лэй, кем работает, когда он родился и есть ли у него образование. Просто иногда в его гнезде бывает пусто, иногда непонятно — есть там кто-то или нет, иногда Син-Сина прошибает на откровения, и каждый раз он несет несусветный бред. Настолько непонятный, что если бы Тао не был его земляком, по рассказам Чжана я бы искренне считал, что девяносто процентов Китая — пустыня, пять процентов — горы, покрытые чаем, два процента — жилые и три процента — все сплошь Великая Китайская стена. Только это самый лучший техник на всем белом свете. Пьяный Исин может починить нерабочий компьютер 1992 года выпуска. Трезвый Исин может при помощи отвертки и микроволновки забабахать домашний солярий.       Последний в моем повествовании, но первый после бога, по собственному мнению, член (может, даже семенники) Вандалов — Ким Чондэ. Создатель, бессменный лидер и заслуженный тролль всея Кореи. По образованию — судья, по профессии — владелец секс-шопа с онлайн-каталогом, по состоянию души — редкостная скотина. Судя по всему, Чен неплохо зарабатывает на членах, учитывая, что он может позволить себе не только снимать квартиру для себя любимого и мифических телок, которых Чондэ по рассказам «имеет по три за ночь», но и платить аренду за логово «Вандалов», наш штаб, крепость, наш оплот и личное лежбище Исина, который, кажется, даже не утруждает себя поисками собственного жилья, предпочитая жить без отрыва от производства.       И самый последний участник безобразия — Ким Чонин. Кай Шоколин. Ким Кай. Каюшка. Каечка. Гаечка. Болтик. Болт. Что-то я увлекся. Он старше меня на три года. Полицейский, гей, с которым мы по воле судьбы снимаем одну квартиру, по которой эта сексуальная скотина любит прогуливаться нагишом. И так же волей судьбы, несмотря на то, что мы живем вместе, почти не общаемся. А еще Кай — моя мокрая фантазия на протяжении уже почти двух лет. С первой минуты знакомства и по сей день я пытаюсь не сожрать его глазами, что трудно, учитывая, что в моей голове я его не только жру, но еще грызу, сосу, целую, облизываю, связываю и грязно ругаюсь, пока пахнущий потом, мокрый Кай втрахивает меня в матрас. По крайней мере, так это выглядит в моей голове. Для окружающих я просто прячусь от полицейского в логове Вандалов, подключившись к камерам слежения в полицейском участке Чонина или нашей квартиры, пялюсь в экран и грустно вздыхаю. А официально проверяю, не разжились ли копы какой-нибудь информацией, которая приведет их к Вандалам.       Теперь, когда все участники безобразия представлены (извините, что долго, — накипело), можно перейти к тому, с чего все началось. Я совсем не имею в виду момент, когда лучший сперматозоид из отцовских семенников оплодотворил материнскую яйцеклетку, дав начало новой жизни. Я говорю о дне, который привел меня на скамью подсудимых.       Солнце клонилось к закату, на улице понемногу холодало. Тао играл в «Злых птичек» на новом айфоне, Сехун просматривал мировые новости, Исин, как обычно, спал в своем гнезде, а Чанель учился языком завязывать черенок пьяной вишни в узел. Почему-то уверенный, что для того, чтобы справиться с данным лакомством, нужно и самому быть немного подшофе, так что рядом с Паком полукругом стояли жестянки с пивом, которые иногда ему помогал опустошать Хун (Тао отказался, ибо это вообще не свуг, а Исин в гробу видел эту мочу). А я что? А я, в очередной раз сев так, чтобы никто не мог случайно увидеть, что я делаю (на всякий случай приготовил вкладку с порнухой), в очередной раз подключился к камерам в участке, любуясь тем, как Чонин на посту читает газету и ковыряется ногтем на мизинце в зубах, доставая оттуда послеобеденные остатки курицы.       Идеален. Эти красивые выбитые пальцы, немного плоский профиль, но какой сказочный анфас. Особенно когда он улыбается. Мне хочется стечь в трусы, словно оставленное на солнце мороженное. Прямо по его рукам. До самого локтя.       Закрыв глаза, я представил, как сейчас войду в участок, где, кроме него и меня, нет никого. В белой майке-алкоголичке, с крестом на шее и в черных узких джинсах, спизженных у Тао, и усядусь прямо на его стол. Чонин, конечно, охуеет, скажет: «Что такое, Кенсу? Если у нас дома закончились хлеб или молоко, мог просто отправить смс». А я скажу: «О да, детка. Я хочу чего-то белого, но не молока». И засосу его по самые гланды. В принципе, план выполнимый, нужно только избавиться от бомжа, закрытого в обезьянник за пьяный бунт против системы правоохранительных органов. Пошел против системы — пописал против ветра и случайно попал мочой на сапоги самого лютого сержанта Луханя, у которого раскрываемость дел 94 процента (До сих пор не вкуриваю, с каких пор в форму сержанта полиции входят черные лакированные сапоги до середины бедра и стек вместо дубинки). И, собственно, от самого рогатого офицера — в стиле садо-мазо. — Новенький, что ли? — раздается голос над моим ухом, и я, вздрогнув, вижу перегнувшегося через мое плечо Сехуна, противно близоруко щурящего свои ехидные щелки вместо глаз. Жертва хронического ячменя. Терпеть не могу, когда он так делает. Всплеснув руками, заезжаю ему «нечаянно» по носу, а потом злорадно хихикаю. — О ком это вы там говорите? — с другой стороны через плечо лезет Пак, но я быстро щелкаю по заранее заготовленной и даже перемотанной на середину вкладке с порнухой, однако сказать ничего не успеваю, так как в логово заходит Чондэ. Смеривает нас ехидным взглядом. — Что столпились возле одного компа? — А Кенсу смотрит, как педики ебутся, — шепеляво жалуется Сехун, зажимая нос, — а до этого за полицейскими подглядывал. — Все пиздеж, — фыркает Чен, — это он тебя вгоняет в заблуждение, а сам небось «Восстание Титанов» или Покемонов смотрит. Он же еще неполовозрелый, — под одобрительный гогот укуренного в щи Чанеля выдает лидер. — Что там у копов интересного? — Ни намека на что-то интересное, — пожимает плечами макнэ, — разве что новый сержант в форме эсэсовца. Я б нарушил. — Фу-фу-фу, не надо мне тут гомосни, — всплескивает руками Чен, — вашей с Тао голубятни хватает. — Эй, мы не голубые! — оживает Панда, швыряя тапками в дорогого лидера. — Я голубой, — пожимает плечами с самым непроницаемым лицом Сехун, краем глаза наблюдая за тем, как присевший рядом с пивом на корточки Чондэ трясет банки, проверяя в какой больше всего осталось. Затем открывает, опустошая в два добрых глотка почти половину. — А че ты мне не сказал? — удивленно хлопает глазами Тао. — Ну, извини, — ехидничает Хун, — думал, ты сам догадаешься, учитывая, что я уже полтора года ни с кем, кроме тебя, не спал. — Я тоже ни с кем, кроме тебя. Но я же не знал, что ты гей! — восклицает китаец с видом оскорбленной невинности. — Но, Тао... — начинает Хун, однако его «неголубая вторая половина» по-мужски прерывает его: — Ой, все! — топает ногой Хуан и выбегает в другую комнату. Вздохнув, Хун пожимает плечами, встретившись взглядом с Исином, который адским трудом все-таки оторвал голову от подушки. — Мочалки, закончили базар! — командует Чондэ, плюхаясь в любимое офисное кресло, надевает на шею гигантские наушники и принимается вертеться из стороны в сторону, проверяя комнату на предмет еды. На одном из столов обнаруживаются два холодных куска пиццы, с которых Чен без намека на брезгливость снимает чьи-то рыжие волосы (действительно, чьи это кучерявые