Равноценный обмен как средство борьбы с прошлым

Ночь сменяется днём в калейдоскопе судьбы. Сон сменяется сном, где мы с тобой не одни. Смерть, всего одна смерть. Боги не слышат мольбы. Маленьким детям не вырваться из темноты западни. Одна и та же картина преследует меня изо дня в день. Она ужасна, в неё сложно поверить. В неё не хочется верить. Она отпечатывается на сетчатке глаза, въедается в сознание, холодит сердце. Маленький мальчик теряет сознание от боли, когда один их шестерых мужчин дробит ему руку чуть выше локтя. Я знаю, что произойдет дальше. Я знаю, что спустя десять ударов сердца крики на улице стихнут, сменяясь далеким перешептыванием воронов. В воздухе запах гвоздики. Череп ребенка в воде. Больше не слышится плача — топится жизнь в тишине. Грязная стая столпилась. Есть оправдание в нужде? Кто-то, вздохнув, умирает в серой пустой тишине. Он никогда не рассказывал о себе. Виртуозно уводил меня от опасных тем игрой слов, а, когда не удавалось справиться одними словами, зацеловывал до такой степени, что я забывал свое имя, не то что терзающие меня вопросы. Впервые я увидел всё своими глазами в нашу первую ночь в моем доме. Тогда он долго стоял у дверей и задумчиво скользил взглядом по жмущимся к его ногам собакам, по беспорядку в комнате, по нервно одергивающему сбившуюся рубашку мне, словно взвешивал все за и против. Кошмары его прошлого пришли внезапно, унося мой покой прочь. Я вынырнул из них, жадно хватая ртом воздух, не способный издать и звука. А он лежал рядом. Напрягшийся, с горящими даже в темноте губами, с капельками пота у висков. Его била мелкая дрожь, и я, глотая слезы, провел рукой по его щеке, стараясь хоть так передать свое желание защитить, согреть, вылечить. Он очнулся резко: распахнул глаза, нашел мою руку своей, поцеловал в центр ладони. — Почему ты плачешь, Уилл? — спросил он охрипшим голосом. — Кошмар приснился, — стал невнятно лепетать я, прижимаясь к нему как можно сильнее, стараясь проникнуть в него, срастись с ним, стать одним целым. Он смотрел на меня задумчиво. По его лицу сложно было понять, о чем он думает в этот момент. — Когда-нибудь кошмары отступят, — прошептал он едва слышно, прижимая меня к себе одной рукой, а второй зарываясь в мои непослушные волосы. — Они не могут преследовать нас вечно. Года отхлестают борьбою, оставив едва ли живых. Судьба соединит нас с тобою — несчастных внутри и пустых. Мы станем друг другу опорой, мы станем поддержки плечом. И чувства изгонят кошмары, став острым возмездия мечом. Мне больше не будут снится мои кошмары. Их полностью вытеснит его прошлое. По ночам я буду просыпаться и проверять — где реальность, где мое настоящее, не приснился ли он мне? Он быстро привыкнет к этому, будет просыпаться со мной, прижимать к себе, шептать на ухо нежности, целовать в висок. И когда-нибудь он признается, словно случайно, что видит по ночам мои сны. И я ночь за ночью буду проживать один день его жизни в надежде, что со временем смогу залечить раны на его сердце, вытеснить боль из его памяти, подарить что-то большее, чем кровавые наваждения. Когда-нибудь я смогу. А пока... Часы на стенах встрепенулись. «Тик-ток» — говорят тишине. Мы с жадной надеждой очнулись от тьмы, что скорбит по тебе. И в сильных горячих объятьях истлеют обрывки пурги. Мы вместе разгоним проклятье. А в эту секунду — усни.