Если будет снег

Звёзды освещают улицы осеннего города хотя справедливей было бы назвать его зимним – по календарю уж давно декабрь. Свет фонарей отражается в окнах домов, ветер с присущей ему жестокостью сбивает с толку голые ветви деревьев, вместо снега на дорогах лишь пыль, от которой щиплет в глазах, когда мимо проносятся машины. Джерард, уставший, сонный и неопрятный спускается по лестнице двухэтажного обширного здания – городской больницы – лишь для того, чтобы покурить на улице, а вскоре снова поднимается на второй этаж и заходит в палату с уже до боли знакомым номером 9. Присев на стул возле больничной койки, он складывает руки крест-накрест и продолжает ждать. «Ожидание – самая тяжелая вещь», - говорили ему, и теперь Уэй непременно согласился бы. Он разъединяет руки, в который раз трёт глаза и опирается на кровать, а затем отключается от реальности, сам того не понимая. «Не спать», - проносится у него в голове, но факты на лицо и он больше не может держаться в бодром состоянии, да и вообще в любом состоянии, кроме сна. Что на счет Фрэнка – он просто отдыхает. Да, отдыхает – это самое простое объяснение. После аварии его организм ослаблен, поэтому единственным выходом является царство Морфея, как принято говорить. Но мозг выдает ошибку и неожиданно парень с мертвецки-бледной кожей, впалыми глазами и синяками по всему телу, открывает глаза, пытаясь сфокусироваться на том, что видит, от чего его зрачки мельтешатся в разные стороны, а радужная оболочка оливкового цвета переливается от разного освещения. «Блять…» - выдыхает он, вспоминая, наконец, что надо дышать и, оглядываясь, приходит в смятение. Должно быть, он ничего не помнит, доктор сказал, что посттравматическая амнезия – довольно частое явление. Фрэнк улыбается, прикрыв глаза, пытаясь вспомнить, что было до того, как он попал сюда, но вспоминает лишь проведённое время с Джерардом за довольно длительный отрезок времени. Он погружается в воспоминания, но вдруг понимает, что он всё ещё здесь – в больничной палате, его вену протыкает игла с неизвестным средством, рядом пикает какой-то датчик, а его парень спит у его колен. Но, как и предполагалось, тот день он не может вспомнить. Не может вспомнить, как проснувшись, нашёл Уэя на балконе, курящим. Не может вспомнить, как попытался его обнять, а Джерард оттолкнул. Не может вспомнить, как они вышли прогуляться и по пути в кофейню Джи, его любимый Джи, сказал, что остыл к нему. Не может вспомнить, как начал всё отрицать. Не может вспомнить, как наспех подарил последний – как он думал – поцелуй Джерарду. Не может вспомнить, как со слезами на глазах бросился под первую попавшуюся машину. И это к лучшему. Поэтому, Фрэнк оставляет на потом все попытки восстановить в памяти последний день и начинает просто перебирать чёрные волосы Джерарда, которые стали немного грязными, от того, что он не находил времени отправиться домой и привести себя в порядок. Ко всему удивлению, Джерард просыпается, и едва завидев, что его любимый проснулся, бросается его обнимать и целовать лицо быстро, аккуратно и нежно, приговаривая «Фрэнки, о, мой дорогой Фрэнки!..». В ответ, парень лишь улыбается и свободной рукой обнимает Джерарда за плечи. Когда оба молодых человека немного пришли в себя, Джи стал пересказывать Фрэнку, что сказали врачи, и на моменте, где его не пускали в палату, не удержался и гневно выругался, на что Айеро только посмеялся, сказав, что Джерард выглядит как нервный чихуахуа, когда злится. В итоге, разговор пошёл о собаках, котах, птицах, странах и континентах, только не о том, что было действительно важно. Ведь Джерард не находил в себе сил рассказать, что на самом деле случилось в тот день, всё время переводя стрелки на другие темы. Он чувствовал себя грязным, отвратительным, чёрствым, больным, опустошённым, а признаться в случившемся означало второй раз разбить сердце Фрэнку, и окончательно умереть самому. «Это была просто депрессия, самая обычная депрессия после отказа от наркотиков, а я вообразил себе, что никого не люблю и не желаю видеть возле себя. Я был разбит тем, что не мог забыться в своём мире, но совсем не обратил внимания, что есть и другие миры. Миры людей, которые мне действительно дороги, но из-за пелены, что расстилается у моих глаз, я не замечаю, что делаю им больно, и рушу их вселенные своим поведение. Я сглупил, я жалею, я ненавижу себя. И я так не хочу, чтобы это повторилось…» - размышлял он, попутно рассказывая Фрэнку о том, как терпеть не может слякоть на улицах, и как ему хотелось бы жить где-то, где вовсе не выпадает снег. - А я люблю снег, не представляешь, насколько люблю, - запротестовал в свою очередь Айеро. – Кстати, он уже выпал? - Нет, милый, ещё нет. - Скорей всего, зима наступит слишком поздно, - сказал Фрэнк, глядя в окно, хотя за занавеской ни черта не было видно, - можно подождать… - Пока мы не сошли с ума, - улыбнулся Джерард и встал со стульчика, погладил Фрэнка по голове и направился в уборную. «Это так по-взрослому, что-то терять навсегда», - почему-то вспыхнула фраза в голове Фрэнка и ушла так же быстро, как и появилась. «Терпеть, если будет больно и если любовь…», - снова подал сигнал его мозг и Фрэнк понял, что упустил что-то чертовски важное, но не мог вспомнить что. Он закрыл глаза, и за секунду его мысли наполнились летящими кадрами, как будто кто-то включил фильм в сверх-быстром темпе. Он и Джерард на обочине дороги, среди толп людей, они говорят о чём-то важном. «Можно подождать, пока мы не сошли с ума», - слишком громкий голос режет слух и Фрэнк зажмуривается сильнее, но всё уходит, как только хлопает входная дверь – Джерард вернулся. Айеро немедленно придаёт себе спокойный вид и снова задумывается о снеге. - Знаешь, я скучаю по моему детству. Раньше снег был чем-то волшебным, магическим… Я помню, как я радовался первому снегу: выбегал на улицу, едва успев зашнуровать ботинки, и прыгал, кружился под мягкими хлопьями, не сдерживая радостного смеха, - он усмехнулся. – Мне не хватает этого. - Что тебе мешает радоваться снегу сейчас? – поинтересовался Джи. - Хм, ну, наверное, то, что его до сих пор нет, - и они оба рассмеялись. - Если будет снег, - снова заговорил Фрэнк, - собери немного и приноси ко мне. Парни улыбнулись, и их глаза светились от радости. Вот они, здесь, два ужасно искалеченных жизнью, но таких счастливых мальчика, рядом друг с другом – и это главное. Они так хотели просто насладиться улыбками друг друга, просто почувствовать мурашки по коже от того, что смотрят на любимого человека, но момент оборвала медсестра, которая вошла, чтобы сказать, что время посещений закончилось. Она дала им ещё пять минут и поспешно покинула палату, а парни продолжали улыбаться, только их глаза теперь светились от грусти. - Я буду в комнате ожидания, приду как смогу, - сказал Джерард. - Нет, езжай домой, отоспись на нормальной кровати, приведи себя в порядок, - тут же ответил Фрэнки, качая головой, а потом морщась от боли, которую это принесло. - Я не могу тебя оставить! - Послушай, я тут не один ведь. Здесь врачи, всё будет хорошо, в случае чего они позвонят, - он грустно улыбнулся, - а теперь езжай. - Ладно… - немного неразборчиво выговорил Джи, наклоняясь к Фрэнку, чтобы поцеловать его на прощание. Их губы соприкоснулись, и они оба вздрогнули. Джерард от долгожданного тепла и спокойствия, а Фрэнк от того, что вспомнил. Всё вспомнил.