пакли нападали?), а затем принимается есть, пока мы, сохраняя терпение, ждем, когда лидер разродится мыслью. — Тут, короче, такое дело, — начинает он, облизывая красные от кетчупа пальцы, — по ходу дела я попался. Шестьдесят восьмое письмо счастья в полицейский участок с приложенным к нему годовым отчетом по «взяткам», отправленное капитану полиции Ким Чунмену явно было лишним. Самое смешное, что отследил меня рядовой сотрудник. То есть я очень тупо спалился. Там долгая история. — Да ладно тебе, там все больше под административку катит, — пожимает плечами Сехун. Отличник на своем факультете. Просто гордость университета. Узнал бы кто, что он трахается с двоечником в Мазератти и взламывает сервера — поседели бы от ужаса. — Я и без тебя знаю. Но там если потянут — ниточка за ниточкой. Короче, я крупно пропалился. В общем. Кенсу, прости, — говорит Чондэ, а у самого ни ноты сожаления в голосе. Мерзкая скотина. Чтобы ты яйцами подавился, — пойдем сегодня в клуб? Я угощаю. Найдем тебе бабу, да потолще, и мне первую леди, — президент хуев. — Первую леди? — удивленно выгибает бровь Хун. — У тебя леди до сих пор не было? — гогочет Чанель. А вот мне что-то нихуя не смешно. — Что, блять, происходит? Чондэ. За что ты извинялась, жопа поросячья? — вскипел я, прожигая в лидере взглядом дыру. По идее, он уже должен был в штаны наложить. — В общем, я быстренько перебросил их на ближайший подходящий сервер. На твой. Теперь они думают, что это твоих рук дело, — пожимает плечами Чен, — но ты не волнуйся. Мы же тут все специалисты. Я все продумал. — ТЫ ОХУЕЛ? КАК ПРОКОЛОЛСЯ? КАК НА МОЙ СЕРВЕР? У ТЕБЯ ПЮРЕ ВМЕСТО МОЗГОВ? — орать как-то само получилось. Впрочем, мне в этот момент было уже похуй на все, потому что я, не обращая внимания на разницу в росте (не такую уж большую), уже сгреб Чондэ за грудки и, плюясь от злости ядовитой слюной, тряс его, как тряпичную куклу, бешено вращая глазами. — Кенсу! Кенсуенька. Кенсуненька. Не ссы, я все продумал, — умолял синий, полузадушенный Чен, пытаясь высвободиться их хватки, в то время как, пристроившийся сзади, Хун пытался отодрать меня от лидера, ухватившись двумя руками за талию, дергая на себя. Странное чувство. Спереди ты кого-то морально трахаешь. И притом такое чувство, что сзади под шумок пристроился любвеобильный бычок.       Херак! Чондэ падает на пятую точку, я из-за него сгибаюсь раком, а Сехун так и остается стоять сзади, прижимается, растягивая бульдожьей хваткой джемпер. Вдруг раздается тихий щелчок. И быстро сориентировавшийся Чанель подлетает к макнэ, зачем-то сдирает с него штаны. В комнату заходит Тао, которому не интересно обижаться, когда его не успокаивают, и, увидев это (повторюсь: я раком, а сзади его «неголубой» друг без штанов), отчаянно вскрикивает. Рывок вперед, неуклюжий обычно Хуан, как разъяренный гепард, преодолевает расстояние между нами в два огромных прыжка, заносит руку для удара. И в этот момент Чондэ додумывается встать. Полуоборачивается на боевой клич китайского ушуиста. Получает хук правой. А-ХА-ХА-ХА-ХА! БЛЯ!       Я присоединяюсь к валяющемуся на полу Чанелю, сотрясаясь в припадке истерического смеха. Неостывший Тао хватает меня за ногу, явно намереваясь выкрутить конечность. — СТОЙ! ЭТО ЕЛЬ С НЕГО ШТАНЫ СНЯЛ! — ору я, открещиваясь от ушуиста. Тот в припадке бешенства хомячка тащит шпалу в ванную за уши, волоча бренное тело по полу. Сехун давится смехом, пытается залезть обратно в штаны, а вместо объяснений издает непонятные звуки типо лягушачьего кваканья, истерично повизгивает, но говорить не может. Итог: «неголубой» Хуан успокаивается только после неудачной попытки утопить Еля в унитазе, когда икающий О, повиснув на спине своего любовника, объясняет ему ситуацию. — Ну вас нахуй, — качает головой Исин, зарываясь обратно в подушки. К разговору получается вернуться не сразу. — В общем, слушай. А у Тао два административных, Сехун тоже на карандаше, Чанелю нельзя туда идти — ему Бекхен рожу расцарапает, я свой фэйс уже просветил среди подозреваемых по похожему делу. Ты кристально чист. И у тебя есть козырь, — заявляет Чондэ. — Какой? — то, что эти вонючки что-то задумали, становилось понятно даже младенцу, а вот что, не смог бы угадать даже сам Сатана. Ибо холокост (направленный не против евреев, а против адекватности) в голове у Чена жестокостью расправ над логикой напугает даже Гитлера. — Ты знаешь лошару, которая меня спалила, — с досадой выплевывает слова лидер, а потом лыбится так, словно это все решает. — Вы даже живете с ним в одной квартире. Ким Чонин. — Хочешь сказать, что он мне по знакомству срок скосит? — только не это. — Да мы с ним даже не друзья! — застонав, я сполз в кресле, запрокидывая голову, потер пальцами переносицу, пытаясь собраться с мыслями и не паниковать раньше времени. — Нет, мы заставим его отказаться от своих обвинений, — воскликнул Чондэ, вертясь в своем кресле. Зашипев от досады, я не придумал ничего лучше, кроме как выкатить свое и лягнуть его в колено. — Как ты собрался это сделать? — не отрывая задницу от сидения, процедил сквозь зубы, принимаясь рывками преследовать отскакивающего назад лидера. А ну не шевелиться, мерзкая лопоухая скотина. — Обвинив в сексуальном домогательстве, — пискнул Чен, резко разворачивая кресло спинкой ко мне, защищаясь, а затем поднял руки вверх. — Мы вместе возьмемся за это дело. Разработаем идеальный план. Я найму тебе лучшего адвоката. — Кого? — прищурился я, прикидывая, кто сможет вытащить нас из этого дерьма невредимыми. Потому что, я клянусь, всех за собой потяну, если посадят. Не пожалею даже Исина. Имена, пароли, явки. ТаоХунов лично сдам Ифаню, чтобы он посмотрел в глаза людям, ответственным за то, что он лишился звезды. — Чанеля! — радостно восклицает Чондэ, вскинув руки. И сияющий, только что искупавшийся в унитазе Ель светится, как новогодняя елка. — Мне конец. Мне конец, — повторял я, поднимаясь со своего кресла и падая на живот на кушетку возле стены, — меня посадят. Быть мне женой какого-нибудь тюремного авторитета и есть баланду. Я не хочу отдавать свою девственность зеку. Я не хочу, чтобы мой первый раз был на жесткой шконке. — Но ты же уже встречался с парнями, — озадаченно произносит Тао, успокоившийся только после того, как Сехун с дерпфейсом уселся к нему на колени, обнял за шею, а окружающие сделали вид, что все так с себя ведут с лучшими друзьями. Ну вот. Их двоих надо в тюрьму! А не меня! Сехун точно не пропадет, он еще до продажи наркотиков дорвется и сделает карьеру, а Тао будет прикрывать его зад и лупить всех, кто до него залупается. Ночью трахать, а днем прикрывать. И при этом орать, что он «неголубой». Хуну же идеально пойдет роль «главной неприкосновенной сучки». У МЕНЯ ТАК НЕ ПОЛУЧИТСЯ! — Так-то да, — вальяжно произносит сидящий на полу Чанель, вытягивая длинные ноги и по-мужицки запуская свою чудовищную гигантскую лапу за пояс. — Молчи, ошибка моей молодости, мы встречались две недели, — фыркнул я, швыряя в рыжего каким-то учебным пособием, видимо Сехуновским, — а потом ко мне пришли менты с обыском и мерзкой собачонкой, которая вынюхивала травку по углам. — Ладно тебе, прикольная была собака. Овчарка. Классная, — пожал плечами Ель. — А я не про нее, — зло оскалился, — я про Бекхена, который залез даже в мои трусы, якобы в поисках нычки. Он полчаса их перебирал и морщился, как старая обезьяна. «Фу, ни одной стразы. А где стринги? Колись, ты зажимы для сосков под одеждой носишь? Не носишь? Врешь. Не могут быть у корейца такие гигантские глаза. По-любому ты их выпучил, потому что у тебя радио закоротило. Чем ты вообще, коротышка, привлек Чанеля? Ни кожи, ни рожи. Разве что с твоим ростом и губешками сосать удобно».       