Аварийная посадка

Есть книга, укрытая глубоко в твоей груди, с подробными инструкциями о том, как приземлиться благополучно, написанная для тех, кто терпит аварию Спасибо Я вернусь домой, послушать. - «На природе», Бадди Уэкфилд ----------------------------------------------------------- Стайлзу… скучно. Он замирает в ту секунду, когда эта мысль проносится в голове и ждёт продолжения. Если последние два с половиной года его хоть чему-то научили, так это тому, что скука – роскошь, готовая смыться через парадный выход сразу же, стоит только её заметить; скука, как понял Стайлз, самое жестокое из тех состояний, в которых пребывает человек. Именно она притворяется ужасным проклятием, а потом исчезает в ночи, оставляя с чувством вины и с адским желанием её вернуть. Хотя уж лучше скука со всеми её недостатками, чем кровь изо всяких разных отверстий в теле. Скука гораздо лучше страха, агонии, бессильной ярости. Скука, Стайлз знает, сродни подарку, который не всякий желает получить. Проведя неподвижно целую минуту в полулежачем положении поперёк откинутых сидений полицейского автомобиля его отца, Стайлз отмирает. Привычная насмешка судьбы даже не думала показываться. Хотя, несмотря на всю осмотрительность, он был бы ей рад. К нему в гости пришла скука, и даже если она и роскошество, любить её трудно. Но Стайлз и не пикнул бы, вот только не скучать уже вошло в привычку. Вся его жизнь крутилась вокруг паники из-за сверхъестественных существ; из-за того, что люди узнают о сверхъестественных существах; из-за того, что он не сделает домашку из-за сверхъестественных существ; не поступит в колледж, потому что не сделал домашку из-за сверхъестественных существ. Всё вокруг давным-давно погрязло в панике и сверхъестественных существах! Но теперь… что ж. Со стаей альф покончено уже как год, Питер вернулся под землю полгода назад, школа окончена навсегда, с университетом всё улажено, а отец Стайлза давно знает об оборотнях. Всё пучком, по крайней мере, сейчас. Он застывает во второй раз, ждёт. Увы, ничего подлого не появляется, и Стайлзу приходится усесться на попе ровно. Опять. Нет, конечно, он вовсе не ждёт чего-то, что будет преследовать, калечить, захватывать, мучить, превращать или ещё как-то вредить оставшимся невинным жителям Бикон-Хилла. Конечно, может их и осталось от силы четверо или пятеро, но всё равно. Безопасность невинных – важная штука. В теории. На практике же все, кроме Эллисон и Лидии, решили поступать в местный колледж. И, значит, Скотт проводит всё свободное время с Эллисон, Бойд проводит всё своё свободное время с Лидией, а у Стайлза теперь гораздо больше свободного времени, чем раньше. Так скажем, позорно больше. До такой степени, что аж грустно. Но в стае не должно быть одиноких. В стае всегда есть кто-то рядом, даже пускай это «рядом» означает изредка потусоваться вместе, чтобы не пришлось ждать, когда отец закончит своё предполагаемое-послеобеденное-совокупление-учитывая-как-долго-он-там-торчит-фу с матерью Скотта и отправится с тобой обедать. Но Скотт, Бойд, Лидия и Эллисон заняты друг другом, Айзеку Стайлз вовсе не нравится, а Эрика слишком без ума от Айзека, чтобы признаться, что Стайлз ей нравится, и никакие отчаянные времена не оправдают такие отчаянные меры вроде звонка Джексону. Ещё есть Мокс, но Мокс – настоящий, не склонный к сверхъестественному человек, который, накурившись, выдаёт что-то смешное, ведёт активную ночную жизнь, плюс ко всему работает днём, а Стайлз знает, где пролегает граница между поведением милого гея-бэбика и беспардонного подростка-занозы-в-заднице, и не собирается её пересекать. Как бы хотелось вновь стать друзьями с Дэнни, вот только они крепко застряли на стадии «неловко с бывшим». И, значит, Стайлз?.. В одиночестве проводит лето. В общем, да. Он не ждёт катастроф на долю города, правда. Просто… вот было бы здорово! Он вздыхает после третьей бесплодной «замри-подожди» (видимо, пословица «кто над чайником стоит, у того он не кипит» особенно верна, когда дело касается неминуемого сверхъестественного хаоса) и садится, разминая шею. Стайлз торчит в машине уже как полчаса и всё по вине чудака-родителя, который решил, будто если припаркуется чуть подальше от больницы и скажет «я скоро вернусь, просто… проверю кое-что», сын нихрена не заподозрит. Обычно он рад их договору не говорить о сексе, который есть или которого нет, но сегодня ему вроде как хочется, чтобы отец забил на их планы. Оставил носок на столе или типа того. Зато меньше неудобств. Когда он, пытаясь отвлечься от почти разряженного телефона и папиного не-смей-даже-трогать сканера, оглядывается – на улице пусто. O, по ней гуляют ребята, велосипеды опираются о решётку, неподалёку припаркован чёрный Камаро… Чёрный Камаро Дерека. Припаркован. Неподалёку. Точно Дерека, потому что никакой другой Камаро в городе не может похвастаться уродливыми отметинами от когтей по всему багажнику. Нет лекарства от скуки лучше, чем издевательство над недружелюбным альфой. Стайлз выбирается из машины и трусит в сторону Камаро, стараясь подкрасться как можно незаметнее. Проверяет во все окошки - пусто ли в салоне, - а потом, следуя теории о материализации Дерека, проводит подушечкой указательного пальца по покраске автомобиля так сильно, что аж скрипит. И когда на него тут же не набрасывается мистер Эти-Брови-Несут-Вам-Погибель, Стайлз решает - тот отлучился надолго. Несомненно, хорошая новость. Правда. И Стайлз вовсе не был бы рад поболтать с Дереком… Плюс в том, что теперь в наличии есть дофига времени и машина альфы, над которой можно изгаляться. Минуту Стайлз размышляет над открывшимися возможностями, и, ухмыляясь, возвращается к отцовскому автомобилю. В бардачке нет ничего интересного, разве только маленькая стопка бланков штрафных парковочных талонов, запиханных поглубже. Обычно шерифы с такой ерундой не возятся, но только не отец Стилински - когда сталкивается с ну очень уж возмутительными нарушениями, или, о чём, естественно, не скажет, хочет на ком-нибудь отыграться. Победно ухмыляясь, Стайлз вытаскивает один бланк, раскрывает его, ручку выкапывает из груды кофейных стаканчиков и всяких других мелочей, сваленных на полу под пассажирским сидением… И замирает. Блин. Что пишут на ненастоящем штрафном талоне, чтобы расстроенный оборотень хоть на короткое время, но впал в глубокое недовольство? Наверняка «Ха-ха-ха-ха-ха» не подойдёт, и сто процентов «по не понятным даже мне причинам с первой нашей встречи ты постоянно присутствуешь в моем нескончаемом путешествии в страну эротических грёз» тоже явно не годится. Хм-м-м… Ах, выбор, выбор! Короче, Стайлз пишет «Попался!», идёт обратно и с удовольствием засовывает липовый талон под левый дворник Камаро. Не лучше, чем «Ха-ха-ха», зато по сравнению со вторым вариантом виден прогресс. Запишите очко в его пользу. Стайлз возвращается к патрульной машине, сталкивается с отцом, идущим не оттуда, но потом об этом почти не вспоминает. Доля интриги есть, конечно, но хочется дождаться (пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста) чего-нибудь другого. Дожидается. Неделю спустя, сидя за рулём Камаро, Стайлз пытается оторваться от весёлого оркестра смертоносных эльфов и боком, на двух колёсах, разворачивается на одной из четырёх улиц, на которой до этого их стая ничего пока не творила. Эльфы и правда весёлый оркестр, в этом и проблема: по вторникам они играют фолк в местном доме престарелых, а по остальным дням – охочи до крови. О, как Стайлз порою ненавидит собственную жизнь. Но вот что главное: ему сейчас не до шуток. Бойд сидит рядом, Скотт стонет на заднем сиденье, исцеляя себя от несовместимых с жизнью ран, пока Стайлз не так уж и весело ведёт весёлый оркестр на границу их земель. Если план сработает, этот маневр позволит Дереку и остальным порвать этих ослабевших недоростков на крошечные одиннадцать кусочков, если не сработает – всем им крышка. Нет, ну вы знаете. Понедельник, как-никак. – Смотри на дорогу! – в четвёртый раз рявкает Бойд, когда Стайлз, выгнув шею, старается разглядеть, гонятся за ними или нет. – Я справлюсь, – ворчит он в ответ, но всё-таки поворачивается и вот тогда видит его, жёлтый уголок талона за неправильную парковку, выглядывающий из-под откинувшегося солнцезащитного козырька. Талон мятый, чуть-чуть, будто его комкали, зачитали до дыр некогда новую бумажку. Стайлз не отводит от него глаз до окрика Бойда: «СТАЙЛЗ!», и только тогда выкручивает руль – как раз вовремя, чтобы их не намотало на дерево. В общем, проверять, тот ли это талон, некогда: сначала отвлекает погоня, потом кровавое почти-убийство всех эльфов, потом неистовые заботы о ранах Скотта, потом поспешное обсуждение договора о мире, а потом Дерек вырывает ключи из его рук и уходит, что-то бормоча себе под нос. Понятное дело, это может оказаться вовсе не тот талон, а настоящий, который Дерек ещё не оплатил (точнее, ещё не пытался вынудить Стайлза вынудить отца по своим каналам сделать так, чтобы платить не пришлось). Хотя Стайлз чувствует, талон именно тот. Не знает почему, но всё равно чувствует. И когда вспоминает об этом истёртом уголке бумажки, в голову приходит мысль, что этим летом, похоже, захватить целиком рынок одиночества ему не удалось. И если сравнивать с Дереком, Стайлз на этот рынок и ногой не ступал. Прекратить об этом думать – тяжко. Очень тяжко. И правда, скука, несомненно, роскошь. Вот так оно и начинается. Вообще-то, Стайлз не очень точно понимает, что именно. Вообще-то, даже не хочет знать. Первые несколько талонов заполнить легко. Наверное, потому, что он просто строчит слова, даже не задумываясь, зачем, и заставляет себя забыть о них сразу же, как только дописывает. Они - накарябанная бессмыслица на обороте украденных из отцовского бардачка талонов, которую он хранит в джипе до тех пор, пока случайно не натолкнётся в городе на Камаро. «Автомобиль для человека словно храм», – гласит первая бумажка (ну, формально, вторая). Стайлз просовывает её в чуть приоткрытое окно машины Дерека, заметив её на парковке у магазина, и весь оставшийся день не в силах сдержать то и дело вырывающееся хихиканье. «Вообще-то, тут и правда парковаться нельзя, надеюсь, ты в курсе», - гласит вторая. И не может не дописать пастой другого цвета: «Довожу до твоего сведения, я сочинил это ДО того, как увидел тут твою машину, решив, что рано или поздно ты всё же припаркуешься не там. Но, блин, я не ждал этого «рано» так рано. А я, похоже, спасаю тебя от настоящего штрафа. Будь благодарен.» Этот талончик он вновь оставляет под «дворником», на этот раз взяв на себя труд как следует его заполнить. Необходимо, чтобы проходящий мимо полицейский решил, что делом озаботились до него. Если подумать, подделка официальных документов карается строже неправильной парковки. Но Стайлзу плевать, ему не в первой. На следующем бланке он пишет: «Иногда мне хочется поблагодарить тебя, но я не знаю как. Так что спасибо». Он просовывает талончик под ручку двери оборотня однажды ночью в три утра и едет домой смыть кровь, и, наверное, проспать вечность. Стайлз не добавляет, что написал это тоже загодя, не сомневаясь, придёт час и Альфа непременно спасёт его от неминуемой гибели, но об этом ему лучше не знать. Вообще-то, Дереку и об остальном знать не нужно, не нужны ему и эти оставленные в неурочное время дурацкие парковочные талончики. Странно всё, конечно, Стайлз сам прекрасно знает. Вот только записки эти… словно развязывают руки. Естественно, Дерек в курсе, кто их автор. Ведь если не обращать внимания на исходящий от жёлтых бумажек запах Стайлза, ну у кого ещё есть доступ к штрафным парковочным талонам? Но Дерек не вспоминает об этом на собраниях стаи, не шлёт гневных сообщений, требуя объясниться, да и вообще в целом молчит. Правда, меньше сердится и все время отводит глаза, когда Стайлз замечает его испытующий взгляд. И это нормально. Хотите расскажу кое-что о Дереке? Стайлз его не понимает. O, нет, верхний слой почв страны вредного альфы ему известен: параноидальный, напряжённый, чутка сучий, если копнуть, где надо. Дерек с маниакальным упорством относится к людям плохо, хотя (очень, очень редко) великолепно притворяется, будто это не так. Чаще всего презирает всё вокруг. Предпочитает не разбираться с тем, до чего не может додуматься сам. Им легко манипулировать, когда поймёшь - альфа хочет получить решение проблем вот прямо сейчас. Стайлз умеет ссориться с Дереком часами, и делает это с большим успехом. И если судить по их поверхностному, простому общению – Стайлз вполне нормально понимает Дерека Хейла. Но… В общем, если не считать внезапных истерик по поводу «Чёрт, что ж ты такой красивый?», Стайлз не часто думает о нём. Или, например, о том, как получше бы его узнать. Стыдно, конечно, всё-таки с остальными из стаи он на короткой ноге. Айзек его недолюбливает, но тут всему виной их ревность к Скотту. Стайлз понимает, возможно, даже лучше, чем надо) Да, ещё и Эрики в последнее время рядом нет. Их дружба на время зависла в режиме ожидания… только на время, пока Aйзек не решит поменьше ревновать и поменьше «пилить». Они встречаются не так уж долго, и, естественно, ради самого главного всё остальное отметается в дальний угол. От Джексона мало радости, но с его большими «тараканами» в голове помог примириться Дэнни. С Бойдом Стайлз работал бок о бок так долго, что тот уже мог посоревноваться со Скоттом за звание лучшего друга. Номера телефонов Лидии и Эллисон оказались в быстром наборе ещё до того, как появилась стая. С Дэнни Стайлз познакомился поближе. Так, как ни с кем не ожидал познакомиться, но это было, но сплыло под кодом «Он-тебя-бросил». В общем, Дерек… просто Дерек. Преступно сексуальный, преступно скрытный, и очень часто на самом деле преступный альфа, к кому Стайлз относился как к врагу, и кому спасал жизнь не по своей доброй воле. Но когда Скотт присоединился к стае, Дерек стал просто Дереком. Стайлз часто оказывался у него в машине, и наоборот. Дерек бывал в его спальне, а вот наоборот случалось лишь в постыдной, глубоко затаённой фантазии Стайлза. Выходит, между ними лишь работа, крики, приказания, плодотворные споры. Они бегают по лесам: Дерек кричит, что Стайлз человек и не должен быть здесь, Стайлз – что Дерек пора заткнуться и дать ему спокойно бежать, сверкая пятками. И больше ничего, никаких вам банальных тусовок, никаких смсок глухими ночами, никаких видео-игр допоздна, никаких панибратских распитий кофе. Позор, конечно, ведь раз или два Дерек отпускает какую-никакую мрачную шуточку. Сверкает горькой улыбкой. Или даёт подсказку, что за всей это кожей, гелями для волос и злобными взглядами скрывается вполне ничего так себе человек. Стайлз большую часть прошедших двух лет старается об этом не думать, зная, он из тех, кто склонен надолго привязываться к людям, даже если на его чувства не отвечают. Раньше это «недуманье» казалось нормальным, теперь же, вспоминая этот жёлтый уголок талона, кажется совсем по-другому. В общем, Стайлз и дальше пишет свои записки. Какое-никакое развлечение в это лето одиночества. [Парковочный талон №10, запиханный в глушитель Камаро:] Сама мысль о колледже пугает меня до самых печёнок. Почему – не знаю, из наших почти никто не уезжает, а если уезжает, то недалеко и можно не волноваться. Мне кажется, все устали видеть кровь на своих руках. [Парковочный талон №18, прилеплено жевательной резинкой к стеклу машины:] Сегодня у тебя дурацкая шевелюра… Ну правда, неужели у нас есть магазин, где тебе продают гель оптом? Оборотень ты или нет, ни у кого нет оправдания такой высокой причёске. Ты выглядишь как злодей из диснеевского мульта. [Парковочный талончик №24, найден торчащим из-под капота:] Скотт рассердился не потому, что ты не горюешь из-за отъезда Эллисон. Скотт рассердился, потому что тебе, похоже, плевать на ЕГО горе. Это тебе не ядерная физика. [Парковочный талон №31, просунут в багажник:] Я не извиняюсь за то, что вёл себя сегодня как козёл. Но мог бы вести себя и вежливее. В общем, поступай как знаешь. [Парковочный талон №43, официально заполнен и засунут под стеклоочиститель:] Ты припарковался ТАК НЕПРАВИЛЬНО, что у меня даже слов нет. [Парковочный талон №49, найденный на левом заднем ободе колеса:] Почему в машине так много «Ред Булла»? Неужели эта дрянь действует и на волков? Что бы у тебя не случилось, ты либо поспи, либо расскажи нам. Мне, хотя бы. Наверное, не мучайся я от скуки, не стал бы возиться с этими безответными записочками. Нет, не надо отвечать, просто дай мне задание и талонов станет куда как меньше. [Парковочный талон №51, брошенный в почтовый ящик Дерека:] У меня кончились талоны. Надеюсь, ты не против открыток. Или бумаги для принтера. Или оборота квитанций. В полиции всё-таки хватились такой кучи пропавших талонов. *** Стайлз пишет Дереку примерно месяц, когда однажды в дождь у него ломается джип. Подождите, нет, не так. Сначала ломается джип. Потом идёт дождь. Сразу, как только Стайлз решает, что не оставит джип на плохо освещённой просёлочной дороге, но до того, как старательно доталкивает её до края уже упомянутой дороги и принимается ломать голову, как же дальше поступить. А дождь как раз из тех, которые берутся из ниоткуда и умудряются залить все вокруг. Наверное, потому Стайлз и подскальзывается на возникшей внезапно грязи, отправляя собственный сотовый в полёт… прямо в лужу. Отчего телефон опасно искрит, а потом – ужасный ужас! – гибнет, грустно захлебнувшись водой. Стайлз громко ругается, вытаскивая его оттуда аккуратно двумя пальцами. Током не бьёт, но кто его знает, к добру или нет. - Твою грёбанную мать нахрен, - кричит Стайлз в пространство. Он в двух милях от города: промокший до нитки, весь в грязи, без сотового, в два часа ночи, да ещё и в пятницу. Отец проводит ночь у Мелиссы и потому не знает, что Стайлза нужно искать. Скотт у Эллисон – значит, тоже не знает. Остальная стая решила, младший Стилински сидит дома. Прям он кому проболтался, что отправляется в «Джангл» кого-нибудь подцепить и облажаться. Moксу тоже кажется, что Стайлз дома, ведь именно так он сказал, когда уходил из клуба. В общем, жизнь – сказка, полная трагических событий. Которая, даже если и грозит ужасным убийством, всё равно обойдётся лишь пневмонией. В общем, остаётся лишь повздыхать-повздыхать, да и отправиться в путь дорогу. Может, если повезёт, в лесу отыщется убийца с топором, а то стыдно прошляпить такую затравку для фильма ужасов. Через десять минут дождь прекращается; через пятнадцать – шелестит в кустах. Стайлз замирает, затихает, из заднего кармана осторожно вытаскивает шокер. И поделом, нечего желать себе смерти! По крайней мере, всё кончится быстро: либо шокер сработает вовремя, либо топор врежется в шею Стайлза. Хоть как зрелище затянется ненадолго. A потом кусты раздвигаются и из них появляется Дерек. –Стайлз, – приветствует он, будто тут светский раут. Стайлз, как не старается, не может сдержать вздох облегчения: - Вместо тебя должен быть убийца с топором. - Прости, что разочаровал, - отвечает Дерек, наверное, даже со смешинкой в глазах. Но вот какая штука: Стайлз ужасно замёрз, с ног до головы вымазан в грязи, так что здраво рассуждать сейчас ему нелегко. - Что ты тут делаешь? - Это новый вид упражнений, - как можно веселее отвечает Стайлз. Он понимает, хотя и смутно, что они в первый раз наедине с тех пор, когда началась эта эпистолярная кампания. Всё-таки жаль, что Дерек не планировал никаких убийств топором. - Рассказываю: нужно попасть ночью в лес, обмазаться грязью, нырнуть в лужу, a потом идти до тех пор, пока не встретишь хоть что-то отдалённо напоминающее цивилизацию. Сейчас эта тренировка на пике моды. Так все известности делают. - Ха-ха, - отвечает Дерек сухо. Теперь он хмурится, весь смех испарился. - А серьёзно? Ты же промок до нитки. Глубокой ночью. - Да неужели? – не в силах сдержаться Стайлз. – А то я думаю, почему вокруг так темно? - Стайлз! - У меня машина