В начале пути

Отбросив окурок, Ребекка подняла голову, разглядывая облака. Париж... Какая девчонка не мечтает оказаться в этом городе? Вот и она мечтала. И оказалась... В Париже, в десятке миль от фронта – предел мечтаний, нечего сказать! Да, не так она представляла себе войну, совсем не так... И была в этом не одинока – месяц назад всем казалось, что вскоре союзные армии пройдут маршем победы по Берлину, но сегодня... Сегодня было больше похоже на то, что парад состоится в Париже, и армии кайзера триумфальным маршем пройдут по Елисейским Полям. И очень скоро... Энн, сидевшая на скамейке, отбросила окурок, посмотрела на подругу и спросила: – Как там Джейсон? – Выздоравливает, – Ребекка пожала плечами. – Воюет с футуристами и переписывается с Д’Аннунцио. – Да, кто бы мог подумать, что наш майор – поэт... – протянула Энн, наматывая на палец выкрашенные хной волосы. Медно-рыжая прядь странно смотрелась в светлых волосах, и только сама Энн знала, что это значит. Ребекка даже не пыталась спрашивать – знала, что подруга сама расскажет, когда захочет... – Знаешь, Энн, ты типичный реднек, – она уселась рядом с подругой. – Даже в Нью-Йорке знают Роберта Джейсона, хоть и не любят его, а уж в его родной Калифорнии... Да там последний бродяга читает его стихи наизусть. И я не шучу, Энн, я сама это слышала – правда, тогда я не знала, чьи они... – Да верю я тебе, верю, – Энн толкнула подругу локтем. – Лучше скажи... Вопрос так и не был задан. Пронзительно завыли сирены, обе девушки моментально сорвались со скамейки и помчались на лётное поле... Аэродром встретил лётчиц обычным предбоевым возбуждением. Техники заполняли баки, заправляли ленты в пулемёты, в последний раз проверяли магнето... Ребекка застегнула куртку, надела шлем и прыгнула в кабину. – От винта! Лётное поле, всего пару месяцев назад бывшее парком, бросилось навстречу, колеса оторвались от земли... Истребители поднялись в воздух, направляясь на северо-запад, навстречу германским бомбардировщикам. Двенадцать минут... Ребекка взглянула на часы, засекая время и толкнула рычаг газа вперёд. Двенадцать минут до рубежа перехвата... И один вопрос: что там? Будут ли истребители, или немцы полагаются только на пулеметы самих бомбардировщиков? Что за самолёты – быстрые и вёрткие G.IX, для которых это от силы третий-четвёртый вылет? Уже привычные G.I, которых ещё до войны построили несколько сотен? Огромные и уродливые, но живучие R.V, несущие по две с половиной тысячи фунтов бомб? Через десять минут «Летающие Тигры» узнают... Десять минут спустя, над самой линией фронта, Ребекка Флинт нажала на гашетку, выпустив очередь в красный «Альбатрос», мелькнувший в прицеле. Истребитель дернулся – кажется, лопнула расчалка – но резким разворотом набрал высоту и снова атаковал. – Ублюдок! – девушка правым разворотом ушла из-под атаки, заложила иммельман... Треск, свист – три пули насквозь прошивают кабину, едва не задев Ребекку, а красный истребитель уже за спиной и чуть выше, и держится, как приклеенный. – Да что ты за ублюдок?! – Ребекка, отчаявшись, сваливает свой истребитель в штопор в надежде, что красный «Альбатрос» не рискнёт последовать за ней. Рискнул... Нет, оторваться ей удалось, но когда она вывела самолёт в горизонтальный полёт, до земли оставалось метров десять, не больше. Набирая высоту, Ребекка смогла увидеть бой со стороны – и порадовалась, что в бой с истребителями вступили «Тигры». Американские лётчики держались только за счёт превосходства своих машин – принятых на вооружение всего пару месяцев назад. Французам, такого преимущества не имевшим, в этой схватке не светило ничего... Ребекка не была новичком в воздухе, как и все её товарищи – но им противостояли асы. У французов не было бы ни единого шанса... И даже так они едва справились – бомбардировщики, сбросив своей груз куда попало, бежали, а у французских пилотов хватило хладнокровия не погнаться за ними, а помочь американцам вырваться из свалки. Восьмерым из дюжины... и Ребекка разглядела внизу только две ниточки красного дыма. Они расслабились – да и что могло им угрожать в нескольких минутах полёта от родного аэродрома? И