Хрюкнув, первым заржал жизнерадостный Чондэ, толкая рыжего в бок локтем: — Да ты жеребец. Бабы за тебя просто дерутся, — на что наркоша польщенно хмыкнул, вырисовывая кружочки кривым пальцем на драном линолеуме. — Да ладно тебе, из всех моих любовников, Бекхен был к тебе лояльнее, чем ко многим, — улыбнулся слоненок Чанямбо. — Ну, естественно, — фыркнул, — пришлось ему потом в ванной показывать, почему мы с тобой встречаемся, — хмыкнув, я как-то инстинктивно провел большим пальцем по нижней губе, мечтательно уставившись в экран своего ноутбука, где на пике оргазма застыл какой-то порно актер. Тао выронил изо рта печеньку, которой, как заботливая ласточка, пытался накормить сидящего у себя на коленях Сехуна, порывающегося пропихнуть ему эту сладость в глотку. — Ты… Спал…. С Бекхеном? Встречался со мной и спал с Бекхеном? — в ужасе закатил глаза Чанель, готовый в любую секунду упасть в обморок. — Ты тоже встречался со мной и спал с Бекхеном, — пожал плечами. — По пьяни! А ты на трезвую голову. В ванной. Где ты мне… когда-то… — тут башня замялся, но я решил напомнить. — Брил тебе ноги? — У Чондэ сегодня просто праздник. Дико захохотав, дорк всплеснул руками, повалился головой на стол, принимаясь методично стучать лбом о столешницу и сквозь гогот, икая, всхлипывая и квакая, задал интересующий вопрос: — Чанель, а какая у тебя любимая женская группа? «Хеллоу, Винес»?       Довольно ухмыльнувшись, я хотел было вернуться к любованию Чонином, как вспомнил, что собственно оторвался от этого увлекательного занятия, потому что сейчас решается моя судьба. — ЧОНДЭ, хватит ржать! Вернемся… — начал было я, но тут же был оборван. — Слушай, у тебя уже третий козырь на руках. Ты отсасывал у государственного обвинителя. Если что-то пойдет не так, ты можешь помассировать ему простату. Со мной такое не прокатит. Я не в его вкусе — это раз. Два — я хрен себя заставлю уложить парня на лопатки. Разве что, если ты, мой драгоценный, не преподашь мне пару уроков, — вместо ответа демонстрирую комбинацию с задранным вверх средним пальцем, зыркая в сторону обожаемого лидера. — Если приспичит — за Сехуном с Тао полсталкери. Эти голубые тебя всей камасутре за пару ночей научат, — выплюнул я, снова падая лицом в подушку. — Мы не голубые! — возмутился Панда, снова роняя печенье, которое упорно толкал в лицо сжимающего в нитку губы и отчаянно вертящего головой Хуна. На что тот резво подхватил когда-то с любовью выпеченное изделие и швырнул ей в гнездо Исина, победно вскидывая руки.       Потревоженный бомжик зашевелился, выползая из подушек, задумчиво посмотрел на печенье, надкусил его, а потом, снова осмотрев, поморщил нос: — Оно все в слюнях, — пожаловался Чжан, — другого ужина не будет? — А Я О ЧЕМ ГОВОРЮ! — воскликнул Хун, едва не сваливаясь с колен начинающего обижаться Тао. На что тот зыркнул на несчастного Исина так, словно это он виноват во всех грехах. Вздохнув, Се быстро передислоцировался, обхватывая (не)своего парня двумя ногами, запутался длинными пальцами в волосах, решив, что на сегодня «хватит обижать малыша». Он же, блять, такой ранимый. В упор. Из пулемета. Я бы на месте О давно придушил скотину шнурками от Гуччи. Первый, блять, в истории случай, когда гипотетическая баба без страпона имеет настоящего мужика. Потому что у Кирпича стальные яйца, если он терпит эту зазнобу. Впрочем, вслух я это не скажу. Потому что Тао, конечно, Принц Лохозавров в майке цвета вырви глаз со стразами размером со сковородку, но никто не ручается, что завтра меня не переедет Мазератти, или меня не найдут избитого до полусмерти и связанного трусами от Кельвина Кляйна. — Если ты проголодался, как насчет омлета, — облизав узкие губы, якобы на ушко прошептал Се. Ну а мы, как нормальные люди, конечно, замолчали и прислушались. Ну а хрен ли? Своей личной жизни нет, так хоть чужую пообсуждаем. Мы вообще любим, когда макнэ уходят, сесть и простебать их «неголубизну», презрительно пофыркать, назвать их идиотами, а потом грустно вздохнуть. Я на такой печальной ноте, кстати, и стал с Чанелем встречаться. Мы же, блять, такие брутальные. Собираемся вечером на кухне, пьем мартини или чаек с ромашкой и кудахчем о том, какие малые распущенные неудачники, пока они трахаются где-нибудь в первом попавшемся по дороге за пивом мотеле. — И мне сделай! — оживает Исин, приподнимаясь, затем, увидев, как мы, ошалев, пялимся на него как на сумасшедшего, садится, смущенно скребет давно не стриженными ногтями живот. — Ну, охота.       Сказочный долбоеб. — Да ладно, сделай тогда и для Исина, — вдруг выдает Тао. И Сехун с громким шлепком знакомит свой лоб с ладонью, закатывает глаза. — Я, вообще-то, другой омлет имел в виду, — многозначно тянет блондин, проводя костяшкой пальца по виску брюнета. — Яичницу? — наивно хлопает глазами китаец. Дерпхун морщит нос, издает какой-то непонятный звук, а потом встает с колен ушуиста, берет пачку сигарет, сочувственно протянутую Чанелем, вытаскивает одну и, зажав фильтр губами, щелкает зажигалкой. — Угу. Блять. Глазунью, - наконец, выдает он, выдыхая едкие никотиновые пары в потолок. — То есть слава всем богам, раз никто не догнал, что ты позвал его трахаться, в квартире будет тихо? — хрюкает довольный Чондэ. — А я понял, про какой омлет говорил Сехун, с самого начала, - сияет довольный Лэй. ТВОЮ МАТЬ. Я НИКОГДА В ЖИЗНИ НЕ ВИДЕЛ ТАКИХ ГИГАНТСКИХ ГЛАЗ У КИРПИЧА. Он даже дымом подавился.       Исин же сидит с таким счастливым видом, словно нобелевскую сейчас получил. — То есть, ты понял и все равно попросил? — откашлявшись, спросил Сехун. — Ну а что? Что естественно, то не безобразно. Сами же говорите, что вы друзья. Мы же тоже друзья, — потягивается довольный Лэй, а потом стаскивает с себя майку-алкоголичку, закидывая ее с деловым видом на спину. Не втыкающий в ситуацию Тао начинает волноваться, осторожно дергая своего лучшего друга за рукав: — Ну, мы омлет будем? — осторожно спрашивает китаец. — Ты, походу, нет, — оживает Чондэ, — а вот Исин, походу, да. И омлет. И бутерброд. И целую поваренную книгу, — а затем Чен заходится в припадке смеха. Сматерившись, Сехун подходит к стене и под гогот драгоценного лидера целует шершавую поверхность лбом, швыряет первым, что попадается ему на глаза (пачкой сигарет) в своего недо-парня, прошипев: — Пиццу закажи, а мне вообще доклад нужно делать, — затем плюхается за свой компьютер, натягивая на голову наушники. — Лапусь. Не обижайся. Ну, котеночек, ну, кисик, — ноет Тао, до сих пор не втыкающий, почему Сехун с остервенением долбит по клавиатуре, про себя матерясь. — Кисик. Кисик? КИСИК? — переспрашивает Чондэ, демонстративно прочищает уши. У него явно мозг повредился. — Макнэ, макнэ, макнэ. Помяукай. — Мур-мур, епта, — с каменным лицом выдает Сехун, прожигая взглядом дыру во лбу лидера. Но тому похуй. Он уже переименовывает младшего из «Бледного Дерпхуна» в «Кисика» и даже ставит сердечко. Да, у Чондэ сегодня просто праздник для души.