сломалась, - признаётся он. Когда брови оборотня взлетают вверх, Стайлз шаркает ногой и опускает голову. – Когда я сталкивал машину с дороги (во благо жителей Бикон-Хила!), то мог вдруг… Хм… Уронить телефон. В лужу. И сломать его. Нечаянно. Ошибки случаются, Дерек, порой их не избежать. Но несмотря на то, что сказке конец, оборотень явно не успокаивается и пристально смотрит на Стайлза. В ответ на такой же пристальный взгляд, вздыхает: - И? - И что? Всё, вся история: ехал, машина сломалась, пытался её убрать, уронил телефон… о, и да, грязь. Я вроде как упал, и телефон оказался в… – Как? – произносит Дерек медленно, будто разговаривает с идиотом. – Как ты тут оказался посреди леса так поздно? - А… - ответил Стайлз и подумал секунду. – Можно сослаться на пятую поправку? - Нельзя. - Можно тогда сослаться на смущение? – пробует увильнуть Стайлз. - Или на холод. Да, точно, в таком холоде мне не вспомнить точно, отчего я тут оказался… Хм… Что ты… О! Он замолкает, глядя как Дерек снимает куртку (чёрную, кожаную, от которой без ума даже больше, чем от дурацкого Камаро, если судить по тому, как он готов их защищать) и надевает на Стайлза. – Э-э-э… Правда? Спасибо, конечно, но… правда?.. - Пойду за машиной. Вернусь через пятнадцать минут. Останься здесь и включи тазер. Не делай глупостей и даже не мечтай, будто я позабыл о своём вопросе. И оборотень, мать вашу, уносится в лес раньше, чем Стайлз успевает ответить. Что за хрень? Что? За? Хрень? Оборотень возвращается, естественно, в собственном Камаро. Ещё на сиденье лежит дурацкая рубашка и пока Стайлз не соглашается переодеться в сухое, Дерек категорически отказывается заводить машину или дать телефон, чтобы позвонить уже проверенным механикам. А потом ещё сердито смотрит, пока куртка вновь не оказывается там, где только что была. Как-то это всё странно. - Сейчас лето, - замечает Стайлз с лёгкой горечью. – Даже моя изнеженная человеческая природа не способна страдать от переохлаждения в июне. - Будто тебе можно доверять по поводу собственного здоровья. Стайлз закатывает глаза, стараясь не показать, как его задели эти слова: – Не надо грубостей! - Неужто? - Дерек смотрит на него искоса тем взглядом, который Стайлз не в силах понять, хотя оно даже к лучшему, ведь дальше звучит: - Итак, два часа ночи, посреди леса… Причины? - Меня преследовали злобные наёмники из КГБ? – лепечет Стайлз. То время, которое Дереку потребуется на обдумывание, можно использовать с толком. – Волшебная белка мучила меня своей болтовнёй? Бежал от наказания за то, что отравил воду? Отчаянно влюбился в лесную нимфу! Ответил на мольбы двух юных влюблённых, заточённых на противоположных сторонах осыпающейся стены? - Последнее про Пирама и Фисбу, - ответил Дерек на удивление безобидно. – Только было всё не так. Ты скажешь правду, нет? - Правды… стоит стыдиться. - Неужели ты можешь чего-то стыдиться? Стайлз краснеет. Именно поэтому он… Нет, избегал не Дерека, а тех ситуаций, где он может упомянуть те по-дневниковски короткие записочки, которые по неясной причине приходят к нему уже больше месяца. Стайлз краем глаза следит за оборотнем, ожидая злости, хотя бы нахмуренных бровей. Но видит лишь покрасневшие щёки и закушенную губу, будто Альфа готов взять слова назад. И потом, когда Стайлз, смутившись, отворачивается, говорит: - В смысле… В смысле, я твой Альфа, а ты так себя ведёшь. Объясняйся! Стайлзу не удержаться от насмешки: - Серьёзно? «Объяснись, я твой альфа» - это так ты решил действовать? - Стайлз, просто скажи мне, ладно?- голос Дерека звучит устало. - Ты знаешь, что я тебя заставлю. Я знаю, что я тебя заставлю. Давай покороче, а? - Хорошо, - Стайлз выдыхает и смотрит в окно, стараясь избавиться от подкатившего к горлу чувства унижения. Пора смириться, чёрт, всё равно рано или поздно выболтает правду в одной из его дурацких записок. - Я ездил в «Джангл», старался там изо всех сил показаться сексуальным для местных геев. И, понятное, дело, облажался по полной. Да и ещё не забудь про грязь. Ну что, рад теперь? - Ты гей? – спрашивает Дерек с… чёрт, Стайлз даже не знает, как это описать. С любопытством? С беспокойством? Или просто пытается перевести тему на что-нибудь, не касающееся нехватки опыта в соблазнении? - Нет, я знал, что у вас с Дэнни было… хм… кое-что, но Айзек вполне серьёзно уверял, будто ты решился подкатить к Эрике. Они из-за этого ссорились. Громко. - Хм-м-м… - тянет Стайлз, потому что, хм-м-м, это такая беседа, которую не очень хочется вести с Дереком Хейлом. - В общем, слушай, вот тебе первое: я люблю Эрику, но только по-дружески. Чёрт знает, почему до Айзека никак не дойдёт. Вот второе: бисексуальность существует, чувак. В теории и на практике. И у меня этой бисексуальности пруд пруди, да вот только не твоё дело. - А… - тянет Дерек. И после длинной паузы: - Я тоже. - Ты тоже согласен, что моя бисексуальность не твоё дело? Уголок рта оборотня ползёт вверх (не, честное, слово, Стайлз видит это собственными глазами): – Я тоже бисексуальный. - O, - отвечает Стайлз. Пару раз хлопает глазами, потом ещё и ещё на всякий случай. – Я… правда? На этот раз уголок рта Дерека остаётся на месте. - Что такого удивительного? - Что удивительного в том, что ты так свободно говоришь о личном?! Всё! Удивительнее, наверное, в нашем веке просто не найти. Сейчас где-то свиньи хрюкают от ужаса, обретя способность летать. И спорю на что угодно, в Аду повалил снег. Дерек ничего не отвечает, но оно и понятно. Таков естественный ход событий в жизни Стайлза. Объект его глубокого увлечения-а-может-даже-страсти, адресат всех его абсурдных посланий, омерзительно хотный альфа-вервульф Дерек Хейл ни с того ни с сего признается в своей бисексуальности, а дальше из него и слова не вытянешь. Нет, ну правда, чего Стайлз вообще удивляется? Он откидывается на сидении, надеясь вытянуть или хоть как-нибудь повредить опасно натянувшуюся кожу куртки. Отчего-то на эти его попытки Дерек лишь улыбается в ответ, и Стайлз отворачивается к окну, раздосадовано прищурившись. Вот только это не мешает ему вертеть в пальцах открытку, лежащую в кармане его куртки (официально, конечно, куртка Дерека, но на этот момент Стайлз считает её своей). Ну да, возможно, он написал оборотню записку в ожидании, пока этот дебил вернётся с машиной – всё равно у него всегда при себе бумага с ручкой, на случай если нечаянно подвернётся Камаро. Или почтовый ящик Дерека. Или карман именно этой куртки, когда оборотень бросит её куда-нибудь и позабудет. Нет, ладно, под нажимом Стайлз может добровольно признаться, что точно определял те места, где оказывалась машина оборотня в данный день и в данный час. Наверное, преследовать Дерека – не такое уж преступление, если он первым начал тебя преследовать. Видимо, так с ним и можно подружиться, ответив вниманием на внимание. Записка – мокрая, но слова ещё видны - гласит: «Я тебя не понимаю». Стайлз не уверен, хорошо это или плохо, что после сей поездки фраза стала ещё значительней. В любом случае, удивляться нечему. Когда они добираются до дома, он просовывает открытку между сиденьем и чашкодержателем, и именно тогда Дерек окликает его по имени. Стайлз замирает, гадая, не воспользуется ли оборотень шансом поймать его с поличным, добавив ещё немного унижений: - Что? - Не делай так больше, - говорит Дерек. Когда Стайлз oткрывает рот, собираясь сказать, что его вины тут нет и обстоятельства сговорились против него, как оборотень поднимает руку: - Я ведь правда мог бы оказаться убийцей… Тебе всё шутки, но мне не весело. Не трать время на здешних геев – для тебя они слишком тупы. На самый крайний случай, не сворачивай ночью с шоссе. - Эээ… - Стайлз хлопает глазами. – Ну ладно… - Ладно, - подтверждает Дерек и машет рукой, будто даёт разрешение уйти. Стайлз словно как в тумане выбирается из машины и чуть ли не на карачках доползает до дома. Он понимает, что куртка Дерека по-прежнему на нём, лишь когда захлопывает парадную дверь. И, стоя, как дурак, во тьме, произносит в пустоту: - Для меня они слишком тупы? Что это вообще значит? Назавтра всё так же не по сезону холодно и дождливо. Он пялится на куртку Дерека минут пятнадцать, прежде чем выругаться и уйти без неё. Возвращается секунд через двадцать и, снова выругавшись, надевает, засовывает руки в карманы и смотрит в окошко, будто Дерек притаился там, недовольно качая головой. И вот тогда замечает промелькнувшую в поле зрения белизну между створками окна, вот тогда ему бросается в глаза этот острый угол гладкой бумаги. Стайлз сначала смотрит на него несколько секунд, потом подходит, смотрит за левое плечо, потом – за правое, открывает окно и тоже вертит головой во все стороны. Берёт конверт (да, это обычный, белый конверт, не подписанный, запиханный между створками поглубже, чтобы не намок или не улетел вместе с ветром) и понимает, к ужасу своему, что руки-то трясутся. «Потренируй ловкость», - написано на бумаге внутри странным, заковыристым подчерком с завитушками, который, как Стайлзу давно известно, принадлежит Дереку. «Потренируй ловкость» и больше ничего. Стайлз смотрит на бумагу. Смотри ещё. Прикасается к краю указательным пальцем, а потом отдёргивает руку, будто боится обжечься собственной дурацкой сентиментальностью. Что за чёрт? И смотрит опять. - Потренировать ловкость? – наконец говорит он, но теперь улыбается. Забирав машину из мастерской, Стайлз почти час проводит в «Молле Бэкон-Хилла», ловит на себе раздражительные взгляды продавцов, чуть-чуть не зарабатывает себе астму – и всё это в погоне за лучшим. Хотя оно того стоит, всё-таки ему удаётся найти самые отвратно пахнущие духи, которые только встречались ему в жизни. В первый и, хочется надеяться, в последний раз, он благодарит вселенную за то, что она создала этот магазин, и покупает бутылочку. Потом Стайлз отправляется в лес (не хочется, чтобы дом пропах этой хернёй, чёрт, совсем не хочется), смачивает открытку этими духами, кладёт у дерева и пока ждёт, когда она высохнет, перечитывает Лавкафта. Когда на бумаге вновь можно писать, Стайлз достаёт красную ручку, царапает поперёк слова «Ну как, ловко?» и запихивает весь этот вонючий кошмар в конверт цвета голубого тардиса, прикупленный по дури в канцелярском магазине. Потом отправляется в город. Пару раз в неделю Дерек может взять с собой на пробежки любого желающего: объявляет время на собраниях, оставляя за остальными право выбирать, присоединиться им или нет, но, как известно, этим летом ему частенько приходится обходиться без них. Скорее всего, Альфа пытается предоставить стае время для личной жизни, но ещё, наверное, не очень-то весело бегать по лесам в полном одиночестве. Не то, чтобы Стайлза это волнует. Вовсе нет. Совсем не волнует. Ну, может быть, чуточку, и именно потому он знает, где сейчас Дерек. И, значит, машина стоит на общественной парковке Первой улицы - как раз там, где кончается их маршрут. Дереку нравится бежать со стаей от своего дома до леса, а потом снова возвращаться в цивилизацию, где всякий может купить «Гаторейд» (1) или воспользоваться уборной на заправочной станции. Стайлз усмехается, замечая Камаро, несётся чуть ли не вприпрыжку, запихивает конверт под передний стеклоочиститель и спешит обратно к собственной машине. Делает круг, собираясь уехать, но вместо этого припарковывается поодаль и ждёт. Раньше он никогда не видел, как Дерек находит записки. Это стало бы последней каплей в море ненормальности, да и вообще, жизнь Стайлза на них не сосредоточена. Ему есть, чем заняться! Есть, куда пойти! Есть желание не быть замеченным существом с обострёнными чувствами, которое способно зыркнуть сердито и/или смертельно унизить. Стайлз умеет расставлять приоритеты. Но сегодня Стайлз пустил в ход «Аромат», и наверняка, эти духи принесут большую пользу. Сегодня Дерек будет по уши занят, отражая нападение ужасной вони, и не сразу заметит Стайлза. Какой замечательный денёк сегодня выдастся! Дерек появляется у машины всего лишь через каких-нибудь пятнадцать минут, плечи отведены назад, лицо предвещает бурю, а походка - опасно притягательного, а иногда даже и просто опасного человека. Порой Стайлзу хочется подкинуть какому-нибудь каналу идею о реалити-шоу про Дерека Хейла. Он, конечно же, станет отнекиваться, придумав тысячи причин, но в нём видно задатки звезды. Наверное, дело вот в чём: если Дерек не спас тебе жизнь, те его невербальные знаки (будто он выше всей суеты вокруг и что тебе, наблюдателю, лучше отвалить) попадают прямо в цель. А может, Стайлз просто выдаёт желаемое за действительное. Неважно. Главное, у альфы сексуальная походка, но об этом младший Стилински вовсе не думает. *** Трудно не заметить тот момент, когда запах бьёт оборотня в нос: Дерек замирает, вбирает ноздрями воздух, а потом делает такое напуганное лицо, смешнее которого, наверное, не найти. Стайлз бьёт себя по губам и давится, стараясь заглушить смех, глядя как альфа сначала машет рукой перед носом, хмурится, а потом, с отвращением на лице, подбирается к машине. Смотрит во все четыре окошка, в багажник – наверное, для большего смеху; и лишь потом, обойдя машину, замечает под «дворником» конверт. Брови Дерека взлетают вверх, и вот тогда Стайлзу больше не весело. Теперь он гадает, почти что истерически, не поздно ли теперь заводить машину и пытаться удрать незамеченным; он даже на полном серьёзе решает закрыть глаза, хотя это, как оказывается, очень сложно. Внезапно всё нутро Стайлза бунтует, запрещая ему смотреть, как Дерек… Как Дерек… А что, собственно, сделает Дерек? Откроет конверт и закатит глаза, или, быть может, хмуро поглядит и отбросит в сторону? Чёрт, может даже подожжёт. Наверное, он их всех сжигает, откуда Стайлзу знать? И он не хочет знать, а может, и хочет… Очень, аж до дрожи в нервах, и просто не в силах отвести взгляд от Дерека, пока тот переворачивает конверт, качает головой и вытаскивает открытку и долго-долго на неё смотрит. Скорее всего, так всё и бывает: оборотень смотрит на записки, пока они не распадаются на атомы. Но вдруг его плечи начинают трястись. Сначала незаметно, почти неуловимо для глаз - Стайлз решает, что всё это ему привиделось, – но через секунду Дерек растягивает рот в усмешке, а потом… Дерек Хейл смеётся. Стайлз рассмешил самого Дерека Хейла. И это не просто горький смешок, не просто саркастичное фырканье – оборотень смеётся неподдельно, от всей души, так, что трясутся плечи, и на это трудно не улыбнуться в ответ. Стайлз словно застывает. Оборотень будто бы превратился в другого человека: моложе, добрее, открытого для общения больше, чем когда либо. И Стайлз смотрит-смотрит-смотрит, пока не понимает, с большим запозданием, что его уже заметили. - Чёрт, - вскрикивает он, махая руками, и гаснущая было улыбка Дерека вспыхивает с новой силой. Значит, оборотень всё увидел, всё услышал. Стайлз скрещивает руки на груди и пытается нахмурится, что как оказывается, очень трудно, если смотришь на улыбку чёртового Дерека Хейла. Пока суд да дело, оборотень вытаскивает карточку, кивает на неё и качает головой, улыбка на лице становится самодовольной. Проходит секунды, прежде чем Стайлз вспоминает, что там написано. И вот, наконец-то, ему удаётся зыркнуть на Дерека злобно и для пущего эффекта показать средний палец. Но от этого улыбка оборотня становится лишь шире, и он салютует – салютует! – прежде чем сесть в Камаро и уехать. - Заявляю официально, я потерял контроль над собственной жизнью, - жалуется Стайлз своей машине. Она урчит, видимо, в утешение. Какая разница, всё равно других вариантов попросту нет. Когда Стайлз, наконец-то наверстав всё упущенное время со Скоттом, добирается домой, на клавиатуре его ноутбука обнаруживается открытка. Немного поворчав, что так и экран недолго поцарапать, он берёт её в руки, не в силах отвести глаз. Это всё та же открытка с прошлой ночи, вот только слова «Я тебя не понимаю» подчёркнуты жирным маркером. Сначала Стайлз гадает, есть ли что-то ещё, а потом уж до него доходит, что нужно перевернуть. «Почему ты это делаешь?», - написано на обороте подчерком Дерека. В этом проблема, Стайлз сам не знает. Он, непонятно почему, набирается храбрости целый день, прежде чем в пятницу после обеда поехать к Дереку. В руке у него чёртова кожаная куртка, в кармане – кусочек бумажки, сложенный в маленький, почти незаметный квадратик. Стайлз не знает, хочется ему или нет, чтобы оборотень оказался дома, зато как же странно он себя чувствует, сжимая в руке злополучную куртку и так же странно… что не ответил на ответ? Послание? Не важно. Всё это выше его разумения. Естественно, Дерек открывает дверь раньше, чем Стайлз успевает постучать. Оборотень бос, в поношенных джинсах и в майке с круглым вырезом. Стайлз сглатывает. У него получится. Он взрослый. Он с шестнадцати лет (чуть ли не с детства) знал, как притягателен стоящий перед ним мужчина. Теперь уже Стайлз прожил блистательные восемнадцать годков, ещё чуть-чуть и пойдёт девятнадцатый. Он может покупать сигареты! Записаться в армию! И может… держать себя в руках! - Стайлз, - приветствует Дерек. – Куртка, – отвечает Стайлз. Вот чёрт! – В смысле, твоя куртка. Поэтому я пришёл. Принёс его. Вернуть! Так мило с твоей стороны. Что ты мне её одолжил. Но… июнь… А ты единственный мой знакомый, кто носит летом кожанку. Вот я и подумал… хм… так будет лучше. Если я её верну. Да она ещё и твоя. В общем, вот… - Спасибо, - отвечает оборотень через секунду. У уголков его глаз собираются мелкие морщинки, и Стайлз злится оттого, что чувствует себя как олень, испуганный светом фар. А он так давно себя не чувствовал, уже давно будучи крутым чуваком… испуганным светом фар. – Э-э-э… Хочешь зайти? - O! Это не входило в его планы. Кому придёт в голову, что Дерек внезапно решит превратиться в радушного хозяина? Стайлз хлопает глазами, сглатывает и, силой воли удержав руки на месте, поправляется: - Я… хм… ты, наверное, занят. Да? Всякими штучками-дрючками. И ещё какими-нибудь добавочными штучками. Не хочу, знаешь, тебе мешать. На этот раз никаких морщинок у уголков глаз нет. Теперь они уже оказываются на лбу. К несчастью, сексуальности всё равно не теряют. - Стайлз. У тебя есть ключ от этого дома. - Да, но это для… – Стайлз машет рукой. - Ну, знаешь, для дел стаи. Для вервульфских проблем. Не для того, чтобы я заявился на твоё послеобеденное полуголое веселье! В смысле, я не запрещаю тебе ходить полуголым! В собственном-то доме! Просто… хм… Как-то так. - Я дал тебе ключ по той же причине, как и всем остальным, - очевидно, Дерек предпочёл (спасибо большое) не обращать внимания на остальную трепотню, но, судя по голосу, явно смутился. - Тебе всегда здесь рады… Всем вам. Мне казалось, ты бываешь здесь так редко, потому что сам не хочешь. - Я… Что?.. - Стайлз пялится на Дерека долго, очень долго, а потом принимает ответственное решение перестать отвлекаться на сексуальность оборотня и изо всех сил начать сердиться. - Чувак, ты что? Какого лешего? Ты же сам отдал мне ключ со словами: «Надеюсь, знаешь, что если начнёшь его часто использовать, нарвёшься на проблемы?». Что в этой фразе должно подразумевать: «Приходи, когда захочешь?». - Когда я закончил восстанавливать дом, стая сплошь состояла из одних подростков. Я не тебе одному это сказал. Не хочется по возвращению обнаружить в своём доме какую-нибудь тусу. По крайней мере, теперь всё знакомо: младший Стилински сердит, а альфа-Хейл разговаривает с ним, как с дебилом. - Ты только что сказал «тусу»? – спрашивает Стайлз, а потом жестом заставляет Дерека замолчать. – Не важно. Дело не в этом. Я думал… - Ты думал что? Стайлз открывает рот, но слов не находит, ведь… Если честно, он решил, что Дерек предпочитает держаться от него подальше. Стайлз ведь не Скотт, не Бойд, не Эрика, не Айзек, ни даже – чёрт возьми! – Джексон, Стайлз не может бегать с Дереком, не может с ним тренироваться, не может драться; Стайлз не Лидия, из которой так и хлещет магия; Стайлз не Эллисон, чья интуиция и натренированная сила охотника просто незаменимы. Стайлз даже не Дэнни, ведь Дэнни, хоть и человек, собирается после колледжа - об этом все знают - стать оборотнем. А Стайлз не хочет становиться оборотнем. Ни сейчас, ни после колледжа, вообще никогда. Вот правда, как он не старался, – а он старался! – никак не хочет. Не стоило даже врать себе, или просить Дерека обратить его, не обращая ни на что внимания (типа, стерпится-слюбится). В общем, те полтора года после того, как дом отстроили вновь, Стайлз приходит на собрания только когда его зовут или из-за происходящих-чаще-чем-полезно-но-не-чаще-чем-хотелось-бы сверхъестетсвенных катастроф. Порой он приходит заодно с кем-то, со Скоттом, например, или с Бойдом, иногда даже с Лидией, но никогда один. Остальные чуть ли не сразу выбирают себе спальни, а Стайлз, не желая казаться странным, предпочитает оставаться в кабинете. Оно и к лучшему, меньше риска. Есть грань между быть «полезным» и быть «надоедливым», и Стайлз, как никто другой, знает, что для него она размыта. Интересно, что обо всём этом думал Дерек? Все эти его взгляды исподлобья, эти свирепые прищуры… Стайлз винил лишь себя, считая, что слишком уж часто является непрошено, тем самым зля альфу. И лишь только сейчас в голову приходит мысль: возможно, лишь только возможно, всё как раз наоборот. Может, Дерек злился, решив, что младший Стилински избегает его… их по каким-то личным причинам. - Я… хм… - произносит он после затянувшейся паузы. - Мне пора. - Ладно. Возможно, всему виной обман зрения, но, похоже, Дерек слегка расстраивается, будто ожидал не этого. Наверное, потому Стайлз, сам того не желая, добавляет: - Но я вернусь! Не сегодня, конечно, но я просто… не думал… Я вернусь. Стану приходить чаще, если захочешь. Если не захочешь – не буду. Как угодно. Так или эдак. - Это было бы… здорово, - говорит Дерек так медленно, с такой расстановкой, будто за каждое слово ему приходится платить. Стайлз сощуривается, и оборотень, прокашлявшись, уточняет: - Ты… Будешь здесь чаще… Это хорошо. - Ну вот и договорились! – собственный голос звучит по-дурацки пискляво, словно ещё чуть-чуть и Стайлз обделается. Вот глупый голос! – Значит, ещё увидимся? - Ага, увидимся, - отвечает оборотень. Стайлз бежит к машине, садится в неё и проносится целых три квартала, прежде чем, остановившись, кладёт голову на руль и глубоко дышит, пока не становится легче. Хуже скуки, решает младший Стилински, может быть то, когда тебя неправильно понимают. Ещё, наверное, надо было написать что-то другое: [Записка №88, найденная в кармане куртки Дерека:] Почему я это делаю. Список не закончен: 1. Сам, блин, не знаю. Честно. В самом деле, не знаю. 2. Может, потому что это словно развязывает руки? Кто знает, может, потому что ты не отвечаешь, и я вроде как пишу в пустоту. Наверное, даже хорошо, что есть возможность… выразить мысли на бумаге, что ли? Раньше я так никогда не делал. Не хватало терпения. 