Акварель

Чёрный смотрит на Курильщика и не может оторвать взгляд. Курильщик одной рукой неуклюже подсвечивает себе фонариком, а в другой держит кисточку и рисует. Рисует на стене, размашисто, широкими длинными мазками. Что-то бормочет себе под нос, кажется, даже матерится, когда кисточка вываливается из рук и с неприятным стуком падает на пол. Наклоняется за ней, нервно облизывает и покусывает губы, и, кажется, совсем ничего вокруг себя не замечает – как и всегда. Иначе давно бы уже увидел стоящего сзади него в полном оцепенении Чёрного. Завороженного, загипнотизированного Чёрного, у которого спирает дыхание и сердце бьётся как сумасшедшее. Он всегда ловил себя на мысли, что, когда Курильщик рисует, он начинает им… любоваться. Курильщик будто преображается в эти моменты. Вот он – наивный, надоедливый мальчишка, задающий слишком много вопросов, на которые именно ему, Чёрному, приходится отвечать. Но вот он берёт в руки свой потрёпанный альбом с парой карандашей, и происходит это. Какая-то, наверное, дьявольская магия. Он превращается в самое прекрасное существо, прекраснее даже Лорда, намного прекраснее. Чёрный не может оторваться от его рук, от его пальцев. Они будто летают по листу, вырисовывая линии, короткие-длинные штрихи. Чёлка у него всегда в такие моменты падает на глаза – он очень низко наклоняет голову. Даже не трудится её поправить – ему всё равно. Всё равно на Дом, на так взволновавшую его Игру, всё равно на то, что совсем рядом с ним, чуть ли не задевая плечом, сидит и меланхолично курит противный ему Слепой. У Курильщика своя Изнанка – его рисунки. Он уходит в них, уходит с головой, растворяется, и ничто, кроме появляющихся на бумаге линий не имеет значения. Курильщик редко показывает свои рисунки, но Чёрный прекрасно знает, где тот хранит свой альбом, и иногда, когда в комнате никого нет, выуживает его из-под тумбочки. Чёрный сам не верит в это, но, смотря на эти рисунки, начинает ревновать. Ведь практически с каждой страницы на него смотрит своими пронзительными голубыми глазами Лорд. Улыбается ему своей идеальной улыбкой. Лорд, Лорд, Лорд. И ни одного Чёрного. Он всегда надеется, что ситуация может измениться, что он появится на этих страницах, но нет. Лорд, наверное, навсегда тут поселился. Поэтому Чёрный задвигает его назад, откидывается на кровать и закуривает, глубоко, практически до кашля затягиваясь. Он чувствует себя полным придурком. И отказывается понимать то, что так себя чувствуют все влюблённые. Он стоит и не может пошевелиться. Он понимает, что нужно уйти. Если Курильщик заметит его – перепугается до полусмерти, бросит всё, уедет, и будет потом ходить как туча, ему будет стыдно, ведь комментарии по поводу нового недоделанного рисунка на стене – неизбежны. Все будут об этом говорить, не зная, кто же такой безответственный не закончил свою работу, и никто и не узнает, что это он. Никто, кроме него, а он будет хотеть провалиться под землю из-за стыда. Уйти, уйти, не мешать. Так нужно. И так, чёрт бы его побрал, невозможно. Это, конечно же, происходит. Курильщик поворачивается назад, сдавленно ойкает, чуть не роняя фонарик, и откатывается к стене, заслоняя спиной рисунок. - Чёрный? – спрашивает неуверенным, немного даже дрожащим голосом. Озирается затравленно. - Угу, - Чёрный удивлён, что он не уехал сразу же, поэтому рискует сделать пару шагов вперёд. В голове возникает немного глупая ассоциация с охотой на оленёнка, и он усмехается сам себе – это так смешно и так нелепо. - Ты что… ты… Ты давно тут стоишь? – прячет глаза, снова кусает губы, весь такой отчаянный и будто загнанный в угол. Комкает пальцами край рубашки. А пальцы… Пальцы все измазаны в акварели. В чёрной и красной. Чёрный думал, что сердце биться быстрее не может, но как же он ошибался. Ещё как может. И из головы тоже могут пропасть все мысли, и может остаться лишь одно болезненное, кажется, не совсем нормальное желание. - Угу. Чёрный опускается перед ним на колени, и даже не обращает внимания на поражённый взгляд. Ему ведь сейчас тоже всё равно, у него ведь тоже своя Изнанка. Чем перемазанные в акварели пальцы хуже рисунков и Леса? Он берет в свои кажущиеся неприлично большими руки тонкое запястье и подносит его к губам. Прижимает к ним, целует, чувствует чужую дрожь и тяжелое дыхание сверху. Курильщик не сопротивляется, не вырывается, он сейчас будто оцепенел так же, как он сам несколько минут назад. Чёрный целует пальцы, медленно, одним за другим, проводит ими по своим губам, трётся щекой, языком обводит каждую подушечку, и вкус во рту должен бы казаться противным – краска, в конце концов, но он не обращает на это внимания. Он продолжает целовать, облизывать, сходить с ума, радоваться донёсшемуся сверху тихому, сдавленному стону, его ведёт, он сходит с ума, а Курильщик кладёт ему на волосы неуверенно дрожащую руку. Чёрный отрывается, притягивает его к себе за шею, резко, порывисто, и впивается в губы, целует жадно, болезненно, не давая возможности даже вздохнуть, и сходит с ума ещё раз, когда за его футболку цепляются пальцы, а в рот ему низко стонут. Чёрный не знает, сколько времени так проходит, но когда он, наконец, находит в себе силы оторваться от губ Курильщика и наконец посмотреть на его лицо, тот улыбается. А ведь Курильщик улыбается редко – ему просто не дают возможности это делать. Чёрный осторожно дотрагивается губами до его скулы. - Ты ведь когда-нибудь нарисуешь меня, а не Лорда, правда? – шепчет на ухо, утыкаясь носом в взлохмаченные волосы у виска, вдыхая его запах, такой потрясающий запах краски и почему-то корицы. Курильщик не отвечает – лишь кивает головой в сторону рисунка на стене.