потому вспухшие вокруг дымные клубки разрывов застали врасплох абсолютно всех. Дёрнулась ручка, когда шрапнельные пули перебили тяги руля высоты. Задымился командирский самолёт. Развалились в воздухе два «Ньюпора»... Коротко выругавшись, Ребекка увеличила скорость до максимальной. – Рехнулись, скоты?! Ветер не отвечает. Но это и не важно, потому что она снова задаст этот вопрос – и уж тогда ей ответят... Огонь прекратился после двух залпов – кто-то всё-таки сообразил отдать приказ, но «Тигры» пошли на посадку – вынужденную, поскольку дотянуть до аэродрома смогли бы далеко не все. И едва колёса машин коснулись утоптанной земли – меньше, чем в сотне футов от зенитной батареи – рядом, взвизгнув покрышками, остановился штабной автомобиль. С Джиной за рулём, майором Джейсоном рядом с ней и санитарами на заднем сиденье. Вот только Ребекка не обратила на начальство ни малейшего внимания. Выбравшись из кабины, она размашистым шагом подошла к командовавшему батареей лейтенанту и коротко, без замаха, ударила его по зубам. Француз отшатнулся, попятился и упал. – Мадемуазель... – простонал он, сидя на земле. – За что?.. – Ты, дерьмовый ублюдок! – рявкнула девушка, пнув француза по рёбрам. – Ты сейчас угробил нескольких отличных ребят, косоглазая мразь! Или ты немецкий... – Лейтенант Флинт! – майор ударил костылём по земле между Ребеккой и зенитчиком. – Этот человек, несомненно, должен понести наказание, но самосуда я не допущу! Я понимаю ваши чувства, но подобное их проявление абсолютно недопустимо, вам ясно?! – Так точно, сэр, – Флинт замерла. – Прошу прощения, сэр. Я погорячилась. – Вот именно, лейтенант. Вы ранены? – Нет, сэр, – Ребекка заложила руки за спину. – Лейтенант Смит погиб, сэр, и лейтенант Грейвс тоже... – Печально... Где Морган и О'Коннели? – Здесь! Майор вздохнул, глядя на несущуюся галопом лошадь с пропавшими пилотами. – Джина, забирай раненых и вызови техников – пусть возьмут грузовики и забирают машины, – распорядился он. – Крейг, передайте этого глупца властям и организуйте поиск тел, остальные – дождитесь техников и возвращайтесь вместе с ними... – А ты едешь с ранеными, – заявила Джина. – Я и так слишком много тебе позволила – больше, чем стоило бы с твоими ранами! – Но... – Роберт! – Сдаюсь! – майор шутливо поднял руки и заковылял к машине. На секунду подняв глаза к безупречно ясному небу, Ребекка застыла по стойке «смирно». Лейтенанты Роберт Смит и Джон Грейвс возвращались в свою эскадрилью... Первыми шли два барабанщика, медленными и сильными ударами задававшие темп всей процессии. За ними четыре капитана кайзеровской авиации, печатая шаг, несли первый гроб. За ними шагал с саблей на караул никто иной, как легендарный Манфред фон Рихтгофен, а за ним другая четвёрка несла второй гроб. Остановка. Короткая команда – и оба гроба опускают на землю, а нёсшие их офицеры застывают, пока капеллан читает молитву... Сухой треск винтовочных выстрелов, гробы опускают в могилы, снова раздаётся залп салюта, первые комья земли глухо стучат о дерево... По небу скользят редкие лёгкие облака – идеальная лётная погода, словно там, в небесах, ждали погибших пилотов... Ребекка склонилась над могилой, бросила горсть земли, шепнула: «Прощайте, ребята», выпрямилась – и встретилась взглядом с Рихтгофеном. – Фройляйн... – Ребекка Флинт. – Фройляйн Флинт, я столкнулся в бою с весьма искусным противником – он оказался первым, кому удалось уйти. И я умоляю вас – назовите мне имя человека, пилотирующего американский истребитель с номером «четыре»! Немец явно считал это вопросом исключительной важности, и девушка не видела ни одной причины для того, чтобы не ответить: – Её имя – Ребекка Флинт. – Фройляйн, – Красный Барон глубоко поклонился. – Прошу вас, окажите мне честь сразиться с вами, и только с вами, при нашей следующей встрече! – Это вы оказали мне честь вашим предложением, герр Рихтгофен, – Ребекка протянула руку, которую немец галантно поцеловал, а затем, обернувшись к своим товарищам, произнесла: – Запомните этого человека, ребята, и никогда не трогайте ни его самого, ни красный истребитель, на котором он летает. Он – только мой!