3. Мне стало скучно. В смысле, о-о-очень. 4. Я веселился, представляя, как ты разозлишься из-за штрафа, а талон окажется не настоящим. Вот так всё и началось. Только шутка пошла вкривь и вкось. 5. У меня выдалось странное лето. 6. Ты не велел мне прекращать. 7. Мы с тобой мало общаемся. Совсем. Если не считать тех ссор, когда до смерти рукой подать. Тем более, раз уж я планирую заниматься всеми этими вервульфскими делами ещё очень долго (Теперь, когда я знаю, как можно по-другому?) Да и вообще, меня Алан прибьёт, вздумай я бросить наши тренировки ради… Чего? Банкирского дела? Чем нормальные люди зарабатывают себе на хлеб? А ты у нас же оборотень с большой буквы «О», ну я и решил, почему нет? В смысле, нам надо чаще разговаривать. 8. Ты щадишь меня больше, чем бывший учитель английского, который всё время нудел по поводу моих неправильных предложений, но так сильно, чтобы я от тебя отстал. 9. Порой мне хочется получить ответ. Ты не обязан, естественно, мне просто было бы приятно. Эти дни прошли очень круто. Когда ты ответил, не таким уж и сильным психом я себе показался. 10. Потому что, чувак, мы наверняка сможем друг другу понравиться. Перестанем… друг другу не нравится. Мы друг другу не нравимся? Эти непонятки тоже можно считать за причину. 11. Я бы хотел, чтобы мы друг другу понравились. Скажу тебе по правде, это предложение я чуть не вычеркнул. *** Именно после этого незаконченного списка односторонняя эпистолярная кампания становится двусторонней. Стайлз удивлён больше всех. Вначале Дерек пишет немного: короткий вопрос, или, гораздо чаще, злобная поддёвка, от которой трудно не улыбнуться. В одной из записок, к вящей радости Стайлза, лишь нахмуренный смайлик из-за самой неоправданной истерики, устроенной им в это вечернее собрание. В ответ одна ерунда. Что-то из их ранней, уже ставшей привычной, чепухи, но порой Стайлз рассказывает о себе, если Дерек спрашивает, и порой, когда набирается смелости, интересуется о чём-нибудь сам. Как оказывается, у Дерека аллергия и на уксус и на кайенский перец; он жил в двенадцати штатах; его любимый фильм – «Бойцовский Клуб». К сожалению, и Стайлза тоже. Так что приходится врать, будто это «Криминальное чтиво». Да, обман, но уж лучше так, чем Дерек решит, будто у него нет своего мнения. Так не честно! Стайлз в первый раз посмотрел «Бойцовский Клуб» лет в тринадцать, тайком, вместе со Скоттом, чувствуя себя таким крутым… Потом смотрел ещё раз сто, но так уж и быть, не важно. Для дела можно чем-то и пожертвовать. Только вот нет, ничем он не жертвует, и в итоге пишет целое письмо на два листа в попытке объяснить, как соврал насчёт «Криминального чтива», чтобы Дерек не решил, будто Стайлз позёр. Нет, он не такой, и в доказательство - целое эссе на тему, почему этот фильм так хорош. Два дня ничего нет: ни в спальне, ни в машине, ни на подоконнике, а на третий появляется многостраничная тирада о том, что хуже «Паранормального явления» в этом мире нет. Стайлз, читая письмо, смеётся всё громче и громче – нихренаж себе, оказывается, в Дереке скрывается большой любитель синематографа. И с радостью пишет ответ перед тем, как, захватив внешний жёсткий диск, направиться к машине. *** - Привет! – здоровается Стайлз, когда Дерек открывает дверь. – «Паранормальное явление 2» куда как хуже. Хочешь посмотреть? Дерек смотрит удивлённо. Потом, смирившись, что никогда не перестанет удивляться, чуть улыбается и распахивает дверь: - Конечно. Заходи. [Записка №107, брошенная в пустую кофейную чашку Дерека, пока он платил за пиццу:] У тебя во всём ужасный вкус. Это прям какой-то талант. [Ответ №22, найденный Стайлзом в своей обуви по пути к двери:] Нелюбовь к анчоусам везде считается хорошим вкусом. Просто с тобой что-то явно не так. [Ответ №45, заложенный закладкой в «Ночной страже» Стайлза:] ПРЕКРАТИ ОСТАВЛЯТЬ ИХ В КОРЗИНЕ ДЛЯ БЕЛЬЯ Я ИХ ВСЁ ВРЕМЯ СТИРАЮ [Записка №124, оставленная в корзине для белья:] Злишься прописными буквами из-за того, что не вышло прочесть мои послания? Я аж растрогался. [Ответ №46, пришпиленный к чехлу ноутбука Стайлза:] Я не об этом. Чернила испачкали мою любимую рубашку. [Записка №125, оставленная во втором ящике комода Дерека:] Как она может быть любимой? У тебя рубашки одна на другую похожи. Я угробил целый год, гадая, а не ОДНА ли она и та же? [Ответ №47 в пустой бутылке из-под сока в машине Стайлза:] Так долго думал обо мне? Я аж растрогался. [Записка №201, запиханная под диванные подушки:] Я пытался уснуть грёбанных четыре часа, да так и не смог. Меня всё время мучает кошмар, где Скотт, решив не расставаться с Эллисон, отправляется на Восточное побережье и не говорит об этом мне, и потому некому придержать Криса Арджента, который, как бы невзначай, разрубает его напополам. Смешно, да? Нет, конечно, пару лет назад, может, так бы и случилось, но теперь Скотт не ставит на кон ни свою жизнь, ни стаю, и он всё равно сказал бы мне. Да и вообще, Крис уже завязал с разрублю-невинных-на-двое делом. Наверное. Даже не знаю, почему до сих пор несу тебе эту чушь. Вообще-то, я, даже когда пишу, думаю: «Зачем ты это карябаешь? Дереку вовсе не нужно этого знать», но всё равно засуну эту записку завтра под диванные подушки. Даже если решу, что не надо. Я и сам уже давно не понимаю того, что пишу. [Ответ №110, найденное Стайлзом под своим подоконником:] Как по мне, в кошмарах с Арджентами никогда не было ничего смешного. Перестань поглощать десятками эти чёртовы энергетические коктейли и проблема решится сама собой. Да и вообще, пахнуть станешь лучше. [Ответ №147, написанный на обороте фотографии, оставленной в бумажнике Стайлза:] Я, пока жил в Монтане, почти всё время проработал родео-клоуном. Пришлось бросить, уж слишком я прославился. Хотя работа неплохая, особенно когда раны затягиваются за секунду. Если КОГДА-НИБУДЬ хоть КОМУ-НИБУДЬ покажешь эту фотографию, клянусь богом, я, позабыв о вежливости, не просто сверну тебе шею, а начну шантажировать той информацией, которой ты делился со мной всё это лето. С днём рождения. [Записка №208, найденная на прикроватном столике Дерека:] ОХ ТЫ Ж БЛИН. Слушай, я беру отсрочку на два-три дня, а потом забросаю тебя всеми шутками про родео-клоунов, которые только смогу придумать за это время. Всего лишь два - три дня. Готовься. Не могу поверить, что ты знаешь, когда я родился. [Ответ №148, найденная в кармане третьей в чарте любимых толстовок Стайлза:] У тебя склонность удивляться совсем не тому. [Записки №270-274 и Ответы №198-203, превращённые в бумажные снаряды, которыми перекидывались Стайлз и Дерек в течение двухчасового собрания:] Сегодня у тебя дурацкая шевелюра… Ни у кого нет оправданий для такой высокой причёски. Ты выглядишь как злодей из диснеевского мульта. ------ Долго придумывал, а, Дерек? Какая жалкая попытка… И меня ударило электрическим током! Мои волосы пали жертвой болезненной науки! ---- Тебя не било электрическим током. ---- Било. --- Я бы почувствовал запах. Это обычная электростатика. Кэлпи вырабатывают её, когда долго находятся на суше. Ты в курсе. Я тоже в курсе, что ты в курсе. Не утрируй. --- Вообще-то, Дерек, мою самую любимую рубашку в нескольких местах прожгло. --- Как она может быть самой любимой, а, Стайлз? Разве они у тебя все не в одну и ту же страшную клетку? --- Подражание – самая неприкрытая форма лести, Дерек. Итак, я решил принять за комплимент то, как ты до позорного очевидно и убого обезьянничаешь все мои фразочки. --- Твоё дело. --- [Записка №300, оставленная в Камаро:] Глупый, избитый, наверное, даже оскорбительный вопрос: ты когда-нибудь думал, какой была бы жизнь, родись ты другим человеком? Или… даже не знаю… В другой вселенной? Штаны времени, если ты понимаешь, о чём я. [Ответ №234, найденный в джипе Стайлза:] Каждый день. И я понял, о чём ты. [Ответ №301, найденный в почтовом ящике в книге «Вор времени» на странице с загнутым уголком:] Раньше я много думал о том, кем стал бы, будь у меня нормальное детство: никакой херовой СДВГ, живая мама, и, в конце концов, никаких оборотней (без обид). Теперь мне кажется, жизнь того Стайлза оказалась бы скучной и зряшной. Наверное, он стал бы банкиром или кем-то вроде. Я же скорее стал бы рок-звездой. Или кем-то, связанным с кино. Или клоуном на родео. Я ни на что не намекаю, хотя, боюсь, ты подумаешь по-другому. Не думай. Мне просто любопытно, так сказать, на фоне общей картины, разделяет ли кто моё умопомешательство. Когда я спросил у Скотта, представляет ли он себя кем-то ещё, в ответ получил долгий-долгий взгляд и ответ: «Типа если я был бы Гарри Поттером?». Просто я подумал, что ты… Чёрт, да не знаю! Оказывается, ты читал Пратчетта. Смешно, где-то глубоко в душе ты тоже гик. [Ответ №235, найденный под подушкой Стайлза:] Быть клоуном на родео не так весело, как тебе кажется, и это заявление насчёт того, что все «нормальные» люди работают в банке – полнейшая чушь. Раньше я часто думало том, кем стал бы, выживи моя семья или вообще не будь того пожара. Но потом пришлось прекратить, уж слишком быстро это «часто» перешло в «постоянно» и влияло на то, как я управлял стаей. Лора всегда говорила, что сначала нужно отпустить прошлое, чтобы жить как надо в настоящем, но мне потребовалось непозволительно много времени, чтобы это понять. Теперь я делаю то, что могу, и задумываюсь лишь над тем, на что могу повлиять здесь и сейчас… пусть даже и не всегда с успехом. Порой я размышляю об одиночестве – только я и лес, но это, скорее, мечта, чем что-то ещё. У всех что-нибудь да не так, и нечего тебе об этом волноваться. Так что прекрати зацикливаться и радуйся, что ты – ты. *** В общем, Стайлз проводит практически всё лето у Дерека. Ух ты ж! Честно, он не собирался. Хотел лишь посмотреть чуток фильмов, в одиночку побродить по Каса-де-Хейл, пообвыкнуть, и, возможно, в честь дружбы и в честь того, что Дерека уже можно не преследовать, прятать тут эти открытки, когда выдастся такая возможность. Вот только внезапно начинается переписка. Они с Дереком перебрасываются открытками по несколько раз на дню. Например, вот так: Стайлз прячет одну под кофейной чашкой, уходит куда-нибудь минут на двадцать, и когда возвращается, из его ноутбука уже торчит уголок… В общем, из дома оборотня он не вылезает. Почти никогда. Оставляет записки, смотрит фильмы вместе с Дереком (как оказывается, подпольным киноманом). И вот тогда всплывает тот факт, что оборотень никогда не видел ни «Фоллаут», ни «Биошок», и Стайлзу, естественно, приходится это исправить. И пока исправляет, узнает: Дерек тоже расстроен из-за колледжа, из-за отъезда Эллисон и Лидии, из-за того, что стая всё меньше проводит времени вместе. Он просто не знает, как без резни заставить их встречаться почаще. Зато знает Стайлз, и вот откуда появляется «ночь фильмов», всеобщие походы в боулинг, барбекю, видео-игры, и, так уж и быть, всё остальное, чего он ждал всё лето. Оказывается, гораздо легче позвонить друзьям и уговорить их на что-то, если добавить «так Альфа велел». Нет, для того чтобы потусоваться со стаей, Стайлзу вовсе не нужно оправдываться приказами Дерека. Конечно, не нужно. Тот страх, появляющийся всякий раз, когда он звонит им, те ничтожные сомнения, то мучительное ожидание, не скажет ли кто: «Мы повеселимся, только без тебя», - всё это исчезает, как только Дерек признаётся, что рад видеть Стайлза рядом. Да, Дерек… Рад видеть Стайлза рядом. Очень сильно, и, как ни странно, это невероятно быстро становится понятно. Удивительно, но к середине августа эмоции оборотня достигают невиданной силы. После энного количества раз, когда Дерек грустными глазами провожает его до двери, после энного количества раз, когда Дерек спрашивает, не поужинать им вместе, после энного количества раз, когда Дерек накрывает его, спящего, одеялом - после энного количества раз Стайлз перестаёт удивляться. Всё это срастается в комок непрекращающегося потрясения под названием «Дружба с Дереком Хейлом. Какого хрена?» и, мерно гудя, поселяется в груди. Как оказывается, дружба с Дереком Хейлом состоит в основном из странно уютного молчания, которое зачастую нарушается ссорами. Ссорами о том, как нужно заваривать кофе и как не нужно ценить «The Strokes» (2а); кто кого спасал чаще, куда нужно класть рюкзак и почему все любимые Дереком закусочные не доставляют еду на дом. И Стайлз давным-давно так не веселился, и хоть он и не осторожничает в выражениях, оборотень не против. Чёрт, Дерек, наверное, даже только за, потому что сам никогда ни в чём не осторожничал. Стайлз до того привыкает к его обществу, что, на парочку лет припозднившись, только сейчас понимает, как долго старался притворяться кем-то ещё. Естественно, в стае замечают перемены, но Стайлз и не думает волноваться, даже несмотря на их чудное поведение. Скотт всё как-то странно поглядывает, однажды вечером Бойд, прищурившись, спрашивает напрямик и отводит взгляд в ответ на «честно, ничего не происходит, клянусь». Лидия присылает пару сообщений, где с радостью сообщает, что рано или поздно всё выведает; Эрика постоянно щёлкает его по руке и вопросительно изгибает брови; на автоответчике звучит голос Эллисон с «конечно, этим летом все по уши в заботах, но если хочешь поговорить – знай, я всегда рядом». Но вот в чём загвоздка: Стайлз как раз говорить-то и не желает. И это… странно, во-первых, потому что обычно он не прочь поболтать, а во-вторых, потому что рассказывать об этом, тем более в деталях, не хочется. Словно всё, что происходит – личное, только между ним и Дереком. Пускай Айзек гримасничает недовольно, видя, как часто Стайлз сидит на диване в гостиной, пускай Джексон закатывает глаза и бормочет что-то о любимчиках, ну и что? Дереку всё равно и о записках этих он тоже молчит. И Стайлзу приятно… Приятно держать в секрете то, что секретом и не является. Приятно избегать объяснений с другими, тем самым избегая объяснений с самим собой. Бывают такие разговоры, которые не по зубам даже младшему Стилински. Бывает такая правда, обойти которую ему тоже не по зубам. Для Стайлза конец августа подкрадывается незаметно, и вдруг оказывается, что пора отмечать отъезд Эллисон и Лидии. Приглашены все: стая, родители, Алан, семейство Морелл, уйма разношёрстных субчиков, с которыми они познакомились за прошедший год. Приходит даже Крис Арджент, правда никто, включая его самого, этому не рад. Стайлз полночи избегает Дэнни, старается изо всех сил улучить момент поболтать с Лидией, уже смирившись с тем, что с Эллисон такой возможности не представится, караулит отца, чтобы тот как можно меньше общался с феями и не пал жертвой их вредного чувства юмора. В общем, повеселиться не удаётся, но и страшного не случается; проходит часа два, прежде чем он замечает, что Дерека не видно с самого начала вечера. - Вон тот красивый мальчик-блондин, - шепчет Стайлз в ухо Мелиссе, когда проходит мимо, - пожалуйста, проконтролируй, чтобы он не сбил моего отца с пути праведного, - и уходит прежде, чем она успевает что-то спросить. Так лучше для всех. В доме Дерека нет, и это не удивительно. Нет его и на парадном крыльце, что тоже не удивительно, но печально. «Найди Альфу» - та игра, в которую Стайлз, даже несмотря на её преимущества, любит играть днём. Вздыхая и попинывая на ходу камни, он добредает до края их территории, где однажды провёл вместе с Лидией целых три дня, держа «границу» на замке. Там стоит скамейка, которую сделали Бойд с Дереком в порыве братания (что-то насчёт «создавай, если разрушаешь», точно трудно вспомнить), а сам Дерек сидит на дереве, примерно где-то в десяти метрах над землёй, и его глаза горят альфа-красным. - О, да, здравый поступок, - говорит Стайлз и присаживается на скамейку, задрав голову так, чтобы видеть оборотня. – Особенно для такого уравновешенного, ответственного человека, как ты. Молодец! Можешь написать об этом брошюрку. - В том, что ты сказал, нет никакого смысла. - О да, зато сейчас он есть у тебя, - парирует Стайлз и закатывает глаза. – И что ты делаешь? Наступает долгое молчание, но потом Дерек всё-таки отвечает: - Бдю. Кто, если не я? Вопрос с подковыркой. Вообще-то, следовало упомянуть, что вся здешняя местность покрыта на удивление толстым слоем заклинаний; следовало упомянуть, что тот, кто решит напасть на стаю оборотней, у которых в гостях ещё и охотники с феями, явно не дружит с головой. Даже можно напомнить, что Альфа не раз признавал за собой паранойю, но раз делал это только в письмах, увы, придётся промолчать. Стайлз и Дерек в последнее время почти не расставались, обменявшись до нелепого огромным количеством записок, но никогда о них не упоминали. Оборотень не пускал в ход прочитанные им разнообразные признания, а Стайлз, в свою очередь, не пытался выигрывать споры, используя нацарапанное на бумаге его прямодушие. Что есть в записках, остаётся в записках, по крайней мере, для младшего Стилински. И их обоюдно-негласный договор - лучшее этому подтверждение. – Ладно, а ты не мог бы бдить, спустившись вниз? То, что мы с