***

После довольно сильнодействующих лекарств, Фрэнк скоро уснул, не в состоянии даже толком подумать о прошлом. Он находился в оцепенении некоторое время, пока медсестра ходила вокруг него и расспрашивала о самочувствии. Он не мог ничего ответить, в горле стоял ком, поэтому, решив, что всё плохо доктор назначил ему сильно обезболивающее, побочным эффектом которого была чрезмерная сонливость. Пока Фрэнк до боли сжимал кулаки и кусал губы, обдумывая каждую деталь, снова объявилась медсестра, пытаясь выпытать хоть что-нибудь, и на этот раз Фрэнк ответил на её вопросы. В качестве вознаграждения она сказала, что Фрэнку оставили маленький и глупый подарок, на что он отреагировал двояко: с одной стороны ему было плевать на всё, кроме чувств Джерарда, с другой же, интрига не оставляла его в покое. Поэтому он сказал, что хочет увидеть, и спустя несколько минут девушка вернулась с пластиковым контейнером, который любезно вручила Фрэнку. «Холодный, - подумал Фрэнк, - что за странные шуточки?». Но, открыв его, Айеро так широко улыбнулся, что заболели скулы. Снег. И в один момент, он осознал, что всё нормально. Всё нормально, потому что Джерард вчера сказал, что любит его. Всё нормально, потому что глаза никогда не врут. Всё нормально, потому что он держит чёртов снег с улицы в своих руках.