***

      В общем, думаю, не стоит объяснять, почему в тот день я вернулся домой совершенно разбитым. Прикупив по дороге пива, чипсов, ввалился на порог родного дома, гремя бутылками. В до отвратительного узкой (меньше, чем туалет) гостиной, где, сев на пуфик, даже я легко мог упереться ногой в противоположную стену, да еще и согнуть бы пришлось, разулся и с какой-то тоской посмотрел на черные кожаные туфли вернувшегося с работы Чонина. Чисто по привычке сначала поставил их ровно, потом на полочку, затем достал оттуда, прошелся пару раз щеткой для обуви и только затем водрузил на законное место и прошел в гостиную, где из освещения был только работающий телевизор. Ким в домашней майке, тапках, растянутых трениках «по-мужски сидел на диване», пялясь в голубой экран. Перед ним стоит пустая тарелка запариваемого рамена с не самыми приятными ароматизаторами и жестянка из-под пива. Интересно, чего это он? Хотя не похоже, чтобы что-то отмечает. Нда. Типичный холостяк.       Самое забавное, что он даже меня не замечает. И дело было не в интересной программе, так как на экране какая-то девица пять минут расхваливала преимущества робота-пылесоса. Чонин был глубоко в себе. Это позволило мне самому увлечься разглядыванием полицейского. Красивый. Не типичный кореец. Но что в нем такого, что у меня сердце бьется так быстро, когда этот поросенок рядом? Что бы он ни делал: смотрел телевизор, сидел с ногами, как обезьянка, на табуретке, прихлебывая вонючий рамен или, пардон, чесал яйца. Мне все нравится. Хотя погорячился. Вот с раменом он немного подвыбешивает. Рамен это уже перебор. А все остальное получается невероятно красиво.       Люблю его руки, которые сводят меня с ума. Что бы он ни делал, если вижу эту часть тела обнаженной, едва сдерживаюсь. Даже когда он, придя с работы, подолгу расправляя складки на фирменной рубашке, вешает ее в наш шкаф, хочется пролезть между ним и дверью, прижаться к груди. Почувствовать себя защищенным. Хочется просыпаться и иметь возможность целовать его плечи, скользить по ним пальцами,очерчивая путь первых лучей солнца, проникших в спальню через неплотно задернутые шторы.       Это как помешательство. Я люблю его губы, люблю темную кожу, люблю приплюснутый нос с горбинкой, люблю ровную, темную, такую ухоженную на вид линию бровей. Люблю даже неаккуратно отстриженные ногти. Люблю красивые уши. И темные глаза. Люблю густые непослушные волосы и четкую линию подбородка. Ее особенно. Иногда, когда он выходит из душа, я закрываю глаза и представляю себе, как сцеловываю с его идеального лица капли воды, как провожу пальцами по высоким скулам. И это больно. Сколько раз собирался с духом, обещал себе переехать и не мучиться, прятался сутками в логове Вандалов, чтобы его не видеть. И мучительно понимал, что убиваю себя, страдая в одиночестве. — Привет, — глухо здоровается Чонин, потянувшись к пульту и переключая канал. — Привет, — дублирую его, сажусь рядом на диван, сглатываю подступивший к горлу ком, водружаю на стол купленное пиво. — Ого, по какому поводу? Решил умереть от алкогольного отравления или это предложение? — спокойно интересуется сосед. — Просто напиться, — вздыхаю, а потом пододвигаю одну бутылку Чонину, — но явно переборщил. Да и одному как-то совсем отстойно. Выпьешь? — Ну, почему бы и нет, — не раздумывая, в тон мне приглушенно отвечает Кай, берет бутылку и, вскрыв ее, ждет, когда я сделаю то же самое. Чокаемся. Пьем в полном молчании. Нда. Мы просто идеальная пара. У нас даже вместе выпить как-то тухло протекает. А я мечтаю о каких-то отношениях с этим парнем. Блять. Ну что за говно жизнь? Если меня еще и посадят, в каком дерьме я окажусь. Самое противное, что по уши в чужом дерьме. — Кенсу, а как у тебя с компами? — вдруг спрашивает Чонин, и я чуть не давлюсь пивом. Он уже в курсе всех нюансов дела? Они уже вскрыли, чей это сервер? Я-то надеялся, что у меня еще есть время, пока они расшифруют сигнал, обойдут мою защиту, а менты уже так быстро узнали, чей сервер «засекли»? Да быть не может. — Да я даже печатаю медленно, — на автомате вру я, — а что? — Ноутбук завис, — вздыхает Чонин, я выдыхаю, — ну и хрен с ним. Завтра в сервер отнесу. — Это недешево. Слушай. А у меня на потоке есть парень, который в этом очень хорошо разбирается. Дай мне — я отнесу, — ну кто меня за язык дергал? Откуда у влюбленных долбоебов эта собачья потребность угодить тому, в кого они влюблены, даже если ничего, кроме «спасибо», они не получат? — Да? И как зовут этого друга? — Чонин делает глоток, а я судорожно перебираю в голове имена всех друзей. Но, как назло, перед глазами только противные рожи «Вандалов». — Сехун. Он вообще умница, — выпаливаю на одном дыхании и быстро присасываюсь к пиву. Лучше так, чем если я опять буду нести очередную хуйню. — А он не будет против? — Нет, — я даже показывать не буду, сам все сделаю, но Каю об этом знать не обязательно, — никаких проблем. Приготовь мне завтра перед работой свой ноутбук. Я захвачу, моргнуть не успеешь — будет сделано.       Ну что я за отстойный человек? Ну обломался бы, что ли, сосед без ноута? Какого черта я кидаюсь ему на помощь? Так замечательно игнорировали друг друга столько времени. А теперь что? А теперь от него зависит здоровье моего желудка. То есть буду ли я питаться в дешевых кафе после занятий и нестись в логово Вандалов или спокойненько хлебать баланду, а потом шкериться от своего «тюремного» мужа.       Большую часть времени мы пьем, перебрасываемся ничего не значащими фразами, потом уже активнее обсуждаем интересы, потом снова молчим. А потом, хуй пойми как и почему, — просто целуемся. Лениво, медленно, сладко и одновременно с горьким привкусом пива. Не набрасываемся друг на друга, как два озабоченных подростка, или не проявляем пьяного рвения. Просто целуемся. Как будто делаем это не в первый и даже не во второй раз. В сто первый, как минимум. Кхм. По сути, если парень хочет секса, похрен с кем. Даже если он голубой. Мне не стоит забывать о том, что вскоре, возможно, Чонин не только не будет ко мне таким же безразличным, как раньше, скорее всего — возненавидит. Становится так обидно от мысли, что он целует меня и не задумывается, как больно делает. Конечно, ему невдомек, что в этот момент в голове лопаются кровеносные сосуды, а сердце начинает биться быстрее, норовя выскочить из груди.       Противно. Обидно. Больно и смешно. Распаляя собственные раны, накрываю его ладони своими, прижимаюсь теснее, выдыхая в поцелуй. А мое Альтер-эго в голове громко хохочет и сдирает кожу на лице ногтями, чтобы как-то притупить боль. Кхм. Ну, похуй. Мне же нужно «соблазнить» Чонина, чтобы потом было чем оправдываться на суде. Нет. Я не сяду. Не хочу. Я не сяду. Пусть он лучше меня ненавидит, чем живет рядом, не замечает или целует, когда выпьет.       Полицейский осторожно подается вперед, чтобы проверить, дошел ли я до «необходимой» кондиции, когда меня можно завалить. На что, подключаясь к игре, откидываюсь на подлокотник, раздвигаю ноги, позволяя Каю устроиться между. Активно отвечаю на поцелуй, поглаживая сильные руки, упирающиеся в диван по обе стороны от моей головы. Руки, ставшие личным фетишом серого, неприметного, скучного, лупоглазого До Кенсу. Как смешно. Имел ли я право влюбляться? Неожиданно приятная тяжесть исчезает. Чонин вклинивается между мной и диваном, умудряясь почти насильно подложить мне свою руку под голову, кладет вторую ладонь на мой живот, смотрит прямо в глаза, а потом улыбается. — Не грусти, сосед, — вздохнув, я на пробу тянусь к нему за новым поцелуем, снова ненадолго встречаемся губами, а потом Кай вздыхает, закрывая глаза. — Меня клонит сон от выпитого, — жалуется он, с трудом ворочая языком. На что в ответ неловко глажу его по голове. — Ну так спи. «И желательно проснись уже тогда, когда нужно будет меня ненавидеть», — мысленно добавил я, наблюдая за тем, как Чонин зачем-то отчаянно борется с сонливостью. А потом позалипал на спящего минут пять. Ну ладно, пятнадцать. Вру. Почти час. Короче, было двенадцать (домой вернулся в девять), когда я осторожно убрал с себя его тяжелую на проверку лапу, с неохотой поднялся, накрыл соседа одеялом и, убравшись, ушел досыпать в спальню. Не время сейчас сопли по тарелке размазывать. Едва ли воспоминания о собственном благородстве уберегут меня от железной решетки и изнасилования в тюремной камере. Не променяю гражданскую свободу на мнимую надежду, потому что когда Чонин узнает правду — у него волосы на заднице дыбом встанут.       