тобой примерно одинакового роста, внушает мне чувство уверенности. Типа «Прожорливые монстры охотятся на твою душу, но хотя бы Дерек Хэйл не выше тебя». Так моя мужественность меньше страдает. Да и вообще – оборотни на деревьях? Не слишком благородно. Деревья для кошек. - Если я спущусь, ты заткнёшься? – спрашивает Дерек, прищурившись. - Наверное, нет, - признаётся Стайлз. – Но говорить буду тише. На несколько секунд воцаряется молчание, а потом тихо шелестит листва, и Дерек, спрыгнув с высоты в пятнадцать футов, приземляется в полуприсед. Стайлз закатывает глаза. Мало того что он выделывается, так ещё и ухмыляется, задница! Они молчат ещё пару минут, пока Дерек устраивается на скамейке поудобнее и вытягивает ноги. - Итак, - наконец произносит Стайлз, - говори правду. Это а) Крис Арджент; б) Крис Арджент и в) люди в целом, нет? - Это сейчас… что такое было? – Дерек явно старается казаться сердитым, но, учитывая, что уголки его рта слегка приподняты, старается зря. – Если хочешь получить честный ответ, хотя бы задай вопрос нормально. – Разве не понятно, что меня интересует, почему ты прячешься на границе собственной территории? Стайлз прищуривается, когда Дерек вопросительно поднимает брови, и произносит: – O, не, не возражай. Прячешься! Прятун! Слово «спрятаться» придумали специально для тебя, и оно ждало всю свою спрятальную жизнюшку, пока ты появишься и придашь ему веса. Ухмылка Дерека… Её надо видеть. Стайлз мрачно пожелал её не видеть. А то трудно не отвлекаться. - Всю свою спрятальную жизнюшку? - Заткнись, - рявкает Стайлз. – Мы сейчас говорим о твоей спрятальной жизнюшке! В чём дело? И когда спустя секунду до него доходит, что Дерек, наверное, охраняет «границу» от кого-то конкретного, добавляет: - Это же не келпи опять? Потому что у меня к ним большая нелюбовь, и если они вернулись, я оставлю тебя здесь и вернусь с дробовиком. И может быть, даже с утварью для пыток. До чего ж я любил ту рубашку! - Да, издеваться из-за испорченной рубашки над неразумными чудищами морскими так… - Дерек делает паузу, будто наслаждается ещё не сказанным вслух словом. – Здраво! - Не будь козлом. Отвечай на вопрос. - Это не келпи. - Да не на этот вопрос! - Терпеть не могу эти сборища, - отвечает Дерек и пинает рядом лежащий камень. Тот взлетает в воздух и впечатывается в ствол дерева неподалёку. Стайлз бы напрягся, конечно, вот только Дерек делает так уже не в первый раз. - Такая толпа да в одном месте… Прям как рецепт для возможного несчастья. Проблемы напрашиваются сами собой, - Дерек иронично улыбается и добавляет: - И вообще, у меня плохо со светскими разговорами. Стайлз вздыхает, потому что в его списке «Дерьма-Которое-Вслух-Не-Говорят» фраза «Мне реально жаль, что твоя семья сгорела заживо» занимает одно из первых мест. - Почему тогда ты разрешил эти вечеринки, раз так их ненавидишь? - Так всем будет спокойнее, - отвечает Дерек, напрягаясь. – И не то чтобы я их ненавижу. Пришли же ваши семьи, я знал, чего ожидать, когда вас обращал. Э-э-э, не тебя в частности, но… Я, создавая стаю, прекрасно понимал, на что иду. Это, отчасти, неизбежность: у вас есть семьи, и вам нужно посвящать их в вашу жизнь, пускай даже и без подробностей. - O, - восклицает Стайлз. Переваривает только что-то сказанное и морщится: - Если я сейчас толкну умильную речь по поводу того, что нашёл новую семью, ты зарычишь и растворишься в лесу, да? - Быстрее чем ты произнесёшь «эмоциональный застой», – подтверждает Дерек, но напряжение в плечах явно пропадает. - Именно так бы я и сказал, - веселится Стайлз. – Или, хм, прокричал бы. В лес. Потому что ты бы туда уже убежал, оставив меня чахнуть в одиночестве на этой лавочке минут пять или десять. И я, скорее всего, обозвал бы тебя говнюком. - Ну, ты же меня знаешь, – отвечает Дерек, и опять его рот кривится от этого мрачного юмора, который трудно не полюбить. - Я такой бессердечный. - Это так теперь называют? А я-то думал, ты просто заноза в заднице. Брови Дерека игриво ползут вверх, и Стайлз не может точно вспомнить, когда научился отличать эту игривость. Или, честно говоря, когда вообще понял, что в Дереке есть эта игривость. - О, прости, но сдаётся мне, ты меня с собой перепутал. - Спорю на что угодно, ты считаешь себя офигенно остроумным, - говорит Стайлз, но через секунду усмехается и кивает, не поднимая головы. - Да, ты остроумный, но в этом вся странность. Прям какой-то когнитивный диссонанс. - Я тебя понимаю. И когда Стайлз смотрит на него искоса, явно сбитый с толку, Дерек проводит рукой по волосам: – Знаешь что? Прогуляйся по городу, найди самого горластого и самого надоедливого подростка, которого только сможешь. Проведи с ним несколько дней. Так сказать, окунись с головой. И тогда поймёшь. - O, - настроение Стайлза падает ниже плинтуса. – В смысле, я горластый и надоедливый подросток? - В смысле, как раз и нет, вопреки всем признакам, - отвечает Дерек. – Вот тебе и когнитивный диссонанс. Кровь приливает к щёкам Стайлза, и он знает, Дерек заметил. Будь неладно это ночное зрение! - Чёрт, это же комплимент! Кто ты и что сделал с Дереком Хейлом? - Может, ты заслужил этот комплимент, - отвечает Дерек и пожимает плечами, когда его собеседник бросает все попытки не таращиться так уж открыто. – А может и нет. Кто знает, может, это так я тебя умасливаю, чтобы о чём-нибудь попросить. - Не похоже, - решает Стайлз после секундного раздумья. – Ты предпочитаешь не очаровывать, а угрожать. В свете луны улыбка Дерека кажется даже слегка опасной, но всё равно яркой и от всей души: - Почему именно мои комплименты считаются за редкость? Ты гораздо злобнее меня. - Херня. - Минуту назад ты рассуждал, как будешь пытать келпи, - замечает Дерек. И, чёрт, это же правда! - Ну так они… испортили мою рубашку, - отмазка, конечно, дурацкая, и когда Дерек ухмыляется, остаётся лишь закатить глаза. - Хм, а как насчёт вот чего: ты возвращаешься со мной в дом, немножко покружишь там, полюбезничаешь с родителями – кстати, они любят с тобой беседовать, ну, знаешь, альфа и всё такое, - а я поддержу тебя во всех светских беседах. Ну как тебе моя доброта? Дерек лишь смотрит, о чём-то задумавшись, наклоняет голову и сощуривается. Cмотрит так долго, что Стайлз чувствует, как исчезнувшая было краснота вновь приливает к щёкам, но глаза не отводит, да и судя по всему, Дерек сам не хочет. На долю секунды воздух словно искрит над ними, и те чувства, которые Стайлз отгонял от себя целое лето, вновь оживают в груди… a потом Дерек опускает взгляд и момент упущен. - Ловлю на слове, - произносит он, поднимаясь. – Ты отвечаешь за всю эту болтологию. - Что ж, тогда, как обычно, поговорим о делах? – и Стайлз идёт за Дереком обратно к дому. *** Начинается учёба. Стайлз переезжает в общежитие, расстроившись лишь слегка, ведь вся остальная стая (или почти вся) тоже поступает в Университет Бикона, и теперь они живут в одном здании. До Дерека ехать отсюда минут сорок, и он настоял, чтобы все жили в кампусе университета, и даже помог с оплатой, оправдывая это не столько тем, что хочет помочь им сэкономить на проезде, а тем, что неплохо иметь вторую конспиративную «квартиру». Так или иначе, никто не вздумал возражать. Чтобы их поселили вместе, Дэнни хакает университетскую базу данных, и поначалу Бойд должен был жить со Стайлзом, Скотт с Айзеком, Дэнни с Джексоном, а Эрика одна. Но потом об этом узнаёт его отец. Они сорятся дня три, даже по СМС и и-мейлу, и после одного уж очень напряжённого ужина он бьёт по столу кулаком и кричит: – Вот чёрт, Стайлз, неужели так сложно хоть раз пообщаться с людьми, которые и правда люди?! Отец Стайлза отнёсся к существованию оборотней почти что нормально: закрывал глаза там, где требовалось и давил в себе большую часть возражений. Смотрел на сына со жгучей смесью гордости, страха и огорчения почти весь прошедший год, с самых тех пор, когда Меллиса заявила, что не в силах обманывать мужчину, которого любит всё больше и больше. Все возражения растаяли сами собой, когда два дня спустя ему пришлось провести обряд кровавого экзорцизма прямо на глазах у отца. Тот не просил многого, отнесясь к этому гораздо лучше, чем можно было ожидать, но тогда вот сорвался… Стайлз вздохнул, проглотил всё раздражение и отправился просить Дэнни поселить его с первым попавшимся студентом. Они тогда ещё не расстались (до разрыва, которому никто не удивился, оставалось два месяца), и была надежда, что так или иначе, но всё срастётся. Так что теперь Скотт живёт с Бойдом, Айзек с Дэнни, Джексон и Эрика по одиночке, a Стайлз вообще в другом здании с Арифом. Aриф, по его собственному определению, будущий богач. Он из Огайо, явно и король выпускного и квотербек в своей школе, и посылал ему сообщения через Фейсбук, выясняя всё о здешних ночных клубах. Первое, что он говорит Стайлзу: «Братан». Второе, что он говорит Стайлзу: - Знаешь, короче, нам надо для пива холодильник побольше. Третье, что он говорит Стайлзу: - Короче, мы опаздываем на вечеринку. Чёрт! Вот потому-то Стайлз и проводит первые четыре дня своей в будущем наверняка выдающейся университетской жизни, стараясь не блевать, блюя, страдая от похмелья, бухая днём – и всё это не обязательно в такой последовательности. Он, вообще-то, ожидал, что надоест своему соседу по общежитию в первый день, раз тот так негейски офигенно сексуален, да ещё и клёвый, явно из тех, кому не приходится из кожи вон лезть, чтобы завоевать место под солнцем в новом коллективе. Но как оказывается, Aриф читает его смешным и даже полезным, когда речь заходит о том, какие закусочные работают до поздней ночи. В общем, Стайлз просто ждёт начала занятий, предположив, что сосед уж точно тогда притушит всё своё веселье. Как бы не так! Ариф, оказывается, из верящих в то, что «Университет для вечеринок, бро. А вот учиться только на сессии». Хоть Стайлз не любит людей, будучи тем ребёнком, которого изображают на постерах мизантропии, но этот сосед ему почему-то нравится. Aриф знает толк в видео-играх, в алкоголе, и каким-то образом (несмотря на то, что живёт здесь только с пятницы, а Стайлз – всю жизнь) находит самого-присамого профи по поддельным удостоверениям. На второй день для пущей надёжности приходит Скотт, и не только развевает все сомнения, убеждаясь, что сверхъестественным тут и не пахнет, но и с радостью отвечает на небратские объятья, которые сопровождаются словами: «Друзья Стайлза - мои друзья». Ариф – шумный, бесстрашный, скор на дружбу, и только он способен убедить его встать на бочку вниз головой и пить из неё пиво. В общем, Ариф просто прекрасен. Но ужасные, трагические события произошли со Стайлзом, когда он учился в средней школе. Или нет, подождите-ка… Множество ужасных и трагических событий случилось в жизни Стайлза или около Стайлза, или перед Стайлзом, или, порой, даже из-за Стайлза, пока он учился в средней школе. Но, наверное, самое ужасное и трагическое – это то, что между той частью жизни, когда всё было совсем не клёво и той частью, когда он стал проводить всё свободное время с созданиями ночи, Стайлз забыл, как наслаждаться весельем. О, он умеет праздновать, тут проблем нет. Алкоголь не такая уж сложная штука, и, закрыв глаза, можно танцевать до упаду, но проблема в том, что мечась между барами, где яблоку негде упасть, и домами, где яблоку тоже негде упасть, пьяный Стайлз неизменно забивается в угол и следит, не покажется ли где враг. Или как бы невзначай интересуется у незнакомцев насчёт их родинок. Или просит Арифа не срезать тут дорогу, ведь опасность подстерегает их повсюду, и даже алкоголь не притупляет этого чувства. - У тебя охеренная паранойя, - вот к какому выводу приходит его сосед на третью ночь их дружбы, когда они, пьяно шатаясь, возвращаются в общежитие. Потом он, кладя руку Стайлзу на плечо, говорит: - Но ты мне всё равно нравишься. Как хорошо, что нас поселили вместе. - Жить вместе – полный улёт, - соглашается Стайлз, борясь с головокружением, и Ариф смеётся, шумно топая по улице. Отец был прав: познакомиться с обычным человеком – что может быть лучше? В общем, да. Ариф - просто класс, и порой даже стыдно признавать, до какой степени этот новый друг хорош, но через пару дней такого непривычной ночной жизни, Стайлз начинает задумываться, а подходит ли он сам для такого. Смешно, конечно, ведь уже долгие годы его ночная жизнь состоит из сплошной сверхъестественной жестокости. Но в ней, по крайней мере, больше адреналина. И меньше алкоголя. И, что удивительно, есть возможность выспаться; сам Aриф, похоже, держится на смеси энергетических напитков, сна урывками и чудного расписания занятий, благодаря которому ему не нужно приходить в университет раньше обеда. Стайлз же, наоборот, отключается посреди утренней лекции, и даже несмотря на то, что социология его не колышет, было бы неплохо познакомиться с этим предметом поближе. Да и ещё сидящая рядом девушка, должно быть, слышит, как во сне он говорит что-то ужасное, и потому с тех пор смотрит на него осуждающе. Наступает среда, и Стайлз… вымотан. Единственное его желание - притащить своё бренное тело к Дереку и провести на его диване ночь или две в этой приятной тишине, на которую он вроде как привык полагаться; оставлять записки и не тратить время на то, чтобы их доставить; просто отдохнуть. Стайлз, наверное, скорее всего, возможно, совсем чуть-чуть соскучился по Дереку, по ссорам с Дереком, по дурацкому уютному дивану Дерека, по дурацкому уютному Дереку и… Да, ладно, в самом ближайшем будущем Стайлзу просто необходимо немного поспать. Так что он просто решает отправиться к Дереку, но не знает, как лучше оправдаться перед Арифом. «Эй, я не всегда буду ночевать в общежитии, но это вовсе не потому, что я из стаи оборотней», - это, похоже, лёгкий перебор. «Эй, не волнуйся, если я пропаду на пару дней. Вряд ли это будет означать, что меня убила мантикора», - явно не разубедит Арифа в том, что его сосед - параноик. В итоге, к огромному облегчению, в среду вечером звонит телефон. Они в это время пьют пиво и смотрят на экран, где тошнит Толстяков из «Left 4 Dead»(2б), но на сотовом высвечивается номер Дерека и Стайлз, не в силах сдержаться, ухмыляется и бросает контроллер. - Алло? - Спускайся, - резко отвечает Дерек. – На южной границе непрошенный гость. - Чёрт, чёрт, подожди, - Стайлз уже весь в движении. Он вытаскивает из-под кровати спортивную сумку со всякой необходимой хернёй (пепел рябины, разнообразные травы и порошки, которые он считает магическими, мини-арбалет, одежду на смену, святую воду, пистолет в компании со всякого рода зачарованными пулями) и забрасывает её на плечо. - И что, больше никаких подробностей? - Все остальные тоже приедут, - отвечает Дерек и наверняка закатывает глаза. – Но ты нам нужен. Надеюсь, кто бы это ни был, он согласится на переговоры. Остальное расскажу по дороге. Спускайся. Вниз. - В каком смысле спускаться… - Стайлз замолкает, выглядывает в окно и начинает смеяться. – Естественно, ты уже тут. Честно, Дерек, ты такой предсказуемый, что аж смешно. - Может, поторопишься? - Иду, иду, попридержи своих чёртовых коней, - и на этом их разговор заканчивается. – Ариф, чувак, мне нужно идти. Ариф смотрит в окно, потом на Стайлза, потом снова в окно. И, заметив спортивную сумку, усмехается: – Мне ждать тебя назад? В вопросе слышится какое-то поддразнивание, но на раздумья времени нет. Дерек, наверное, в таком настроении может силком вытащить его из здания, а Стайлзу вовсе не хочется, чтобы его сосед столкнулся с разъярённым оборотнем. - Хм, наверное, нет, чувак, прости. Может, даже несколько дней, как пойдёт. Вот тебе и недостатки соседа из местных! - Я продержусь, - отвечает Aриф, по-прежнему ухмыляясь. – Веселись, бро. Стайлз, естественно, никому не расскажет, но он пробегает вниз все четыре этажа и тормозит лишь в холле, пытаясь отдышаться. И потом спокойно, будто ничего не случилось, садится на пассажирское сидение. Странно, конечно, но на долю секунды Стайлзу хочется перегнуться через коробку передач и обнять Дерека, или схватить его за руку, или ещё что-нибудь. Видеть его - такое облегчение, аж голова кружится, и Стайлз признаётся, пускай даже и просто самому себе, что влип по самые уши. - Эй! – здоровается он, как взрослый, умеющий держать себя в руках человек. А потом, раз Стайлз склонен рушить все свои попытки казаться взрослым, умеющим держать себя в руках человеком, добавляет: - Сегодня я ночую у тебя на диване, просто, чтоб ты знал. А может, и завтра. Может, даже, навсегда. Оказывается, сон для людей жизненно важен. - Проблемы с соседом? - интересуется Дерек, но трудно не заметить, как он расслабляется, как исчезают вокруг глаз морщинки, возникшие от напряжения. И оттого Стайлз тоже успокаивается, освобождается от растущего опасения, что тот только рад их разлуке. Очевидно, Дереку это не нравилось так же, как и ему, может, даже больше. - Не совсем, - отвечает Стайлз, откидываясь на спинку сиденья. – Aриф хороший, только вот любит вечеринки так, как мне никогда не полюбить. Я даже гадаю, а не свехъестествен… Чувак, это шутка. Честное слово. Скотт его проверил, всё-такое, Ариф – человек во всех смыслах этого слова, и если вздумаешь за ним следить, я тебя убью. - Разве теперь не ты у нас спец по слежке? – хмурится Дерек, но его брови улыбаются. Стайлз знает, брови могу улыбаться, и плевать на то, как по-дурацки это звучит. И ему не нужно чем-то оправдывать этот его внутренний монолог. – Разве не ты убивал время, подсовывая мне в машину записки. Где бы я не припарковывался. - Да, но ты первым начал. Не, я себя не оправдываю, не подумай. Это у нас «Сталкер 2: Преследуй преследователя». Или, может, «Сталкер 3: Вновь преследует», ведь если призадуматься, ты снова стал меня преследовать после того, как я стал тебя преследовать. - Не могу выбрать в нашей беседе самую худшую часть. По-моему, оно всё такое, - говорит Дерек со вздохом. - Ну и прекрасно. Тогда, может, перейдём к обсуждению тех преступлений против природы, которые мы собираемся сегодня совершить? И Дерек, не забыв закатить глаза, принимается объяснять ему всё остальное. *** Чуть позже Стайлз, отвлёкшись от зализывания ран, просовывает под дверь спальни Дерека кучу записок, и на следующее утро, проснувшись на диване, под подушкой находит конверт, а ко лбу приклеен стикер. Конверт набит листками бумаги, исписанными цветистым подчерком Дерека, но вот со стикером всё просто. Там написано: «Выбери себе спальню, гений». Стайлз лыбится минут десять и, запрятав стикер в портмоне (терять такое желанья нет), отправляется чистить зубы. ** [Отрывок из Записки №478, сложенной в маленький квадратик и оставленной в портмоне Дерека:] ... Даже не знаю. Мне казалось, в колледже можно пообщаться с людьми, которые уже определились в жизни. Вот только мне пока попадались лишь те, кто ни черта не определился. Не только первокурсники, но и те, кто на последних курсах, друзья Арифа – никто не определился. Только я. В смысле, не совсем, может, ты задумал выпнуть меня из стаи, но что-то с трудом верится. И, блин, даже если ты так сделаешь, я, наверное, найду себе другую. Но только если ты меня выгонишь. Но я веду вот к чему… Хм… Сам не знаю. Я чувствую себя гораздо старше, чем есть на самом деле; мне и в школе так казалось, но теперь всё по-другому. Запутанней. И моему мнению можно верить, учитывая, что я сталкивался с проблемами куда похуже, чем большинство знакомых мне людей. Но именно из-за того теперь мне так нелегко завязывать новые отношения, понимаешь? И эй, эта нелегкость красной нитью тянется по всей моей жизни; зато хоть что-то знакомое. Но в первый раз в жизни мне всё равно, и это даже беспокоит. Но только не трудись говорить, будто я зациклился. Я не зациклился. И это не нервы. Как бы там ни было, учиться всё интереснее… [Отрывок из ответа №417, найденного в книге по социологии:] Всё-таки Бойд решил исследовать эту свою теорию насчёт якорей. Вчера он спросил о моём, а я не знал, как