Ноябрь

Ноябрь в этом году выдался какой-то на удивление сухой. Не веря своему счастью, ведьма носилась по лесу круглыми сутками, запирая избушку добрым пинком и парой простеньких наговоров. Кому нужно соваться в жилище колдуньи? Нужна будет – подождут, не впервой. Вся округа и так знает, кто в этих лесах живет, а чужих не пустит сам лес. Ведьма улыбнулась. Ночью все окутывал морозный туман, немного лишь рассеявшийся с рассветом. И поутру каждая веточка и каждый листик пестрели хрустально-острой бахромой. Пахло соснами, листвой и морозом. Теплый шерстяной плащ хорошо согревал даже в самую лютую стужу, а полотняная сумка приятно оттягивала плечо. В прошлом году дожди шли безостановочно и запасы позднеосенних трав изрядно оскудели. Алтей, рябина, солодка, стальник луговой… Больше всего она намучилась с риаловым корнем. Вытаскивать его из земли можно было только в краткий промежуток времени между заходом луны и восходом солнца, причем, как и пресловутую мандрагору, копать приходилось голыми руками… Зато теперь можно было спокойно возвращаться домой и начинать думать о предстоящей зиме… Ведьма чувствует чужаков издалека. И впрямь понадобилась, кто ж знал-то? Но идет все равно осторожно, приглушая шаги. Замирает в тени сосенки, не дойдя до полянки всего-то несколько шагов. - Я обещала вас познакомить, и я это сделаю, даже если мне придется здесь зимовать! - А я разве спорю? Просто говорю, что прохладно немножко! И на сколько она обычно уходит? - Не знаю! Но мы же пришли уже, осталось ее дождаться только… Ведьма смотрит пристально, чуть склонив голову набок. У Джей волосы темные и мягкие, как вороново крыло, и глаза лучисто-сияющие, и лук новый, его ведьма не видела еще. Тисовый, гладкий и красивый. Из древесины, отданной деревом добровольно. И привязанный к владелице, как живой. Джей сидит на шерстяном покрывале, стучит зубами и дует на замерзшие пальцы, пытаясь хоть как-то согреться. У ее спутницы голова словно огнем объята, так ярко, что даже больно смотреть, и ведьма ни за что бы не поверила, что такой цвет вообще может быть природным. Вот только цвет души у девушки точно такой же был. У ведьмы самой волосы рыжиной лишь слегка тронуты, только на солнце видать, только кому дело есть до этого? Она выходит к гостям и улыбается иронично, чуть опуская уголки губ. - Замерзли ли вы, девицы? И разве что не падает от громкости ответного вопля. В ближайшей округе взлетают с насиженных мест птицы, замирают зайцы и мыши, бродящий за полкилометра волк удивлённо прислушивается. Они прыгают вокруг нее в каком-то диком танце, смеются и радуются так неприкрыто сильно, что у ведьмы у самой грусть из глаз пропадает. И заводит она их в избушку, попутно привычно извиняясь за беспорядок, совершенно спокойно. Такие – не предадут и не пропадут. У кого душа рыжая, не оставляют таких же. Может поэтому и говорят, что у них нет души. Ведьма молчит и наслаждается эмоциональными рассказами, а Амелия и Джей, попеременно перебивая друг друга, рассказывают ей о странствиях и приключениях. Ведьма изнутри закусывает до крови щеку и разливает по кружкам травяной настой. Ей не дано покинуть свои леса, увидеть снежные шапки гор и каменные постройки городов, вся ее сила и душа – в лесу. И жизнь леса – ее жизнь. Но запретить слушать ей никто не сможет. И она слушает, и ей видятся, как наяву, холодные стены и витражные окна, длинные тракты и большие повозки, и где-то среди них тот, кто обещал вернуться. Ведьма слушает. Сушатся развешанные пучками вдоль стен травы, потрескивает в печи пламя, где-то копошится и шуршит домовой. На лес вновь опускается морозное марево. Ведьма слушает. Когда Амелия берет в руки потертую гитару и начинает петь, у ведьмы захватывает дух, и она слезы сдерживает изо всех сил. Потому что ничего прекраснее она в жизни не слышала. И не услышит, наверное. Амелия поет. Джей сидит, прислонившись к теплому печному боку, и в ее глазах пляшут чертенята. Конечно, она знала, что так и будет. Джей наблюдает. Ноябрь в этом году выдался какой-то удивление сухой. Но ведьма и представить не могла, что он окажется таким теплым.