На следующий день, пока я после пар занимаюсь починкой ноутбука, принадлежащего моему соседу, по логову Вандалов летают пух и перья. А точнее книги, ручки, тетради, сумка, любимая кружка макнэ, его же кроссовки и все, что попадется под руку двум ссорящимся влюбленным. Тао обвиняет Сехуна в измене (якобы он строил глазки кассирше в «7-11», а О, в свою очередь, орет, что имеет полное гражданское право отыметь ее там в подсобке, не то что улыбаться, ведь ТаоХуны официально не встречаются. А друзья не ревнуют своих друзей. Ссорятся «влюбленные», как два горячих мускулистых поджарых испанских тореадора, сметая все на своем пути и превращая не такую большую квартиру в поле битвы между китайской и корейской армией. И кто побеждает — непонятно. Потому что это одно из самых бессмысленных и беспощадных сражений в истории становления ТаоХунского двора.       В итоге, доходит до того, что крикливые макнэ будят спящего Исина, но на его вежливую и разумную просьбу прекратить орать эти двое ненадолго объединяются, чтобы вместе шипеть на несчастного Чжана. Затыкаются парни минут через двадцать, расходятся по углам, усаживаясь за свои компьютеры, и старательно делают вид, что чем-то ужасно заняты. Тао, вооружившись фотошопом, делает из Хуна Гитлера с самурайскими залысинами и хвостиком, а О, в свою очередь, решает ударить своего возлюбленного по самому больному. И УДАЛЯЕТ ВСЕ СВОИ ЛАЙКИ. По одному. Медленно, со вкусом. (К слову, Се написал прогу, которая удалит все его «мне нравится», если они действительно расстанутся). Но сейчас Хун «пытает» своего лучшего друга таким изощренным способом. Зная, что сердце ушуиста обливается кровью, когда из-под его фотографий исчезает по одному сердечку.       Исин жалуется, что не может уснуть в такой неблагоприятной обстановке, поэтому устраивается рядом со мной, принимаясь следить за тем, как я упаковываю обед для Чонина в контейнеры, а затем укладываю его ноутбук в черно-красную сумку. — Ты такой маленький, — вдруг выдает Чжан, — но очень миленький. Я хочу тебя потрогать, — и с видом дружелюбного енота Исин тянет свои лапки, забавно сжимая и разжимая кулаки, а затем кладет свои ладони на мои бока, принимаясь с самым счастливым видом их мять. — Жамк-жамк, — сопровождает своеобразным битбоксом свои действия местный бомж. А мое лицо с каждой секундой становится все мрачнее. — Тиск-тиск, — сказал парень, крепко обвивая руками и ногами, а затем уткнулся носом куда-то в спину, принимаясь тереться об меня, как блохастая коала об дерево. У него вши или чесотка. Это точно. Исин мог бы запросто подхватить какую-нибудь такую мерзкую заразу. Может, даже лишай. Или просто плесенью покрылся, пока дрых в своем гнезде, а теперь счесывает ее об меня. — Уйди, грязное животное, — фыркнул я, утыкаясь пальцем в высокий лоб китайца и брезгливо отодвигая его от себя. Исин изображает губами цифру "3", хлопает красивыми глазами с длинными ресницами, а затем, неожиданно притянув меня, слюнявит нижнюю губу. Именно слюнявит, а не целует. Поэтому мне приходится вылить ему на голову суп из ростков, который я приготовил для Чонина. Взвизгнув, парень убегает в ванную, вякнув оттуда: — И все равно ты милашка! — не унимался блохастый, перебирая имеющиеся в логове вещи в поисках чего-то если не чистого, то хотя бы не очень вонючего. — Тебе кофе в трусы или в ухо? — рявкнул я в ответ, зашнуровывая свои конверсы. — Я с тобой, — вдруг подрывается уставший удалять свои лайки и комментарии Сехун (а ведь когда помирятся — придется под каждым фото писать новые). — Это еще зачем? — только макнэ мне не хватало в полицейском участке. Словно я без этого не достаточно идиотски себя чувствую. — Так надо. К тому же, было бы неплохо прогуляться, — заявляет О, берет в руки пакет с аккуратно расположенными внутри контейнерами с едой, — заодно и помогу. — Я иду в участок, а не в парк развлечений, — напомнил, с ухмылкой поглядывая на напряженно прислушивающегося Тао. Который даже перестает уродовать фотографии «совсем-не-своего» парня, жадно вслушиваясь в каждое слово корейца и опасаясь, что он понял что-то не так. — Ага, — ухмыльнулся Се. - Но и я не развлекаться иду, знаешь ли. Хочу встретиться с Чонином. Посмотреть на него получше. Я ведь тоже пишу для тебя защиту, — напоминает молодой человек. И, решив, что на этом спор окончен, выходит вместе с пакетом на улицу.       А в полицейском участке прохладно и скучно. Чонин совершенно один, так что наше с макнэ появление его несказанно радует. — Я принес ноутбук, — смущенно мямлю. — И пожрать, — подсказывает почему-то повеселевший О. — Это Сехун. Я тебе о нем говорил. Он чинил твой ноутбук, — говорю, смотря через плечо на макнэ. Но тот как-то по старчески, типо понимающе подмигивает, шмыгает носом, а потом с улыбкой на губах склоняет голову на бок, не стесняясь рассматривая полицейского. Тот недобро щурится, позволяя младшему такой вольный жест. Даже нарочито-небрежно откидывается в кожаном протертом кресле, как бы говоря всем своим видом, что макнэ может пялиться, пока глаза не вытекут. — Спасибо за ноутбук, — наконец произносит Ким. — Не за что, — фальшиво улыбается глазами-полумесяцами лучший студент потока, складывает руки за спиной, склоняет голову на бок, — мне помогал Чанель. Бывший парень Кенсу. А может, даже будущий. — Э? Что это значит? — озадаченно хлопает глазами полицейский, переводя взгляд с меня на Сехуна. А макнэ, оседлав лживого пони, скачет по полям откровенного фарса, вживаясь в роль этакой сплетницы, и активно делает вид, что он сейчас совсем не дразнит Кая. — Да ничего такого. А, Кенсу тебе не рассказывает. Вот о тебе он не редко упоминал. Так что мне даже интересно было, как ты выглядишь, Чонин. Неужели Кенсу о нас не говорит? — давит жало макнэ, и мне хочется надрать младшему уши. Какого хуя творит эта блудливая голубая креветка? Совсем умом тронулся? — Не рассказывает, — цедит сквозь зубы Кай, даже отложив палочки, которыми уже было собрался «наброситься на еду». И, воспользовавшись его замешательством, Сехун берет коробочку с Кимбабом (который я купил, на самом деле), принимаясь его без всякого намека на стеснение уплетать, усевшись на чужой рабочий стол костлявой задницей. Пидор маленький. — Очень жаль. Мы хотели взять сегодня Ёли. — Да Макнэ никогда так не называл Пака, а теперь хуйню несет. - Но у него еще занятия. Было бы здорово вас познакомить. Хотя вы же живете с Кенсу, я думаю, не за горами тот момент, когда Чанель снова будет ночевать у нашего дорогого Су. Правда, Кенни? — Что за хуйню ты несешь? — явно паникуя, спрашиваю я, нервно сглатываю. А Сехуну хоть бы хны. Сидит себе, жует и делает вид, что ничего такого не происходит. — Как какую? Мы говорим о твоем бывшем парне, Пак Чанеле. Ведь и невооруженным глазом видно, как сильно ты ему нравишься. До сих пор. Так что, я думаю, помиритесь. У тебя ведь нет никакого на примете? Ой, ладно. Поболтайте! Я пойду покурю! — вдруг заявляет макнэ, выкуривающий всего по сигарете в день. — Ты скажешь мне спасибо, — напоследок шепчет парень и сматывается из участка.       Мы с Каем остаемся наедине. В неловкой глупой тишине. Чонин сверлит взглядом носки собственных кроссовок, я молчу, не зная, что сказать.       