ответить. Когда они учились управлять собой, я говорил, что мой якорь – гнев, в то время так оно и было. Но, наверное, якорем альфы ОБЯЗАТЕЛЬНО должна стать безопасность, надёжность стаи. Но я так долго это понимал, что в начале позволил злости одержать надо мной верх. Я изо всех сил пытался снова вернуться к собственной человечности, но единственный привычный мне путь – это гнев, который как раз уводил меня всё дальше и дальше и дальше от цели. Даже не знаю… Мне стыдно. Мне всегда будет стыдно за то, как я вёл себя первое время. Но дело не в этом. Якорем для меня стала стая. Моя человечность неразрывно связана с моими стараниями сохранить человечность всей стаи. И хотя я уверен, что так для всех лучше, и все эти обязанности альфы… Но я волнуюсь. Когда я в последний раз так привязался к людям… В общем, история тебе известна. Я опёрся на гнев прежде всего потому, что это – единственное человеческое чувство, оставшееся во мне, когда ушло всё остальное. Естественно, я сделал из него себе костыль, но теперь больше не хочу им пользоваться. Или хочу, но не буду по всё той же причине. Я бы с радостью снова сделал гнев своим якорем (так стало бы безопасней, если не для вас, то, по крайней мере, для меня) и с радостью поддался бы своему эгоизму. Но, естественно, Бойду так не скажешь. Не хочется, чтобы он решил, будто я не ценю стаю, тем более, по правде я ценю её, ценю её так, что порой даже сам не могу этого выдержать. В общем, я сказал ему, что поговорю с ним потом. Понятия не имею, зачем об этом пишу, разве только чтобы самому подивиться на какие непроходимые тупости я способен. Кто знает. Да, и ещё, если Джексон опять попытается заставить меня купить ему пива, которое он даже не может пить, я его прибью… *** Всё входит в наезженную колею. Выбранные комнаты для стаи находятся рядом друг с другом, и у них даже общая гостиная, но Стайлз там не появляется. Отчасти потому, что ему по-прежнему неловко рядом с Дэнни, отчасти потому, что ему обидно. Не за себя, нет… У него много причин для жалости к себе, но только не сейчас: ему в этой гостиной рады всегда, хотя его нечастое присутствие там – это повод для ссор. Ему обидно за их Альфу, которому нельзя приходить сюда по правилам общежития (кстати, он и настоял, чтобы они сюда поселились). И даже если об этом не говорится вслух, Стайлз сам понимает: тот сходит с ума, не имея доступа к стае, но всё равно не лжёт, говоря, как сильно желает им нормальной студенческой жизни (то, что это его ранит, Дерек упомянуть забывает). Главное, что стало понятно из их летней переписки – бич Дерека, которым он себя карает, шириной в милю. В общем, большую часть свободного времени Стайлз коротает в собственной комнате или у Альфы, соблазняя того, кто попадётся из стаи, вместе с ним не ходить в ту гостиную. Это вроде атаки с двух фронтов: теперь все проводят время или с Дереком или с Арифом, который со скоростью света становится для младшего Стилински самым клёвым парнем, живущим на этой земле. Ариф чутка успокаивается, когда семестр разворачивается на полную катушку, и в эти дни они гуляют только по выходным и порой в четверг под лозунгом «Не дай себе засохнуть». Трудно изгладить из памяти те бочки и яйца (3), но зато благодаря им все насладились прекрасным видом блюющего Джексона. В общем, проходят недели, и Стайлза уже не удивляет, что Скотт без тени смущения отдыхает на его кровати, а Бойд возлежит на изъеденном молью футоне Арифа; чуть позже Дерек, по наущению сами-знаете-кого, приказывает стае хоть изредка ночевать у него, и теперь в его глазах уже чуть меньше сумасшествия. К середине октября жизнь младшего Стилински движется если не гладко, то, по крайней мере, под мерное жужжание почти не-хаоса. Ариф, по его собственному признанию, считает стаю благотворительной сектой, и раз его это не пугает – пусть верит, так даже проще. Дерек по-прежнему ругается, дёргается, явно не привыкнув к тому, кто где живёт, но уже гораздо спокойнее, и это можно считать победой. Дела в университете у Стайлза идут хорошо, и он, не удержавшись, проверяет и узнает, что у Скотта, с которым у него нет общих занятий, тоже всё на мази. Да и вообще, больше никто ни с кем не ссорится. Стайлз уверен, у Бойда, Скотта, Эллисон и Лидии какие-то общие, запутанные сексуальные отношения, раз Лидия и Эллисон в Бостоне, а Скотт с Бойдом уж слишком часто начали вместе куда-то пропадать. Но они молчат, и в этом их трудно обвинить. Стайлз тоже, знаете ли, кое о чём не рассказывает. Не рассказывает, потому что не о чем, совсем не о чем, да и вообще… Честно, он НЕ паникует, ведь паника – это дурацкая, непродуктивная глупость, но вся эта «фигня с Дереком» теперь переросла во всю эту «проблему с Дереком». Одно дело просто писать Дереку, преследовать его, порой украдкой на него дрочить, теперь же Стайлз думает о нём так часто, то даже начинает подозревать у себя психическое отклонение. Ликантропоманию или типа того. Они с Дереком без конца переписываются, длинные письма приходят на смену коротким, которые не прячут, как раньше, уже не имея в распоряжении такую уйму времени. Зато теперь Стайлз с Дереком начинают эсэмэситься. И и-мейлиться. И, ступив на неизведанную территорию «теперь-мы-с-ним-всё-время-общаемся», Стайлз не сходит с ума, наоборот, ему нравится. Даже очень. И трудно представить, что будет с ним, когда их переписке придёт конец. В общем, как он и раньше говорил – возникла проблема. Но Стайлз старается об этом не думать, изо всех сил сосредотачивается на том, чтобы не сосредоточится на этой проблеме (не всегда успешно), когда в одну из пятниц конца октября Ариф, выпучив глаза, врывается к нему в комнату: - Братан! - Братан, - в ответ ухмыляется Стайлз. – Что случилось? Судя по лицу, ожидаются проблемы. - Мы… - произносит Ариф, поднимаясь и выпячивая грудь, - идём в гей-клуб. - Что, в «Джангл»? – удивляется Стайлз. Он не был там уже несколько месяцев, с той самой чудной ночи, когда телефон… и грязь… и куртка Дерека. Свидания в списке дел Стайлза стояли не на первом месте, но и не на последнем, раз он был слегка зациклен на кое-каком оборотне. А потом его мозг, наконец, догоняет весь смысл только что произнесённой фразы: - Чувак, погоди. Что? Зачем? Ты же знаешь, что, типа, из-за меня этого делать не надо, да? Ариф закатывает глаза: - Не, братан, не из-за тебя. Тут-то я уж всё про тебя понял. Дело касается Майка, он сегодня признался, и мы его поддержим!!! Только поддерживать начнём пораньше, а то на другом конце города в полдвенадцатого начинается туса! Но всё равно, ты должен прийти! - В каком смысле, ты все про меня понял? - Стайлз так и не собрался с силами, чтобы рассказать ему насчёт тяги как к девушкам, так и к парням, во-первых, решив, какая разница, он ведь всё равно никого не ищет, а во-вторых, попросту испугавшись. – И подожди-ка, высокий Майк или низкий Майк? - В том смысле, что я про тебя всё понял, успокойся, - ухмыляется Aриф. – Нормуль, не бери в голову. Нам не надо, типа, это обсуждать. И у высокого Майка, и у низкого – у обоих есть подружки. Я говорю о Майке, который работает в интернет-магазине, мы с ним вместе бухали. Ты встречал его, вроде. Белый чувак, блондин? Он был тут недавно, когда мы готовились к игре. – Почему среди наших знакомых так много Майков? – спрашивает Стайлз в основном у себя самого. – И почему это я должен отправиться в путешествие на гейскую сторону луны? Aриф шлёпается на кровать Стайлза, кладёт голову возле его коленки. Это, знамо дело, для того, чтобы его «щенячьи глазки» попали в цель. Они ведь оружие, и Ариф это знает: – Нууууууу, Стилински. Ты, короче, единственный мне знакомый гей. А я нихрена не рублю, как помочь парню, которому нравятся другие парни! Помоги парню, который помогает помочь парню. - Заявляю тебе со всей серьёзностью, что гаже этого ты мне ещё ничего не говорил. Да и вообще, дай мне поплакать в подушку над твоей такой сложной негейской жизнью, - произносит Стайлз и притворно вздыхает; потом, чуть призадумывавшись, нахмуривается: – Эй, чувак, не болтай чушь! Я не гей! Я бисексуальный! Повторяй за мной: «Би-сек-су-ал». Разница есть. - Видишь, - произносит Ариф печально, закатывая «щенячьи глазки» на одиннадцать часов, - как я найду Майку нормальный член? – Беру свои слова назад. Вот ЭТО самое гадкое, что ты мне говорил. Но, несмотря на собственные возражения, всё равно соглашается помочь. Вот так он попадает в «Джангл» с компанией гетеросексуальных парней и, пока пьёт ром с колой, Ариф бодро заказывает Майку коктейль с каким-то ужасным названием. Стайлз решает им не мешать и отправляется на поиски Мокс. Мокс - трансексуал, настаивающий, чтобы его звали «он-она», как обычно в дальнем углу общается со своими поклонниками. Он сидит в парике, которого Стайлз раньше не видел, и обалденно накрашен. Остаётся надеяться, Ариф со своей почти негейской компанией останется подольше и можно будет посмотреть на выступление Мокса в роли Рокси Малон. Мокс, видимо, был послан с неба, когда в выпускных классах школы Стайлз перестал понимать себя, свои желания, и куда ему дальше двигаться. Они крепко сдружились с самой первой встречи – вот вам единственный плюс охоты на каниму. В ответ на «его-её» сердечность, совет и даже за ночлег, младший Стилински пускает в ход своё оточенное на оборотнях умение договариваться и отправляется к боссу клуба - козлу и, как оказывается, вампиру. На том напряжённом ужине Стайлз чуть менее, чем добр и чуть более, чем жесток, зато у Мокс появляется контракт с новыми условиями. В благодарность коллектив «Джангл» делает ему пожизненную скидку на входной билет. - Охотишься, Красная шапочка? – говорит Moкс и подмигивает, проскальзывая в свою кабинку. Только ему одному на всей планете позволено так обращаться к младшему Стилински, ведь только ему одному на всей планете известно, из какой эротической фантазии взялось это прозвище. Но Стайлз всё равно краснеет, стараясь не вспоминать ту ночь, когда по пьяни всё ему рассказал. – Могу поглядеть, не попадётся ли что подходящее. - Не, я помогаю своему гетеросексуальному соседу познакомить его нового друга с гейской частью нашей песочницы, – отвечает Стайлз, и Мокс, откинув голову, смеётся от всей души. – Ой, какая заманчивая фраза. Где новичок? Попрошу моих девчонок за ним присмотреть. - Парень у бара в рубашке в прискорбную клеточку, - отвечает Стайлз, кивая туда, где Майк из интернет-магазина поперхнулся чем-то похожим на «Кисс энд телл». Moкс закатывает глаза: - Милый, тебе ли говорить о прискорбныx клеточках? – Они мне идут, понятно? – оправдание не катит, естественно, но Мокс знает Стайлза не первый день, так что беспокоиться не о чем. – Мы с моей трагической клеточкой как единое целое. - Ну, если так ты себя убеждаешь, чтобы заснуть ночью… - говорит Мокс с сомнением. И смеётся, когда Стайлз бросает на него хмурый взгляд. – Хорошо-хорошо, сдаюсь. Значит, ты заглянул просто поздороваться? Давненько тебя здесь не видели. - Захотел узнать, как дела с новым управляющим, - уж слишком наивно интересуется Стайлз. Новый босс клуба, как и предыдущий – вампир. Стайлз не мог понять, сколько Мокс знает о той сверхъестественной херне, что творится в городе, и ему не хватало храбрости спросить напрямик. Кстати, этот новый вамп-менеджер оказался тут по настоянию стаи… Точнее, по настоянию Стайлза. – И вообще, мы ужинали с тобой три недели назад. И я не виноват в том, что меня нет времени сюда приходить. И несмотря на непринуждённый тон их беседы, Moкс произносит со всей серьёзностью: – Чем бы ты там не занимался… Знаешь же, что для ребёнка твоего возраста это слишком, да? – Я-то знаю, – отвечает Стайлз, эта тема всплывает уже не в первый раз. – А ты знаешь, что не хочешь подробностей, да? Наступает тишина, которую прерывает Мокс, вздохнув, когда осушает свой стакан: – Ты меня убьёшь, честное слово, малыш. Влад просто прекрасен, не считая его имени, и, похоже, он алчет крови младых девственниц. - Хочется верить, что это неправда, а то… - не может сдержаться Стайлз. Он ясно дал понять Владу, что ему разрешается кормиться кровью только сверхъестественных существ, и чёрт его побери, если он позволит нарушить их договор после всего лишь четырёх месяцев. А потом Стайлз ловит на себе свет фар пристального взгляда Мокс и сглатывает. – Э-э-э… В смысле… Это ведь… нехорошо, да? – Ты прав, - решает Мокс, подумав секунду, – я точно не хочу подробностей. Если он творит что-то отвратное, я дам знать, договорились? Пошлю тебе СМС, полное ужаса. Знаю, ты такое обожаешь. – О, Мокс, ты меня так любишь. – Я помню тебя маленьким, сопливым сорванцом, - говорит Мокс, хлопая ресницами. – Ты был сущим лапочкой. Знай я, что ты вырастешь в маленькую сопливую головную боль, бросил бы тебя на милость толпе. – Но ты же так не сделал! – радостно вещает Стайлз. – Я всё такой же лапочка, и в глубине души ты об том знаешь. - Очень глубоко, - отвечает Мокс и подмигивает. – Повеселись сегодня, хорошо? И если отменишь наш ужин на следующей неделе, я поведаю этому красивому-прекрасивому мужчине, с которым ты постоянно раскатываешь по городу, откуда пошло прозвище Красная шапочка. - О, пожалуйста, не надо, - на одном дыхании выпаливает Стайлз, поняв, что речь идёт о Дереке. Не известно, что пугает больше: мысль о том, что Альфа узнает, какую роль играет в его эротической фантазии, или то, что Альфа теперь «красивый-прекрасивый мужчина», с которым он постоянно раскатывает по городу. – Если любишь меня, не говори Дереку Хейлу… – Не может быть! Так это Дерек Хейл? – Moкс расширяет от удивления глаза и качает головой, но Стайлз уже и без этого в полном отчаянии. – Надо было мне догадаться. Малыш, о вас судачит весь город. – Неужто? – слово буквально переходит в беспомощный писк. – Ужто, – отвечает Moкс, улыбаясь в лицо панике Стайлза. – Тебе пора, возвращайся к своим гетеросексуальным друзьям. Мне надо готовиться к выступлению, да и вообще, будет интереснее, если я больше ничего не расскажу. Целую! Он уходит, стуча каблуками по кафельному полу, и лишь машет через плечо, когда Стайлз кричит вслед: – Издеваешься?! Бросишь меня тут со своим «целую?! Это совсем не клёво! Обломщик! Все, как понимает Стайлз, решили на него ополчиться. Он возвращается к бару, где Майк уже флиртует с каким-то симпатягой. Aриф буквально лопается от гордости, и смех и грех, как говорится. Стайлз, заказав себе ром с колой и им обоим по ягеру (4), вытаскивает его на танцпол. Танцы и все те блага, которые от них получаешь – это ещё одно сдружившее их общее увлечение. Чтобы хорошенько подёргать телом, человеку не нужно никаких оправданий, партнёров или ритма, ему нужно лишь желание повеселиться. Следующие несколько часов проходят в угаре: сначала алкогольном, потом танцевальном, потом этот угар лишь усиливается. Где-то между третьим и четвёртым стаканом, выпитым Стайлзом, на сцене появляется Мокс, исполняет три номера, ставит всех на уши, а потом, уходя, посылает ему воздушный поцелуй. Стайлз отвечает и в нём возникает любовь ко всем и каждому. Ну и что, если у него внутри затаились глубокие чувства к Дереку? Ну и что, если их обсуждает весь город? У Стайлза прекрасные друзья, есть прекрасная стая, прекрасный сосед, и сегодня, если захочется, можно кого-нибудь подцепить. Стайлз не любит хвалиться, но он привлекательнее, чем Майк из интернет-магазина, у которого уже явно всё на мази. В конце концов, Стайлз справлялся в своей жизни с кучей проблем и видеть в каждой ерунде опасность он не собирался. Дела идут просто прекрасно. Стайлз рад, что живёт на этом свете. И как раз в это время он замечает Дэнни. Естественно, ну разве могло быть по-другому? Лица Дэнни не видно, он стоит спиной, обнявшись с каким-то неизвестным парнем, но всё равно это он. Даже если Стайлз не может с первого взгляда узнать эту задницу, он прекрасно помнит, как, соблазняя его, двигался в танце его бывший парень. Сейчас Дэнни исполняет своё «вжимание»: держит партнёра за бедра, губами ласкает шею. Стайлз замирает, не в силах отвести взгляд. Он знает, что так делать нельзя - это странно и ненормально, и именно потому они и расстались. Дэнни не жаждал дурацких, труднопереносимых, рушащих все приемлемые границы чувств, и вины его тут нет. Скорее всего, не родился на свете ещё человек, способный выдержать напор любви Стайлза. Теперь, после их разрыва, месяцами давя в себе все чувства, Стайлз больше ничего не питает к своему бывшему парню, но видеть его с кем-то другим от этого не легче. Дэнни танцует спокойно, явно не пытаясь ничего доказать. Стайлз знает, нужно отвести взгляд, даже пробует - не выходит. В первый раз за долгое время он видит своего бывшего без всей этой окружающей их дымки неловкости, но, скорее всего, лишь потому, что Дэнни его не заметил. И это травит душу похлеще, чем танец. Случаются дни, даже сейчас, когда Стайлз чуть ли не до потери сознания скучает по их былой дружбе; больно видеть бывшего с кем-то другим, но одновременно и хорошо, напоминает о том, кого он совсем забыл, увлёкшись собственными переживаниями. Повернувшись, Дэнни исполняет то, что Стайлз когда-то называл «выстрелом наповал»: хватает партнёра за ягодицы и изо всех сил притягивает к себе. Трудно удержаться от улыбки, глядя на все те чувства, которые одновременно написаны на лице везучего парня: удивление, трепет, похоть. Стайлз его понимает, честное слово. Ещё чуть-чуть и даже угостит парня выпивкой. И тут Дэнни замечает его взгляд. Улыбка Стайлза слегка притухает, становится нервной, но не исчезает совсем. Удивительно, но Дэнни тоже улыбается – слабо, с надеждой. Вот так они и стоят, глядя друг на друга, пока он обнимается с другим парнем, а Стайлз уже не понимает, что происходит. Это так они опять станут друзьями? Не поздно ли? Если хоть слабая надежда, что Дэнни, вопреки всему, всё ещё хочет дружить? – Эй, Стилински, – доносится откуда-то сзади рассерженный голос его соседа по общежитию, - разве это не твой бойфренд? Что это он заявился сюда с кем-то другим? «Эй, Стилински» отвлекается, гадая, откуда тот узнал, что они с Дэнни встречались, и почему решил, будто они до сих пор вместе. Но, не успев даже обернуться, смотрит туда, куда направлен взгляд Арифа и… ... видит Дерека. Который смотрит в ответ, стоя в обнимку с каким-то незнакомцем, и выглядит, без всякого преувеличения, так, будто собирается кого-нибудь прибить. На какой-то момент их взгляды встречаются, и Стайлз, как дурак, пялится на Дерека, разинув от удивления рот. И прежде чем Стайлз успевает хоть что-нибудь сделать, прежде чем просто успевает об этом подумать, Дерек с искривлённым от ярости лицом, уж слишком сильно отталкивает своего партнёра по танцам и, кипя от гнева, направляется к выходу. Наверняка он услышал, что сказал Ариф: его чёртов нечеловеческий слух уловил слово «Стилински». Вряд ли Дерек рассердился просто из-за того, что Стайлз пришёл с друзьями. Чёрт, скорее всего, Дерек сам пожаловал в клуб только из-за него… Преследовать друг друга они уже привыкли. Непонятно, то ли виной алкоголь в крови, то ли этот взгляд Дерека, то ли это странная встреча с Дэнни, то ли долгие месяца отрицания, но в душе у Стайлза что-то переворачивается, когда он видит, как Альфа его мечты пробирается к выходу. Сколько времени потрачено на обходные манёвры, сколько на пляски вокруг да около их непонятных… отношений. Стайлз старался ничего не ждать, старался об этом не думать даже в недоступном для остальных пространстве собственной головы, не желал надеяться, не желал оказаться в дураках. Но оказался, и то, как ужаснулся Дерек всего лишь предположению, что они со Стайлзом вместе, ранило, как удар ножом, так сильно, что невозможно было справиться. Они так долго обменивались секретами, так долго пытались довериться друг другу. Стайлз раскрыл свою душу, не требуя ничего взамен, а у Дерека даже не хватило совести притвориться? Нахер обиду, решает Стайлз, злость лучше. - Теперь мне надо разбираться, - рявкает