Голос моря

У Йо был очень тонкий слух. Он управлял звуковыми волнами. Он мог перестраивать свои голосовые связки и воспроизводить звуки на такой частоте, которая была неподвластна человеческому уху, мог легко разорвать барабанные перепонки, но при всем этом слух у него был очень тонкий. Едва ли кто-то в P.A.N.D.R.A задумывался об этом. В Йо видели в первую очередь передатчик, что-то вроде переговорного устройства, обладающего самосознанием и характером вздорного подростка. Йо слышал очень многое. Разговоры, огражденные от чужих ушей, резкие вздохи в темноте, скрип и стоны и даже сокровенные мысли, произнесенные лишь губами. Будучи маленьким, он любил играть со звуком. Он чувствовал, как шум ветра, топот шагов, дребезжание линий электропередач окружают его, укутывают в мягкий, плотный кокон. В звуках можно было спрятаться, в них он находил утешение и развлечение. Позже Йо понял, что не все звуки безобидны. Тонкий свист пуль, стрекот электрошока или писк парапсихического глушителя несли с собой беду. Звуки могли сплетаться, отражаться друг в друге, деформироваться и волноваться, будто громадный никогда не затихающий зверь. Йо не уставал от звуков, потому что тишина – единственное, что его страшило. Абсолютная ватная тишина, которую создают люди с ППГ, шагающие тебе навстречу с автоматами на перевес. В P.A.N.D.R.A Йо не был новичком, но из-за своего юного возраста считался легкой добычей. Ему было смешно наблюдать за тем, как меняются лица тех, кто рассчитывал схватить его по-быстрому, убрать с пути надоедливую малявку. Он просил, и звуки делали для него все. Огромный, невидимый и неосязаемый, звук легко сминал оружие, ломая металл вместе с пальцами, его сжимавшими. Острые иглы ввинчивались в барабанные перепонки, заставляя людей смешно корчиться, падать на колени, зажимать уши с такой силой, что Йо слышал жалобный скрип височных костей. Он чувствовал себя не то дрессировщиком незримого зверя, не то дирижером невидимого оркестра. Грохот, бряцанье, гудение и дребезжание, вся какофония звуков, которую он мог вызвать напряжением тонких нитей плоти в своем горле, не поддавалась ни исчислению, ни измерению. Он и сам не знал точно, на что способен, и не было никого, с кем бы он мог поделиться своими сомнениями. Это осознание оседало горечью в горле, так что даже конфеты были не способны ее заглушить. Он стольким мог поделиться, но даже среди друзей не нашлось тех, кто бы по-настоящему услышал его. Иногда Йо выходил на палубу «Катастрофы» по ночам и кричал, выл, скулил и шептал океану о своих чувствах. До хрипоты, до едва слышного сипа там, где прежде были сильные, уверенные звуки. Иногда он получал ответ. Своим истончившимся, болезненно напряженным слухом он улавливал отклик в едва уловимых волнениях, исходящих из самой глубины океана. Сквозь прозрачный шорох волн поднималось тонкое, чуть слышное, как комариный писк, пение. Оно было скрипом, скрежетом и стоном, оно было восхитительной симфонией, свистом, придыханием, ропотом морских глубин. Йо пробовал вторить ему и замирал, трепеща от восторга, когда слышал ответ: на полтона выше, пронзительный, как свист ветра, и мягкий, как соленая пена на кромке волн. Ночь пряталась в мягком тумане предрассветной дымки, звучали крики чаек, просыпались голоса в утробе корабля, и тон океана изменялся. Йо, зевая, уходил к себе – спать, но точно знал, что вернется сюда снова, чтобы стоять на ветру, судорожно вцепившись в перила, и вслушиваться в океан. Возможно, это были только его фантазии, причуды измучившегося от тоски по родственной душе разума, но Йо верил в то, что действительно слышал отклик. – Это сирены, – сказал как-то майор. Он смотрел, прищурив глаза, как обычно непроницаемый для взгляда. Не поймешь, серьезно говорит или шутит. – Сирены? Ты о чем, старик? Кеске потрепал его по густым волосам, как делал всегда, и продолжил так же невозмутимо. Йо не слышал в его голосе ни насмешки, ни серьезности – звук этого голоса был ему не по зубам. – Сирены поют в шторм. Они притягивают корабли к скалам, влекут моряков в пучину, на верную смерть. Их голоса прекрасны. Если что-то и сможет сравниться с твоими способностями, так только песня сирен. Ночью звуки океана были тише, и Йо снова пел, надрывая связки. Он свистел штормовым ветром, дробил звук на шорох волн и звал, звал, опасаясь не услышать ничего. Сирены? Почему бы и нет? В их сумасшедшем мире могли бы жить и легендарные певицы глубин. Глаза уже слипались, а сердце чуть не выпрыгнуло из груди от волнения, когда Йо услышал ответ. Он замолк, прислушиваясь, и вздрогнул от прошибшего позвоночник треска. Слух говорил о том, что по внешней обшивке корабля кто-то взбирался. Скрежет когтей и чавканье влажной плоти о металлический бок «Катастрофы» раздавались совсем рядом. Йо перегнулся через перила и с нетерпением посмотрел вниз. Прямо перед своим лицом, на расстоянии вздоха, он увидел сирену. Ее гнилостно серая кожа была испещрена язвами, в которых, словно маленькие белые муравьи, копошились черви. Ее глаза, затянутые бельмами цвета морской пены, слепо пялились прямо в зрачки Йо. От сирены исходил запах лежалого трупа, а через зазоры между ее ключицами Йо видел слабо трепыхавшееся сердце, выцветшее, вытравленное соленой водой. Ниже спины начинался извивающийся, словно червь, и такой же голый хвост, пронизанный шипами, обрюзгший, с осыпавшейся, мутной чешуей. Он выглядел болезненным, освежеванным, будто облитый кислотой, и находился в непрерывном движении, с тошнотворным шлепаньем перемещаясь с места на место, находя малейшие зазоры в обшивке корабля и цепляясь за них. Она была уродлива. Сирена вздохнула, всасывая воздух через зазоры между ребрами, которые обтягивала истлевшая, похожая на чешую кожа, открыла безгубый рот, полный тонких колких зубов, и запела. Йо задрожал от страха и восторга: призрачная лента звука, что с бульканьем покидала немощное тело, преображала все вокруг. Казалось, нет больше уродливого, разлагающегося трупа – перед ним создание, сотканное из умело выверенных ладов, составляющих идеальную гармонию. Она протянула руку, касаясь его щеки склизкими когтистыми пальцами с разбухшими, вывернутыми временем суставами, и Йо закрыл глаза, падая в мир звуков. Он проснулся в больничном отсеке. Момидзи, прикорнувшая на стуле рядом, встрепенулась от движения и, сонно моргая, улыбнулась ему. – Проснулся? Ну и напугал ты нас! «Почему я здесь?» – хотел спросить Йо, но понял, что голос его пропал. – Молчи, у тебя сильная ангина. Ты свалился за борт, тебе повезло, что майор успел вытащить из воды. Он сказал, что у тебя из-за температуры могли быть галлюцинации, так что… Она говорила еще что-то, но Йо уже не слушал: за бортом, где-то в глубине океана, раздавалась приглушенная толщей воды, поразительно красивая и смертоносная песня сирены, и Йо больше не чувствовал себя таким одиноким.