И тут нам на радость в кабинете, как волшебная фея из сказки, скрипя сапогами до середины бедра, появляется Лухан. Остановившись буквально в шаге от меня, Офицер Оленьего Воинства берет мое лицо в ладони, неожиданно стискивая щеки пальцами (сегодня такой трогательный день): — Кто такой? За что задержан? Пройдем со мной на личный осмотр! — заявляет китаец, схватив меня за грудки, волочет за собой куда-то в сторону обезьянника. — Погодите! Это недоразумение! Я к Чонину на пять минут забежал! — Это правда? — обращается к своему младшему Хань. — Да. Это Кенсу. Мой сосед по квартире, — кивает Кай. — А, тот милашка о котором ты мне все уши прожужжал с вашего переезда? — вот тут мы, не сговариваясь (да и как тут можно согласовать), переглядываемся с Каем и вспыхиваем почти синхронно, покрываясь румянцем быстрее, чем свежая ранка коростой. — Ничего я не прожужжал, — задыхаясь от смущения и возмущения, отпирается полицейский, не зная, куда себя деть. — А как это называется? День начинается со слов: «Ты не представляешь, какой Кенсу классный», — китаец фыркает, а затем хищно облизывается, — я сам почти втюрился. Ну да ладно. Сейчас не об этом. Скажи мне, кто там на улице, с намекающей задницей, красиво слюнявит сигаретный фильтр, как будто любить сосать члены? — О Сехун. Мой одногруппник, — неловко мямлю, сто раз подумав, стоит ли сообщать этому маньяку личные данные парня. — Ему нравятся титьки и мокрые киски? — Интересно, если ответить, что нравятся, что на это скажет садо-мазо коп? — Нет, он больше по задницам и кхм… членам, — давясь от смущения, выплевываю слова, стараясь не смотреть на странного полицейского. Нет, я бы точно не хотел быть задержан кем-то вроде Лухана. Не знаю, какое законодательство разрешило мальчикам с оленьими личиками анально карать преступников. — А у него сейчас кто-нибудь есть? — как-то очень похотливо и масляно спрашивает Лу, потирая руки. А затем многозначно поглаживает, сжимает в большой ладони выполненную в виде большого твердого фаллоса рукоять своего стека, рассматривая через стеклянную дверь неудачно повернувшегося к нам задницей О. — Лучший друг, — фыркаю, вспоминая утреннюю сору.       И тут Лухан делает то, от чего у нас с Чонином синхронно падает челюсть. Лу подходит к своему столу, снимает высокие сапоги, задвигая их подальше, обувает кроссовки и выкладывает стек. — Ну, я же не урод какой-нибудь с парнем в них знакомиться. Я ж нормальный, — наслаждаясь произведенным эффектом, объясняет Олень, выходя на улицу. И как сказать Оленю, что Сехун в курсе того, что этот парень одевается как фрик и ведет себя как озабоченная болонка. Однако, глядя на старания Ханя, который при всей своей волосатой брутальности даже сдержался от того, чтобы не заключить парнишку в клетку своих властных рук, становится даже не по себе.       И вот Лухан просит номер телефона О, открывая панель набора в своем телефоне. А макнэ начинает диктовать. И, возможно, дальше это была бы история и о любовном треугольнике, где один из углов немножко садист, второй угол немножко тупой, а третий угол немножко Сехун (что совсем не комплимент). Но это вообще повествование о том, как в одном месте собирается катастрофическое количество придурков, сталкиваясь с друг другом в бестолковой суете, как молекулы воды на плите. Поэтому, вместо желанных цифр, служитель порядка получает удар с двух ног в спину и глухоту, потому что прямо в ухо ему кто-то истерично громко вопит: — ЭТО МОЙ ПАРЕНЬ, падла сладкомордая! — Сехун даже бровью не ведет, когда Тао в костюме панды выскакивает из кустов, сбивая полицейского с ног. — У меня нет парня, забыл? Ты мой лучший друг, — холодно напоминает О. Но косплейщик от Бога не слушает никаких разумных доводов и даже угроз Луханя, который почти превращается обратно в кровожадного садиста, но вырубается, когда незадачливый Китаец запинается о него, совершенно случайно снова прикладывая головой об асфальт. Тао поступает как истинный мужик. Схватив свою «принцессу» на руки, Хуан просто уносит свою Хуанитту в закат. А мы остаемся охуевать. — Во сколько ты сегодня домой придешь? — Где-то ближе к семи, — отвечает Кай, а потом выходит оттащить Лухана в тенек.       Кстати, о том, что имел в виду Сехун, когда говорил, что я еще ему скажу спасибо. Тем же вечером я поймал Чонина, ревностно копающегося в моем телефоне. Однако на вопрос: «что ты делаешь?», парень даже не стал оправдываться, накидываясь с вопросами: — А вот «привет», что ты подразумеваешь под «привет»? — Ты о чем? — ошалело спрашиваю я, хлопая глазами и прикидывая, не слишком ли я долго был в душе, что успел сойти с ума. — Чанель четыре дня назад написал тебе привет. И ты тоже написал ему привет. Это какой-то шифр? — Это привет, — улыбнулся, тряхнув еще мокрой после душа головой, — так люди делают, когда только встречаются или начинают разговор. — А "проект по праву" — это депиляция? Или что? Зачем Чанель спрашивает тебя, сделал ли ты его? — не унимается Кай. — Потому что он мой партнер, — терпеливо поясняю. — По сексу? — По проекту. - Блять. Он такой милый. Так бы и затискал. Сидит, нахохлившись, и ищет двойное дно в смсках от моего бывшего парня. Невозможно не любить какого-то настолько зефирного. — А под проектом по праву ты подразумеваешь секс? — смотрит прямо в душу. Почему я не могу разозлиться на него, несмотря на то, что он красивыми губами сейчас несет откровенную чушь, заставляя меня отвечать на странные вопросы? — Под проектом по праву я подразумеваю проектную работу по «Теории правоведения», — сажусь рядом, мягко, ненавязчиво пытаясь выдрать свой телефон из цепких смуглых пальцев. — Чонин, — мягко позвал я парня, прижимаясь ближе, а затем закинул на него одну ногу, провел пальцами по бедру, слегка царапая грубую джинсовую ткань ногтями, залез глубже, поглаживая внутреннюю сторону, мягко поцеловал в скулу. — М? — вздрогнув, отвечает Кай, а затем резко тянет на себя, укладывая на спину, нависает. — Кенсу-я, я так не могу. Хочу спросить. Ты будешь со мной встречаться? — но вместо ответа целую заманчивые губы прямо перед собой. И Чонин, видимо, воспринимает это как согласие. Потому что этой ночью, наконец, происходит то, чего я жду с первого дня заселения в эту квартиру. Наш первый секс. Поначалу медленный, осторожный и ужасно нежный. Мы наслаждаемся друг другом всю ночь напролет, несмотря на то, что ему завтра на работу, а мне на учебу, и, как следствие, по утру совершенно обессиленные засыпаем, просто на все забив.       Ну в общем-то, тут я прерву свой рассказ. Потому что:       Добрый вечер, ёб твою мать! Меня зовут До Кенсу, мне двадцать три года, и прямо сейчас я сижу на скамье подсудимых по обвинению в интернет-хулиганстве в особо крупных масштабах, а также незаконном взломе правительственных баз данных. Обвинение представляет полицейский и мой сосед по квартире Ким Чонин, государственный обвинитель — истеричка Бен Бекхен. А защищает адвокат — укурок Пак Чанель, который вместе с «негейской» парочкой ТаоХунов и троллем Чондэ выстроили потрясающую линию защиты, согласно которой я должен подать ответный иск на Кая за сексуальное домогательство. И если вы думаете, что в этой истории не может быть большей лажы, вы крупно ошибаетесь. Я, вообще-то, на этой скамье доброволец, взявший на себя грехи Чена. Потому что только я могу обвинить Чонина в сексуальном домогательстве. И вот теперь, думаю, вы понимаете, что происходит. Понимаете же? Потому что я — нет. — Итак, Ким Чонин, какие отношения вас связывают с подсудимым? — после выступления обвинения идет в атаку Чанель, почти преобразившийся в нормального человека. На нем серая рубашка, темно-синий строгий костюм, а в ухе микронаушник, в который изредка что-то бормочет Тао, уверенно, но шепеляво гнет свою линию Сехун, и гогочет веселящийся Чондэ. — Ну, мы снимаем одну квартиру, — неуверенно начинает Кай, не желая признаваться. — И все? Насколько мне известно, вы в довольно тесных отношениях с До Кенсу? Не так ли? — Ну да. Мы близки. Только… — начинает полицейский, но Чанель, наконец, седлает своего коня, и остановить его невозможно. Парень очень долго распинается перед судом на тему серьезных отношений и вероломного предательства, а затем начинает задавать провокационные вопросы, которые, на первый взгляд, кажутся неуместными, но судья Ким Джунмен почему-то раз за разом отклоняет протесты Бекхена о неуместности подобных разговоров (Сухо тупо интересно). Чанель интересуется даже тем, знает ли Чонин мои эрогенные зоны. И всему залу приходится выслушать, пока Джунмен истекает слюнями, о том, что я становлюсь тряпкой, когда он поглаживает внутреннюю сторону моих бедер. Пак интересуется: «А в Чем Кенсу был особенно хорош?», и судья навостряет уши. Кай медлит, не желая делиться подробностями, но вместо него почему-то мечтательно отвечает Бекхен, ушедший в какую-то свою нирвану от разговоров про секс: — Минет. Да. Минет. Четыре оргазма за полчаса, — вздыхает Бен, и Чонин смотрит на него так, словно собирается сесть на ту же скамейку, на которой сейчас сижу я, только уже за убийство государственного обвинителя. — Я слышал, что вы очень ревновали своего парня? Это послужило причиной того, что вы решили ему отомстить, заявив, что якобы отследили следы взломщика? — Не было ничего такого. Все было хорошо. И мы встречаемся не так долго, — возмущается справедливо Ким Кай. — А по показаниям вашего сонбэ, Лухана, вы влюблены в Кенсу с первого дня заселения в квартиру. Тогда причина того, что