он, направляясь к двери. – А ты отправляйся на свою тусу. - Вы поссорились, что ли? – спрашивает Ариф, но следом не идёт. У выхода Дерека нет, но Стайлз знает его, как облупленного, и потому, завернув за угол, на всех парах несётся по переулку, выходящему на Пэрдон-стрит. Дерек, естественно, уже почти скрылся из виду. Стайлз сердито поджимает губы и, сделав глубокий вздох, кричит: - Эй, засранец! Не хочешь меня подождать?.. Секунду Стайлзу кажется, что он не остановится. Но потом Дерек опускает и одновременно как-то топорщит плечи, и всё-таки оборачивается. - А? Значит, я теперь засранец? И как это так, Стайлз? Зачем я тебе нужен? Типа прикрытие, да? Объясняешь всё свои странности тем, что я твой парень? Где мне сесть для нашей общей фотографии? - О, как спокойно ты делаешь вид, будто то, что мы встречаемся – самая гадкая гадость, которую ты слышал в жизни! Нет, ну честно, чья репутация попадает под удар? С одной стороны у нас подающий надежды студент, а с другой – подозреваемый в убийстве… - Значит, вот как? – почти кричит Дерек, и это даже к лучшему, потому что так на него можно кричать в ответ. - Да? Чёрт, ты, похоже, не можешь сдержаться, да? Рвёшь там, где тонко, да? Прицельно бьёшь туда, где больнее всего? - Пошёл ты, - рявкает Стайлз, но от удивления слова звучат полузадушенно. В его списке неожиданных ударов на первом месте именно обвинения в том, какой он бездушный, бесчувственный ублюдок. - Честное слово, что у тебя за проблема такая? Почему ты так разозлился? Неужели так коробит от мысли, что мы встречаемся? Знаешь, что я скажу: если ты меня так ненавидишь, если я так тебе неприятен, наверное, надо было упомянуть об этом, а не водить меня за нос целое лето! - Я вожу тебя за нос… - повторяет Дерек, и его глаза горят красным. - Я… Прости, но кто начал эту, как бы там она не называлась, херню? Кто первым начал писать на этих парковочных талонах? - Ты никогда не просил меня прекратить! Ты позволял мне – позволял! – даже сам начал писать в ответ, так что брось, не надо всё валить на меня! – Стайлз сощуривается, сжимая руки в кулаки. Дерек ощеривается и без клыков это выглядит странно: - Рассказываешь друзьям, что мы встречаемся? О, конечно, так похоже на тебя! На задворках сознания Стайлза воет сирена, предупреждая, что главное, скорее всего, упущено, но он слишком зол и не обращает внимания. Ему просто необходимо злиться: если он позволит себе ещё какое-то чувство, то с большой и унизительной долей вероятности, просто разревётся. - Я ничего не говорил. Он так сам решил, понятно? Наверное, потому что благодаря тебе я только и делал, что мучился… Весело? Так? Всё это время… ты типа развлекался? Смеялся надо мной, пока я месяцами сходил с ума? - Ух ты! – рявкает Дерек, - Как, наверное, трудно тебе пришлось! Подожди, сейчас вытащу свою скрипку и сыграю самую грустную песнь в мире… - Что это, мать твою, вообще означает? - Что это всё, мать твою, вообще означает? – кричит Дерек, поднимая руки в воздух. – Я потратил годы, Стайлз, годы, убеждая себя, что не должен ничего к тебе чувствовать, что даже сама мысль об этом должна вызывать у меня отвращение, что ты лишь ужаснёшься; что во мне ничего живого не осталось, и всё благодаря… – он резко себя обрывает, отворачивается, но делает два шага ближе и зло шипит: – А потом ты стал подбрасывать ко мне в машину эти признания, начал приходить ко мне домой и быть таким… таким… и теперь, похоже, болтаешь на каждом углу, будто я твой бойфренд. Так что сам скажи, скажи мне, Стайлз, что всё это означает, а то я уже… Ни черта не понимаю! На секунду между ними воцаряется молчание, и мысли в голове Стайлза проносятся с такой скоростью, что он даже сам за ними не поспевает. А потом поцелуй – такой внезапный, резкий и пылкий, что трудно понять, кто был первым. Стайлз изо всех сил вцепляется в чёрную рубашку Дерека, вздыхает у его открытого рта, слегка прикусывая всё, до чего только может дотянуться. Он размыкает губы - Дерек, держась за его бицепс, пытается проникнуть между ними настойчиво и яростно, - а потом, сглотнув большую порцию его дыхания, разучается думать. Они целуются и целуются и целуются, вцепившись друг в друга, словно герои последней нарисованной на этой Земле картине. Целуются торопливо, жёстко, и временами Стайлзу даже больно. Он чувствует, как опухают губы; знает, его поступок глуп, опрометчив и совсем неправилен. Наплевать! Стайлз так долго и так сильно ждал этого поцелуя, что приходилось рубить все свои фантазии на корню. Но вот оно: жаркий рот Дерека к его услугам, до невозможного прекрасное тело Дерека близко, как никогда, и Стайлз прижимается к нему всё сильнее, сильнее, сильнее… - Кхе-хе, - звучит знакомый голос, и Стайлз, отстранившись, видит Дэнни – рот у него прикрыт рукой, плечи трясутся от смеха. Ну естественно. Ну, вашу мать, естественно. – Мне пора, – голос Дерека звучит надломлено, с каким-то журчанием, щеки алеют. Стайлз даже не успевает протянуть к нему руку, как он исчезает в темноте. Можно было бы броситься следом, но человеку под силу догнать оборотня только если сам оборотень этого захочет. Так что Стайлз лишь опускает плечи и проводит рукой по волосам. - Значит… - начинает Дэнни, всё так же неудачно стараясь побороть свой смех. – Ты больше ко мне ничего не чувствуешь, да? - О чёрт! – произносит Стайлз и закрывает глаза. *** В итоге Дэнни, будучи, как уже давно известно, помешанным на еде, тащит его в ближайшую забегаловку. Вопреки всем доказательствам обратного, он не устаёт настаивать, будто любая проблема может поддаться на добрый кусок пирога. По мнению Дэнни, проблема – не проблема, если она не решается его способом, и Стайлз давным-давно бросил все попытки его в этом разубедить. - Что насчёт твоего… начинания? – делает попытку Стайлз, пока Дэнни тащит его по улице за рукав. – Разве не пора к нему вернуться? Разве он важнее моего позора? Дэнни смотрит на него так, будто не верит собственным ушам: - Да брось. Ну куда он денется? Стайлз уже совсем позабыл о пускай оправданном, но всё равно до нелепого раздутом эго своего бывшего парня. И когда внезапно оно снова появляется в углу тёмной кабинки, поддаться собственному чувству юмора очень легко. Казнь откладывается на некоторое время, пока Дэнни заказывает им по чашечке кофе и по куску пирога, но как только официантка исчезает, он тут же шлёпает ладонями по столу. – Итак? – Ну разве не прекрасная сейчас погода? – Стайлз морщится в ответ на изогнутые брови Дэнни. – Слушай, чего ты от меня хочешь? - Можешь начать с того, почему ты целовался с Дереком Хейлом в тёмном переулке. Или можешь не стесняться и сразу объяснить, почему ты целовался с Дереком Хейлом в тёмном переулке. Хотя, конечно, лучше тебе сразу рассказать, почему ты целовался с Дереком Хейлом в тёмном переулке. - В общем, сухим из воды мне не выйти? - Я же стану главным по сплетням! – ухмыляется Дэнни, откидываясь на спинку стула. – Даже Джексон падёт передо мой ниц. Да и вообще, сдаётся мне, в твоей истории есть где посмеяться. И не раз. Начинай сначала. Ну Стайлз и начал. Рассказал Дэнни о лете в одиночестве, о первом парковочном талоне, о том, как нашёл его неделю спустя в машине Дерека, рассказал о втором парковочном талоне, о пятом, о двадцать пятом. Рассказал, как парковочные талоны подошли к концу, о том, как кружил по городу в поисках чёрного Камаро с красноречивыми царапинами от когтей по всему бамперу; о том, как нечаянно со временем выяснил расписание дня Дерека. Рассказал о той ночи в лесу, о кожаной куртке, о рубашке, которую так и не вернул; рассказал о фразе «я тебя не понимаю», подчёркнутой чёрным маркером. Рассказал Дэнни о тех часах, проведённых с Дереком наедине, о ссорах, о поддёвках, об уютной тишине, об огромном количестве записок, которыми они обменивались, о том, как эти записки переросли в письма, сообщения и и-мейлы. Рассказал, как Дерек нравился ему всё больше и больше, о его извращённом чувстве юмора, о том, как он никогда не выбирает выражения, о том, что несмотря на всё эти хмурые взгляды, он гораздо добрее, чем кажется. Рассказывает об их ссоре, которую сам ещё понял не до конца, о том, что они только недавно кричали друг другу в лицо. Дэнни слушает, тихо, спокойно, и просит продолжать всякий раз, когда рассказ прерывается. - Вот так всё и было, - в конце концов заканчивает Стайлз. Пирог остыл, но это не страшно. Стайлз не хочет есть. Да и вряд ли когда вообще захочет, особенно теперь, когда осмыслил всё сказанное Дереком в том переулке. - Вот и всё, от начала до конца. Дэнни кивает, потягивая кофе. Потом сглатывает, глубоко вздыхает и говорит: - Что ж, перво-наперво, разберёмся вот с чем… Это самая чертовски-ненормальная история, которую я когда-либо слышал. - Эй! – рявкает Стайлз. Он много чего ожидал, но не этого. – Вовсе нет! - Возьми хотя бы это преследование… - отвечает Денни, чуть улыбнувшись, и качает головой. – Это не говоря о вашей патологической зависимости друг от друга, или о том, как всё закончилось криками и поцелуями в подворотне. Даже не знаю, что выбрать. Он замолкает, задумывается и добавляет: - Хотя это… в вашем стиле, ребята. Примерно такого я и ожидал. Стайлз смотрит на него ошарашено: - Что это значит? Что за «в вашем стиле»? Как? - Да брось, - говорит Дэнни и закатывает глаза, когда Стайлз не отводит своего удивлённого взгляда. – Ты же понимаешь, о чём я. Как же ваша «воздух-словно-искрит-когда-вы-в-одной-комнате»?.. Только не говори, будто не замечал. Это длится ещё с тех пор, как мы в школе учились! - Что-о-о?! - Я из-за этого сходил с ума всё то время, пока мы встречались, – непринуждённо болтает Дэнни, будто только что не перевернул мир Стайлза вверх тормашками. – И даже раньше, если честно. Я не мог приударить за таким горячим парнем, потому что он смотрел лишь на тебя. Разве это справедливо? Да и странно, если вспомнить, что раньше я считал вас родственниками. Это я так сказал, для галочки. - Почему никто, например, не сказал мне? - Стайлз машет рукой в воздухе, но на Дэнни, похоже, это не производит никакого впечатления. – Почему никто не подбросил мне записку, типа: «Эй, Стайлз, карты на стол, ты пожираешь глазами Дерека Хейла»! – Ты понимаешь чувства только если их записать на бумаге? – Дэнни с глубокомысленным видом поджимает губы, но в глазах светится что-то такое издевательское. – Это многое объясняет. - Сказал капитан Пирог, – парирует Стайлз, но Дэнни так самодовольно ухмыляется, что приходится бросить в него салфетку. – Только не начинай. Я знаю, что могу придумать что-нибудь получше «капитана Пирога»; все знают, что я могу придумать что-нибудь получше «капитана Пирога», просто вечер выдался не очень! - Лично мне так не кажется. Стайлз прищуривается, гадая, а не решил ли его бывший парень над ним постебаться. В ответ Дэнни изгибает бровь так, как раньше, когда Стайлз считал это движение своим сексуальным криптонитом. Даже теперь у него по спине бегут мурашки. – Нет, честно, что именно тебя не устраивает? Твой ненормальный возлюбленный ответил на твои ненормальные чувства. Лично я не вижу тут проблемы. – Вовсе они не ненормальные… Нас ним всё устраивает, понятно! – Стайлз смотрит сердито, но бровь Дэнни по-прежнему не опускается. – И просто… Чёрт! Я наверное всё испортил, да? Я вёл себя с ним как полный придурок. - Он вёл себя точно так же, - ответил Дэнни. – Ну какая разница? Всё закончилось поцелуями, так что… - Да, но он сбежал! – Стайлз выглядит так, будто сердце его разбито, разрушено, будто из его груди вырвали все чувства и тут же их растоптали; ещё долго ему не забыть убитого вида Дерека. – Буквально. Сбежал от меня. Вниз по улице. - Ну, во-первых, разве кто нормально отреагирует, если на месте преступления его поймает бывший парень его преследователя-превратившегося-в-друга-которого-он-поцеловал? – Дэнни делает ещё глоток и делает так называемое «мудрое» лицо. Чёрт, Стайлз и правда забыл о размерах его эго. – А во-вторых, Дерек знаменит не за свой здравый смысл. У вас обоих с этим проблемы, и история эта как раз доказательство. Наверное, тебе нужно прийти в себя. Отдохнуть денёк или два, успокоиться, а потом с ним поговорить. Порой всё не так ужасно, как нам кажется, да? И если уж на чистоту, лично мне кажется, Дерек, если бы ты ему не нравился, тут же бы пресёк весь этот сталкинг. Да и ты тоже. Так что ссора в переулке, крики и убегание – это самая нормальная часть в вашей этой извращенской истории. – Блин, – в полнейшем отчаянии говорит Стайлз, ссутулившись, – ну и язва же ты. - Ай-яй-яй! Но ты заслужил, - и Дэнни улыбается, по-дружески, утешая, почти как раньше, до того, когда всё пошло не так. И внезапно Стайлзу просто необходимо знать… Он выпрямляется и, прежде чем успевает струсить, выпаливает: - Значит, мы можем снова начать дружить? Дэнни смотрит на него, широко распахнув глаза: - Что? - Когда мы расставались, ты сказал, останемся друзьями, но потом стало так неловко, и я не хотел всё ещё больше усложнять, но вроде как… - Стайлз, ты шутишь? Я же бросил тебя, помнишь? - Нет, - рявкает он, разозлившись на напоминание. - Забыл, спасибо огромное, что не дал случиться страшному и дать этому фактику уплыть из моей головы. - Да я не об этом, - говорит Дэнни и вздыхает. – Ты такой… Ладно, слушай. Вот как принято поступать, когда с кем-то расстаёшься. Тот, кто бросил (то есть, я) предоставляет право тому, кого бросили (то есть, тебе) выбирать, когда уже можно будет снова тусоваться вместе. Ты явно дал понять, что находиться со мной рядом не можешь, и мне было так хреново. Я правда хотел чувствовать к тебе тоже, что ты чувствуешь к… - Давай опустим эту часть! – слова звучат так, будто его кто-то душит. Да, пускай Стайлз уже не любит Дэнни, но эта застарелая рана на сердце никогда не заживёт. Какая-то частичка его будет вечно желать ответных чувств, представляя, «а что, если?», так что этот ящик Пандоры лучше не открывать. – Прости, – говорит Дэнни искренно. И Стайлз не знает, лучше или хуже от этого стало. – Но я не об этом. Просто сначала ты начал вести себя странно, потом ещё страннее, а потом, даже не знаю, будто мы развелись и мне досталась стая. Как не крути, это смешно. Неважно, в общем, это ты стал странно себя со мной вести, а не наоборот. Я всегда хотел, чтобы мы остались друзьями. На самом деле, это избавило бы нас от кучи проблем. Просто не хотел казаться козлом и настаивать. Стайлзу требуется минута, чтобы понять сказанное. И в конце отведённого времени он чувствует себя полным идиотом: – О! – Ага, – говорит Дэнни, улыбаясь, как и тогда в клубе, со слабой надеждой. – Значит… друзья? Пожалуйста?! Даже если не обращать внимание на всё остальное, без твоей помощи издеваться на Джексоном не так уж и легко. – Я… да, – говорит Стайлз, широко и беспомощно улыбаясь. – Я только за. – Ну и прекрасно, – Дэнни тоже отвечает улыбкой. Он встаёт, гладит Стайлза по плечу и обнимает крепко, до хруста в костях. – Мне пора возвращаться, но должен сказать тебе спасибо. Даже и не предполагал, что будет так весело. Пирог за твой счёт, кстати. И это меньшее, чем ты можешь меня отблагодарить. – И тебе спасибо,– отвечает Стайлз, закатывая глаза, но улыбка так и не сходит с его губ. И только когда глядя в спину бывшему парню, он понимает, где главная заковырка в плане «Дэнни уходит», и принимается махать руками в разные стороны: - Подожди! Что мне делать? Как мне с ним об этом поговорить? Ты не можешь меня так здесь бросить! У меня тут чувства, знаешь ли! Дэнни не притормаживает, лишь оборачивается и через плечо говорит: - Напиши об этом в письме, Джейн Остин! - Не надо тут цитировать фразочки из «Coобщества», засранец! – кричит Стайлз, когда его бывший парень уже у двери. – Ты посмотрел этот сериал только благодаря мне! Этим тоже, как оказывается, к милосердию Дэнни не склонить. Отчаявшийся Стайлз возвращается на своё место и тут же замечает – все остальные посетители смотрят только на него. - Э-э-э… - бормочет он, вжимая голову в плечи. – Можно счёт? Он собирается вернуться к себе в общежитие, но одиночество сейчас, скорее всего, принесёт с собой лишь панику. Можно, наверное, отправится на тусу к Арифу, но это тоже явно не к добру. Так что Стайлз решает навестить стаю: пускает в дело свой студенческий пропуск и взлетает по лестнице, переступая через две ступени за раз. И пока идёт по коридору, обдумывает, можно ли записать Дерека вольным слушателем или просто как-то подделать ему студенческий пропуск – тогда бы Альфа смог приходить в общежитие когда вздумается. И тут же понимает, весь его план «недуманья о Дереке» состоит из «думанья о Дереке», и со всей серьёзностью размышляет, а не сигануть ли ему с лестницы головой вниз. Уж лучше комфортабельная больница, чем навалившиеся проблемы. Но всё-таки не решается и стучится в дверь. Открывает Эрика, и даже немного пугается, увидев Стайлза, но потом награждает его взглядом исподлобья: - Э?.. Привет. - Привет, - поверх её плеча Стайлз видит развалившегося на диване Айзека, Джексон устроился на кресле. – Скотт тут? - Кажется, он с Бойдом… - начинает Айзек, но Эрика обрывает его движением руки. - Тебе туда, - говорит она Стайлзу, показывая на дверь. Они менялись комнатами так часто, что уже непонятно, где чья. – Но на твоём бы месте я постучалась. Всё нормально? - Я, да… это… Да, - отвечает он. – Прекрасно! Судя по взгляду, Эрика ему не верит, но без дальнейших расспросов снова, присев на диван, возвращается в объятья Айзека. Стайлз проскальзывает мимо них, кивает в знак приветствия, отвечает на, скорее всего, саркастичный взмах руки Джексона и опять стучит теперь уже в указанную ему дверь. Проходит секунда, а потом раздаётся голос Скотта: - Ребята, я как бы занят сейчас! - Пожалуйста, – Стайлз слышит отчаяние в собственном голосе и морщится. Чёрт. – В смысле, если ты типа совсем занят, я могу… Дверь открывается прежде, чем он успевает договорить. На Скотте лишь спортивные штаны, за ним Бойд, одетый примерно так же, сидит на кровати рядом с ноутбуком. Стайлз морщится ещё сильнее, хотя и радуется, что его догадки насчёт секса вчетвером оказались верны. – Э-э-э… – тянет он. – Я, наверное, пойду. – Чувак, – говорит Скотт, хлопая широкими от удивления глазами, – ты шутишь? Что случилось? Он хватает Стайлза за грудки и затаскивает внутрь. Когда захлопывает входную дверь, раздаётся протяжный и низкий свист Бойда. – Чёрт! Сударыни, сожалею, но мне придётся вам перезвонить. – Погоди, погоди, дай поглядеть, – поизносит миниатюрная версия Лидии. Бойд послушно разворачивает ноутбук, и да, она смеётся так, что в пору упасть с кровати. Какого хрена? – О, да, перезвони, несомненно, - говорит она. – Расскажешь в подробностях, – добавляет Эллисон. Она машет Стайлзу, и, скорее всего, на ней одна лишь простынка, но он успевает помахать прежде, чем захлопывается ноутбук. – Итак, объясняй. Чем меньше слов, тем лучше – говорит Бойд. Скотт же в это время протягивает руку, будто собирается притронуться к его лицу, но всё же останавливает себя. И это, честное слово, вообще ненормально. – И прямо сейчас, – добавляет он и, судя по бровям, явно обеспокоен. Хуже не придумаешь! Вовсе не «беспокойных» бровей Стайлз ожидал от этого разговора. Ему захотелось свернуться калачиком и умереть. Может, если повезёт, удастся уговорить Скотта погладить его по голове. – Я… э… – говорит Стайлз. – Я вроде как… поссорился с Дереком. A потом… хм… поцеловался с Дереком. Дэнни нас увидел. И накормил пирогом. Теперь мы снова друзья. И это хорошо. А что плохо… так это ссора. И поцелуи. С Дереком. Вот. – Э-э-э… – Бойд изгибает бровь. – Не скажу, что очень удивлён. – Слушай, чувак, странный вопрос, но проверить надо, – Скотт нахмуривается ещё сильнее, наклоняется чуть ближе и участливо шепчет. – Дерек, когда вы ссорились, не заехал случайно тебе по губам? - Что? – спрашивает Стайлз, махнув рукой. – Нет! Конечно, нет! Что за вопрос?.. – Блин, чувак… Это же хорошо? Да? – отвечает Скотт. Теперь