Разрушение

Восток окрашивается пурпурными и рыжими пятнами, которые разливаются вдоль горизонта пожаром, злым и неутомимым. Робб стоит у глубокого окна, вцепившись в каменный подоконник побелевшими пальцами, и солнечные лучи слабо сверкают в его волосах. Нет ничего более пугающего, чем вязкая пелена тихого, бездумного равнодушия, которая застилает глаза Молодого Волка, думает Теон и ежится, кутаясь в меха. В покоях Старка всю ночь распахнуто окно, холодный речной воздух лижет лицо и тело, приносит близкий шум воды. В Винтерфелле в это время можно услышать звон оружия, запах жареного мяса и громкие низкие голоса, однако Риверран молчалив, как форель на их гербе. — Иди в постель, — ровно говорит Грейджой, хотя голос норовит сорваться, но вовсе не от холода. Робб только поводит широкими плечами. — Иначе простудишься и умрешь раньше, чем сможешь отомстить за своего отца. Ланистеры лопнут от смеха. — Чем облегчат жизнь всему Северу. Если для этого надо всего лишь простудиться, то я готов, — мальчишка медленно оборачивается. Под глазами его залегли круги, а кожа теперь кажется серой. Будто ему вовсе не шестнадцать лет, а как минимум пятьдесят. Теон встает, заставляя себя проглотить нервный вздох, подхватывает одеяло из бурой шкуры и делает шаг вперед. Когда он кладет руку на крепкое плечо юного Старка, то чувствует, что кожа Робба ледяная; странно, что он еще не околел. — Если тебе подойдет любая цена победы, то найми Иных. Они, думаю, без сомнений вырежут весь Вестерос, — шутка кажется Теону смешной ровно до тех пор, как Робб со слабой улыбкой не отворачивается к окну, погружаясь в свои мысли. Когда Молодой Волк вот так вот неустанно глядит ночами напролет на север, даже самые суровые вассалы, вроде лорда Карстарка, стараются не беспокоить его, потому что считают, что Старк думает над судьбой своего королевства. Леди Кейтилин более внимательна и потому уверена, что ее сын ищет глазами башни Винтерфелла и чудовищно скучает по дому и братьям. Только Теон знает причину этой задумчивости. Причина его пугает и бесит одновременно. Разве может Грейджой тягаться с... — Я бы хотел, чтобы Джон был сейчас с нами. Как в старые добрые времена, — тоскливо произносит Робб. Теон поджимает губы, а руки с одеялом, которым он хотел накрыть Старка, замирают в воздухе. И тонкая крепость души ломается, обрушивается в расступающуюся землю. Разве может Грейджой тягаться с Джоном Сноу, навечно облачившимся в черное, с человеком, память о котором для Робба так же светла и дорога, как память о покойнике-отце? — Помнишь, мы раньше могли биться на мечах до поздней ночи, потому что никак не выходило одолеть друг друга... Ровесники и близкие братья: наследник доблестного лорда и самоуверенный бастард. Они были равны по силе, в их жилах текла одна кровь, один огонь, это признавали все. Теон горько опускает взгляд и выдыхает. Он мог бы соперничать с кем угодно за внимание Робба Старка, но только не с воспоминанием, не с призраком, коим стал чертов Сноу. У него просто нет ни единого шанса. Теон мягко укрывает ледяные плечи своего короля теплым одеялом и спиной облокачивается о каменную стену рядом с окном. — Он выбрал свой путь, — слова подбираются с удивительной легкостью, — а ты свой. И это правильно. Ты должен прийти в себя и двигаться дальше, как это делает он. Ты Король Севера. Робб широко улыбается своей солнечной улыбкой, которая горит ярче восставшего на востоке светила. За такую улыбку можно немного потерпеть, ведь все тени уходят в прошлое. Юный Старк накрывает ледяной ладонью, сухой и крепкой, пальцы Теона и произносит, глядя вдаль: — Ты прав. Спасибо, — этот голос похож на шелест листвы. — Знаешь, ты ведь мой последний настоящий друг. Тот, кто никогда не предаст. Тот, — Робб смотрит на Грейджоя долгим взглядом, — кого я никогда не предам. Теон хочет верить, хоть он циник и реалист. Старк его изо дня в день ломает и склеивает, так что железнорожденный и сам себе кажется окончательно испорченным. Но глупая надежда, почти девчачья, ненадолго убивает горькую желчь в душе. — Твое величество должно лечь спать, — усмехается Грейджой, запуская пальцы в осеннюю листву мягких кудрей. — Хотя бы на полчаса. Иначе у тебя совсем не будет сил носить столь обременительный головной убор, — Теон толкает Робба на широкую кровать, и тот падает на мех послушно, словно тряпичная кукла; смех его звенит под потолком, — как корона. Засыпая, юный Старк кажется совсем мальчишкой. Никто бы сейчас и не подумал, что неделю назад он вел армию на бой со львами и победил. Как будто и не было этого долгого и трудного года. Теон целует юношу в висок, обнимая за плечи. — Ты мне дорог, Робб. Старк улыбается во сне, неловко ерзает и еле слышно бурчит: — Надо было сказать это раньше. Ты мне дорог, — сердце пропускает удар, — Джон. Я даже, кажется, тебя люблю. *** В нем, несмотря на бессонную ночь, как-то особенно много сил. Впервые с того дня, как Робб Старк узнал о смерти отца, он живо жестикулирует, с хищной и смелой улыбкой показывая советникам путь от Риверрана до Бобрового Утеса, едко шутит так, что хохочут все собравшиеся лорды. — Ты согласен? — переспрашивает сияющий Король Севера у Теона, который стоит за его плечом. Улыбка мгновенно меркнет. — Что-то не так? У тебя глаза пустые... Теон встряхивает головой. Столько заботы в голосе, думает он, что можно снова поверить. — Все хорошо, — лгать просто. — Я не выспался, но это не смертельно. Все хорошо, Робб Старк, думает Теон и улыбается, изо дня в день все хорошо. Он смотрит на мальчишку, который обещал никогда не предавать, и в душе трещат крепостные стены; все, что годами строилось, рушится, рушится, рушится... Грейджою кажется, что у него больше нет сердца, потому что оно рухнуло и задохнулось. Робб Старк его ломает и склеивает, ломает и склеивает, но у любой вещи есть лимит. Все хорошо. Робб Старк обещал никогда не предавать, он до сих пор верит в свои слова. Робб Старк предает Теона каждый божий день. И его лимит кончился. — Робб, ты должен отправить меня на Железные Острова, — никто ведь не говорил, что волки — его семья. — Я поговорю со своим отцом. Ты должен мне... — лгать просто, уверяет себя Теон. — Ты должен мне доверять.