вы решили его подставить, кроется в том, что подсудимый долго не отвечал на ваши чувства? — наседает Пак. — Вы ведь полицейский, а не программист и не хаккер. Как вы обнаружили следы взлома? Что указывает на то, что мой подопечный пытался подключиться к вашей системе безопасности? Учитывая, что вы встречаетесь, наличие мостов между вашими ноутбуками неудивительно. — Да что за херня? — взрывается Кай. — Я вообще думал, что Кенсу даже печатает медленно. Какие мосты? — Тогда как человек, плохо разбирающийся в компьютерах, мог взломать систему? — А Чанель хорош. — Я думал, что он плохо разбирается, — подчеркивает полицейский, явно теряя самообладание. — Тогда почему вы вдруг решили, что это не так? — ядовито шипит Сехун в наушник. И Чанель уверенно озвучивает эту мысль. Блять. Как я люблю вандалов. Только они могут быть такими упоротыми засранцами и такими восхитительными сволочами. Гениальные сукины дети. — Чонин, нам лучше отказаться от обвинений. Иначе ты рискуешь, как минимум, вылететь с работы, — шепчет Бекхен, и становится понятно. Победа за нами. Блять. Меня не изнасилуют в камере. Я не буду женой грязного зека. Сука. Я, кажется, уже и Чонину не буду ни женой, ни мужем. Какая ебанная ирония. — Знаешь, любимый, — шипит за моей спиной Кай, когда заседание заканчивается. - Мне ОЧЕНЬ жаль, что я поступил как мудак. Ты же меня простишь? — елейным голоском спрашивает Кай. — Да, конечно, — нервно сглатываю, вцепившись в Чанелевский пиджак. Но смуглая ладонь ложится на мою, насильно отцепляя меня от единственного спасения, и сгребает в объятия. — Значит, поедем домой, мириться, сладенький? — ожидающие в дверях вандалы делают шаг навстречу, но я останавливаю их жестом, понимая, что, как минимум, нам нужно с Каем поговорить. — Конечно, любимый.       Полицейский вытаскивает меня на улицу, прямо за дверями впиваясь в губы таким яростным поцелуем, словно хочет отгрызть лицо, начиная со рта. Затем Кай запихивает меня на заднее сиденье, предупреждает всех в автомобиле (водителя тоже), что если сейчас раздастся хоть слово, которое ему не понравится, — в морге станет на один труп больше. Затем залезает, вальяжно разваливаясь на сиденье, притягивает ближе, продолжая меня целовать до самого дома. Если бы сейчас проводился какой-нибудь конкурс, мы бы выиграли его без каких-либо видимых усилий. И все это время ни на секунду не закрывает глаза. Целует и сверлит тяжелым взглядом, от которого кожа дымится.       Перепуганный таксист даже не берет с нас денег, а соседи выскакивают из лифта, оставив наедине, когда злее, чем сам черт, Кай, заталкивает меня в кабинку. Когда двери закрываются, заставляя опереться руками о застекленную стену. Прижимается со спины, расстегивает кожаную тяжелую куртку, залезает руками под белую майку-алкоголичку, не всегда осторожно, местами даже болезненно изучая горячими ладонями дрожащее тело. Как будто меня в метро, в час пик, облапал какой-то извращенец. Но это же Чонин. Придется потерпеть ради любви и святой идеи искупления грехов. Но, черт возьми. Кай. Это всего лишь выговор. Ну, или понижение. Мне, вообще-то, тюрьма грозила.       Наконец, происходит то, чего я ждал и боялся. Чонин заталкивает меня в квартиру, закрывает дверь на замок, словно кто-то может ворваться, и с неугасающим энтузиазмом набрасывается с новой порцией поцелуев. Уже не такими жестокими и болезненными, от которых мои губы неприятно покалывает. Парень шумно дышит, стискивает лицо в ладонях, трется выпирающей ширинкой о бедро, затем углубляя поцелуй, проталкивая свой язык мне в рот.       Кай, не глядя, сбрасывает свою куртку на пол, затем прижимает всем телом к стене. Не говорит ни слова, только сосредоточенно сопит и смотрит на меня затуманенным, лишенным осмысленности взглядом. Словно пьяный или под кайфом. Брюнет подцепляет бретельку белой майки, спуская ее вниз, затем целует мое плечо. Один раз, второй, третий. Затем еще раз и еще раз. В одно и то же место. И неожиданно его же и кусает, впиваясь в кожу крепкими белыми, как жемчужины зубами. Вскрикнув, я пытаюсь оттолкнуть от себя Чонина. Но ему все равно, цепкие пальцы обвивают мои запястья, прижимая руки к стене. — Извини, малыш. Я слишком зол, чтобы трахать тебя сегодня нежно, — томно сообщает мне на ухо полицейский, обводит раковину горячим влажным языком, чуть прикусывает мочку, шумно вздыхает.       Кай насильно разворачивает меня лицом к стене, прижимаясь, дрожащими руками стаскивает майку, одновременно толкаясь в оттопыренный зад выпирающей ширинкой. Он покрывает шею, плечи, спину лихорадочными, беспорядочными поцелуями. А затем, расстегнув мои джинсы, стаскивает их до коленей вместе с трусами. Проводит пальцем между ягодиц, проталкивает внутрь один палец и шумно вздыхает, почти сразу же добавляя второй. — Кенсу-я, тебе хорошо? — Я в экстазе, — без восторга в голосе сообщаю, хотя у самого ноги подгибаются, а его поцелуи горят на коже так, как если бы он тушил о мою спину сигареты. По обоюдному согласию. Больно, стыдно, местами смешно, отчего на полных губах играет легкая усмешка. Но все равно хорошо. — Блядь. Ты дрянная сука, — заявляет Чонин, трахая меня пальцами. - Какая же ты сука. Но как я тебя хочу. Кенсу-я, - хрипло зовет коп, расстегивая свободной рукой свою ширинку и освобождая член от плотной давящей ткани. — Чонин, — вздыхаю. На большее просто не хватает. — Fucking bitch. Я задушу обоих, если тебя кто-то трахает, — вдруг заявляет Кай, смачно шлепнув меня по ягодице. Потом этой рукой обхватывает свой член, медленно проводя по всей длине. Полуобернувшись через плечо, с удивлением смотрю на Чонина, пытаясь понять, кого и за что он собирается придушить. — Я про твоего блядского адвоката, Чанеля, и про Бекхена, который какого-то хуя знает, как ты делаешь минет, — выдает парень, облизывая пухлые губы. Словно дразнится. Нарочито медленно и чувственно. Как он умудряется быть таким охуенным, одной рукой надрачивая собственный член, а другой растягивая мой зад? Кай смотрит из-под вспотевшей, прилипшей ко лбу челке, слегка задрав подбородок, так как волосы лезут ему в глаза. А его шикарные блядские губы блестят от слюны и несут какую-то ахинею. Надо же. Он приревновал? Решил, что я променяю его на высокого «красавчика Пака»? Нда. Я ему дал сразу два повода, чтобы меня, трахая, звали «дрянной сукой». Блять. Даже в голове это звучит не так охуенно, как из уст полицейского. — Никто, кроме тебя, меня не трахает, — заявляю я, проглатывая собственный стон, который непроходимым препятствием застревает где-то в груди, затрудняя дыхание. — Повтори, — требует Чонин, разворачивая лицом. — Меня никто, кроме тебя, не трахает. — Шумно вздохнув, Кай стаскивает с меня окончательно джинсы, потом сбрасывает свои на пол, пока я быстро, почти срывая пуговицы, расстегиваю его темно-синюю форменную рубашку. Но сделать это до конца не успеваю, потому что парень подхватывает меня на руки и буквально насаживает на член, прижимая спиной к стене.       Надо отдать должное Чонину, потому что трахаться на весу — это чертовски сложно. Но коп сексуально вскидывал свои бедра, поддерживая меня, и с силой вдалбливал в холодную стену. Наплевав на правила приличия и довольно ранее время (всего-то восемь вечера), я цеплялся за его вспотевшую спину и громко похабно стонал, умоляя не останавливаться.       Не вынимая члена, Кай впился в мои губы, крепче прижал к себе и потащил в сторону спальни. — Давай я сам дойду? — предложил, ненадолго отрываясь от поцелуя, крепко обнял его за голову. Но полицейский промолчал, таки дотащив меня до своей постели самостоятельно.       В качестве поощрения, когда спина коснулась прохладной ткани, я облизнул пересохшие губы, откинулся на постель, раздвигая ноги шире, провел подушечками пальцев по внутренней стороне бедра, приглашая Чонина к более откровенным действиям. Почти сорвав с себя рубашку, парень низко утробно зарычал, наваливаясь сверху, и снова принялся покрывать поцелуями мое лицо, шею и плечи. — Верни в меня свой член, — потребовал я, нетерпеливо прогибаясь, прижался к разгоряченному желанному телу, слизывая капли пота с виска. Нет, мне не противно. Я так хочу его, что сожрал бы вообще со всем содержимым. Прямо сейчас. И даже не помыл бы.       