уже он прикрывает рукой и его брови взлетают вверх; Стайлзу требуется секунда, чтобы понять – его лучший друг смеётся, чёрт его подери. - Слушайте, чего вы тут… - начинает Стайлз, но тут же замечает в зеркале своё отражение и замолкает. Чёрт, чёрт, чёрт! Такое чувство, будто его только что хорошенько потрепали, а потом ещё и растлили, вашу мать! Да разве это ж справедливо, раз они с Дереком всего лишь целовались? Губы припухли, и последние пару часов, постоянно их кусая, он делу явно не помог. Волосы, благодаря тому, с каким маниакальным напряжением Стайлз запускал в них руки, в полном беспорядке, и на щеке блёстки, которые, наверное, нападали на него в «Джангл». И если прибавить к этому то, как облегает тело эта чёрная футболка, как раскраснелись щёки… Да, теперь ясно, над чем его друзья так смеются. - Ух ты ж блин, - говорит Стайлз своему отражению. – Ага, – соглашается Скотт, не прекращая смеяться. – Обычно ты не выглядишь таким… как из порно. - Мне как раз нужна была фотография на твоё удостоверение личности, – произносит Бойд, и только Стайлз поворачивается, собираясь запретить ему это, как тут же попадает в ослепляющую вспышку. – Да, замечательно. Даже не нужно говорить «сы-ы-р». - Хуже вас, ребята, на свете никого нет, - мрачно произносит Стайлз. – Никого. - Не сомневаюсь, – Бойд закрывает телефон, встаёт и, чтобы подойди к шкафу, пододвигает своего соседа по комнате с такой привычной собственнической лёгкостью, которой Стайлз раньше не замечал. В ответ Скотт лишь ухмыляется. Бойд, погладив его по шее, принимается за поиски чистой футболки, и говорит Стайлзу: – В общем, не хочу мешать твоим глубоким душевным страданиям… - Эй! - Могу я спросить, как у вас там закончилось с Дереком? – Бойд надевает майку через голову и смотрит на Стайлза со всей серьёзностью. – В смысле, хорошо или плохо? - Ну-у-у, - тянет Стайлз и морщится, – он сказал, ему надо идти, а потом… Э-э-э… Убежал. - Понятно, - вздыхает Бойд. – Скотт, разбирайся тут, а я найду Дерека. - Хорошо, - отвечает Скотт в то время, когда Стайлз кричит: - Погоди! Что? Бойд закатывает глаза: - Ты явно не в себе, если и правда думаешь, что лишь один следишь за душевным равновесием Дерека Хейла. Да и вообще, это оскорбление: я начал следить за ним гораздо раньше тебя. Кто-то должен убедиться, что Дерек не носится по округе, терроризируя невинных граждан. - В Бикон-Хиллз нет невинных граждан, - замечает Скотт, опустив плечи. – В городе есть только мы, тайное зло, и наши родители. И Ариф. Ариф – классный! - Уверен, он это оценит, - Стайл трёт рукой лицо и вздыхает: - Можно тогда у вас помыться? Обещаю, спать пойду к себе, просто… Даже не знаю… Хочется… - Естественно, ты можешь воспользоваться нашим душем, - Скотт кладёт руку ему на плечо. – И нашими полотенцами. И мы дадим тебе пижаму. Можешь даже, если захочешь, спать рядом со мной. - Девочки простят нас, если сегодня мы предоставим их самим себе, - и если судить по звучащей в его голосе иронии, по тому, что брови Скотта чуть ли не пускаются в пляс, эта шутка явно предназначена лишь избранным. – Нет ничего важнее обязанностей лучшего друга. Мы с тобой. В смысле, я с тобой, а Бойд с Дереком, но даже так… – Беру свои слова обратно. Вы, ребята, лучше всех, – Стайлз без тени сомнения припадает к плечу Скотта. Лучший друг умеет обнять так, как никто в этом мире, да и вообще, это, несомненно, помощь в борьбе с уже поднимающим голову похмельем. Скотт фыркает со смехом, но не возражает и гладит Стайлза по спине. - Мы знаем, - отвечает Бойд. – Скоро вернусь. Он быстро целует Скотта, прежде чем исчезает за дверью. – Как так получается, – спрашивает Стайлз, заметив, как покраснел лучший друг, – что я трачу месяц за месяцем, вальсируя вокруг Дерека, потом, наконец, ступаю на неизведанную землю, появляюсь у вас «как из порно», а твоя сексуальная жизнь всё равно интереснее? Как такое вообще может быть? – Бойд говорит, у меня дар, - отмахивается Скотт. – A Лидия говорит, что вы драма-ламы. Вот тебе и ответ. Стайлз моется, радуясь, что в общем душе в этот пятничный вечер больше никого нет. И, стоя под струёй воды, можно, никого не стесняясь, наконец-то, в первый раз за этот вечер немного повсхлипывать, или, прислонившись лбом к холодному гладкому кафелю, попытаться успокоиться. Почти получается, как и всегда; и если горячей воде не удаётся разделаться с застрявшим в груди комком, по крайне мере, она ослабляет напряжение в мускулах. Стайлз повязывает на бёдра одно из широких пушистых полотенец Скотта, и лишь у выхода соображает, что забыл свои ванные принадлежности. И именно сейчас, снова войдя в душевую, наконец ловит своё отражение в зеркале, второй раз за прошедший час, но теперь уже из любопытства, а не удивления ради. У Стайлза никогда не было привычки разглядывать себя полуголого, ну разве только в те пару месяцев в школе, когда он увлёкся самобичеванием и самокритикой. Нелегко было, знаете ли, разбирать себя по кусочкам безо всякой страховки, так что с тех пор он такого не повторял. Зеркало, как привык думать Стайлз, нужно только для того, чтобы одеваться. А раздеваться могли лишь те, у кого самоуверенности было поболее, чем у Стайлза, и этот урок он усваивал очень долго. Но теперь… Что ж, теперь Стайлз позволяет себе рассмотреть свой торс, изгибы бёдер, очертания бицепсов. Он похудел, весь детский жирок пал жертвой войны со злом, мягкость уступила место крепкие мускулам. У основания шеи шрам, оставленный бывшим боссом Мокс – две еле различимых окружности от тех ран, которые заживали месяцами. Не самый большой, что есть у Стайлза, но зато самый заметный. Не отдавая себе отчёта, он проводит по шраму пальцем, который, на удивление, оказывается весь в мозолях. На плече есть ещё одна отметина – три больших пореза, заработанных в одной из самых неистовых схваток со стаей альф. Шрам, сам по себе, тёмный, шершавый, по краям белёсая и розовая кожа сплелись в то, что всегда будет выглядеть как глубокая рана. На левом бедре – широкий ожог в форме звезды, доставшийся от гидры; посередине груди – четыре тонкие, бледные линии, оставшиеся после того дня, когда Питер, ища развлечений, собирался вырвать ему сердце. Вот оно, тело Стайлза – все отметины, появившиеся после того, как жизнь превратилась в полнейший хаос, словно сказания о битвах, из которых он еле выбрался живым. И то чувство, которое он старается подавить в груди… Оказывается, это гордость. Понимание накатывает волной… Нет, думает Стайлз, не волной. Волны атакуют, разбивают наголо, утаскивают под воду и ждут, пока не захлебнёшься. Понимание же больше похоже на порыв ветра, не дающий вздохнуть, но и с ног не сбивающий. Эта ситуация с Дереком, какой бы запутанной и непотребной она не была, всё равно ничтожна, и с ней легко справиться. Как с еле заметной каплей в море всех этих катастроф, которые пережил Стайлз. Просто все эти шрамы, которые теперешняя проблема может оставить после себя, делают её опасной как прогулку по истрепавшемуся канату, который раскачивается во все стороны. Но разве Дерек у нас не большой спец по шрамам? Разве не он лучше всех понимает, каково это, когда кто-то запускает в твоё сердце когти? Дерек, наверное, напуган даже сильнее Стайлза, но, естественно, в этом не признается. Дерек, наверное, напуган сильнее, но ему гораздо сложнее справиться с собственным страхом. Если не считать лёгкой магии и больших махинаций, Стайлз больше всего приносит стае пользы, когда, не взирая на весь ужас, топча его, делает всё, что нужно. Сейчас он, если подумает хорошенько, сразу поймёт, что нужно сделать, да? Чёрт, возможно, ему не нужно даже думать, он и так всегда знал. Стайлз возвращается в комнату, переодевается в одолженную пижаму, и, бесшумно забравшись под одеяло, кладёт голову под подбородок лучшего друга. По телеку крутят фильм, один из тех, которые Скотт просто обожает ненавидеть и смотрит рассеянно, почти не обращая внимания. Он гладит Стайлза по голове, источая милосердную непринуждённость, вечный фундамент их дружбы, и раз когда приходят музы, оружие не гремит, Стайлз позволяет себе отвлечься и ни о чём не думать. Всё будет хорошо. Со Стайлзом всё будет хорошо. В эти дни на его долю выпало много проблем, так что теперь хочется лишь спокойствия. Hаверное, так люди и взрослеют. Или, быть может, Стайлз просто чего-то не знает. – Друг? – в этой тишине комнаты голос Скотта звучит кротко. – Ты не спишь? – Нет. Что случилось? – Я это… – говорит Скотт, растягивая гласные так, будто собирается подлизываться. – Я вот думаю… раз, это, типа вы с Дереком всё выяснили… – Ты тоже знал, что нам с Дереком нужно было что-то выяснять? – требовательно спрашивает Стайлз. Ну какое может быть спокойствие, когда все настроены против него? Скотт вздыхает. – Чувак, да все в нашем городе знают, что вам нужно разобраться. Твой отец недавно велел мне присматривать за тобой. Он уже смирился и не будет возражать. – Oх, блин, – стонет Стайлз, зарываясь лицом в рубашку друга. – Это самая плохая новость этого года. Так в чём твой вопрос? – Это… – на этот раз Скотт явно сомневается. – Просто… ты помнишь, когда я стал встречаться с Эллисон, я, типа, постоянно хотел говорить только о том, какая она клёвая? – Не-а, – отвечает Стайлз, закатывает глаза и тут же улыбается. – Совсем. Припоминаю лишь то, как мужественно ты держал себя в руках, как не мучил меня своими любовными стишками. Как не будил в четыре утра и не плакал в трубку! Наверное, всего и не упомнишь… - Засранец, - притворно огрызается Скотт. – Оборотень! – парирует Стайлз. – Победа всегда будет за мной! – Слушай, чувак, вот я о чём… – произносит Скотт, явно держась из последних сил. – Типа, если вы с Дереком начнёте трахаться, мне можно будет уже наконец-то похвалиться своим групповым сексом и не нарваться, например, на убийство на почве зависти? Воцаряется тишина, многозначительная, тягучая, и Скотт напрягается так, будто и в самом деле ждёт, когда лучший друг на него набросится. Стайлз медлит специально, чтобы его подразнить, а потом, сдавшись, обнимает и смеётся, пока на глазах не наворачиваются слёзы. [СМС от Стайлза Стилински Дереку Хейлу. Отправлено в 9:45 утра.]: Оставил тебе кое-что. Ответ может быть доставлен только лично. Место: обрыв на западной границе нашей территории. Время: 2 часа дня. Принесу кофе. [СМС от Дэрека Хейла Стайлзу Стилински. Получено в 9:47 утра.]: Оставил кое-что где? [СМС от Стайлза Стиллински Дереку Хейлу. Отправлено в 9:48 утра.]: Найдёшь. Вспомни, как было раньше. Увидимся в 2. В пятнадцать минут второго Стайлз надевает самую тёплую куртку и отправляется в Старбакс. Себе он берёт большой стакан кофе и, подумав немного, мокко-фраппучино с добавкой сливок для Дерека. Он, наверное, начнёт ругаться и кривиться, но его любовь к сладкому ни для кого не секрет. И так по крайней мере кофе Стайлза не остынет по дороге. Он ведёт машину, не переставая стучать пальцами по рулю, и пытается совладать с нервами. Когда ему не удаётся, он включает радио и подпевает так громко, как только может, съезжая с дороги и направляя джип в лес. В конце концов, машине уже не проехать и Стайлз, выключив двигатель, пробирается через кусты сильно шумя, в надежде, что так Дерек появится раньше. Тут тоже неудача, и в без пятнадцати два младший Стилински, оказавшись на обрыве, в полном одиночестве смотрит на развернувшийся под ним Бикон-Хиллз. Стайлз присаживается на край, и, свесив ноги, болтает ими в воздухе; поднимает воротник, защищаясь от ветра, ждёт. Дерек, скорее всего, устроит шоу из своей пунктуальности. Естественно, как только на телефоне высвечивается два часа дня, Стайлз слышит, как за спиной шелестит опавшая листва. И, не сдержавшись, улыбается, не поворачиваясь. - Дерек. – Стайлз, – отвечает Дерек. Он садится рядом, задевая кожаной курткой Стайлза, и вытаскивает из кармана ярко-жёлтый парковочный талон. Младший Стилински кусает губу, стараясь не рассмеяться, и протягивает Дереку фраппучино, который тот берёт, закатывая глаза. – Серьёзно? - Ты любишь шоколад, - слишком простодушно произносит Стайлз. - Я не о том, - вздыхает Дерек. Он переворачивает парковочный талон и читает вслух: - «Дорогой Дерек, ты мне, типа, очень нравишься. А я, типа, нравлюсь, тебе? Пожалуйста, выбери одно из этих вариантов». Издеваешься? Стайлз старается не смеяться. Старается. От этого многое зависит, правда тот факт, что он остряк из остряков, подтвердить нечем: – Мне показалось, что в нашем случае лучше действовать напрямую. – И вот какие варианты: 1) Я отчаянно желаю твоего цветущего тела 2) Каждое твоё дыхание, каждое движение – я ничего не упускаю из виду (5) 3) Ты мне нравишься, но только лишь когда хочется целоваться в переулках 4) Я вырву тебе глотку зубами - Я просто не хотел ничего упустить! Мне казалось, я охватил всё целиком и полностью! - говорит Стайлз. И совершенно точно не смеётся. Серьёзность – его девиз. – Ты тронулся целиком и полностью, – говорит Дерек, но в голосе нет раздражения. Скорее, облегчение, и Стайлз позволяет своей маниакальной тревоге чуть ослабнуть и уже медленнее стучит ногой. Они несколько минут проводят в молчании, не очень уж уютном, но и не напряжённом. Наверное, так и должно быть, думает Стайлз. Наверное, они вечно будут кружить, кружить и кружить, так и не подобравшись к главному. И Стайлз не знает, против ли он… Нет, не правда. Он против, но ещё больше он против прожить всю оставшуюся жизнь без как бы там не называлось то, что возникло между ними и дорого его сердцу. А потом Дерек вздыхает и спрашивает: – Стайлз, почему ты начал писать мне те записки? Похоже, всё же придётся поговорить. Можно сказать какую-нибудь фигню, можно вообще не отвечать, да вот только не хочется. Ведь здесь, на обрыве, они одни, и весь смысл как раз в искренности, поэтому Стайлз пытается произнести вслух именно то, что написал бы в записке. Дерек ждёт терпеливо, и примерно минут через пять раздаётся: – Однажды в детстве я спросил у мамы, что значит любовь. Дерек переминается с ноги на ногу и когда говорит, в его голосе нет отчуждённости, только робость: - Да? – Да, – Стайлз выдыхает белое облачко, которое на мгновение невесомо замирает в воздухе. – Я тогда сделал лишь первый шаг, только ступил на путь того, что после превратится в безумную одержимость Лидией. Зато никто не скажет, будто я сначала делаю, а уж потом провожу исследования, понятно?! В общем, мама любила папу за то, что он… её понимал. Он складывает руки на коленях: – И когда у Скотта всё по-серьёзному завязалось с Эллисон, я задал ему тот же вопрос и ответ получил такой же. Они понимают друг друга чуть ли не на подсознательном уровне. – Я тебя не понимаю, - говорит Дерек быстро, словно делает признание. Словно ему жаль. Стайлз улыбается: - Я знаю. Дерек переминается с ноги на ногу, и можно было бы облегчить ему страдания, можно было бы закончить мысль, можно было бы перейти к самой сути. Вот только всё это время Дерек, намёками и прямо, говорил правду. Стайлза добрым не назовёшь. Он способен на любезности всякий раз тогда, когда ему нужно, умеет с ними обходиться, использовать как оружие, но никогда просто так, никогда. Это вовсе не значит, что другие люди его не заботят. Заботят, даже слишком, так, что он ломает любые преграды, невзирая на неудобства. Доброта, как понял Стайлз, не имеет к этому никакого отношения. Доброта – это когда чувства людей важнее своих, а он не из тех, кто подбирает выражения. В общем, Стайлз не говорит ни слова, наблюдая, как смущённый Дерек терзает уголок парковочного талона, мнёт его. Лес просто ослепителен, одетый в цвета алого и янтаря, опавшие листья кружатся в вихре ветра и уносятся за край обрыва; Дерек выбивается из общей картины, из-за своих тёмных волос и чёрной куртки, похожий на тень в солнечном свете. - Ты не ответил на мой вопрос, - чуть позже произносит Дерек, и Стайлз ухмыляется. - Ответил. Несколько месяцев назад. Даже дал уместное название. Что-то типа «Почему я это делаю»… Неужто не помнишь? – На самом деле, она называлась «Почему я это делаю. Список не закончен». И я вовсе не мучился днями напролёт, гадая, что ж там такого незаконченного. - Прости. Дерек вздыхает: - Не верю. – И правильно, – признается Стайлз. Он пьёт кофе, холодное, но крепкое, позволяя аромату окутывать изнутри. – Слушай, Дерек… если хочешь, чтобы я ответил на твои вопросы, сначала ответь на мои. – Ты так весь мир ослепишь, – говорит Дерек, хмыкая в свой стаканчик. - Это не око за око, - отвечает Стайлз, смеясь, хотя ему совсем не весело. – Это вроде как обсуждение условий. Или, если честно, скорее, я просто извлекаю выгоду из сложившихся обстоятельств. Не так уж и часто у меня есть преимущества. Он прищуривается и наклоняет голову, услыхав, как Дерек фыркает. - Ты не врал прошлой ночью? О том, что давно меня хотел? Дерек замирает: - Я такого не говорил. – Хорошо, – говорит Стайлз тихо. Каким-то образом он умудрился напугать Дерека. Естественно, случайно, хоть Стайлз и похихикал над этим в душе, но лишь, наверное, чтобы отвлечь своё сердце, готовое вот-вот выскочить из груди. - Прости, я тогда отвлёкся. Ты хорошо целуешься, у меня не вышло записать точной цитаты. - Я не… - Дерек прерывается, вздыхает глубоко, заламывает руки. – Тут дело не в похоти. Ты тогда был ребёнком, ты и сейчас ребёнок… - Эй! – возражает Стайлз. – Позволь вмешаться. Вообще-то, я уже взрослый, чтобы голосовать, арендовать квартиру, записаться в армию, купить себе смерть в маленькой коробочке с круглыми палочками, и даже что бы приобрести свою личную коллекцию порно. Прибавь к этому то, что я видел и участвовал в таком количестве кровавых, ужасных убийств, которое не снилось любому из обычных, таких, бля, взрослых людей. Так что отмазка не катит, понял? Я официально выпущен из песочницы. –Стайлз, я… – Дерек качает головой, протяжно вздохнув. – Дело не в сексе, понятно? Или не только в нём… Слушай, ты никогда не отступаешь. Никогда. Ни от чего. Даже когда я чувствую твой ужас, ты всё равно такой… Он замолкает. Стайлзу приходится прикусить язык, чтобы не вставить свои пять центов – ему хочется узнать, к чему клонит Дерек. – Для нашей стаи ты незаменим, хотя у тебя нет причин нам помогать. И ты, даже если и боялся, всё равно не позволял мне себя запугивать. Даже когда знал, что я чувствую твой страх. Я восхищался тобой. И не понимал остального… пока не стало слишком поздно. - Поздно для чего? – Поздно, чтобы запретить себе эти чувства, - отвечает Дерек. Теперь он смотрит лишь на открывающийся внизу вид города. Стайлз хочет прикоснуться к Дереку, но не смеет. - Я пробовал. Ты был школьником, а я не собирался… Слушай, это не важно. Я рад, что ты тогда не понял. Я изо всех сил старался избавиться от этих чувств, чтобы ты не заметил, не хотел тебе мешать. - А что, если ты бы мне вовсе не помешал? – говорит Стайлз, поёжившись от холода камня. – Что, если я, например, сказал бы: «Эй, оборотень, о котором я мечтаю уже который месяц, втюрился в меня по уши. Ну разве не здорово?» – Tак было бы даже хуже, – отвечает Дерек жёстко. – Ты не представляешь, как можно навредить… не представляешь, как я могу тебе навредить, если мы сойдёмся. Стайлз делает глоток кофе и о чём-то размышляет: - Ты хочешь мне навредить? - Конечно, нет, - рявкает Дерек. – Как у тебя язык повернулся спрашивать? Зачем тогда мне сдерживаться… - Попридержи коней, чувак, я просто спросил, - Стайлз ждёт секунду, две (пока Дерек не поднимает голову, нахмурившись, опешив) и только тогда улыбается, тепло, спокойно, и всё-таки пускает в дело доброту. - Ты не навредишь мне своими чувствами. Ты сам не хочешь, и, даю голову на отсечение, даже не сможешь. В смысле, если забыть про всё остальное, мне не смогли навредить даже люди с бензопилами. И с топорами. По сравнению с этим, разобраться с чувствами – раз плюнуть. Правда, мне вовсе не хочется от них защищаться. - А зря, - говорит Дерек, не отводя глаза. - Мне выбирать, не правда ли? – Стайлз