repent

От искристости белой режет взгляд. И ей хочется утонуть в этих сугробах, через шаг спотыкаясь, через три падая навзничь. Изо рта вырывается белёсое облачко пара — так странно, внутри неё сохранилось тепло. Человеческое. Обычное. Ставшее уже почти привычным. А ей казалось, что сделана изо льда теперь. Хрупкого, который легко разбить. Или растопить в адском пламени. Но это было бы слишком просто, верно, Маргарита? Наслаждайся своей карой. Ангел. Демон. Человек. Просто женщина, которая очень сильно устала, выбилась из сил, убегая от прошлого, от себя самой. Бесполезная трата времени и никчёмного уже существования. Остаться здесь навсегда. Зарыться в снег, чтобы они не нашли, не смогли больше изводить ту, которая стала теперь «просто жертвой». Особой. Бывшей когда-то на равных с теми, в ком полыхает чёрное пламя... Хотя нет, она была выше их тогда. И теперь, не смотря ни на что, тоже выше, сильнее. Они не смогут её сломать. Этот шепот во тьме, гонения, напоминания прегрешений — дешевый фарс. Жалкие клоуны. Валите в свой цирк проклятых и больше никогда не возвращайтесь! Хохот. В её ушах, которые хочется заткнуть, но вместо этого впивается в снег ногтями, закусывает губу и выгибается дугой, от сводящей с ума боли. Агнесса, Феликс, Кира, все сразу — сгиньте в аду! Оставьте. Отстаньте. Она уже итак всё потеряла, чего им ещё надо?! Поиздеваться, они же — демоны. Такой была и ты когда-то, помнишь? Мощной, прекрасной, а теперь ты — жалкая. Ты — сломанная кукла, которую выбросили на свалку, Марго. Ты — никто. Агнесса. Дрянь. Из прокусанной губы на безупречно-белый снег капают капли чёрно-алой крови. Впитываются и исчезают припорошенные возобновившимся снегопадом. Утонуть в нём. Перестать существовать. Но она не может. Она слишком сильна для этого Чёрт бы побрал этот стальной стержень внутри. Его может сломать, быть может, только Ян, но он не хочет. Он — садист, а ещё крыльями прикрывается. Лицемер. Ему нравится видеть её такой, усваивающей уроки раскаяния. И он идёт следом, всегда, она просто знает это. Поднимается, пошатываясь делает ещё двадцать роковых шагов к крыльцу заброшенного здания с искрящимися шпилями и витражными окнами. Запретная когда-то зона, а теперь — единственный приют для заблудшей. Горящие повсюду свечи, ряды деревянных лавок, следы пыли и запустения. Готично. Бесполезно. Здесь не будет защиты от них. Нигде не будет... Сжать не зажженную свечу в руке, прижать к сердцу, прошептать, обращаясь к выцветшей гравюре, — кайся - не кайся, всё одно — заслужила, верно? — И ответом гаснет часть свечей в начале прохода, становится темно, и как магнитом тянет в ту часть здания, где ещё сияют тёплые огоньки. Ты такая тварь, Марго. Была. И остаёшься. Тебе не спрятаться от наказания. Гореть тебе с нами. Полыхать снова, стерва... И вновь они, со всех сторон окружают, выжечь изнутри пытаются. Отобрать последнее. Это в ней ещё осталось. Надежда. Подносит руку к шее — дротиком воспоминание. «Вот странность, Маргарита, от тебя осталась лишь зола внутри, а я всё никак не могу... покончить с этим. С нами». Рука на горле. Занесённый меч. И он, дарующий пощаду. Шанс на раскаяние. Зачем? Убить было бы благороднее. Ты эгоист, Ян. А ещё ужасный лжец. Демонам стоило бы поучиться у тебя... Пришла пора расплачиваться, Марго, — судорожное дыхание, оглушающая тишина, а в следующий миг её впечатывает в стену. И чьи-то невидимые руки держат. Душат. Он не смог, а мы — сможем. Пора сгорать без остатка, не находишь? Давно пора. И она даже благодарна им в какой-то мере, не обращая внимания на судорожно бьющееся сердце. Оно считает иначе. Но она больше не может так. Бесконечно каяться, по замкнутому кругу это — слишком. Никто не заслужил такого. И вопль, и разжавшаяся хватка — почти разочарование. Ни к чему было, Ян. А он стоит в проходе, окруженный ореолом лунного света, разгоняя тьму. Отгоняя их. Меч со стуком падает на гранитный выщербленный пол. Он смотрит на неё — сломанную куклу в окружении свечей, которая сидит обняв себя руками. Дрожит. Ей холодно. Ей очень-очень холодно. А ещё она устала. До смерти. От всего этого. — Марго... — единственное это слово бьётся о стены и затихает, не найдя выхода. Он опускается перед ней на колени, приподнимает подбородок, заглядывает в глаза — до безумия родная, человечная. Наказанием. Шансом. Она не сломана. Только не она. Ошибка. Тотальная. Для тех, кто выбросил на свалку. Холодно, — она прикрывает глаза, сжимает его руки, — согрей меня, Ян. И сойти с ума после этого? Она больше не демон-искуситель. Она — его Маргарита, милостью чьей-то. Наглый самообман, ведь так не бывает. Только лишь сломанная кукла. Переигравший, зарвавшийся, перегоревший демон. Тва... Нет, он точно — идиот, глупец, дурак, обзывайте как угодно, но желает обмануться. До опалённых крыльев желает. Кто сказал, что ангелы не смеют любить со всеми вытекающими? Да и... ангел ли он? Не ты ли был первым, кто сломал её, Ян? И ответ он знает. Себя не обманешь. Вина? Нет. Страсть? Да. Удел демонов. Удел ангелов. Но более всех — людской удел. Она льнёт к нему, скидывает припорошенный снегом плащ. В волосах её тоже искрятся снежинки — не успели растаять. И кожа пахнет морозом, желанием, грустью. Плавятся свечи, капает воск на обнаженные плечи женщины. Жжется. А его пальцы дрожат, когда расстёгивает мелкие, неподатливые пуговки — столько веков без практики, — они рассыпаются по полу, оторванные. А с корсетом было в разы тяжелее, помнишь? Его нехитрые лохмотья сбрасываются в разы быстрее. У неё были века практики, в отличие от него. Не с теми. Оставляющие пустоту. Подпитывающие чёрное пламя. А теперь... она просто женщина. А он только лишь мужчина. Отбросив крылья, пафос и ложь. Три с половиной века на расстоянии — это перебор. И он будет каяться за этот грех. И он рискует быть свергнутым. Но это вне пределов этих стен, а сейчас есть только они. Свечи. Запах сосны от широкой лавочки исходящий и жар по телу, волнами разливающийся. Она просила отогреть, он исполняет, только и всего. Ты лжец, Ян. Соприкосновение губ, переплетение пальцев и сердца. В унисон. Громким стуком. Он горит вместе с ней. Знать бы раньше. Пальцами по позвонкам, утирая пот со лба, прикрывая наготу, так и просящуюся на картины именитых художников, своим плащом. — Ты — чудесна... — такая ошибка. Эта ночь закончится и всё растает. Но он не будет каяться. Никогда. — Иди лучше ко мне, Ян... мне всё ещё холодно без тебя...