Неравная борьба

За окнами глубокая, темная, звёздная и жаркая летняя ночь. Четырёхлетний Ичиго в своей спальне видит уже десятый сон, а двухмесячная Юзу мирно посапывает в своей люльке – она гораздо спокойнее и тише своей старшей двойняшки. Карин же, орущая уже больше часа, через каждые пару минут передаётся из рук Иссина на руки Масаки и обратно для утрясания-успокоения-укачивания-укладывания. Любящие и заботливые родители постепенно подходят к стадии глубокого зомбирования. Масаки, бледная и невыспавшаяся, но по-прежнему неунывающая, держится из последних сил, когда Иссин внезапно и решительно, вспомнив старое и испытанное средство, перехватывает инициативу: снимает с себя футболку, забирает малышку и прижимает голым пузом к себе. Дочь внезапно затихает, распластавшись лягушкой на широкой и теплой груди папы. Родители замирают. Через некоторое время в тишине раздается смачный «пу-у-у-к» и Карин, блаженно причмокнув, уплывает, наконец, в объятия Морфея. - Памперс менять будем? – смастерив на лице жалостливое выражение, Иссин умоляюще смотрит на Масаки. Такой его взгляд попадает у Масаки в категорию «лучше пристрели сразу», и с измученной, но понимающей улыбкой она подходит к мужу, легонько чмокает в кончик носа, шепчет: «Ты мой герой!» Иссин самодовольно ухмыляется и хмыкает, но тихонечко – не дай бог разбудить дочек! Масаки же аккуратно оборачивает малышку прямо у него на руках в теплый плед, забирает и осторожно перекладывает к сестре в небольшую светло-салатовую люльку с симпатичными белыми силуэтами зверушек, стоящую рядом с их кроватью, накрывает дочку сверху одеялком, подтыкает плотнее: чем теплее, тем больше шансов, что Карин поспит подольше. Ласково пригладив мягкие волосики и поцеловав уснувшую дочурку, Масаки распрямляется и замирает, уставившись в одну точку: полчаса-час — в лучшем случае — два у них есть, а потом кто-то из двойняшек обязательно проснётся, нужно будет покормить и переодеть; надо проверить Юзу, не вспотела ли, и зайти, глянуть, не свалился ли с кровати Ичиго… И нужно подумать, что приготовить завтра на обед… - А как же я? А меня поцеловать? - Иссин уже стоит позади, обхватывает её крепко, и, качнувшись, роняет вместе с собой на стоящую рядом двуспальную кровать. - Ай! - Попалась! Все звуки, эмоции и слова – максимум возмущенным шёпотом, на другие сил не осталось, да и долгожданную тишину уж очень хочется продлить, но от такого падения затылок Масаки врезается Иссину в нос, он сдавленно охает, мычит, но жену не отпускает и утыкается ей в макушку. - Больно? - Не-а. - Знаю, что больно. Дай посмотреть. - Не-а, лежи. Масаки даже не пытается устроиться поудобнее в совсем не крепких сейчас объятиях мужа, просто расслабляется, да так, что безвольной куклой перекатывается на живот и утыкается лицом в подушку. Всё. Аллес капут. На несколько минут в комнате повисает тишина, нарушаемая только тихим, размеренным дыханием, сопением Карин и Юзу. Надо бы выключить свет, но ни желания, ни сил встать, похоже, нет ни у одного из родителей. Хотя и сна у обоих ни в одном глазу. Масаки готова вот так пролежать пару-тройку лет, но Иссин тихонечко приподнимает голову, убирает медные пряди, упавшие на её лицо, и склоняется ближе. - Спишь? - Да. - Точно? - Отстань. Я смертельно устала. - Не могу, – в голосе Иссина сквозит лукавство, разбавленное желанием подурачиться. - Раньше надо было думать, до замужества. «Уж кто бы говорил!» - хочется съехидничать в ответ Масаки, но она заталкивает обратно подступающий смешок и желание дать ему подзатыльник – для весёлой потасовки не слишком подходящее время и место. А Иссин уже по-хозяйски подгребает её ближе, нащупывает ребра, тыкает – несильно, вроде, но чувствительно, здоровенный ведь, силища немереная, – щекочет, залезает под кофту. Масаки дергается, смеётся беззвучно, шипит придушенно: -Уйди, медведь здоровый… Прекрати!.. Сколько раз тебе повторять – соизмеряй силу… Девочек разбудишь!.. -Не-а, это ты их можешь разбудить, - Иссин прихватывает ей мочку уха, мычит преувеличенно страстно, но, опять же, негромко, снова ухмыляясь противненько: – Жена у меня пылкая, горячая… Может, заделаем ещё мальчика? Масаки прямо-таки видит затылком эту глумливую физиономию, возмущение придаёт сил, и она разворачивается в его объятиях к нему лицом и хлопает ладошкой по лбу: - Хватит дурачиться! Только что помирал здесь! Откуда такая прыть? – шепчет, опять же, тихо, но возмущенно: сон у близняшек чуткий. - Хм, - в ответ Иссин только довольно улыбается – похоже, своего он добился, и теперь преспокойно преступает к дальнейшему плану действий: начинает водить носом, губами по её лицу, прикусывает слегка зубами, скользит языком, спускается по шее к груди, повторяет те же действия там, куда дотягивается. - Хватит баловаться, - Масаки снова расслабляется, запускает пальцы в его волосы. – Я не помню, когда высыпалась – у меня уже даже не круги, а мешки под глазами, с утра не успела даже причесаться, живот после родов не уберётся никак… - Зато ты больше не требуешь салат из мороженого, селёдки и апельсинов. Посреди ночи, - тихо бормочет Иссин. - Что? - М-м? - муж увлеченно исследует её тело губами, пальцы постепенно забираются под одежду. – Моя жена – самая прекрасная женщина на свете… Ты разве этого не знаешь? - Болтун, - улыбается Масаки. Всё она прекрасно расслышала, просто ещё не решила, остановить его, перевести в шутку или оставить, как есть? - Эх, - почти сдаётся она, - ты не меняешься, Шиба… В объятиях мужа тепло, прикосновения успокаивают и рассказывают что-то важное и нужное для неё. - А должен? – его ладонь скользит по нежной коже. – И я – Куросаки, помнишь? – шепчет он ей на ухо уже довольно хриплым, но донельзя довольным голосом. - И когда ты повзрослеешь? – Масаки закрывает глаза, уплывая по течению: кажется, он снова победил – несносный, великовозрастный мальчишка… - Хм, никог… - Тс-с! - Масаки вытягивается в струнку и прислушивается. В соседней комнате то ли скрип, то ли шорох. Иссин вскидывает голову, и они с Масаки встречаются взглядами – ни сна, ни расслабленности, ни возбуждения: они оба – сплошной слух. Шум повторяется, и Масаки выразительно поднимает брови. - О, нет… - разочарованно и беззвучно стонет муж, страдальчески скривив губы. Сейчас он похож на обиженного бурого медвежонка, которого хочется пожалеть, погладить и положить к себе под бочок. Кто бы знал, что именно так будет выглядеть один из сильнейших капитанов Готея спустя несколько лет супружеской жизни? - Твоя очередь, - довольно подтверждает Масаки, кивая, одергивает одежду, накрывается одеялом и добавляет, посмеиваясь: - А ещё у нас нет ничего на завтрак, закончилось молоко и памперс остался последний… - Не добивай меня, жестокая женщина! Я ещё вернусь! – громким шёпотом не сдается Иссин, почти на цыпочках выбегающий из комнаты, подгоняемый уже вполне слышным ревом Ичиго. Масаки улыбается, укутывается поплотнее и тут же проваливается в чуткий, быстрый сон с мыслью, что нет никого лучшего, чем этот безалаберный, нежный, легкомысленный и заботливый оболтус, отец её детей. Возня, вопли, тихое сопение и возмущённые возгласы прерываются едва слышным хлопком, громким: «Ай!» и внезапной тишиной. Когда утром Масаки, потирая глаза, выходит на кухню, то застает завтракающих Ичиго и Тацки, которые кидаются шоколадными звездочками и отбирают друг у друга пакет с молоком. Иссин в кухонном кресле, запрокинув голову, мирно похрапывает под устроенный детьми бардак. - А папа спал у меня на ковлике! – громким шёпотом заговорчески сообщает Ичиго, и Тацки, пользуясь ситуацией, отбирает-таки у Ичиго молоко. Сын куксится, пытается не зареветь. «Обижать девочек нельзя!» - это твердое правило, внушаемое отцом. И что тогда делать с этой несносной подругой, упорно приходящей и отбирающей у него завтрак каждое утро?! - Кто умоется и помоет руки первым – будет выбирать мультик, - предотвращает катастрофу Масаки, одновременно вытирая пролитое молоко и подхватывая другой рукой падающую коробку с шоколадным лакомством. Дети уносятся в ванную, Масаки бросает тряпку в раковину, водружает коробочку на полку, но повернуться и уйти не успевает, – руки мужа смыкаются на её бёдрах и притягивают. Рефлекс у него такой, что ли? - Доброе утро, - Масаки чмокает ещё не открывшего глаза Иссина в лоб и пытается разнять железную хватку загребущих мужниных рук, но не тут-то было. - Я всё помню, - бормочет сонный Иссин. - Сейчас проснутся девочки, - сразу производит контрольный выстрел Масаки. А вдруг сработает? - Угу, минутка у меня есть, - уже поблёскивает глазами Иссин, заставляет наклониться, притягивая ближе. - Надежда умирает последней? – успевает иронично дёрнуть бровью и улыбнуться Масаки до того, как муж закрывает ей рот поцелуем. - Наши дети – лучшее тому доказательство, - усмехается Иссин, когда отпускает её. За что тут же получает легкий щелчок по носу. Похоже, очень мало шансов на то, что эта борьба когда-нибудь прекратится.