своих тоже не отводит, наблюдая за Дереком поверх своего стаканчика. – Значит, этим объясняются все твои злобные взгляды, то, что ты меня избегал, когда я учился в школе, да и в целом то, что ты вёл себя как мудак? Дерек кивает головой, признаваясь: - Ну… Тогда ты частенько меня раздражал. - А ещё тогда ты частенько бывал просто засранцем, - радостно парирует Стайлз. Дерек закатывает глаза и тянется за стаканчиком. Глядя, как Дерек пьёт фраппучино, Стайлз решает записаться на курсы фотографов – снимать это, несомненно, нужно только профессионально. – Стайлз, теперь-то ты ответишь на мой вопрос? - Чуть попозже. Сначала я хочу понять, почему ты тоже решил написать мне записку. У тебя была сотня способов сделать так, чтобы я тебя не надоедал, но… - Ты мне не надоедал, - оборвал его Дерек. Похоже, он разозлился, и хотя бы это по крайней мере знакомо. – Совсем не слушаешь? Что тут странного? Я был тобой очарован. Сейчас тоже. Не важно! Я не понимал, как ты устроен, и не мог спросить, боясь того, что случится, если мы сблизимся. Я не хотел… - Причинять неудобства, да, понятно, и ты мне их не причинял. Можно пропустить эту часть? - Когда ты начал подбрасывать записки мне в машину, - говорит Дерек раздражённо. – Подробные, эмоционально-обнажающие, на которые не нужно было отвечать, да и не понятно как. Будто мы с тобой друзья, будто ты мне доверяешь, несмотря на то, что я всё время тебя отталкивал. Я не просил тебя останавливаться, потому что не хотел. И написал в ответ, потому что не хотел, чтобы ты останавливался. Эгоистично, но я не мог ничего с собой поделать. Меня зацепило. Поиски чёртовых записок скрашивали весь мой день. - Ого, - произносит Стайлз. Он пытается, пытается подавить её, но широкая, беспомощная улыбка всё равно появляется у него на лице. В груди расцветает неизвестное ему до эти пор ощущение: опьяняющая смесь изумления, облегчения и привязанности, и прежде чем удаётся остановить самого себя, Стайлз произносит: - Я думал, тебе казалось это ненормальным. У уголков глаза Дерека собираются морщинки, чуть тронутые весельем: - Естественно, казалось. Всё, что ты делаешь, кажется мне ненормальным. Но это не значит, что я против. - Моя мама – самый хладнокровный человек из всех, которых мне доводилось встречать, - внезапно выпаливает Стайлз. Совсем не по смыслу, но всё равно от необходимости, потому что больше всего на свете ему хочется поцеловать, но сейчас делать этого нельзя. Нужно сказать Дереку всё, ради чего он сюда приехал; если не сейчас, то никогда. – Она всегда знала, что говорит, и никогда не умоляла значимость собственных слов. Как поговаривала мама: «Больше всего на свете я люблю себя, и как же мне повезло, что твой отец не против». Я не понимал этого, пока не повзрослел. A Скотт… Скотт навсегда останется Скоттом, ведь правда? Он не изменился, даже когда стал оборотнем. За это я больше всего его люблю. Он вроде как абсолютной константы. - Что ты… - Мне кажется, любовь у всех разная, - отвечает Стайлз. Он делает глубокий вздох, надеясь, Дерек снова его перебьёт, но тот так не делает, лишь смотрит, чуть прикрыв глаза. - Честное слово, тогда я не знал, почему начал писать тебе эти записки. И сейчас тоже не знаю. Я просто делаю, и для этого у меня миллион причин, только они все какие-то неправильные. Мне хотелось поговорить с тобой. И… - он прерывается, уверенности в том, что получится перейти к самой сути, уже нет. Даже Стайлз не может храбриться всё время, даже у Стайлза есть страхи, которые трудно преодолеть. Но потом Дерек говорит: – И?..– так мягко, умоляюще и одновременно настаивая на ответе, что выбора не остаётся. - Мне не нужно, чтобы меня понимали, - выпаливает Стайлз, смутившись, но не кривя душой, и оттого чувствует себя голым в этом по-осеннему прохладном воздухе. – Ни у кого не получится, потому что я сам себя не понимаю. И, наверное, не хочу. Порой мне кажется, я одновременно сотня разных людей, и мне уже надоело выбирать, кто из них победит, кого именно из них хотят видеть окружающие люди. Мне надоело выбирать, каким я больше всего понравлюсь. Хочется просто… Блядь, Дерек, не знаю. Я же зацикливаюсь на деталях. Я зацикливаюсь на людях, и очень хочется, чтобы меня за это не осуждали, чтобы больше не пришлось наступать на собственное голо. У меня не получается, сколько не старайся… Я не могу. Не могу вот так взять и всё выключить. И найти себе того, кто меня понимает. Кто может этого хотеть? Зачем? Что если я изменюсь? Что если ты изменишься? – он кусает губу, когда Дерек смотрит на него всё также умоляюще и признаётся: - Мне нужен человек, который никогда не оставит меня равнодушным. Мысли Стайлза путаются, и всё из-за его рдеющих щёк, из-за чувства удушья, которое, как он понял, всегда приходит за откровенностью, когда ему приходиться вот так ждать приговора. Но Дерек, похоже, удивлён, и может даже преисполнен надежд, когда произносит дрожащим голосом: – А я?.. Ещё немного правды, решает Стайлз. Это меньшее, что он может сделать, и, наверное, даже должен. Он смотрит в голубые, чуть подёрнутые карим, глаза Дерека и ещё раз делает глубокий вздох, успокаиваясь. - А ты… У тебя всегда это получалось. На этот раз в их поцелуе нет того отчаянного, неистового жара прошлой ночи, нет спешки, из-за которой их рты буквально вминаются в друг друга, причиняя боль. Вместо этого Дерек протягивает руку, но не прикасается, и издаёт тихий, словно его мучают, звук. Стайлз, наклонившись, делает так, чтобы их тела встретились, прикасается губами к губам оборотня - осторожно, словно спрашивая, словно приглашая. Дерек же, вздрогнув, открывает рот, правую руку кладёт ему на шею, большим пальцем, широкими движениями, гладит по щеке. Стайлз тянется назад, желая запустить руку в волосы Дерека. Приходится постараться, но он изгибается, всем телом отдаваясь поцелую, цепляется за его рубашку, и Дерек – единственная преграда между ним и бездной – обнимает его за поясницу. Трудно сказать, сколько они сидят тут в общей тишине, будто ничего кроме этого нет, целуясь не спеша, словно исследуя, так осторожно, словно не по-настоящему. Плевать, Стайлзу так хорошо ещё никогда не было. Он раскрылся, как сумел, выпотрошил себя, но Дерек всё равно остался, отвечая на поцелуи так, точно ничего, кроме Стайлза, от жизни не хочет. Наконец Стайлз освободился от той частички себя, которая всегда жила на задворках его сознания, порицая каждое прикосновение, каждый поцелуй, каждый взгляд, направленный в сторону того, кого он желал. Никогда раньше у него это не получалось, никогда раньше он не переставал гадать, как сильно можно перегнуть палку. Теперь же он позволяет своему языку блуждать во рту Дерека, позволяет себе блуждать руками по его мягкой, хлопковой рубашке. Позволяет себе прикосновения, поцелуи, позволяет себе со всей пружинящей целеустремлённостью изучить все изгибы его тела, и Дерек вздрагивает, прижимается сильнее, не просит остановиться. - Я не могу ничего тебе обещать, - чуть позже произносит Дерек чуть слышно, когда отстраняется. Он прикасается лбом ко лбу Стайлза, гладит по щеке, на этот раз с тоской, и от грусти в его глазах щемит сердце. - А кто просит? Дерек вздыхает, но не отстраняется. - Я не шучу, - говорит он. – Я… я не обо всем тебе рассказывал. Я не знаю, что делаю. Не знаю, на что способен, и не хочу, чтобы ты подумал… Стайлз целует его сразу, беззвучно, ловко, как раз чтобы заткнуть. И когда отстраняется, Дерек смотрит на него широко распахнутыми глазами, увлажнившимися от слёз, чуть удивлённо. Так что невозможно не поцеловать его вновь, на этот раз гораздо дольше, но, вернув самоконтроль на прежнее место, Стайлзу всё же удается отстраниться. - Вот что я тебе скажу: давай будем вести себя так, как обычно. В глазах Дерека по-прежнему слёзы и удивление, и его рука на шее Стайлза чуть трясётся, но уголки губ ползут вверх: - Позволь полюбопытствовать, как же именно? Стайлз вкладывает в улыбку всю душу и не отступается, пока не получает в ответ такую же: - O, ну ты знаешь! Выясним по пути. Эпилог: [Найдено внутри конверта, доставленного удивлённым, но ухмыляющимся Арифом и написано на обороте той бумажки, которую, как надеялся Стайлз, Дерек не найдёт]: Стайлз. Мы встречаемся уже как три месяца, и уже больше полугода переписываемся. Тебе уже можно официально ПРЕКРАТИТЬ СЧИТАТЬ ЗАПИСКИ, блин! Пожалуйста, перенаправь ту энергию, которую ты на это тратишь, в нужное русло. Например, напиши список потенциальных серийных убийц в твоём классе по экономике. Или запомни, что нужно купить презервативы. [Оставлено на только что заправленной постели Дерека]: Причины, по которым ты не должен волноваться из-за того, что случилось. Список. 1. Херня случается. Кому как не нам об этом знать? 2. Не хочу обижать, конечно, но, чувак, если бы мне хотелось кого-нибудь без тараканов в голове, мы бы не встречались. Знаю, в твоей жизни всё запутанно и сумбурно, но я этого не боюсь. Тебя я тоже не боюсь. И буду говорить это снова и снова, пока до тебя не дойдёт. ЕСЛИ ПОНАДОБИТСЯ, Я НАУЧУСЬ ЛЕТАТЬ И НАПИШУ ЭТО В ВОЗДУХЕ. (Конечно, можно нанять какого-нибудь лётчика, но кто хочет потратить такую кучу денег и не научится самому управлять самолётом? Я прав?). 3. Сколько раз на твоей памяти у меня случался приступ панической атаки? Нет, честно. Помнишь ту проблему с кентаврами, когда ты нашёл меня, услышав биение моего сердца? Помнишь, когда мы решили, что Скотта убили банши, и я совсем слетел с катушек? Так что во всеобщей картине всех истерик, это как капля в море. Маленькая такая капелька. Одна из брызг. 4. Что именно тебя задело? Я никогда так больше не сделаю. Честно. Обещаю. Было бы здорово, если бы ты нашёл способ рассказать, что именно, но если не можешь, ничего страшного. Будь уверен, я уже вовсю пользуюсь своей невероятно хорошей памятью, пытаясь воскресить с мельчайшими подробностями все, что было сказано и сделано этим вечером. Если не можешь сказать, что именно пошло не так, я просто, хм, не буду делать ничего из этого, пока ты не уточнишь. Хорошо? 5. Ты можешь мне сказать. Не, ладно, кто знает, можешь ты мне это сказать или нет, ведь это твоё дело. В смысле, чтобы там ни было, я не рассержусь, не испугаюсь или что ты там себе вообразил. Если не понравилась шутка с ласкательными именами, похороним её на веки вечные. Если ты внезапно начал питать отвращение к минетам, я, не кривя душой, помашу им ручкой! Без шуток. В чём бы ни было дело, я тут же всё прекращу без всяких вопросов. 6. Кроме одного – какого хрена ты взял с собой подушку? У меня есть комната в общежитии! И ещё отдельная спальня в ЭТОМ ДОМЕ. Не обязательно было уходить, ты мог бы выгнать меня из СВОЕЙ спальни. Ты ведь здесь живёшь. 7. Оставляю эту записку, потому что, наверное, будет лучше, если ты вернёшься, а меня и след простыл. Если я не прав, к бумаге присобачена карточка, которую я хотел преподнести как подарок на весенние праздники. Не важно, против обстоятельств не попрёшь, всё равно осталась пара дней. Это студенческий билет (пожалуйста, не спрашивай, кого мне пришлось подкупить, чтобы его достать) и благодаря ему у тебя появится доступ в любое здание на нашей территории. Ариф уезжает к Сюзанне на выходные, так что ты можешь безо всякого стеснения вломиться ко мне в комнату. Как в старые добрые времена! Можешь даже смотреть как я сплю, типа ты - Эдвард Каллен. Обещаю на этот раз не подкалывать. 8. Та штука, о которой мы не говорим… Я серьёзно. Позови, когда будешь готов обсудить. [Найдено в пустой коробке из-под хлопьев, оставленной на подушке Стайла]: Меня охрррррррррененно раздражает, когда ты так делаешь. Выбрасывай коробку, когда там больше ничего нет, не порть мне всё утро. - Д [Запихано в полупустую коробку «Trix»(6):] Глупый оборотень! Зацикливаться на хлопьях позволено лишь детям и тем взрослым, которые не превращаются в хоть и громадных, но всё равно малышей, когда речь заходит о покупке продуктов. Так что ты проиграл по всем фронтам. Плюс, недавно кое-кто доел всю мою пиццу. Так что мы в расчёте - С [Прилеплено к неоткрытой коробке «Apple Jack»(6):] Я ем, что пожелаю. Ты знаешь. Если не хочешь, чтобы я её доел, нечего оставлять. И нет оправданий тому, что ты засовываешь пустую коробку хлопьев обратно в шкаф. - Д [Присобачено к новой коробке «Cocoa Puffs» (6):] Ты совсем не любишь Apple Jacks. И значит, ты купил их только чтобы понудеть. В общем, ты… козёл. Попробуй, переплюнь. - С [Найдено в коробке, в которой должны быть хлопья, но вместо них там грязь:] Жизнь полна сюрпризов. - Д [Просунуто под дверь комнаты Дерека и Стайлза:] НЕ ТОЛЬКО ВЫ ОДНИ ЕДИТЕ ХЛОПЬЯ. ПРЕКРАТИТЕ. ТАК. ДЕЛАТЬ - Все [Оставлено в чемодане у Дерека:] Дорогой Дерек, эту записку, наверное, ты найдёшь только когда окажешься в Торонто! Хотя мои основные чувства на этот счёт по-прежнему таковы: 1) не могу, блин, поверить, что в Торонто проводят семинары по безопасности оборотней; 2) не могу, блин, поверить, что единственный в этом десятилетии семинар проводят именно во время моего САМОГО последнего экзамена; 3) не могу, блин, поверить, что ты с ними будешь играть в «счастливых людей-волков»; 4) не могу, блин, поверить, что у тебя есть непросроченный загран.паспорт, а то я, вообще-то, хотел тебе его подарить. В общем, пока ты будешь там болтать (№ «болтать», гл, означает вежливый обмен фразами не первостепенной важности, в котором нет места рычанию, ворчанию, убиванию или ещё какому-нибудь «анию»; так что, веселись!), я буду здесь. В нашей спальне. Один. И если ты решишь, что это время я потрачу на подготовку к САМОМУ ПОСЛЕДНЕМУ ЭКЗАМЕНУ(!!!), ты ошибаешься. На самом деле, в это время я буду насаживать себя на новенький вибратор, который я купил, когда ты рассказал мне об этом коротком путешествии. Он даже больше, чем у тебя… надеюсь, ты не ревнуешь… Нет? Ты не ревнуешь к неодушевлённым предметам, нет? Ведь ты, как все знают, пожизненно непоколебим, уравновешен и рассудителен во всём. Правда? (Я назвал его Барнабусом. Ну, знаешь, тебе будет легче его мысленно ругать, если дать ему имя). В общем, радуйся жизни, Дерек: болтай, бухай (только, пожалуйста, не сильно, а то, как я подозреваю, это повредит твоей способности болтать), а я буду сидеть здесь, растягивать пальцами задницу, пока не получится трахнуть себя этой милой, милой новой игрушкой. Может, даже разведу ноги широко-широко и накапаю на простыни смазкой именно так, как ты любишь. Я бы описал тебе всё, что делаю; рассказал бы, что чувствую, пока трахаю самого себя, если бы ты захотел. Чёрт, да я бы даже назвал вибратор в честь тебя, лишь бы ты оставался на другом конце провода, пока я это делаю. И в заключение: можешь и дальше возражать против секса по телефону, типа, это унизительно. Нет, честное слово, сила воли очень возбуждает. Как и Барнабус. Целую, Стайлз! [Эту записку Стайлз нашёл в руке, когда пришёл в себя после операции:] Стайлз, я пишу это тебе, находясь в больнице. Надеюсь потом, когда будешь перечитывать (знаю, ты хранишь эти записки, хотя не могу понять где), обрати внимание на последнее слово. «В больнице». У твоей кровати. Вот где я сейчас. Который раз. Знаешь, я так уже тут привык, что проснувшись на одном из этих грёбанных дурацких кресел для посетителей, понимаю, где я уже даже не по запаху, а потому как пластик впивается мне в кожу. Это по вервульфской части, мне не объяснить, но ты себе не представляешь, каково это, когда запах смерти - первое, что ассоциируется с этим местом. В общем, ты слишком сюда зачастил. В общем, ты ОЧЕНЬ слишком сюда зачастил. Знаю, бесполезно говорить о том, что твоя склонность к безрассудному героизму никому не нужна. Знаю, бесполезно говорить о том, что на этом поприще Скотт преуспел гораздо больше, и сам бы тебя отговаривал. Знаю, после семи с половиной лет, которые ты провёл в нашей стае, мне пора уже смириться. Тебе кажется, будто ты везучий, Алан тоже так думает, и вы оба решили, в этой удаче есть что-то сверхъестественное. Чёрт, вынужден даже согласиться – твоя живучесть просто, блин, поражает, если вспомнить все те дурацкие фокусы, что ты выкинул за это время. Но любой удаче приходит конец. Пройди эта пуля на дюйм ближе к твоему сердцу, мне пришлось бы тебя обратить. Да, ты бы сказал, что прощаешь, что если других вариантов нет, то так тому и быть, но меня всё равно тошнит даже при одно мысли об этом. Я обещал себе после ошибки с Викторией, потом – после Джерарда, что никогда никого насильно не укушу, и не хочу нарушать это обещание. И рисковать не хочу – вдруг ты возненавидишь меня за то, что я тебя обратил? И если твоё тело воспротивится, если мой укус станет причиной твоей гибели, я вряд ли смогу дальше жить. Клише, конечно, но мне плевать. Мне нужно, чтобы ты понял. Мне нужно, чтобы ты понял, я не шучу. Пожалуйста. Прекрати. Аконит или нет, есть ещё много разных вариантов, кроме как подставляться под пулю, защищая меня. Херовая ситуация или нет, есть ещё много разных вариантов, кроме как загреметь в больницу, СНОВА, особенно когда ты уже больше НЕ подросток. Чем старше ты становишься, тем медленнее заживают твои раны, и я уже устал ждать, когда это, наконец, до тебя дойдёт. Я устал сидеть в приёмной и избегать взгляда твоего отца, я устал от твоего НЕПОНИМАНИЯ, что ты нужен мне живым, а не решившим по дурости принести себя в жертву! Если ты не в силах ставить свои интересы прежде всего, если ты ВООБЩЕ НЕ СПОСОБЕН ценить собственную жизнь, тогда подумай обо мне и стае. Нам не нужно, чтобы ты истекал ради нас кровью: мы ведь исцеляемся, а ты – нет. Нам нужно… Мне нужно, чтобы ты, мать его, жил, Стайлз. Всё просто. Если очнёшься и найдёшь эту записку, но не меня самого, то, наверное, меня выгнали, и я вернусь, когда смогу. Мелисса прикрывает меня, когда кончаются часы для посещений, но её смена, скорее всего, кончится до того, как ты придёшь в себя. Я вернусь. Пожалуйста, не умри, пока меня нет. Я по-прежнему тебя не понимаю. -D [Написано на обороте приглашения на свадьбу Арифа и прикреплено к холодильнику магнитом Эллисон, на котором написано: «Ты съел полную чашку глупости на завтрак?»:] МЫ ПОЙДЁМ ТУДА, ДЕРЕК. ВДВОЁМ. ПОЕДЕМ В НЬЮ-ЙОРК НА МАШИНЕ, ЕСЛИ У ТЕБЯ КАКИЕ-ТО ПРОБЛЕМЫ НАСЧЁТ САМОЛЁТОВ. НО МЫ ТУДА ПОПАДЁМ! И НИКАКИЕ НАДУТЫЕ ГУБКИ, НИКАКОЕ СКУЛЕНИЕ, НИКАКИЕ ЖАЛОБЫ О ТОМ, ЧТО ПРИДЁТСЯ НАДЕТЬ ЧЁРНЫЙ ГАЛСТУК, И НИКАКОЕ НАСТАИВАНИЕ НА ТОМ, ЧТО АРИФ ХОЧЕТ ВИДЕТЬ ТОЛЬКО МЕНЯ, ТЕБЯ НЕ СПАСУТ. Я ШАФЕР НА ЭТОЙ СВАДЬБЕ, ТАК ЧТО, ЕСЛИ ПРИДЁТСЯ, БУДУ ТАЩИТЬ ТЕБЯ НА РУКАХ. И ещё, завтра ты отправляешься на примерку смокинга. Я записал тебе это в телефон, и если пропустишь, отвечать придётся перед Лидией. Она, похоже, пришла в восторг от мысли, что тебя надо принарядить. Я разрешил ей попросить портного потыкать в тебя иголками, когда заметил твою историю поисков в «Гугле». Ищешь, что поможет тебе отвертеться от свадьбы? TЕБЕ НИКАК НЕ ОТВЕРТЕТЬСЯ. Смирись. [Оставлено сверху тех записок, которые с десяток лет Стайлз хранил в закрытом металлическом ящике, закопанном под очень своеобразным кустом на обочине просёлочной дороги Бикон-Хилла:] Если вдуматься, то трудно поверить, что мне потребовалось целых десять лет, чтобы их найти. Твоя сентиментальность схлестнулась с паранойей – очаровательно, как всегда, но всё равно нужно поработать над ловкостью. – Д. [Оставлено сверху тех записок, которые с десяток лет Дерек хранил в самодельном дупле дерева, растущего на заднем дворе отца шерифа Стилински:] Ну ты и дурачок! Я их нашёл лет шесть назад, и тебе повезло, что отец с Мелиссой закрывают глаза на то, что ты постоянно сюда шныряешь. На этот раз тебе нужно поработать над ловкостью. Люблю. – С. --------------------------- Сноски: (1) «Gatorade» - спорт. напиток (2а) - «The Strokes» – американская инди-рок-группа (2б)"Left 4 Dead" - видео-игра (3) бочки и яйца - намёк на день святого Патрика, когда все пьют много пива и заедают его яйцами (4) «Jaeger» - алк. коктейль (5) строчка из песни (6) хлопья