Дважды просить не пришлось, потому что Кай приставил головку к входу, медленно вводя, а потом вдруг резким толчком вошел во всю длину, буквально подбрасывая меня на постели. Вскрикнув от восторга, я поднял руки, упираясь в высокую деревянную стенку, раздвинул ноги шире, позволяя Чонину их придерживать внутренней стороной локтей, облизнулся: — Поцелуй меня, — потребовал я, потянувшись за желаемым, но Чонин только смотрел снизу вверх и ухмылялся. Затем качнул своими блядскими бедрами и вдруг начал вколачиваться с громкими пошлыми влажными шлепками. Впервые в жизни я так громко стонал, всхлипывал и кричал во время секса, совершенно не контролируя собственные рвущиеся наружу эмоции. Восторг вперемешку с болезненными ощущениями внутри. Уже само ощущение, что мой любимый Ким Чонин был внутри, вызывало внутри бурю. Его руки, его глаза, сокращающиеся мышцы пресса, широко расставленные ноги и потрясающая спина, которую я без жалости расцарапывал в кровь, мстя за болезненные сильные толчки. Он точно меня порвет сегодня. Если уже не порвал. Но одновременно так хорошо. Быть его.       Приподнявшись на локтях, я сам поцеловал Чонина, поскуливая в поцелуй. Стенки сфинктера жутко болели, а Кай входил до упора, не всегда удачно проходясь по простате. Но это было действительно хорошо. Настолько, что я излился без дополнительной стимуляции. Еще несколько толчков и полицейский вышел, поднялся, приближаясь, и обхватив член рукой, надрачивая, кончил мне на лицо. Почти сразу же вытирая свою сперму хранящимися с недавнего времени на тумбочке салфетками. — Ты доволен? — хрипло спросил я, наблюдая за тем, как Чонин комкает белые куски бумаги, облизнул губы, на которых совсем недавно была его семенная жидкость, и почувствовал солоноватый привкус. — Еще не совсем, — хитро улыбнулся Кай. — Ну и отлично, тогда идем в душ, — поднялся с кровати, стараясь казаться уверенным, — потому что ты лишил меня удовольствия тебе отсосать, — хмыкнув, я взял Чонина за руку, утягивая за собой. И всем своим видом старался не показывать, что после секса у меня жутко ноют бедра.       Сначала минет, а потом Кай еще раз нагнул меня в душе и трахнул, заломив руку за спину и удерживая во время секса за локти. Я кричал от восторга, звал его по имени, хрипел, всхлипывал и подавался бедрами навстречу, пока полицейский натягивал меня под теплыми струями воды. Еще один раунд случился на пороге где-то между ванной и спальней. Но успокоился Чонин только когда я, усевшись ему на бедра, можно сказать, трахнул себя его членом и обессиленный рухнул в постель, ощущая, как у меня медленно отваливаются ноги. — Кенсу, — позвал полицейский, обнимая и запуская одну руку под голову вместо подушки, — нам нужно поговорить о случившемся. Ты же не думаешь, что я просто так тебя прощу? — Не думаю. Но ты допускаешь мысль о прощении? — Допускаю. И очень скоро. Потому что действительно люблю тебя, Кенсу, — признался Ким, поглаживая меня по волосам. — Ты мне очень нравишься, с того дня, когда появился на пороге этой квартиры и сказал, что пришел по объявлению. — Ты мне тоже, — улыбнулся. — Не смог устоять, когда навстречу вышел сексуальный парень в форме полицейского, ради которой, собственно и поступил в этот университет. — Скажи, зачем ты залез в нашу базу данных? Зачем доставал спамом? — Это не я был вообще, — признался, смотря в эти темные глаза, коснулся уголка губ, — прости, Кай. Просто так совпало, что мне пришлось тебя обмануть. — У меня только одно условие, Су. Потому что я очень хочу быть с тобой, — произнес парень, аккуратно чмокнул меня в губы. Отстранился, стал медленно поглаживать костяшками мой висок. — Какое? — Больше никаких взломов. И всех этих ваших игр. Никаких «Вандалов», потому что теперь я знаю, чем вы занимаетесь и кто вы. И не хочу тебя видеть среди преступников, Кенсу. Я вообще не хочу тебя видеть рядом с ними. Выбери меня. — Ты для меня самое важное, Чонина, — мягкий поцелуй в губы, — смотри. Даже двенадцати нет. Может, не будем пока ложиться? Посмотрим фильм или… — Или, — смеется Кай, коротко целуя, — ночью нужно не смотреть фильмы, а снимать, — хитро щурится полицейский, накрывая нас обоих одеялом с головой. Твою мать. У меня, простите, жопа треснет. Взвизгиваю от ужаса, понимая, что предстоит еще один раунд с его Озабоченным Величеством Шоколадкой. Но Чонин принимает мой вопль ужаса за восторг и решает втрахать меня через матрас прямо в пол. Честное слово. Кролик озабоченнный.

***

      А утром мне приходится собираться словно ниндзя, чтобы не разбудить Кая и ничего не забыть, запихивая все свое нажитое имущество (кроме книг, которые я решил оставить соседу) в два внушительного вида чемодана, а затем вытащить оба на лестничную клетку, чтобы не разбудить разомлевшего от секса, крепко спящего Кима. Скотина чертова. Обкончался в свое удовольствие и дрыхнет. А у меня все болит настолько, что путь до лифта становится целым приключением. «Лидер тебя заберет. Машина внизу», — сообщает мне через Лайн Хуан Сехун (о да, у ТаоХунов все очень хорошо, настолько, что Тао снял на четыре дня люкс, чтобы четыре дня не вылезать со своим «супругом» из постели). Думаю, отвечать бессмысленно, потому что едва ли Хун сейчас может надолго отрываться от своей Панды. Вот у кого будут адски болеть задницы — так это у них после такого отпуска. Но хоть в логове на какое-то время, пока они отдыхают от марафона, станет тихо.       Выхожу на улицу, оглядывая местность на предмет нахождения поблизости ярко-красной машины нашего обожаемого Чондэ, однако таковой не нахожу. Вот мудак! И что бы это могло значить? Матеря дрожайшего Чена на чем свет стоит, беру в руки телефон, собираясь ему позвонить, как вдруг стекло стоящего в двух шагах «Шевроле» опускается, и прямо оттуда на меня смотрит… Исин. — Прости, задумался, — улыбается Единорог, выскакивая из автомобиля. Открывает багажник, без труда подхватывает оба моих чемодана и играючи закидывает внутрь. — А где Чондэ? — сдавленно пискнул я, усаживаясь на водительское сиденье. — Сехун сказал, что лидер меня заберет. — Правильно, лидер и забрал, — смеется Исин, заводя мотор. — Ты это сейчас о чем? — Это я сейчас о «Вандалах», — улыбается Единорог, выруливая на дорогу. Охуеть, какой он красивый, когда за рулем. Не такой красивый, как мой Чонин, когда чешет яйца, со скучающим видом втыкающий в дорамы про школьную любовь. Но тоже очень ничего. Третье место в списке красавчиков. После Кая и Хищника (которого я всегда хочу по пьяни). — Но разве не Чондэ лидер? Он там квартиру снимает. Оборудование. Ты же просто техник. — Нет, конечно. Какой из него лидер? — пожимает плечами МонСин. — И его зарплаты ему хватает только на свою квартиру. Так что Чондэ просто заместитель. Если все, чем я занимался, — техника, зачем нам тогда Чанель? Перспективный я, а, Кенсу? Хочешь меня? — Не хочу. У меня Чонин. — Ты же от него сбежал, — беззлобно смеется Лэй, не отвлекаясь от дороги. — Пф, кто знает, как сложились бы наши отношения, если бы я остался, — пожимаю плечами. — У вас же вроде все хорошо и ванильно было, — удивляется лидер. — Вот именно. Даже противно, — хмыкаю, смотря в окно. — Мы бы долго такую розовую пургу не потянули. Сейчас все намного интереснее, Исин. Мы встретимся с ним еще не раз. — Но Чонин знает, кто ты и чем занимаешься. Заляжешь временно на дно? — Наоборот, буду появляться как можно чаще. Пусть не забывает, — хрипло смеюсь, рисуя пальцем на стекле узоры. — От ненависти до любви и от любви до ненависти. Нас ждут самые яркие воспоминания и самые искренние и не ванильные чувства. Судя по сегодняшней ночи, ему тоже очень понравится. Хотя Кай не сразу поймет, какие у нас отношения.       И вот автомобиль останавливается у роскошного частного дома в три этажа, поразив мое воображение. Вот тебе и бомж. — Исин, если ты живешь в замке, то нахуя спишь на полу в съемной грязной квартирке? — ошалело спрашиваю, хлопая глазами. — Так веселее. Тут тихо. А в логове то вы с Чанелем деретесь, то Чондэ хохмит, то ТаоХуны трахаются. Но теперь со мной будет жить Кенсу! — честно говорит МонСин, и от его прямолинейности моя челюсть падает на пол. — И чем ты зарабатываешь, Лэй? — Интернет мошенничеством, терроризмом и другими интересными вещами, ради которых не нужно отрывать попу от стула. И вы прошли проверку, ребята. Ты, Чанель и ТаоХуны. Я возьму вас в долю. Мы натворим великие дела, — широко улыбается Исин. — Охуеть! Кай сдохнет от злости, когда услышит такие новости о «Вандалах». — Let`s have some fun, — на идеальном английском произносит Син, заезжая в гараж.